И снова здрасьте! Меня по-прежнему зовут Костя, и я перешёл в 9-й класс. И хотя 9-й класс относится к средней школе, в своих мемуарах я решил объединить его со старшей, а сейчас расскажу о том, что приключилось со мной с 5-го по 8-й класс. Так будет логичней и равномерней. (А если честно, то меня просто настигло вдохновение, а против вдохновения не попрёшь).
Маруся выросла
Для 1-го сентября 2019 года подходит единственное слово – катастрофа.
Погода стояла чудесная, настоящее лето. Я гнал в школу на самокате в нетерпении увидеть Никиту, Вергилию и, конечно, Марусю. Даже по Клещикам успел соскучиться. Новые предметы, новые учителя… Может, новые ученики. А ещё карман приятно оттягивал подаренный на день рождения смартфон.
Помню, как ворвался, запыхавшийся и счастливый, на школьный двор, выглядываю одноклассников. И вдруг вижу её, рядом с Натальей Сергеевной… И они одного роста. Наталья Сергеевна, конечно, не самая высокая, но всё-таки! Я моргаю, не желая верить глазам, но Маруся, заметив меня, улыбается, машет рукой… У меня всё внутри оборвалось – ещё хуже, чем тогда, когда она сообщила мне о переходе в другую школу: Маруся вымахала за лето так, что стала выше меня. Ещё она надела очки и постригла волосы, сделав каре, но это вообще не важно.
Я кивнул ей в знак приветствия, она перестала улыбаться и смутилась. Завидев Клещиков, я отправился к ним. Братцы обняли меня как родные. Они тоже выросли, но разница между нами осталась примерно той же. Пришёл серьёзный Никита. Перспектива девяти месяцев учёбы, как обычно, не вызывала у него энтузиазма. Вергилия впорхнула через калитку, обнялась с Марусей и к нам, всё такая же маленькая, тоненькая и в длинной пёстрой юбке.
– Что это все такие невесёлые? – нахмурилась она. – Вы чего?
– А чему радоваться-то? – пробурчал Никита.
– Встрече! – воскликнула Вергилия.
– Мы очень рады, – заверил я её.
Начали собираться по классам, я боялся оказаться рядом с Марусей. Я уже успел разглядеть, что никаких каблуков у неё в помине нет, а ещё она сутулится пуще прежнего. Значит, выпрямившись, станет на полголовы меня выше. Как дальше жить – вообще не ясно. Маруся выглядела расстроенной – ещё бы: рыцарь превратился в какого-то шпингалета – любая на её месте взгрустнула бы.
Первого сентября мы познакомились с новым классным руководителем – Игорем Ивановичем, учителем русского и литературы. Он нам сразу понравился – добрый, спокойный, иногда весёлый. Невысокий, с густой шевелюрой, мне он показался немного старомодным для своего возраста, сначала не мог понять, почему. Скорее всего, из-за того, что часто носит футболку под рубашку.
Маруся потихоньку взяла себя в руки, погрузилась в учёбу, да и Матвей тут как тут: заметил, что мы не общаемся, и подсидел Таньку, когда та на урок опоздала.
Я тоже пытался собраться, но я же не Маруся – я погружался лишь в размышления о несправедливости своей судьбы. Отвлекла меня не учёба, а новенькая девочка, Алиса. Это была натуральная кукла – миниатюрная, с большими голубыми глазами и густой светлой чёлкой. Она одевала каждый день новое платье, а в остальном вела себя очень скромно. Мне кажется, все мальчики класса, не сговариваясь, решили добиться её расположения. Клещики то и дело затевали перед её носом армреслинг, Никита вызывался к доске на алгебре, а я много шутил, пусть и не всегда удачно, но Алиса благосклонно смеялась. И вообще мне казалось, что каким-то непостижимым образом я побеждаю в этом забеге. Я приободрился и даже начал по-дружески общаться с Марусей.
Мама заметила, что я повеселел, и порадовалась за меня.
– Я уж испугалась, что Маруся всё-таки перевелась в другую школу – такой ты был хмурый в первую неделю.
– Да нет, никуда не делась.
Мама сощурилась – ей явно не понравился мой насмешливый тон.
– А ещё у нас новенькая появилась, Алиса, – поделился я.
Мама нахмурилась.
– Ты что хочешь сказать, Маруся тебя больше не интересует?
– Мы хорошие друзья, – пожал я плечами.
– У неё новый друг?
– Да нет, старый, Матвей.
– Давай выкладывай с самого начала, – потребовала мама.
– Да нечего выкладывать. Просто она выросла.
– В каком смысле – выросла? – не поняла мама.
– В самом прямом. Обогнала меня на полголовы.
– И что?
– И всё.
Хоть я упорно отводил глаза, мама догадалась о моих страданиях.
– Это нормально, – сказала она. – Девочки раньше вытягиваются. Потом мальчики догоняют. Я вообще в пятом классе была самой высокой, а в одиннадцатом – почти самой мелкой.
– Ты видела её папу? – уточнил я.
– Папа высокий, а мама моего роста.
– Но среднее арифметическое её родителей явно выше вашего с папой.
– Ох, Кость, – покачала головой мама. – Никто не знает, какими вы вырастете. Ни за что не поверю, что Маруся перестала с тобой общаться из-за этого.
– Она расстроилась, – с уверенностью сообщил я.
– Сомневаюсь. А дальше что? Ты переключился на новенькую?
Я неопределённо поднял брови.
– А если бы не рост?
– Мам, ты так говоришь, как будто это ерунда какая-то, – возмутился я.
– Именно.
– Я так не считаю. Я не могу смотреть на неё снизу вверх, понимаешь?
– И откуда только у тебя такие бзики… – Мама с досадой махнула рукой, прям как бабаня, и убежала на кухню, откуда донеслись шкварчащие звуки.
В общем, маме не удалось заронить во мне и зёрнышка сомнения в том, что новые обстоятельства положили конец нашей истории. Надеялся ли я в будущем догнать Марусю? Да, конечно. Каждое утро, когда я просыпался раньше мамы, я вставал спиной к стене и клал на голову тот самый, триумфальный томик Пушкина. Но за месяц он поднялся максимум на пять миллиметров. Придя из школы, я подолгу висел на турнике и подтягивался, отчего ладони обзавелись жёсткими мозолями, а плечи – нехилыми бицепсами. А ещё я частенько переедал, вспоминая бабанину присказку из раннего детства «надо хорошо кушать, чтобы хорошо расти». И всё равно меня грызли чувство бессилия, обида на судьбу, ревность, временами отчаяние. Я уже сам начал подумывать о переходе в другую школу. С Никитой только не хотелось расставаться.
В конце сентября я застал Вергилию плачущей в раздевалке после уроков.
– Эй, ты чего? Обидел кто?
Она помотала головой.
– Вот что вы все в ней нашли, а?
– В ком? – уточнил я, хотя сразу догадался.
– В Алиске этой. Кукла куклой.
– Ну да, она маленькая, – подтвердил я.
– А я что, большая? – заплакала ещё пуще Вергилия.
И тут же примолкла.
– Погоди, так это всё потому, что Маруся выросла, да?
Я промолчал.
– Из-за этого дурацкого роста ты променял её на куклу?
– Матвей высокий и умный, так что ей же лучше, – ответил я.
Вергилия разозлилась ни на шутку. Я раньше и не видел её в ярости.
– Разлюбить девушку из-за высокого роста – на это способны только мужчины! – возмущалась она.
– Да не разлюбил я её! – вырвалось у меня, и самому стало тепло от этих слов.
– Тогда что ж ты творишь?! За что ты ей сердце разбиваешь?
– Вечно ты преувеличиваешь, Вергилия!
– Ни капельки! Я же вижу, как ей плохо. Ни с того ни с сего такое предательство.
Я похолодел, не в силах понять: я совершил непоправимое или ещё поправимое.
– Я ей расскажу, что ты просто дурак, а не предатель, – заявила Вергилия.
– Не смей ей ничего передавать! – предупредил я.
– Слушай, у неё же день рождения скоро, – вспомнила Вергилия, – сразу после дня учителя.
(«А ведь я забыл», – подумал я с горечью).
– И что?
– Подари что-нибудь. Особенное.
Особенное! Я и неособенное придумать не могу – мама обычно выбирает книжки на свой вкус.
– Мам, посоветуй, что подарить Марусе на день рожденья, – попросил я за ужином.
Мне хотелось показать ей, что она поспешила с выводами на мой счёт. Мама улыбнулась совершенно счастливой улыбкой.
– Я уж боялась, что ты забыл, – сказала она. – Я думала об этом. Книжек мы уже много дарили, хочется что-то особенное. – Я икнул. – Может, браслетик? Она носит украшения?
– Да вроде нет.
– Не хочешь написать стихи?
– Нет. Надо уметь вовремя остановиться, – философски заметил я.
– Может, смастеришь что-нибудь?
– Что, например?
– Подумаю.
– Слушай! – вдруг просветлела мама, а я автоматически напрягся. – Подари ей цветы!
– Что?!
– Небольшой букет.
– Зачем ей цветы? Завянут и всё, ещё в школе.
– А мы в корзиночке возьмём, – нашлась мама, – они долго не вянут.
– И что, при всех дарить цветы?
Мамино воодушевление напрягало всё больше. Я знал, что она теперь будет давить, пока не додавит.
– Да, при всех. Включая Матвея. Это многозначительный жест, это свидетельство смелости, решимости, свободы от чужого мнения.
– Не хочу я многозначительных жестов, – застонал я. – И у меня нет ни смелости, ни решимости, ни свободы. Я хочу просто сделать приятный подарок.
– Хорошо, – мама села напротив. – Реши сначала для себя – что ты хочешь сказать своим подарком: что вы остаётесь добрыми друзьями, что ещё не всё кончено или что ещё ничего не кончено?
Я вылупил на маму глаза. Папа, подслушавший из ванны, не выдержал:
– Что ты насела? Дарить девочке цветы в пятом классе – это явно перебор!
– Нет, не перебор! Потом это уже будет само собой, будет много букетов, а этот, самый первый, на всю жизнь запомнится.
Папа пришёл, качая головой.
– Я даже представить себе не могу, чтобы я при всём классе подарил девочке цветы!
– Вот именно, – вскочила мама. – Только это ты!
– Это я, – подтвердил папа. – А он чем лучше?
– Он лучше тем, что пораньше твоего разобрался в девушках!
Папа даже рот открыл.
– Пойдём, Кость, – обратился он ко мне. – Когда мамочка входит в раж, с ней бесполезно спорить.
– Иди-иди, Кость, – подхватила мама. – Папочка научит, что, когда нечего возразить, надо говорить «с тобой бесполезно спорить».
Я удалился вслед за папой.
– А ты как думаешь, что ей подарить? – спросил я, чтобы сгладить неловкость.
– А почему надо что-то дарить? Я ничего в школе девочкам не дарил, – ответил папа.
Я не счёл нужным настаивать.
Началась праздничная неделя. Подарки, поздравления, концерты… Маруся по-прежнему сидела с Матвеем и на меня не смотрела, хоть я и перестал подкатывать к Алисе. Но, видимо, сработал метод Пушкина, и Алиса стала сама подходить ко мне с вопросами. И что я мог поделать? Я отвечал. Дарить в такой ситуации цветы Марусе казалось сколь бредовым, столь и невыполнимым. «Подарю ей вкусную шоколадку», – решил я. И тут же в памяти всплыл мамин вопрос: «Что ты хочешь сказать своим подарком?» Что же скажет шоколадка? «Ничего хорошего», – ответил я сам себе. Что же делать? Не понятно.
– Ну что, придумал подарок? – справилась Вергилия.
– Нет ещё. Может, цветы? – обронил я невзначай.
Вергилины глаза расширились и исполнились восхищения.
– Как я ей завидую! Как я за неё счастлива!
– Думаешь, это нормально вообще? – спросил я. – Мы же почти не общаемся.
– Только не передумай. Это то, что надо! Это гениально!
– Меня засмеют!
– Нашёл, о чём волноваться! У него, может, судьба решается, а он на каких-то Клещиков оглядывается. Пора бы уже повзрослеть.
Мне на секунду показалось, что Вергилия сейчас снимет маску и окажется моей мамой.
Вергилина поддержка тоже не добавила мне ни решимости, ни свободы. Я мгновенно вспотевал при одной мысли о букете. А букеты, как назло, были в школе повсюду. Я их люто возненавидел. Почему я сразу не отказался дарить цветы? С чего вдруг понадеялся, что, раз мама больше не поднимает эту тему, значит, передумала? Да, я замечал за собой такую слабость – верить в то, во что хочется. В общем, мама сбегала за букетом прямо утром 8-го октября, отрезав мне все пути к отступлению. Последняя надежда была на папу, но между мной и мамой он сделал выбор в пользу мамы – не захотел с ней ссориться и лишь сочувственно похлопал меня по плечу. И я пошёл в школу с небольшой корзиночкой цветов наперевес. Не выбрасывать же её – дорогая небось. И в набитый рюкзак не запихнуть. «Поверь, ты мне потом миллион раз спасибо скажешь», – напутствовала мама. Хорошо хоть, не сказала, что никто не подарит такого подарка, но это и ежу понятно. Не понятно, как я на это согласился.
Вот и школа. Я спрятал корзинку под мышкой, насколько это было возможно. В раздевалке Маруси не оказалось, но её пальто висело, поэтому я поспешил в класс. Вдруг она там ещё одна или с Вергилией?
– Куликов, что за праздник? – донеслось из-за спины.
Сердце ушло в пятки. Это Клещики нагнали меня на нашем этаже.
– Мама попросила Наталью Сергеевну отдельно поздравить, – объяснил я.
– А-а. Вот и она. – И Венька широко улыбнулся кому-то.
Я обернулся – и правда, с другой стороны к нам шла Наталья Сергеевна.
– Привет, ребятки, – поприветствовала она нас.
– Это вам, – протянул я корзинку. – С прошедшим днём учителя.
– Какая прелесть! – изумилась Наталья Сергеевна. – Но не стоило.
Она была очень растрогана – это единственное, что утешало.
Я вошёл в класс совершенно уничтоженный. Маруся подняла на меня взгляд, в котором я прочёл последнюю надежду. Надежду, которую я только что трусливо обманул.
– С днём рожденья, Марусь, – промямлил я.
– Спасибо, – улыбнулась она.
Ребята потихоньку подходили. Пришёл и Матвей. Я будто увидел кошмарный сон, когда он вытащил из рюкзака коробочку, а внутри что-то блеснуло.
– Смотри-ка, – пихнул меня локтем Никита, – во даёт.
Я промолчал.
На перемене Маруся угощала всех конфетами и пирожными. Я незаметно выскользнул из класса и слонялся по коридорам. Вергилия меня нашла да как зашипит:
– Это что значит? Ты что делаешь?
– Всё, Вергилия. Не судьба – сама видишь.
– Да не нужна ей эта побрекушка, она даже не надела! Сбегай за цветами, тут лавка прямо за углом.
«О нет, – пронеслось в голове, – я уже смирился, успокоился. Дома папа поддержит».
– У меня денег только сто рублей, – отмахнулся я.
– У меня двести, – не отставала Вергилия. – Этого на розу хватит, но мы сейчас ещё настреляем.
Вергилия не пренебрегла возможностью обратиться к Никите, у которого обнаружились ещё двести рублей. Но до конца перемены я бы уже не успел, а следующая была короткая. На алгебре меня вызвали к доске, и я, глядя на сверкающий на Марусиной шее кулон, получил первую двойку в триместре.
На длинной перемене Вергилия сопроводила меня к выходу, отвлекла охранницу, и я бросился в цветочную лавку. Так разогнался, что проскочил мимо и обрадовался, что лавки больше нет. Но на обратном пути страшные буквы Ц В Е Т Ы убили эту последнюю радость.
– Здравствуйте! – поздоровалась со мной продавщица с выбеленными волосами. – Желаете букетик?
– Желаю, – ответил я.
– Для девушки или учительницы?
– Как пойдёт, – усмехнулся я.
Продавщица подняла чёрные-пречёрные брови.
Я осматривал тесный, душный закуток, где запах сигарет причудливо смешивался с цветочными ароматами, и голова кружилась то ли от запахов, то ли от диких цифр на корзиночках типа той, что я подарил Наталье Сергеевне. Наконец взгляд зацепился за алые розы. Они стоили двести. Значит, на три не хватало.
– Отличные розы, – заметив мой интерес, сказала продавщица. – Сегодня привезли, понюхайте.
Я понюхал и невольно сделал такие жалостные глаза, что продавщице явно пришлось побороться с желанием отдать мне их задаром.
– Отдам за пятьсот, – сказала она.
– Спасибо, – поблагодарил я от всего сердца.
Я вбежал в школу со звонком. «Сейчас же естествознание», – вспомнил я с ужасом. Училка была пожилая и строгая, если не сказать вредная. Я стоял у входа в кабинет, протягивал вспотевшую руку к двери, но не решался постучать.
«Надо было вручить корзинку перед уроками, и уже всё было бы позади. Нет, я не пойду на урок и вручу потом».
– А где Куликов? – Слышу недовольный голос Галины Петровны. – Портфель здесь, а сам?
– Я тут, – говорю я, войдя в класс, – извините за опоздание, можно войти?
– А что у тебя за спиной?
Я вытаскиваю свои алые розы, в голове происходит окончательное помутнение, я молчу и не двигаюсь с места.
– Какой сегодня праздник? – приходит на помощь Галина Петровна.
– День рожденья Маруси Скворцовой, – рапортую я довольно бодро, хотя в глазах уже всё плывёт.
– Ну так вручайте и не задерживайте урок, – велит Галина Петровна.
Я смотрю на размытые лица одноклассников: вижу Никиту с разинутым от удивления ртом, Клещиков, на губах которых застыло синхронное wow, Вергилию со слезами в уголках глаз. Вижу раздосадованного Матвея и сердитую Алису. Только вот Маруси не вижу.
– Кость, я тут, – слышу знакомый голос где-то совсем рядом.
Она сидит за первой партой, у которой я и стою со своими розами.
Я кладу цветы на её стол, слышу тихое «спасибо» и молча следую за свою парту. Даже достаю нужный учебник и тетрадь. «Итак, три состояния вещества: твёрдое, жидкое, газообразное…» Вижу Марусины уши, которые приблизились по цвету к моим розам, и даже как будто слышу стук её сердца. Возможно, Вергилия не преувеличила: я определённо чувствую судьбоносность момента. Меня даже охватывает трепет перед его значимостью. И будущие насмешки Клещиков совершенно блекнут на этом фоне. И вот звенит звонок, и я снова не знаю, как быть. Как двигаться дальше по выбранному пути. Об этом я ведь совершенно не думал. Мне самому до последнего не верилось, что я это сделаю. Когда же закончится этот день! Я долго собираю портфель и что-то смотрю в телефоне в надежде, что Маруся уйдёт раньше меня. Но она тоже копается в рюкзаке. Сейчас мы останемся одни, и я потеряю сознание.
Венька, проходя мимо, хлопает меня по плечу.
– Ну ты… – он качает головой, не в силах подобрать слова. – Очуметь. Я б так не смог. Вот честно.
Я увязываюсь за ними.
– Счастливого дня рожденья, – говорю я тихо, проходя мимо первой парты. И успеваю украдкой заглянуть в серые глаза.
Вергилия догоняет меня на улице.
– Постой, Куликов! Представляешь, – рассказывает она, запыхавшись, – Маруся меня спросила: «Это ты подсказала?» А я: «Он сам, честное слово!» Никогда я не видела её такой счастливой. Молодец!
– Спасибо, – улыбнулся я впервые за этот день.
– Ну как? – набросилась на меня дома мама.
– Вручил, всё хорошо, – ответил я, в бессилии рухнув на банкетку.
– Вот молодец! Ей понравились?
– Конечно.
– А чего ж ты её до дома не проводил? Я специально не звонила сразу после уроков.
– МАМААА!
Вергилия
Одним из последствий того непростого дня стало непреодолимое желание помочь Вергилии. Подумать только – четыре года безответной любви! Это ж свихнуться можно. А ещё ужасно обидно: Вергилия – отличная девчонка, упустит Никита своё счастье, потом будет мне пенять, что я ему вовремя глаза не открыл! Но теперь-то я понимаю: мне просто хотелось, чтоб ничто не омрачало моего собственного счастья.
Взялся я за дело лихо.
– Смотри-ка, – говорил я Никитке, – какая у Вергилия сегодня оригинальная причёска.
Никита переводил недоумённый взгляд с Вергилиной причёски на меня и обратно, и я торопился сменить тему. Но через какое-то время я снова не выдерживал:
– Ты не слышал её последнее стихотворение? Всё-таки она очень талантлива. Я сначала тоже думал, что она просто с мамы пример берёт…
– А я ничего не думал, – перебивал меня Никита. – Что вообще с тобой такое? Шутишь с Алисой, даришь цветы Марусе, нахваливаешь Вергилию… Ты что – этот, как его, Донжуан?
И Никитка рассмеялся над собственной шуткой.
– С Алисой я больше не шучу, а Вергилия моя лучшая подруга, – огорошил я Никитку. – Мы могли бы и втроём дружить. Вот я и обращаю твоё внимание. Чем она тебе не нравится?
– Ты опять что-то задумал, – с подозрением сощурился Никита. – Я знаю, когда ты мне голову морочишь.
Пришлось искать другой заход. И я решил рискнуть. Вызвал на разговор Матвея.
– Слушай, – сказал я ему, краснея и потея. – Дело есть, деликатное. Ты знаешь Вергилию…
Матвей удивлённо поднял брови.
– Она с первого класса влюблена в одного мальчика из нашего класса. И я хочу помочь ей. И думаю, что если ты… если кто-нибудь… покажет… в общем, приударит за ней, то он обратит внимание.
Уф, самое сложное позади.
– А я тут причём? – не понял Матвей.
– Ну вот я решил попросить именно тебя, потому что ты, мне кажется, способен понять. И ты не станешь над ней смеяться. Ты понимаешь, что она отличная девчонка. Возможно, однажды и тебе понадобится её или моя помощь. Стих сочинить, например.
– И что я должен делать? – усмехнулся Матвей.
– Ну как с Марусей, – обрадовался я и прикусил язык. – Ну я имею в виду – сядешь рядом и просто пообщаетесь. Мне кажется, у вас много общего, и это не будет в напряг.
– А в кого она влюбилась?
– Секрет, – ответил я. – Но если всё пойдёт по плану, то ты и сам догадаешься.
Кажется, мне удалось пробудить в Матвее если не сочувствие, то любопытство.
И прям на следующем уроке он уже подсел к Вергилии. Я потирал руки, возомнив себя величайшим тактиком, стратегом, дипломатом и устроителем человеческих судеб. Расчёт оправдался на 100%: им явно не составило труда найти общие темы. Галина Петровна даже пару раз сделала им замечание за болтовню.
– Смотри-ка, – Никитка пихнул меня локтем, – Матвей к Вергилии сел. С Марусей не задалось, так он за следующую взялся.
– А тебе-то что?
– А вдруг он назло Марусе? А Вергилия вон уши развесила.
Я изобразил тревогу.
– Хм, не думал об этом. Но мне кажется, он не такой.
– А по-твоему, он ни с того ни с сего заинтересовался Вергилией?
– Почему нет? Она хорошая девчонка. И, кстати, классно выглядит сегодня.
Никита посмотрел на меня как на умалишённого.
После уроков я догнал Вергилию и рассказал о своём мега-плане. Теперь, когда уже всё шло как по маслу, она бы не стала отказываться.
– Ну ты, Кость, даёшь! Вот не ожидала! – исполнилась благодарности Вергилия. – И что, помогает?
– Ещё как!
На следующий день в глазах Вергилии от печали и след простыл. Она заливалась смехом! Мне даже показалось, что я ослышался. Так как вообще не помнил, чтобы Вергилия смеялась. А после уроков я задержал Никиту в классе, и мы увидели, что Матвей её провожает.
– Слушай, ты вроде говорил, что это твоя лучшая подруга? – с упрёком напомнил Никита.
– Ну да.
Я ликовал: гениальный план сработал – Никитка клюнул. Я уже представлял, как они будут хором благодарить меня на свадьбе.
– Ну он же явно назло Марусе!
– Вообще нет.
– Я с ним поговорю.
– Да брось! Всё в порядке.
– Вот увидишь.
Но ещё пару дней не находилось подходящего момента. Или просто Никите не хватало решимости, и он всё давил мне на совесть и подбивал поговорить с Матвеем.
– Да не буду я с ним говорить! – отвечал я. – Я уверен, что он влюбился. Ты только посмотри на них.
Никитка качал головой. Я подумал было, что он уже отказался от своей благородной идеи, но тут мы остались втроём в физкультурной раздевалке, и Никита, видимо, решил, что это знак.
– Слушай, – сказал он Матвею. – А ты чего к Вергилии привязался?
– А твоё какое дело? – закономерно отреагировал Матвей.
– Мы с ней пятый год учимся и в обиду не дадим, – довольно угрожающе сообщил Никита.
И тут Матвея осенило. Он молча переводил взгляд с Никитки на меня и молчал. Мне показалось, что он расстроился.
– В общем, ты меня понял, – заключил Никитка, став вылитым Колей, и вышел такой же крутой походкой, как старший брат.
– Так что, – обратился ко мне Матвей, – миссия выполнена? Я больше не нужен?
– Ну зачем так сразу… – промямлил я. – Хорошо бы закрепить эффект.
– Ну сам и закрепи, – сказал Матвей и тоже вышел.
На физре он был очень зол, обыграл нас в баскетбол с разгромным счётом.
Чтобы поднять себе настроение, я поспешил осчастливить Вергилию пересказом всей разборки.
– Вергилия, – сказал я, – всё идёт по плану.
Вергилия подняла на меня обеспокоенный взгляд.
– Не совсем, Кость, – и она виновато улыбнулась. – Кажется, я влюбилась в Матвея.
Я так и сел.
– Да, – продолжала Вергилия, – я поняла, что зря зациклилась на Никите. Мы ж совсем друг другу не подходим, а с Матвеем у нас столько общего! Представляешь, он прочёл весь мой сборник, и ему понравились точно те стихи, которые я ценю больше всех… Как теперь быть? Мне так страшно, что он просто из жалости со мной общается. Но чем скорее это прояснится, тем лучше. Так что скажи ему, что забираешь свою просьбу и Вергилия поняла, что это глупая затея, и что она не влюбилась в того, в кого думала… Или как-то так… Не знаю, как лучше.
– Он уже сам решил, что миссия окончена, – сообщил я упавшим голосом. – Потому что Никитос с ним говорил, грозил…
– Что ж мне так не везёт! – всплеснула руками Вергилия. И я понятия не имел, как её утешить.
На следующий день Матвей отсел от неё, и Вергилия сидела все уроки с отрешённым взглядом.
– Воот, – шепнул мне довольный собой Никита, – я тебе говорил! Стоило пригрозить, и он сразу отстал. А она теперь слёзы льёт. «Он не такой, он не такой», – передразнил меня Никита.
– Всё не совсем так, – ответил я.
– Учись признавать свои ошибки, – посоветовал Никита.
И я не стал спорить.
После урока Никита неожиданно для меня подсел к Вергилии и, видимо, попытался развеселить её, как умел. Я даже понадеялся было на воскресение прежних чувств (всё-таки четыре года не шутка), но Вергилия лишь мотала головой. Я глянул на Матвея – тот смотрел на них, стиснув зубы. Я подошёл к нему:
– Слушай, она ведь из-за тебя плакала, а не из-за него.
– Отвали, Куликов, – жёстко попросил Матвей.
– А из-за чего ей тогда плакать? – не внял я.
– Не знаю и знать не хочу, – ответил Матвей. – Последний раз по-хорошему прошу – отвали.
Настаивать было бесполезно, и я отвалил. Что теперь делать, я не представлял. Вместо всеобщего счастья одни разбитые сердца.
Маруся в тот день догнала меня после уроков:
– Кость, постой, не знаешь, что с Вергилией? Она мне не стала рассказывать, но, может, ты знаешь?
Я недолго колебался.
– Долгая история. Ты не спешишь?
Маруся покачала головой. И мы свернули в сторону её дома. Это был самый длинный наш разговор после её дня рожденья, а, может, и вообще самый длинный. «Какое же счастье, – думал я, – что есть на свете человек, который всё поймёт как надо, не осудит, не посмеётся, посоветует…» И я пересказал Марусе всю историю.
– Да-а, – серьёзно протянула она, – ну и кашу ты заварил! Не зря мне никогда не нравились такие спектакли.
– Ты никогда их и не устраивала, – усмехнулся я.
– Ну вот на день рожденья, – смутилась Маруся.
– Что на день рожденья? – заинтересовался я.
– Я назло тебе надела кулон от Матвея, а потом чуть сквозь пол не провалилась, когда ты стоял у доски, уставившись на него, – она покраснела и договорила совсем тихо: – я тогда думала, что теперь уже точно всё.
«Что ж, откровенность на откровенность», – решил я.
– Я тоже так думал. Но Вергилия убедила меня сходить за цветами, а изначально идея – мамина, – признался я. – Я шёл в школу с букетом, но вручил его Наталье Сергеевне.
– Правда? – рассмеялась Маруся.
– Да, – кивнул я, – из-за Клещиков.
Маруся помолчала, набираясь смелости.
– А что вообще произошло? Тогда ещё, первого сентября. Почему ты даже не подошёл? Очки не понравились? Или причёска?
Хм, к таким откровенностям я, кажется, ещё не был готов.
– Ну как ты вообще могла такое подумать! – воскликнул я. – Мне нравятся очки. То есть мне вообще без разницы, в очках ты или без.
– А что я должна была думать?!
Я молчал.
– Так что тогда? – не отступалась Маруся. – Что случилось за лето?
– Ты выросла, – трагически сказал я.
– В каком смысле? Тебе не нравятся высокие? – Маруся стала пунцовой. Мы оба были как два помидора. Но это был нужный разговор.
– Ну как ты не понимаешь? – рассердился я. – Меня напрягло то, что ты стала выше меня.
– Разве я выше тебя? – Маруся смерила меня взглядом.
– Мне что, рядом встать? – уточнил я довольно грубо, а самого в очередной раз прошибло по́том.
– Но ты же ещё вырастишь!
– И ты ещё вырастишь!
Мы снова шли молча.
– Так что с Матвеем-то делать? – Я решил, что рост мы обсудили достаточно.
– Не знаю, – ответила Маруся. – Наверное, нужно время.
Мы уже дошли до самого её дома.
– Представляешь, розы ещё держатся! – поделилась Маруся.
– Я очень рад, – сказал я. – Ну, пока.
Время шло, Вергилия продолжала сидеть одна и много сочинять. Видимо, Матвей оказался не менее хорошим подспорьем для творческого процесса, чем Никита.
Я прочёл в лежащей на её столе тетради:
Я ошиблась, так бывает…
А со мною и подавно.
Наказанье принимаю,
На прощенье уповая.
Но тот, для кого была оставлена эта тетрадь, не задержался у неё.
– Покажи ему, – посоветовал я Вергилии.
– Бесполезно, – отмахнулась она.
– Странный тип – разве он не видит, что Никита ни при чём?
– Видит. Ну и что из этого? Я ему я уже не интересна, – вздохнула Вергилия с глазами на мокром месте.
– Вот только не выдумывай! – сказал я строго.
– Слушай, Кость, у меня скоро турнир по бальным танцам. Ты не хочешь прийти с Марусей? Она говорит, ты её никуда не приглашаешь…
– Так и говорит? – не поверил я.
– Ну-у… Я спросила, приглашаешь ли ты её куда-нибудь. Она сказала, что нет. С сожаленьем сказала, – добавила Вергилия.
– Мы и так каждый день видимся. Зачем мне её куда-то приглашать?
Вергилия с упрёком покачала головой.
– Но на турнир я готов, – сказал я. – Можно ведь и ещё кое-кого позвать? – Кажется, я раскусил Вергилину задумку. – Да? Я в чатик напишу, типа «кто хочет поддержать Вергилию…» Только скинь мне время, место, всё такое. Вход свободный?
Вергилия кивнула.
– Вот и отлично.
В результате болельщиков собралось человек десять, включая нас с Марусей, Никиту (я его даже не уговаривал), Матвея (ура!) и Клещиков с Алисой. Братцы взяли Алису в натуральные клещи, сев по обе стороны от неё. Мы с Марусей оказались в следующем ряду над ними, Матвей рядом с Марусей, Никита – рядом со мной. Я с удовлетворением отметил, что наши с Марусей плечи на одном уровне. Значит, это ноги у неё так выросли и должны уже остановиться.
Наконец ведущие что-то там огласили, и в зал вышли около восьми пар. Клещики захлопали и засвистели как сумасшедшие. Они же не только футболисты, но и футбольные фанаты, ходят с отцом на настоящие матчи. Ведущая сделала им замечание.
Я тем временем разглядел Вергилию – у неё была высокая причёска, белое платье и золотые туфли на каблуках. Она тепло нам улыбнулась. Я даже по старой привычке чуть не сказал Никите что-то вроде «посмотри, какая Вергилия сегодня красивая», но вовремя спохватился. Партнёр её мне сразу не понравился – чересчур серьёзный. Будто не танцевать сейчас будет, а штангу тягать.
Заиграла музыка, начался первый танец.
– О! Вальс! – обрадовался Сенька. – Это мы умеем!
– Батман тандю, – со знанием дела шептал Венька в одно ухо Алисе.
– Рондежам, – комментировал Сенька в другое.
Я старался не упустить Вергилию из виду. Мне показалось, что она танцует легче других, не выгибает чересчур спину и вообще очень грациозна.
Клещики опять не сдержались и засвистели, когда судьи объявили оценки и у Вергилии оказались самые высокие.