Опасные тайны

А здесь, подумала она, ловя в воздухе острый лошадиный запах, здесь можно научиться чему-то совсем другому. Мир скачек, его законы, люди и сами благородные животные, вокруг которых кипело столько страстей, – все это Келси знала больше понаслышке и была не прочь познакомиться поближе с тем, что казалось со стороны таким привлекательным и празднично-ярким.

Итак, решено: она будет учиться, будет изучать этот загадочный мир. И это, несомненно, поможет ей лучше понять мать.

Как и в прошлый ее визит, возле конюшен жизнь била ключом. Грумы прогуливали лошадей, шипела вода, вырываясь из черных резиновых шлангов, блестели мокрые лошадиные бока, работники сновали туда и сюда, держа в руках охапки соломы или катя тачки с прессованным сеном. Стараясь не замечать направленных на нее – и искоса, и в упор – взглядов, Келси переступила порог конюшни.

В первом же боксе она увидела конюха, который бинтовал переднюю ногу кобыле. Заслышав ее шаги, он поднял голову, и Келси невольно задержала шаг. Глаза мужчины были скрыты в тени под козырьком кепки, но видимая часть лица показалась Келси неправдоподобно старой, растрескавшейся, словно оставленный на солнцепеке кусок кожи.

– Простите, пожалуйста, вы не скажете, где мне найти мисс Чедвик?

– Выросла, малышка, да? – При помощи языка конюх переместил табачную жвачку за щеку и кивнул головой. – Я слыхал, что ты приезжаешь… Но-но, золотко, погоди-ка мочиться!

Келси потребовалась целая секунда, чтобы сообразить, что последнее замечание относится к кобыле, а не к ней.

– Что случилось с этой лошадкой? – спросила она. – Что-нибудь серьезное?

– Нет, просто маленькая растяжка. Она у нас уже старушка, но все еще норовит пуститься во весь дух при каждом удобном случае. Вспоминаешь те денечки, крошка? Она выиграла свою первую скачку, и последнюю тоже, и еще дюжину скачек в промежутке. Сейчас-то ей уже двадцать пять. Когда ты в последний раз видела ее, она была шустрой молодой кобылкой. – Конюх улыбнулся, обнажая редкие, желтые от табака зубы. – Нет, наверняка ты не помнишь ни меня, ни ее. Меня звать Боггс, я учил тебя кататься на пони. Небось уже забыла, как надо ездить верхом?

– Нет, я умею. – Келси протянула руку и погладила старую лошадь по морде. – Как ее зовут?

– Королева Ярмарки. Я зову ее Кори.

Кобыла негромко заржала, и ее большие карие глаза заглянули, казалось, в самую душу Келси.

– Да, она старовата для скачек, – задумчиво пробормотала она.

– И для племени тоже, – подхватил Боггс. – Кори у нас давно на пенсии, но ей все кажется, что она еще девочка, вот и начинает бить копытами. А если б я принес сюда седло, у нее уши сразу бы торчком встали.

– Значит, она еще может ходить под седлом?

– Если наездник справный попадется. А твоя ма чуть дальше, у случной конюшни. Как выйдешь, налево. Сегодня там большие дела творятся.

– Спасибо, э-э-э…

– Боггс. И добро пожаловать домой, дочка. – Он снова повернулся к кобыле, и его заскорузлые, мозолистые ладони мягко и бережно заскользили по лошадиным ногам. – Когда придешь в следующий раз, не забудь надеть ботинки.

– Да, пожалуй… – Келси в замешательстве посмотрела на свои мягкие итальянские туфли без каблуков.

Она прошла вдоль конюшни, невольно задержавшись у бокса Сирени. Кобыла, казалось, узнала ее – во всяком случае, она потянулась к ней мордой, а ее фырканье показалось Келси приветливым.

Оказавшись снаружи, она увидела, что указания, которые дал ей Боггс, были излишними. Суета у здания с навесом, стоявшим на отшибе, сразу привлекла ее внимание, и она направилась туда. Еще издалека она узнала Гейба Слейтера и сразу же задумалась, кто из них выглядит красивее – он или великолепный гнедой жеребец, который то и дело норовил встать на дыбы и которого Гейб с трудом удерживал. Он стоял у головы коня, крепко уперевшись каблуками в землю, и напрягал все свои силы, чтобы не выпустить из рук коротенький недоуздок, а конь вздрагивал всем телом и громко ржал.

Тряхнув головой так, что его вьющиеся волосы разлетелись по ветру, Гейб прокричал коню:

– Волнуешься, малыш? Я тебя понимаю. Прежде чем заниматься сексом с хорошенькой кобылкой, полезно как следует разогнать кровь по жилам. Привет, Келси, – добавил Гейб, не оборачиваясь и продолжая удерживать жеребца в узде. Он знал, что она здесь. Келси готова была поверить, что он почуял ее присутствие, как жеребец чувствует кобылицу. – Ты поспела как раз вовремя, чтобы своими глазами увидеть самое главное. Тебя не смущают подобные зрелища?

– Нисколько.

– Вот и отлично. Наоми внутри, с кобылой. «Рискованное дело» и «Три ивы» решили вместе родить чемпиона.

Келси окинула лошадь взглядом. Грумы и дрессировщики обступили жеребца со всех сторон, страхуя Гейба и мешая животному ринуться к навесу. Мокрая от пота гнедая шкура великолепного скакуна горела словно огонь, глаза бешено вращались, могучие мускулы свивались в тугие узлы.

– И вы собираетесь выпустить этого бешеного зверя на какую-нибудь бедную, ничего не подозревающую кобылу? – спросила Келси.

Гейб ухмыльнулся:

– Поверь мне, она будет нам только благодарна.

– Вы напугаете ее до смерти, – не согласилась Келси и направилась к сараю с навесом. Внутри она увидела свою мать и Моисея, которые пытались успокоить кобылу, которая, казалось, всем своим существом стремится к соитию с жеребцом. Она тоже была гнедой масти и отличалась такой же величественной статью, как и ее предполагаемый супруг. Несмотря на то что кобыла была стреножена, а на шею ее был надет защитный жилет из кожи и толстого брезента, она ничуть не выглядела напуганной.

– Келси! – Тыльной стороной ладони Наоми вытерла со лба пот и грязь. – Герти должна была сообщить мне, когда ты приедешь!

– Я просила ее не беспокоиться. Или я мешаю?

– Нет… – Наоми с сомнением посмотрела на Моисея. – Просто зрелище может оказаться… слишком наглядным.

– Я кое-что знаю о сексе, – сухо заметила Келси.

– Оставайся, и узнаешь гораздо больше, – вставил Моисей. – Кобыла готова, – бросил он одному из дрессировщиков.

– Держись от нее подальше, – предупредила Наоми дочь. – У лошадей не все проходит так просто, как у людей – полчаса в придорожном мотеле, и все дела.

Келси почувствовала острый запах конского возбуждения, как только Гейб и конюхи ввели в сарай жеребца. Казалось, сам воздух внутри источал терпкий аромат плотского желания. В нем было что-то первобытное, неуправляемое, дикое. Кобыла негромко заржала – не то в знак протеста, не то наоборот, призывая супруга, – и жеребец откликнулся на этот голос звуками, от которых в груди Келси все перевернулось.

Моисей отдал какие-то распоряжения, конюхи проворно рассыпались по сторонам, отпустив туго натянутые веревки. Жеребец ринулся вперед, потом встал на дыбы и взгромоздился на лоснящийся круп кобылы. Расширившимися от удивления глазами Келси следила за тем, как Моисей шагнул вперед и руками помог жеребцу. Потом она поняла, для чего на кобылу надели эту странную брезентовую сбрую: без нее жеребец, несомненно, прокусил бы ей кожу на холке и спине.

Дальше все пошло так, как задумано природой. Движения жеребца были торопливыми, резкими, до странности напоминая человеческие. В конце концов самец – требовательный и властный, как и все мужчины, – покрыл кобылу; та не сопротивлялась, а ее большие лиловые глаза закатились, как показалось Келси, от удовольствия. Сама того не осознавая, она подошла ближе, захваченная неистовой страстью совокупляющихся животных. Ее собственное сердце тоже забилось чаще, а кровь быстрее потекла по жилам. Сексуальное возбуждение – внезапное и сильное – охватило Келси и заставило ее пошатнуться.

Только тогда она опомнилась и обнаружила, что глядит прямо в лицо Гейба. По его коже ручьями стекал пот, крепкие мускулы натягивали рубашку, а глаза, казалось, смотрели прямо на нее, и Келси испытала еще одно потрясение, заметив в его взгляде то же первобытное, примитивное желание, которое как будто было отражением ее собственных чувств. На мгновение представив себе, как ее самое берут так, как только что кобылу – жестоко, грубо, властно, – Келси снова покачнулась.

Гейб улыбнулся. Его губы медленно растянулись в улыбке, которая была одновременно и наглой, и обольстительной, и Келси подумала, что он улыбается, потому что точно знает, что творится у нее в голове. Как будто он сам заставил ее подумать об этом.

– Впечатляет, верно? – Наоми бесшумно подошла к ней сзади и остановилась на расстоянии вытянутой руки. Эта кобыла была третьей за сегодняшнее утро, и все тело Наоми ломило от усталости. – За один акт, направленный на продолжение рода, лошади теряют несколько сот фунтов веса, – буднично закончила она.

– А это… – Келси откашлялась. – Ей это не больно?

– Даже если и больно, я сомневаюсь, что кобыла это замечает. – Наоми вытащила из заднего кармана джинсов простую голубую косынку и промокнула ею влажную шею. – Некоторые жеребцы при случке ведут себя очень осторожно, совсем как стыдливые юноши или как давние любовники.

Криво улыбнувшись, она покосилась на сопящую и отдувающуюся пару.

– Но об этом экземпляре так сказать, конечно, нельзя. В нем нет ни капли застенчивости. Зверь, а не конь. А какая женщина время от времени не мечтает о том, чтобы залучить к себе в постель зверя? – И она бросила быстрый взгляд на Моисея.

«Помни, ты сможешь добиться своего только за счет ума», – напомнила себе Келси, стараясь унять бешеный стук сердца. Она давно решила, что логичнее будет начать издалека, постепенно приближаясь к главным вопросам, которые ее интересовали. Кроме того, такой путь был наиболее безопасным и удобным.

– Как узнать, какого жеребца с какой кобылой спаривать? – спросила она.

– По родословным, по предрасположенности, по характеру, в конце концов – просто по масти. Каждый коннозаводчик ведет свои генетические карты, которые помогают предположить определенные качества у возможного потомства при скрещивании линий. Ну и конечно, его величество случай тоже играет роль, поэтому, решившись на спаривание, мы все держим пальцы крестом. Господи, как хочется курить! Пойдем подышим воздухом, здесь закончат без нас.

Наоми направилась к выходу, на ходу вытаскивая из кармашка пакетик жевательной резинки.

– Хочешь?

– Нет, спасибо.

– Жалкая замена табаку. – Наоми вздохнула и отправила в рот пластинку «двойной мятной». – Впрочем, все замены этим грешат.

Она слегка наклонила голову и внимательно оглядела дочь с ног до головы.

– Ты выглядишь утомленной. Бессонная ночь?

– Что-то вроде этого.

Наоми снова вздохнула. Было время, когда у ее дочери не было от матери секретов. Больше того, последние сногсшибательные новости и самые страшные тайны так и сыпались из нее, но те дни ушли безвозвратно. Как и многое другое.

– Если не захочешь отвечать, скажи мне об этом сразу… – нерешительно начала она. – Просто мне хотелось знать, Филипп был против твоей поездки?

– Если быть предельно точной, то мое решение причинило ему боль.

– Понимаю. – Наоми посмотрела себе под ноги и кивнула. – Я сама готова была бы поговорить с ним, чтобы переубедить его, но, боюсь, этим я только бы все испортила.

– Пожалуй, что так.

– Ну хорошо. В конце концов, ему предстоят всего лишь несколько недель беспокойства.

Когда Наоми снова подняла голову, ее взгляд был жестким. Черт возьми, она заслужила этот короткий месяц – всего один месяц за такую чертову уйму лет.

– Переживет, – сказала она. – Я не могу умереть просто потому, что множеству людей так было бы удобнее.

Она обернулась назад, чтобы посмотреть, как Гейб выводит взмыленного жеребца из сарая, и на губах у нее появилась улыбка, смягчившая выражение ее лица.

– Ну что? Как ты думаешь – получилось у нас?

– Если нет, то вовсе не потому, что мы плохо старались, – отозвался Гейб и, погладив коня по шее, передал повод груму. – Надеюсь, что все в порядке и мы получим своего чемпиона. Первого из многих. Ну что, Келси, интересное вышло посвящение в жизнь коневодческой фермы? Если пробудешь здесь до начала будущего года, то своими глазами увидишь результаты сегодняшнего свидания.

– Я бы назвала это иначе, – холодно откликнулась Келси. – Похоже, у кобылы не было никакого выбора.

– У жеребца тоже. – Ухмыльнувшись, Гейб достал из кармана сигару. – Их примитивные инстинкты не допускают такой роскоши, как свободный выбор. Пусть Моисей сообщит мне, если потребуется повторить представление, – обратился он к Наоми, – но я готов побиться об заклад, что второго раза не потребуется.

– В любом другом случае я бы спросила, сколько ты готов поставить, – улыбнулась Наоми, – но сегодня я, пожалуй, доверюсь твоей интуиции. Прошу прощения, я сейчас вернусь. Мне надо взглянуть на кобылу.

С этими словами она повернулась и пошла к сараю.

Келси поглядела в ту сторону, где конюх выгуливал жеребца, давая ему остыть.

– Почему бы вам тоже не пойти туда и не выкурить вашу сигару там? Заодно и поговорили бы на мужские темы, – не удержалась Келси, оставшись один на один с Гейбом.

– Я перестал рассказывать сказки о своей выдуманной половой жизни еще в старших классах, – ровным голосом отозвался он. – Это я заставляю тебя нервничать или просто обстановка действует?

– Ни то, ни другое, – машинально откликнулась Келси, хотя и знала, что это неправда. Гейб каким-то образом влиял на нее, однако, скорее всего, это была ее собственная проблема. – Так это вы – владелец соседней фермы? «Рискованное дело», кажется?

– Совершенно верно.

– Я любовалась вашим домом с дороги. Он… несколько менее традиционен, чем остальные дома в округе.

– Как и я сам. Респектабельная усадьба в стиле «мыс Код»^[3] меня не устраивала, так что, как только ферма перешла в мои руки, я выстроил себе жилище по своему вкусу. – Он выпустил струйку дыма и прищурился. – Заходи, взгляни на него вблизи. Я устрою тебе настоящую экскурсию.

– Благодарю, но сначала я хотела бы как следует ознакомиться с достопримечательностями «Трех ив».

– На всем Восточном побережье не найти другого такого хозяйства, если не считать моей фермы.

За спиной Гейба кто-то громко и насмешливо фыркнул. Он обернулся и увидел Моисея.

– Моя ферма была бы лучшей в стране, если бы я сумел сманить у Наоми мистера Уайттри, – тут же поправился Гейб. – Соглашайся, Мо, я буду платить тебе вдвое против того, что платит она.

– Побереги свои деньги, парень. Лучше купи себе еще один карнавальный костюм. – Моисей передал поводья одному из конюхов. – Такие владельцы, как ты, обычно заканчивают грандиозным провалом.

– То же самое ты говорил пять лет назад.

– То же самое я готов повторить и сейчас. Дай мне сигару.

– С тобой нелегко иметь дело, Уайттри. – Гейб протянул тренеру сигару.

– Угу. – Моисей засунул сигару в нагрудный кармашек. – Вон тот парень со сломанным носом… Это твой? От него попахивает джином.

Беззаботная улыбка на лице Гейба погасла, а глаза сузились.

– Я этим займусь.

– Пусть этим занимается твой тренер, – заявил Моисей. – Это его работа.

– Но это моя лошадь, – возразил Гейб. – Прошу меня извинить…

Он круто развернулся на каблуках и направился к трейлеру, куда по сходням заводили жеребца.

– Так он никогда ничему не научится, – неодобрительно проворчал Моисей.

– У Гейба всегда было слабовато с дисциплиной, – заметила Наоми, подходя к ним. – Ты должен был рассказать о нарушении его тренеру.

– Джемисон и так знает, что творится у него под самым носом. Для этого я ему не нужен.

– Простите, – перебила Келси, поднимая руку. – Может быть, вы и мне объясните, в чем дело?

– Гейб увольняет одного из своих конюхов, – пояснила Наоми, глядя в сторону трейлера и качая головой.

– Так просто? – поразилась Келси. – За что?

– На работе нельзя пить, – сквозь зубы процедил Моисей, прислушиваясь к возбужденному голосу конюха, который как раз донесся до них. – Но владельцы все равно должны держаться подальше от того, что делается в конюшнях и вокруг них.

– Почему? – спросила Келси.

– Потому что они владельцы! – Моисей возмущенно потряс головой и медленно пошел обратно к стойлам.

– У нас не соскучишься. – Наоми легко коснулась руки Келси. – Почему бы нам не… Черт!..

– Что? – Келси повернулась как раз вовремя, чтобы увидеть, как грум замахнулся на Гейба. И как Гейб, ловкий и быстрый, словно тень, уклонился от удара раз, другой, третий.

Он не хотел наносить ответного удара, хотя инстинкт твердил ему: бей! Этот закон трущоб, эта въевшаяся в подсознание привычка постоянно жила в самом глухом и темном уголке его мозга, скрываясь за внешним обликом воспитанного, цивилизованного человека, каким ему удалось стать. Конюх – человек с маленьким сморщенным лицом, похожим на морду хорька, – казался ему жалким; он был чуть ли не вдвое меньше его, но Гейб едва сдерживался, чтобы не разорвать его на части. Надо же было так случиться, что именно Моисей, посторонний человек, указал ему на то, что за его драгоценным жеребцом присматривает пьяный работник.

– Возвращайся на ферму и собирай манатки, Липски, – с ледяным спокойствием повторил Гейб, не обращая внимания на сжатые кулаки конюха. – Ты больше у меня не работаешь.

– Кто ты такой, чтобы говорить мне это? – Липски быстро вытер рот тыльной стороной ладони. Он не был пьян, пока еще не был, но он уже влил в себя достаточно джина, чтобы чувствовать себя грозным и сильным. – Я знаю о лошадях больше, чем ты когда-нибудь узнаешь. Ты пролез в большой бизнес благодаря везению. Везению и ловкости рук. Все это знают, как знают и то, что твой отец – пьяница и неудачник.

Огонь, сверкнувший в глазах Гейба, заставил конюхов попятиться. Словно по молчаливому соглашению, они встали в круг. Представление вот-вот должно было начаться.

– Так ты знал моего папашу, Липски? Ничуть не удивлен. Как-нибудь потом можешь навестить его и пропустить с ним по рюмочке. А пока собирай вещички и получи расчет. Ты уволен.

– Меня нанимал не ты, а Джемисон. Я проработал десять лет на ферме Канингема и буду работать там, когда ты снова вернешься к рулетке и карточным столам.

Глядя через голову Липски, Гейб заметил, как двое конюхов обменялись взглядами. Так вот что за козыри у Липски в рукаве! Ладно, с ними он разберется попозже, пока же ему нужно было перебить карту, которая уже легла на сукно.

– Ни у Канингема, ни в «Рискованном деле» для тебя больше не будет никакой работы. Может быть, тебя действительно нанял Джемисон, но это я подписываю твои чеки на зарплату. Пьяниц я у себя не держу. И если я еще раз увижу тебя возле моих лошадей – пеняй на себя, Липски. Обещаю, что в этом случае тебе придется иметь дело вовсе не с Джемисоном.

Он повернул голову, и Келси встретилась с ним взглядом. Она стояла неподвижно и, как и конюхи, наблюдала за происходящим. Холодное презрение, читавшееся в глазах Гейба, потрясло ее, и она успела подумать только о том, как бы ей не хотелось когда-нибудь стоять под таким взглядом. В следующее мгновение она заметила, как солнце ярко блеснуло на узкой полоске стали, зажатой в кулаке Липски.

Крик еще не успел вырваться из ее горла, а Гейб уже повернулся навстречу ножу. Он действовал настолько быстро, что нож лишь полоснул его по руке, вместо того чтобы вонзиться в спину. Вид и запах крови заставили зрителей оживиться, хотя до этого все происходящее, казалось, занимало их внимание лишь в незначительной степени.

– Ну-ка, отойдите подальше, – приказал Гейб, не обращая внимания на боль в руке. «Это моя ошибка, – подумал он. – Я недооценил опасность, не думал, что пьянчуга может зайти так далеко».

– Хочешь завалить меня, Липски? – спросил Гейб. Его тело напряглось, как сжатая пружина, и было готово отразить следующую атаку. Еще один закон улицы: если не можешь уйти от драки – сражайся, а там как повезет. – Ну что ж, действуй. Этот ножик тебе понадобится.

Клинок в руке конюха задрожал. В первое мгновение Липски даже не мог припомнить, как и когда он его вытащил. Казалось, рукоятка сама прыгнула к нему в руку. Как бы там ни было, первая кровь уже пролилась, а гордость, разбуженная джином, не позволяла ему отступить.

Липски побледнел, но, пригнувшись к земле, начал медленно двигаться по кругу.

– Нужно что-то сделать! – воскликнула Келси, чувствуя во рту противный медный привкус собственного страха. – Позвоните кто-нибудь в полицию.

– Нет, только не в полицию! – Бледная нездоровой восковой бледностью, Наоми заломила руки.

– Но они убьют друг друга! Господи!..

Келси в ужасе следила за тем, как блестящее лезвие со свистом рассекает воздух в считаных дюймах от Гейба. Кроме этих двоих, что двигались по кругу, словно на гладиаторской арене, никто больше не шевелился. Только запертый в трейлере жеребец, почуяв запах крови и насилия, принялся лягаться, раскачивая тяжелый фургон.

Не успев как следует подумать, Келси схватила вилы, стоявшие у стены сарая. Взвесив их в руках, она взяла вилы наперевес и бросилась вперед, стараясь не думать о том, что могут сделать с человеческой плотью острые зубцы. Новая вспышка солнца на лезвии ножа заставила ее остановиться. Вращаясь вокруг своей оси, клинок подлетел высоко вверх; в то же самое мгновение Липски с размаху грохнулся на землю.

Удара она не видела. Гейб, казалось, даже не сдвинулся с места. Он стоял над упавшим противником, его глаза были холодны, а лицо было словно высечено из камня.

– Сообщи Джемисону, куда выслать твои вещи и причитающиеся деньги, – отчеканил он, без усилий приподнимая Липски за воротник. При этом запах крови и перегара ударил ему в ноздри с такой силой, что Гейба, в котором эти ароматы будили не самые приятные воспоминания, едва не стошнило. – И постарайся больше не попадаться мне на глаза, особенно где-нибудь возле фермы, иначе я могу позабыть, что я теперь джентльмен. Я разорву тебя на две половинки.

Бросив обмякшее тело обратно на землю, Гейб брезгливо отряхнул руки и повернулся к своим людям.

– Отведите его на шоссе, пусть ловит машину и убирается.

– Да, сэр, мистер Слейтер.

Конюхи зашевелились и, оживленно переговариваясь, словно мальчишки на школьном дворе, ставшие свидетелями драки, подняли Липски и поволокли к грузовику.

– Извини, Наоми. – Гейб небрежным жестом отбросил назад упавшие на лоб волосы. – Мне нужно было дождаться, пока мы вернемся на ферму, и уволить его там.

Наоми всю трясло, но она постаралась взять себя в руки.

– Боюсь, что тогда я не увидела бы этого любопытного представления, – ответила она и, выжав из себя улыбку, шагнула к нему. Кровь все еще текла по руке Гейба. – Пошли в дом. Надо промыть и перевязать твою руку.

– По сценарию я должен сказать: «Пустяки, это просто царапина», – ухмыльнулся Гейб и впервые опустил взгляд, чтобы поглядеть на рану. Он облегченно вздохнул, увидев, что порез неглубок, хотя боль была довольно сильной. – Но я был бы дураком, если бы отказался от возможности предоставить себя заботам двух очаровательных женщин.

С этими словами он перевел взгляд на Келси.

Она все еще стояла посреди двора, сжимая в руках навозные вилы. Костяшки ее пальцев побелели от напряжения, на скулах горели яркие пятна, а глаза сверкали от страха и ярости.

– Мне кажется, вилы уже можно поставить на место. – Он осторожно отобрал у нее инвентарь и прислонил к стене. – Поверь, Келси, я высоко ценю твою находчивость, а еще пуще – заботу о моей шкуре.

Келси почувствовала, как начинают дрожать и подгибаться колени, и приложила все силы, чтобы справиться со слабостью.

– Вы что, так его и отпустите? – спросила она.

– Что же еще? – удивился Гейб.

– Покушение на убийство обычно считается преступлением. За это арестовывают. – Она обернулась на Наоми и увидела, как губы ее дрогнули и изогнулись в кривой, вымученной улыбке. – Или здесь все по-другому?

– Спроси у Моисея, – подала голос Наоми. – В «Трех ивах» именно он занимается увольнениями.

С этими словами она вытащила из кармана свою голубую косынку и забинтовала ею окровавленное предплечье Гейба.

– Очень жаль, но я не ношу нижней юбки, которую могла бы разорвать для тебя на бинты.

– Мне тоже, – весело отозвался Гейб.

– Прижми покрепче другой рукой, – велела она. – Сейчас мы пойдем в дом и забинтуем тебе руку как следует.

Они повернули к усадьбе, и Гейб нарочно шел медленно, давая возможность Келси нагнать его. Когда она поравнялась с ним, он проговорил, широко ухмыляясь:

– Добро пожаловать домой, Келси.