Маруся в белом летнем сарафане с подарочным пакетом в руках скромно переминалась с ноги на ногу около машины. Мама, проводив её сестру, повела нас к дому.
– Это точно одноклассница? – шепнул мне Витечка.
– В смысле? – буркнул я.
– Высоченная какая.
Я вздохнул. Для полного счастья не хватало только того, чтоб Маруся увеличила отрыв в росте. Более поганого дня рожденья просто невозможно было представить.
– Через сорок пять минут идём встречать Вергилию с Матвеем, – объявил я. – А это мой сосед Витечка. То есть Витя.
– Очень приятно, – сказала Маруся. – С днём рожденья.
И протянула пакет, в котором обнаружились большая книжка о футболистах и игра «Скрэббл». Теперь Марусю точно нельзя было пускать в дом, где она могла заметить на стеллаже целых три маминых «Эрудита» разных форматов – это то же самое.
– Круто, спасибо большое, – сказал я без выражения, потому что в этот момент пытался придумать, чем мы займёмся в оставшиеся сорок минут. – Может, сразу опробуем?
И мы сели за уличный стол.
– О, «Эрудит»! – обрадовалась мама.
Она принесла нам фрукты.
Маруся играла с азартом, придумывала какие-то длиннющие слова, а потом ещё соединяла их друг с другом. Мы с Витечкой с трудом пристраивали к ним слова из трёх-четырёх букв. Я постоянно смотрел на свежеподаренные часы, чтобы рвануть за Вергилией.
– Ну, пора, – сказал я, когда Маруся выкладывала очередное слово, значение которого я знал очень приблизительно.
Я замешкался, не зная, собирать ли буковки, уничтожая Марусины шедевры. Она, видимо, раскусила мои колебания и сама скинула их в крышку.
Мы отправились на десять минут раньше. Идти медленно не получалось. Противное молчание заставляло прибавлять шаг. Мы вышли из лесной части на открытую местность. И тут выглянуло солнце и напекло нам макушки. Пришлось спешить в тень станции. В результате мы пришли туда на пятнадцать минут раньше.
– А вы болели коронавирусом? – нарушил изнурительное молчание Витечка.
Мы с Марусей покачали головами.
– А я – да, – заявил Витя с гордостью. – Три дня назад заразился от мамы. Вечером потемпературил и всё.
– Откуда ты знаешь, что это коронавирус? – уточнила Маруся.
– Врача вызывали, он сказал.
– Ей уже лучше? – спросил я.
– Да, всё хорошо.
– Хорошо, – согласился я и тут меня осенило, – постой, мы ж с тобой три дня назад виделись, и ты вроде был здоров.
– Днём был здоров, а вечером температура поднялась.
Я уже не знал, смеяться или плакать.
– Да, – сказала Маруся, – я слышала, что дети легко переносят. Даже бессимптомно.
– Ну, не то, чтоб очень легко, – возразил Витечка и слегка кашлянул.
Мы с Марусей одновременно сделали небольшой шаг в сторону от Витечки.
– Да ладно, – улыбнулся он. – Пошутил я. Что ж я, совсем псих идти на день рожденья с короной? Мы месяц назад переболели.
Он, похоже, обиделся. И оставшиеся десять минут мы стояли молча. Наконец показался нос электрички. Я ожидал её уже не с надеждой, а со страхом – какие сюрпризы уготовила мне эта парочка?
Вергилия выскочила из электрички, а за ней… её мама. Мне захотелось присесть на скамеечку, но я удержался. Вергилия бросилась нас обнимать.
– Матвей приболел, – объяснила она, – а я подумала, что ты расстроишься, если мы оба не приедем, и попросила маму меня проводить. Но мы ненадолго, маме к шести нужно быть в Москве.
Я даже не стал спрашивать, чем приболел Матвей и когда они с Вергилией последний раз виделись. Я молча кивал и улыбался. Познакомил их с Витечкой, и мы отправились обратно. Мама Вергилии, Марина Ивановна, в голубом сарафане до пят и босоножках на высоченной подошве, выглядела довольно экзотично. На спине из-под сарафана выглядывали татуировки – надписи на каком-то восточном языке, не иероглифы, а завитушки.
«Витечка вместо Никиты и мама Вергилии вместо Матвея – зашибись! Интересно, что дальше», – накручивал я себя.
Мы с Витечкой бодро шагали впереди, женская часть – чуть позади. Маруся с Вергилией что-то живо обсуждали. Вергилия восхищалась красотами природы, в том числе цитируя поэтов.
– Вить, – я решил воспользоваться моментом, – не надо больше так шутить. Пожалуйста. Я и так нервничаю.
– Ок. Извини.
Дома мама сразу усадила нас за стол. Как обычно, наготовила всяких вкусностей – салаты, хачапури… Потом папа принёс шашлык. Нам налили детского шампанского. Начались тосты. Вслед за родителями слово взял Витечка:
– За первого человека, который пригласил меня на день рожденья!
Я поймал Марусин одобрительный взгляд. Потом Вергилия не стала декламировать стихов, зато очень проникновенно рассказала о том, какой я чудесный друг, сколько я всего сделал для неё замечательного, практически перевернул её жизнь. Я слушал как-то отстранённо, будто не про себя. А мама, кажется, чуть не прослезилась.
Бабушка подтвердила, что правнук отличный друг, на которого можно положиться. Ещё сказала, что она не рассчитывала и в первый класс меня проводить, а теперь даже подумывает отвести под венец.
Маруся не обратила внимания – она явно волновалась в ожидании своей очереди, и мне стало её жаль. Я судорожно придумывал, как избавить её от поздравительной повинности, которую и сам терпеть не могу, и наконец придумал.
– Марусь, можно я вместо тебя тост скажу?
Она покраснела и кивнула.
– Костя, расти большой, не будь лапшой.
Мама, Вергилия и Маруся хором рассмеялись. В общем, жизнь определённо налаживалась.
Марина Ивановна внезапно подняла бокал и даже встала.
Путями поисков ты, разум мой, идёшь
И по сто раз на дню твердить не устаёшь:
«Цени мгновение общения с друзьями!
Ты – луг, но скошенный, опять не прорастёшь!»
– Спасибо, – сказал я.
– Это Омар Хайям, – добавила Марина Ивановна.
– Ничего не поняла, – покачала головой бабаня, отхлебнув вина.
– Не переживайте – никто не понял, – успокоил её сидящий рядом Витечка.
– Кто поможет доесть баклажаны? – вмешалась мама, протягивая всем подряд блюдо с рулетиками.
Никто не захотел, а я взял, чтоб не расстраивать маму.
– Ты же их не любишь, – нахмурилась мама.
– Не переживай – их никто не любит, – пошутил папа, но мама не оценила.
Мне захотелось срочно глотнуть из маминого бокала, но я удержался.
– Начали за здравие, кончили за упокой, – прокомментировала бабушка.
– Может, сходим прогуляться? – предложил я, и все гости с удовольствием согласились, включая Марину Ивановну. Я умоляюще посмотрел на Вергилию.
– Мам, дай нам без взрослых прогуляться, – попросила она.
– Я луг, но скошенный, опять не прорасту, – вздохнула Марина Ивановна.
– Прорастёте! Обязательно! – заверил её Витечка.
Мы отправились на пруд – моё любимое место на даче. Мне так хотелось, чтоб Маруся там побывала, разделила мою любовь. Я боялся, что дождь нам помешает, и поэтому спешил.
Пруд находится совсем недалеко, в берёзовой роще. Там много цветочных полян, земляничных мест, а ещё камыши, холмы и цапля. А путь лежит через лесок, где всегда пахнет грибами. Мы шли, и моё сердце билось с ликованием. Понравится ли Марусе, или у неё свои любимые места и она останется равнодушной?
– Я тоже очень люблю гулять у пруда, – поделился Витечка. – Даже не верится, что я окажусь там не в одиночестве.
Когда мы пришли к пруду, выглянуло солнце, и полянки вспыхнули ярко-зелёными пятнами.
– Какая красота! – вздохнула Маруся, и этого было довольно для полного счастья.
Мы уселись в рядок на поваленную берёзу и в тишине смотрели на гладь воды, в которой отражались деревья и высокая трава. Цапля покружила над прудом и села на дерево невдалеке.
– Ух-ты! – восхитилась Вергилия. – Какие крылья!
– Она вообще пугливая, – сказал Витя, – а нас вот не испугалась.
Мы вернулись домой умиротворённые и вдохновлённые.
Папа позвал играть в футбол. За участком у нас есть небольшая площадка, и по случаю приезда гостей папа смастерил вторые ворота. Марина Ивановна долго отказывалась, но папа сказал, что лугу пришло время прорастать, и она согласилась. В результате образовались две команды – я с Витечкой и Марусей и Вергилия с мамой и моим папой. Маму и Витечку поставили на ворота. Получилось во всех смыслах жарко. Настолько, что Марина Ивановна, отбивая мой закрученный удар, наступила на собственный сарафан и упала. Очень смешно упала. Как подкошенная. Папа бросился её поднимать – он явно чувствовал себя виноватым.
– Мне на важную встречу, – сказала она жалобно, стряхивая сырую землю с голубого сарафана.
– Что-нибудь придумаем, – сказал он.
Марина Ивановна отказалась отдать сарафан в стирку и сказала, что они просто уедут чуть раньше. Мы едва успели сыграть партию в домино, как они уже начали собираться.
– Ну, мне тоже пора, – вдруг заявил Витечка, когда мы проводили их на станцию.
– В смысле? – опешил я.
– Третий лишний, – шепнул мне Витя, но Маруся наверняка слышала.
– Не смей, – прошипел я в ответ. – Скоро же чай с пирогами, – сказал я уже громко.
Витя повиновался.
Когда мы пришли домой, ветер подозрительно стих и стало душно. Потом повеяло свежестью, и мама велела нам отправляться в дом. Марусины родители обещали приехать к семи, а часы показывали только четыре. Мне захотелось убежать. Когда мы вошли в мою комнату, уже прибранную мамой, я сразу заметил три «Эрудита» на полке стеллажа и бросился заслонить их своей широкой спиной. Витя уселся в кресло, на зависть довольный и расслабленный. Только бы его не позвали домой, только бы у него не заболел зуб – я готов был привязать его к этому креслу.
Маруся принялась осматривать комнату: тут на стенах висели мои школьные рисунки и детские фотографии. На одной из них я, трёхлетний, стоял в луже в одних трусах.
– Это не я повесил, – начал оправдываться я, – это мама так дырки на обоях закрывает.
– Очень симпатичный пупс, – сказала Маруся.
«Какое ужасное слово», – хотел ответить я, но сдержался.
Потом она перешла к стеллажу и начала рассматривать книги.
– Да ты тут всё читала, – сказал я, не двигаясь с места. Не отойти было архисложно, потому что Маруся стояла совсем рядом. Я с ужасом видел, что её нос находится на уровне полки, до которой я еле-еле достаю макушкой. Или она просто задрала голову? Я так внимательно изучал взаиморасположение полки и Марусиного носа, что она обернулась и покраснела.
– Может, я всё-таки пойду? – подлил масла в огонь Витя.
– Нет, давай сыграем в твою игру, – нашёлся я и тут же осёкся: если я сам за ней пойду, Маруся уткнётся в «Эрудиты», если попрошу Витю… Я невольно зажал себе рот рукой, а потом уже сделал вид, что зеваю.
– Можешь принести? – попросил я Витю.
Тот кивнул, и мы остались вдвоём. Маруся снова оглядела комнату, но больше тут не нашлось ничего интересного.
– Витя подарил тебе игру? – спросил она.
Я кивнул.
– Здорово.
– Угу.
– Интересный мальчик.
– Угу.
И опять молчание. «Куда ж ты провалился, интересный мальчик?» – мне хотелось его прибить, его же игрой. Повисла такая тишина, что я расслышал тиканье часов, которого не слышал ни разу за те двенадцать лет, что они висят над моей кроватью.
– Ты веришь в вещие сны? – вдруг спрашиваю я, слыша свой голос будто со стороны.
Маруся пожимает плечами:
– У меня не было.
– А у меня был, – говорю я. – Причём много раз.
– Да? – оживляется Маруся. – О чём?
– О маленьких красных жучках, которые ходят на задних лапках. То есть ножках. Скорее всего, инопланетяне… Видела, наверное, таких в земле – мелкие и полностью красные, даже алые. По ночам они становятся огромными. Похожи на синьора Помидора из «Чиполлино»…
Маруся смотрит на меня точь-в-точь как в кошмарном сне.
– И что, он сбылся? – уточняет она.
– Да, – сообщаю я с прискорбием.
Мне вдруг начинает не хватать воздуха, и я прислоняюсь к стеллажу. Капелька пота щекочет висок.
– Похоже, Витечка заблудился, – говорю я и пугаюсь собственного ослабевшего голоса. Аккуратно сползаю на пол.
– Ты какой-то бледный, – пугается вслед за мной Маруся.
– От духоты. Бывает. Сейчас пройдёт.
– Я принесу воды.
Маруся выходит, я из последних сил сгребаю «Эрудиты» с полки и запихиваю их под кровать. Ложусь на коврик отдышаться. Буквально на секунду. А Маруся возвращается слишком быстро. И бросается ко мне. Я поспешно сажусь, опершись о кровать, она подносит мне чашку с водой…
В этот момент резко потемнело, гром сотряс комнату, и крупные редкие капли застучали по подоконнику.
– Ты не заболел? – справилась Маруся. Кажется, она протянула руку, чтоб потрогать мой лоб, но постеснялась.
Я замотал головой, чувствуя, что вот-вот поведаю ей о третьем глазе и его способностях. Витя спас меня, прокашлявшись в дверях.
«Если он снова предложит уйти, я его точно прибью», – успел подумать я.
– Может… – начал было Витя.
– Нет! – рявкнул я. – Включи свет и давай играть.
– Я как раз и хотел его включить, – робко сказал Витя.
Мне было ужасно досадно, что я размяк, как кисейная барышня. Маруся принялась зачитывать правила, а я даже не пытался вникнуть. Дождь уже стучал в окно как сумасшедший, посвежело. Алые жучки отползли, схоронились в безднах подсознания.
– Как хорошо, – подумал я – как оказалось, вслух.
Маруся улыбнулась.
– Отличный день рожденья, – сказала она.
– Да, ты счастливчик, – подтвердил Витя.
– Мы приедем к тебе на день рожденья, – расчувствовавшись, пообещал я ему. – Если пригласишь, конечно.
– Приглашаю! – обрадовался Витя.
– Без шуток? – уточнил я.
Витя махнул на меня рукой.
– Пироги готовы! – позвала мама.
И мы отправились на террасу, где на столе дымились мамины фирменные пироги – с вишней, брусникой, а также ватрушки и маковые плюшки. На одном из пирогов горели двенадцать свечей. Я не придумал, что загадать. Всё у меня было. Загадал, чтобы бабушка не заразилась коронавирусом.
Витя не уставал нахваливать пироги, а съел столько, что мне стало боязно за его желудок. Жаль, что Вергилия с мамой не попробовали. Но вообще компания получилась тёплая: папа много шутил, мама с Марусей смеялись, а я уже был не способен ни на то, ни на другое и, потягивая мятный чаёк, думал о том, что я и правда редкий счастливчик.
Остаток лета я колесил по округе уже вместе с Витей, он даже похудел в результате наших заездов. Ещё постригся по моему совету.
И, забегая вперёд, мы действительно приехали к нему на день рожденья. С Марусей, Вергилией и Матвеем. Никитку я не стал звать на всякий случай. Посидели хорошо, в основном вспоминали мой день рожденья: и Витины шуточки, и непрорастающий луг, и красных жучков. Смеялись до коликов. Чего уж говорить, незабываемый получился день рожденья в разгар пандемии.
Профориентация
Шестой класс в моей памяти как в тумане: занятия в школе сменялись дистанционкой и казалось, что конца этому не будет. Я уже ездил в школу на автобусе один, а там люди выглядывали из-под самых разнообразных масок и даже касок. Всё стало как-то уныло. Единственное приятное воспоминание – о том, как мне вдруг приспичило определиться с будущей профессией. Ну, не совсем вдруг, а после разговора с Вергилией.
Надо сказать, что я ужасно не люблю выбирать. Может, страшно ошибиться и жалеть о неправильном выборе. Или просто сам процесс утомляет. В общем, я был бы счастлив, если б мама сказала мне: «Будешь переводчиком», несмотря на то что моя война с английским продолжалась. Главное – миновать момент выбора.
Папа тоже не любит выбирать, и мама даже однажды прочла нам длиннющую лекцию. Поводом послужил совершенно пустяшный эпизод – просто на её вопрос, какую приготовить кашу, мы хором ответили: «Любую». Мне казалось, мама должна бы радоваться нашей непритязательности, но вместо этого она неожиданно разразилась гневной речью о том, что выбор – самое энергозатратное действие, а мы уклоняемся от него даже в самых мелких вещах. В общем, с тех пор я стараюсь находиться подальше от кухни, когда мама решает, что приготовить. А если она сама приходит ко мне с этим вопросом, то я невероятным усилием воли выдаю первое, что приходит в голову, а потом с удовольствием соглашаюсь с тем, что предлагает мама.
И тут ни с того ни с сего на меня свалился такой тяжёлый и ответственный выбор. Ничто, как говорится, не предвещало. Просто я в очередной раз застал Вергилию в раздевалке с глазами на мокром месте.
– Что стряслось? – справился я. – С Матвеем поссорилась?
– Пыталась, но не получилось.
– А что? – не поверил я своим ушам. – Разлюбила, что ли?
Вергилия замотала головой.
– Я больше не могу писать стихов.
– Почему?
– Потому что счастлива.
– А-а, – начал понимать я. – И ты решила поссориться, чтоб пострадать?
Вергилия кивнула.
– Но с ним невозможно поссориться. Он такой хороший. – Вергилия всхлипнула.
– Ну ты придумала! – возмутился я. – Неужели стихи тебе дороже Матвея?
– Кость, тебе не понять. Я живу, то есть жила стихами! А теперь всё. Будто отрезало. Я даже ему на день рожденья не смогла ничего нормального сочинить, представляешь? Получилось, как у Никиты на поэтическом конкурсе.
– Не у Никиты, а у его папы, – поправил я.
– Не суть, – отмахнулась Вергилия. – В общем, не быть мне поэтессой. А кем тогда? Я вообще не представляю!
– Так рано ещё представлять.
– Рано?! – возмутилась Вергилия. – Чтобы сдать экзамены, уже давно надо определиться, выбрать вуз, посмотреть, по каким предметам какие баллы требуются и по этим предметам усиленно готовиться, олимпиады проходить.
Мне прям в дрожь чуть не бросило – на мгновение показалось, что я уже безвозвратно упустил нечто дико важное, что оно прошло мимо меня каким-то неведомым образом. Но виду я не подал.
– Преувеличиваешь, как всегда, – сказал я. – В классе десятом можно решить.
Вергилия покачала головой.
– Стань танцовщицей, – посоветовал я.
– Да какая из меня танцовщица, – вздохнула Вергилия.
«Не хуже, чем поэтесса», – подумал я, но на всякий случай промолчал. Ничего другого мне в голову не пришло, и я побежал догонять Никиту.
– Слушай, а ты уже определился с будущей профессией? – спросил я. – Ну, куда поступать и всё такое.
– Да, – огорошил меня Никита, – папа сказал, что мне прямая дорога в академию ФСБ. А подготовиться ещё успею. Собственно, мне только русский надо подтянуть.
– А почему ты мне ничего не рассказывал? – дрогнувшим голосом уточнил я.
– А чего тут рассказывать-то? – удивился Никита.
Домой я пришёл страшно раздосадованный, если не сказать злой. На маму прежде всего.
– Мам, у нас уже весь класс знает, куда поступать, на кого учиться. А я почему понятия не имею? – выложил я свои претензии прям с порога.
– Рано ещё, сто раз успеешь передумать, – даже не подумала усовеститься мама.
– Некогда уже передумывать. Я хочу определиться.
– Определяйся, – пожала плечами мама.
– Кому сейчас много платят? – спросил я по-деловому.
– В любые времена много платят тому, кто становится лучшим в своей профессии, – ответила мама. Я не поверил.
– А ты что, не лучшая переводчица?
– Хорошая, но не лучшая.
Я снова не поверил.
– Переводчикам хорошо платят?
– Ну, средне.
– Так я и думал. А кому хорошо платят?
– Кость, зарплата не главное. Главное – чтоб тебе дело нравилось.
– Это я знаю. Но сейчас меня интересует зарплата.
Мама задумалась.
– Айтишники вроде неплохо получают.
Я вспомнил дистанционку, и меня затошнило.
– Хорошие врачи всегда востребованы, – продолжила мама.
– О! – обрадовался я. – Врачам же не нужна математика?
– Врачам нужна биология, химия…
– А английский?
– Желательно, – ответила мама. – Чтоб читать зарубежные научные статьи.
– А-а, чтоб читать, – обрадовался я. – А разговаривать, значит, необязательно?
– Да, разговаривать необязательно. Латынь ещё пригодится. Многие медицинские термины из латыни.
Тут моей радости уже не было предела.
– Латынь я уже почти выучил! Слушай, а можешь мне купить медицинские книжки? Я хочу начать готовиться.
– У меня кое-что есть.
И мама принесла толстенную книгу с каким-то несерьёзным детским рисунком на обложке.
– Это что такое? – скривился я.
– Это пособие для родителей по лечению ОРВИ.
– Чего?
– Почитай и всё узнаешь.
– Она научная? – усомнился я.
– Вполне научная, – заверила мама.
В тот же день, забив на пару домашних заданий, я осилил страниц сто. Плюс в том, что я узнал значение аббревиатур ОРВИ и ОРЗ. Минус в том, что лечить их практически не надо – только много пить, проветривать помещение и не сбивать температуру.
– Мам, а как называется врач, который лечит ОРВИ и ОРЗ? – спросил я, чтоб определиться окончательно.
– Терапевт.
– Отлично.
Я действительно почувствовал себя готовым терапевтом.
– А терапевты много получают? – уточнил я на всякий случай.
– Очень хорошие терапевты… – начала было мама, а я хмыкнул.
– Зубные много получают! – вспомнил я. Как-то выходя от детского зубного, где я провёл не более двадцати минут, мама, не удержавшись, вздохнула: «Один зуб – большой набор лего, так что давай-ка чисть лучше. И сладкого поменьше трескай». Но я тут же представил, что буду целыми днями копаться в чужих ртах, и рвение моё поугасло. – А ещё кто?
– Превентивщики сейчас популярны.
– А это кто такие? – нахмурился я: название какое-то неблагозвучное.
– Ну, они считают, что болезни лучше не лечить, а предотвращать, – разъяснила мама. – Для этого нужно правильно питаться, много двигаться, высыпаться и не нервничать.
– Гениально, – похвалил я превентивщиков. – Я тоже так считаю.
Мама взяла телефон.
– Мне тут недавно попадался тест по профориентации, хочешь пройти?
И, порывшись в телефоне, мама протянула его мне. Я, окрылённый, побежал в свою комнату. Вот сейчас тест всё за меня решит, и дело с концом.
Тест оказался длиннющий, с кучей сложных вариантов ответов, я просто взмок, пока выбирал. В основном, предлагалось отметить наиболее интересный мне род занятий. Иногда ни один не казался мне интересным, иногда – сразу несколько. Я выбирал что-то связанное с медициной. Каково же было моё разочарование, когда в результате наиболее подходящей профессией оказался загадочный «менеджер проектов»!
– Мам, кто такой менеджер проектов? – спросил я, возвращая маме телефон.
– Наверное, тот, кто их реализует или организует выполнение.
– Дурацкий тест, – раздосадовался я.
– Ну почему? Может, это и правда твоё? Ты ж ответственный человек и добиваешься поставленных целей.
Я сделал большие глаза: впервые я слышал от мамы что-то подобное.
– Каких, например? – уточнил я на тот случай, если она меня с кем-то перепутала.
– Ну как же… Математику победил, с английским справился, стал футболистом, Марусю уговорил в нашей школе остаться. Я уж не говорю про поэтический конкурс и прочие победы.
Я молчал, переваривая услышанное. И даже не стал спрашивать, хорошо ли зарабатывают менеджеры проектов. Ушёл озадаченный в свою комнату.
И кем же мне быть – превентивщиком или менеджером неведомых проектов? Я решил посоветоваться с Марусей. Потому что, если бы я ещё хоть минуту поломал голову, мог бы и не выжить. Я был так измотан муками выборами, что с трудом сидел за столом. Голова клонилась вниз, рука не могла удержать ручку…
– Ты не заболел? – встревожилась заметившая меня из прихожей мама.
– Нет, устал, – отозвался я.
Даже на следующее утро я проснулся разбитым. Этот злосчастный выбор давил мне на грудь бетонной плитой. Если Маруся мне не поможет, то я и правда долго не протяну.
Но первой, ещё в школьном дворе, мне попалась Вергилия.
– Вергилия, – окликнул я её. – Ты меня вчера так озадачила, что я ночь не спал. Вот скажи: а меня ты кем видишь в будущем?
– Ты о профессии? – уточнила Вергилия.
– О чём же ещё?
Вергилия смерила меня проницательным взглядом и вынесла свой вердикт:
– Актёром.
– Что-о?
– Да, – подтвердила Вергилия. – У тебя есть способности и, главное, харизма.
Я смутно представлял, о чём речь, но решил не позориться и загуглить позже.
– И вообще, нашему кинематографу очень не хватает настоящих мужчин, молодых прежде всего. А если Маруся будет рядом, то удержит тебя от «звёздной болезни».
Я рассмеялся. Мне, конечно, было приятно услышать про настоящих мужчин с неведомой харизмой, но актёр из меня – как из Вергилии менеджер проектов.
– Ладно, и на том спасибо, – сказал я, возложив последние надежды на Марусю.
Это был день сплошных поражений – от алгебры, от английского, а также от химии. А это значило, что не стать мне ни превентивщиком, ни менеджером проектов, ни переводчиком. И что-то мне подсказывало, что, даже если я буду мести дворы лучше всех в Москве, вряд ли много заработаю.
С трудом дождавшись окончания уроков, я увязался за Марусей.
– Ты не спешишь? Я хотел поговорить.
Она поглядела на часы – значит, спешила, но мой несчастный вид заставил её покачать головой.
– Можем поговорить по дороге в музыкалку.
– Отлично, – обрадовался я.
– Ты уже выбрала будущую профессию? – спросил я, когда мы вышли со двора.
– Нет, – сказала Маруся к моему величайшему удивлению. – Мне многое интересно, сложно определиться. Пока я выбираю методом исключения.
– А поподробней?
– Ну, я точно решила, что не хочу заниматься финансами, рекламой и продажами. Я бы хотела приносить пользу обществу.
– А врачом не хочешь стать?
– Врачом, конечно, здорово и интересно, но от вида большого количества крови мне становится плохо. Так что увы, врачом мне не быть.
– Что ещё ты исключила?
– Сферу развлечений, красоты, моды. Чистая наука – тоже нет, – она помолчала. – Мне интересно придумать такие механизмы, которые сподвигнут богатых делиться деньгами с бедными.
Скорее всего, я стал первым, кому Маруся доверила свои соображения по поводу будущей профессии, и мне это польстило.
– Даже не просто делиться, – продолжила она, – а давать им работу, помогать найти своё место в обществе, чтобы им не приходилось думать лишь о пропитании. Тут нужен и творческий подход, и точный расчёт, и организаторские способности…
Сердце моё таяло, когда я слушал её, – какое счастье, что, по крайней мере, с выбором жены мне уже не придётся мучиться. С другой стороны, становилось страшно – Маруся точно далеко пойдёт, смогу ли я соответствовать? Я тоже обязан добиться успеха и общественного уважения. Может, я стану менеджером её проектов? Хотя… не стоит рисковать.
– Здорово, – похвалил я. – А как думаешь, я бы мог стать врачом?
Маруся задумчиво на меня посмотрела.
– Мне кажется, из тебя получился бы отличный спасатель. Только это очень опасно, – добавила она.
– Спасатель?! – Я даже споткнулся от удивления. – А врач, по-твоему, из меня не получится?
– Ну откуда мне знать? Просто врач – это такое призвание, прям с детства, когда зверушек всяких лечат, играют во врача… Но, может, у меня неверные представления…
– А будущие спасатели не спасают всех подряд с малых лет? – усмехнулся я.
– Так ты постоянно всех спасаешь!
Мне определённо начинало нравиться обсуждать свою будущую профессию. Я уже узнал, что ответственный, добиваюсь целей, обладаю актёрскими способностями и харизмой, которую всё забываю загуглить, да ещё и постоянно кого-то спасаю. Я, конечно, понимал, что мои спасательные операции из того же разряда, что победа над математикой, но всё равно было сверхприятно услышать это от Маруси.
– Да никого я не спасаю, – вздохнул я, – и не лечу. И с точными науками не дружу. Чем мне заняться – ума не приложу. Только русский легко даётся, и что мне с этой способностью делать? Не писателем же становиться.
– Кстати, – рассмеялась Маруся, – почему бы и нет? У тебя классные сочинения. Иногда, правда, перебарщиваешь с красивыми словцами, но чувствуется свой стиль.
– У тебя тоже есть свой стиль.
– Есть, но у меня нет смелости, свободы, а у тебя есть. Ты разве не пишешь?
– Что? – не понял я.
– Ну, рассказы, истории…
– Нет, – вынужден был разочаровать я.
– Странно. Я была уверена, что пишешь.
– А, – вспомнил я, – я записал свои воспоминания о начальной школе.
– Правда? Дашь почитать?
– Нет, – поспешил я. – Может, лет через двадцать.
– Двадцать? – переспросила Маруся.
– Ну, десять.
– Буду ждать, – пообещала Маруся.
– Спасибо, – поблагодарил я от души.
Мы распрощались, и я ещё по дороге домой нагуглил, какие экзамены нужны для поступления в литературный институт. Профессия уже, считай, выбрана.
Ясное дело, что зарабатывают писатели хорошо, а ещё у них свободный график и польза людям. И везде, куда меня позовут, я буду рекламировать Марусины проекты. Ну и, может, расскажу между делом, что болезни лучше не лечить, а предотвращать. Или даже напишу об этом роман, и превентивщики его раскупят. Уф, гора с плеч свалилась. И на всякий случай я не стал делиться с мамой своими планами.