Read the book: «Никто, кроме нас»

Посвящение

Посвящаю эту книгу вам, Андреа и Даниэль. Никто, кроме вас не заполучал мое сердце настолько сильно.

ПЛЕЙЛИСТ

_________◇_________

1) I See Red – Everybody Loves an Outlaw

2) I Was Never There

– Gesaffelstein и The Weeknd

3) Isabel LaRosa – Eyes Don't Lie

4) Dangerous Hands – Austin Giorgio

5) Love Is a Bitch – Two Feet

6)  Billie Eilish – you should see me in a crown

7) Selena Gomez – Fetish

8) Nour – Premier Amour (speed up)

9) Formidable – Stromae

10) Dynasty – Miia

11) Sickick – Intro (Infected

12) Dangerous Woman – Ariana Grande

13) After Hours – The Weeknd

_________◇_________

ОТ АВТОРА

P.s. Вторая часть дилогии. Читать строго по порядку, поэтому перед ознакомлением этой книги, нужно прочесть «Никто, кроме тебя».

Цикл «Вороны»

1) 

Никто, кроме тебя (Даниэль и Андреа)

2) 

Никто, кроме нас (Даниэль и Андреа)

3) 

Никто не узнает (Тристан и Инесс)

4) 

Продолжение следует…

__________♡___________

Я рада, что создала их историю, рада, что смогла стать автором этого цикла. Рада, что у этой неидеальной истории любви, появились вы, мои читатели, и стали её частичкой, за что я безмерно благодарна.

Люблю и обнимаю!

И всегда помните, воистину, за каждой тягостью наступает облегчение.

ДИСКЛЕЙМЕР

Данная книга является художественным произведением, ничего не пропагандирует и ни к чему не призывает. Она содержит изобразительные описания противоправных действий – sex, nasilie, selfharm и т.д. Автор ни в коем случае не сторонник насилия и нанесения вреда себе, и описывает это исключительно в поучительном характере.

_________◇_________

Содержит нецензурная брань.

Все права на книгу принадлежат автору, и любая незаконная рассылка ведет к уголовному последствию.

Давайте уважать друг друга.

С любовью сквозь страницы, Яна Дин.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ «ОБРЕТАЯ ЛЮБОВЬ»
ПРОЛОГ

Но я потерял ее в самом начале истории.

(с) Скриптонит

– Даниэль! – голос срывается с рыданиями, – Пожалуйста! – судорожно кричу в трубку.

Руки покрылись мелкой дрожью. Ноги не слушали. Тело поддавалось страху, а во рту чувствовался вкус крови. Он разбил мне губу, когда ударил.

– Андреа?! – возглас в конце трубки звучит радостно. Но Даниэль не смог скрыть нотки страха, съедающие нас обоих. Он рад, что слышит меня. Его раздражает неизвестность. Дэн боится меня потерять. Но я жива. Только в данной ситуации – это вопрос времени.

– Даниэль, они…они здесь, – дышится тяжело. Болят легкие и кажется даже ребра. Не уверена, целы ли они сейчас. – Я успела выхватить телефон. Я не знаю, что делать. Я…они…они хотят…, – голос дрожит, в области груди колит от боли, а рана на губе раскрывается с новой силой, заставляя течь струйке крови по подбородку.

– Ш-ш-ш, – тихий шепот заставляет скатиться по холодной и сырой плитке туалета.

Прикрываю ладонью рот, пытаясь заглушить рыдания.

– Дыши, птичка, слышишь? – до боли любимый голос заставляет подчиниться, – Я тебя найду. Обязательно. Ты доверяешь мне?

Хочу прокричать тысячу раз «да», но топот ног и крики со стороны входа, заставляют тело отказаться функционировать.

– Они здесь. Здесь, Даниэль, – судорожно протараторила, прикусывая большой палец. Глаза наполняются страхом. Биение сердца превращается в маленький комок нервов, готовый разорваться в считанные секунды.

– Она там! – слышу мужской грубый крик.

В любом случае, я знала, что они меня поймают.

– Они…, – истерика съедает все слова, пытавшиеся вырваться из уст.

– Теперь слушай внимательно, Андреа, – резко начинает Даниэль. Его спокойный голос, в котором скрыты штурмы эмоций, дает надежду и стержень держать себя в руках.

Закрываю глаза, прислушиваясь. Наполняю лёгкие воздухом. Предчувствие того, что это возможно наш последний разговор, не дает дышать.

– В телефоне есть чип, – продолжает Дэн, – Вытащи его, подсунь под язык, а лучше проглоти. Он маленький, – быстро и чётко.

– Но он отключится. Я потеряю связь с тобой, – думать об этом, как страшный сон.

– Не потеряешь, – выдыхает Даниэль, пытаясь не поддаться эмоциям, – Послушай, птичка, я обязательно найду тебя, – хочется разреветься еще хуже, от того, как больно это звучит, – Я найду, ты же веришь? – секундная пауза. Мы оба замолчали, а я еще сильней прижимаюсь к плитке уборной, словно она может спрятать от тех, кто сейчас бежит ко мне. – А теперь разбей мобильник. Чип внутри.

Становится страшно. Господи, если это наш последний разговор, хочу сказать одно:

– Я редко говорю, но я люблю тебя, Даниэль, – телефон скрипит от того, как сильно сжимаю его, – Люблю, любила и буду любить. До самой смерти, – краткая, почти отчаянная улыбка, тенью падает на губы, – Берегите себя.

– Нет, дьяволица, – шарахаюсь от того, как что-то разбивается в конце трубки, – Черт бы все драл, не прощайся со мной, – свирепо кричит Даниэль.

– Я люблю вас, Даниэль Грассо Конселло, – отвожу трубку от уха, несмотря на крики Даниэля.

Вместе с волнительным вздохом, слышу, как дверь туалета вылетает из петель. Страх заставляет действовать быстро.

Они выбьют мою кабинку в считанные секунды.

Разбиваю мобильник об унитаз. Ударяю ещё, и на белый кафель падает маленький чип. Он маленький. Слишком.

– Открой, сука!

Подбираю чип, и положив в рот, пытаюсь проглотить. Это трудно. Я столько кричала и плакала, что слюны во рту практически не осталось. Наконец получается, и в этот же момент, кабинку ломают насквозь. Дверь отлетает и трое мужчин смотрят на меня оскалив зубы.

– Теперь ты наша, пташка, – самый главный делает шаг в маленькое пространство и силой ухватывает за плечи.

Как же давно я не чувствовала такой боли. Казалось, прошло столько лет. Но я опять здесь. И чувствую боль от избиения.

– Нет! – рыпаюсь, кусаюсь и бьюсь. Но все тщетно.

В конце концов, теперь я в их власти.

И единственная надежда на Даниэля.

Я доверяю тебе.

Я люблю тебя.

До самой смерти.

ГЛАВА 1

ПЯТЬ ЛЕТ СПУСТЯ ПОСЛЕ СОБЫТИЙ ПЕРВОЙ КНИГИ

Даниэль

Между моим сердцем

И ребрами

Есть небольшая щель,

Глубже тихого океана.

Я храню там память о тебе,

Память недописанного Романа.

(с) Шахназ Сайн

– Ворон! Ворон! Ворон!

Крик толпы будоражил кровь. Сила и адреналин разливались по всему телу.

Стоять на ринге, смотреть в глаза противнику, видеть страх в них и слышать восторг наблюдавших – как наркотик. Все это дрожью проходит по телу, заставляет гореть мышцы, сверкать глаза, быть в экстазе. Словно ни здесь, ни сейчас.

– Ворон! Ворон! Ворон!

Соперник делает вдох. Наши взгляды встречаются в борьбе. Он с громким рыком бежит на меня, поднимая кулаки. Именно тогда делаю резкий прыжок, поворот и удар пяткой прямо в челюсть. Всё становится белым шумом.

Соперник вне сил валиться на пол, и посреди шума я отчетливо слышу хруст его черепа.

Толпа разрывает глотки громче.

– Ворон! Ворон! Ворон! – сетки вокруг звенят от тряски заключенных.

Ворон – я. Меня так прозвали из-за принадлежности к «Corvi». За решёткой никого и никогда не называют по имени.

Смысла быть на ринге больше нет. Поворачиваюсь, спрыгивая и уходя прямиком в раздевалку. Войдя в душ, раздеваюсь и включаю кран, с тяжелым и уставшим выдохом прикрывая веки. Вода течет по телу, освежая, смывая кровь с лица, рук и ног. Звук бьющейся воды об кафель успокаивает. Открывать глаза нет желания. Видеть тускло горящие лампы, впитавшие грязь, и, обшарпанные стены, давно покрытые плесенью тошно.

Выхожу из душа, слыша довольный голос Торри.

– Мешки довольны, – усмехается парень, облокачиваясь об раковину и смотря на меня скрестив руки на груди.

«Мешки» – такое название носят местные богачи, у которых в карманах есть деньги – деньги, что с легкостью уходят на зрелище, которое я завершил несколько минутами ранее.

Но я не участвую в боях ради денег. Они мне просто не нужны. Просто это стало отдельным успокоением за пять лет пребывания в тюрьме, дающим забыть о том, как сильно я ненавижу себя и те слова, как пластинка, играющие в голове по сей день.

«Я больше тебя не люблю»

«Ты умер»

«Я сделала аборт»

«Ты подарил мне эти крылья, Даниэль, и сам же их сломал.»

Я разбил ее сердце, а она, в отместку забрала моё.

– Следующий бой…, – зарекается Торри.

– В следующем бою меня не будет, – спешу перебить.

– Он через месяц, – недоумевает парень, – Твой срок заканчивается через два.

Взяв чистую одежду, переодеваюсь. Торри младше меня на семь лет, но хитер как лис. Хотя, однажды его переиграли, когда он попался с товаром порошка. А теперь он здесь. Отбывает срок.

– Я выхожу на следующей неделе, – наконец говорю правду, которую сам узнал недавно.

– Что? – ошеломляется Торри, расширив карие глаза, – Как это?

– Отец при смерти, мне придётся взять клан на себя, – надеваю серые штаны, вспоминая, как все это несколько дней назад говорили Тристан и Габриэль.

– Слушай, ворон, – Торри сбавляет свой тон, делая шаг ближе. Он явно не хочет, чтобы нас услышали. – Возьми меня в клан.

– Ответ «нет», – отрезаю сразу.

– Ну почему, черт возьми? Я могу вам пригодится.

С этим невозможно поспорить. Этот паренек, повторюсь, хитер как лис, и обладает отличными хакерскими способностями. Но…он мог переиграть свое будущее по-другому. Без этой крови и мафии.

– Это не игрушки, парень, – ладонь ложится на его плечо, и я запредельно спокойно продолжаю: – Это не катание на велосипеде, раскидывая наркоту. Это мафия. Организация, из которой нет выхода, —говорю на полном серьёзе, – Ты заходишь живым, выходишь мертвым, ты это понимаешь?

Торри замирает, не моргая. Его рыжие брови сходятся на переносице.

– Именно поэтому я и хочу к вам. Думаешь, от меня останется что-то, выйдя я отсюда? – раскидывается он руками в стороны, отдернув плечо из-под моей руки, – Нет, Ворон, – Торри начинает теребить свои волосы и ходить с одного угла душевой, в другой, что делает всегда, когда волнуется, – Люди, на которых я работал, убьют меня, не успей я переступить порог свободы, – наконец останавливается прямо напротив, – Помоги мне с этим, и я буду предан тебе до конца своих дней, – не боится. Он смотрит отважно. Прямо в глаза, не моргая.

Секунду смотрю на него, обдумывая и взвешивая. Торри терпеливо ждет ответа. Нахожу лишь одну фразу, доказывающую всю серьёзность решения.

– Знаешь, как у нас говорят: каждому ворону, вошедшему в клан, мы дарим крылья, но, если он предает нас, мы отрубаем эти крылья и сжигаем вместе с ним, – ухмылка прорезает губы. —Теперь решай сам, Тайлер Рейк, – специально называю его по имени, надеваю футболку, и не давая шанса возразить, оставляю наедине со своими мыслями.

Бой на ринге все ещё продолжается, а парня, который дрался со мной, унесли в медпункт, а возможно сразу в морг. Почти было ушёл, когда меня окрикивают. По имени. Когда вижу кто, хочется просто уйти.

– Даниэль, – вновь называет по имени бывший тренер, перегородив мне дорогу.

Мужчина за многие года постарел, но занятия спортом, видно, держат его подтянутым, и язык не поднимается сказать, что ему давно за пятьдесят.

– Тренер Чак, – приветственно киваю, подавая ладонь и пожимая.

Тренер тепло улыбается.

– Приятно было увидеть тебя, только вот плохо, что здесь, – мужчина поджимает губы.

Чак был отличным тренером. Все ещё помню, как сильно он возражал, когда я сказал, что ухожу и бокс не мое призвание.

«У тебя были все шансы попасть в большой спорт» – тогда напоследок сказал он.

– Как вас занесло сюда? – хочу быстрее поменять тему.

– Люблю поглядеть на бои без правил, – усмехается тренер, – Но я к тебе с таким делом, – он достает визитку из нагрудного кармана, – Узнал, что ты выходишь скоро, – Чак поднимает на меня взгляд, всматриваясь серьёзно, будто мог повлиять на мой выбор. Я прекрасно понимаю, чего он хочет, – И хотел пригласить тебя к себе. Ты все ещё…

– Нет, не могу, – перебиваю, не дав договорить, – Точка была поставлена десятки лет назад, и я не собираюсь её стирать. Всего хорошего, тренер Чак, – не беру визитку, разворачиваюсь и ухожу.

– Я бы потренировал твоего сына, – кричит тренер в спину.

– У меня нет детей, – разыгрывается грустная усмешка на устах.

Что жизнь хотела показать этой встречей? Напомнить о том, кем я мог бы стать, если бы не отец? Или о том, что теперь я почти новоиспечённый дон своего клана? Самой большой итальянской империи. Как я мог забыть, верно? А может этим, там наверху хотели показать, кем я не смог стать? Отцом для своих детей.

У выхода с зала ждет сотрудник. Он надевает на меня наручники и ведет в камеру, где снимает их. Все на боях, поэтому внутри пусто и тихо. В тишине плюхаюсь на свое место в углу, где никто не трогает, устало подставляя ладони под голову.

Скоро все это закончится. Ты выйдешь отсюда и займешь свое место.

Я выйду отсюда.

Но ты не сможешь отмыть этим вину перед Андреа.

Тишина – злейший враг. Она заставляет вспоминать то, чего так старательно пытаешься забыть.

Её улыбку, смех, запах, шелковистые волосы, нежную кожу.

Но самое тяжёлое, забыть ощущения рядом с ней. То, как я смог впервые за всю жизнь показать свою слабость. Признаться, что люблю. Только с ней мог заснуть без страшных снов, искренне смеяться, знать, что несмотря ни на что, на свете есть человек, которому я так же дорог, как и она мне. Эти ощущения никогда не забыть.

Я потерял все. Андреа, словно песок, просочилась сквозь пальцы.

Я потерял ее.

Но самое страшное, что я не знал где она и что с ней.

Как жалко.

Я обещал себе, что всегда буду её защищать, но сейчас даже не знал, где моя птичка.

Я позволил ей улететь. Она этого достойна.

А может в этом и есть моя защита? Мы вдали друг от друга.

Это и есть то, что нам нужно?

Нет.

ГЛАВА 2

ДУБЛИН. ИРЛАНДИЯ.

Андреа

Если бы ты только знал,

Как я скучаю,

Там, где тоска разрывает,

В счастье играю.

Я настолько погрязла во всем,

Что не знаю.

Я не смотрю в твои глаза,

Но их желаю.

(с) Шахназ Сайн

Когда говорят, время лечит, я не верю.

Это не так.

Время никогда не лечит боль. Ты просто привыкаешь с ней жить. Да что там, со временем, привыкаешь ко всему. К прошлому, которое всегда, словно тень преследует тебя. Оно преследует в мелочах. Не вкусном кофе, в запахе чайного дерева, красивых карнавальных масках, музыке, в зеленых глазах, задорной улыбке и черных, как воронье крыло, волосах.

– Мама!

И ты продолжаешь плыть. Все еще улыбаешься, радуешься, живёшь или пытаешься. А у меня есть один большой смысл, чтобы продолжать жить. Смысл, в свое время державший меня на плаву. Единственная радость. Единственный якорь.

Чего стоит одна короткая улыбка. Она затмевает всю грусть и боль.

Моя дочь.

– Ну, – целую её в пухлые щечки, крепко обнимая, – Пойдем домой? – улыбаюсь, не в силах оторваться.

Тина хлопает в ладоши, широко растянув губы.

Да, я назвала дочь в память самого дорого мне человека. Моей сестры.

Чёрные кудрявые волосы, сегодня утром собранные в два хвоста, превратились в один. Растрёпанные вещи, поцарапанная обувь, грязный нос, но такие довольные глаза.

– До завтра, Мартина, – прощаясь, махает рукой воспитательница.

Малышка отвечает тем же.

– Пойдем, мама! – тянет дочь со двора садика. Так резко, что я, срываясь с места, чуть не падаю, – Ты обещала мороженое и печенье!

Мартина в свои четыре годика с хвостиком, была неугомонным ребёнком. Если оставить эту маленькую бестию без присмотра на пять минут, готовьтесь к тому, что вам пригодится огнетушитель. И нет, я не преувеличиваю. Однажды, не углядев за ней, моим шторам на кухне пришёл конец. По сей день помню, как перепугалась за нее.

– Мама! Ты же купишь мне мороженое? – дочь останавливается, угрожающе глядя своими темно-зелеными глазами. Они фисташковые. Прямо, как у меня, но на оттенок темнее. Словно художник взял и добавил в них мазок чёрной краски. Не трудно догадаться у кого художник одолжил этот оттенок.

– А у меня есть выбор? – усаживаю Тину на детское кресло машины Маттиса.

Малышка крепко прижимает к себе любимую игрушку ворона. Ещё в детстве, в магазине игрушек, она потянулась именно к ней и больше не спускает с рук.

– Не-а! – уверено заявляет проказница.

– Тогда поехали.

В нашем маленьком посёлке, на окраине Дублина, есть лишь один огромный кафе, куда мы с Тиной заглядываем ежедневно. Тёплые оттенки коричневого, добрый обслуживающий персонал и невероятно вкусные шоколадные мороженое и печенье. Им мы никогда не изменяем.

– Dia duit áilleacht!¹ – радостно поприветствовал на ирландском владелец заведения Шон.

Мартина подбежала к нему и дала пять. Шон был пенсионером, а это кафе они открыли с покойной женой, о которой он всегда отзывается с тоской в глазах. Мужчина широко улыбается Тине, и проворачивая свой любимый фокус, вытаскивает для неё конфетку, словно из ни откуда.

– Привет, – подхожу к деревянной стойке, – Нам, как всегда.

– Будет сделано, мисс, – подмигнув, Шон идёт выполнять заказ.

Тина же занимает наше любимое место у окна, и снимая рюкзак, поднимается на кожаный диванчик, пока я жду заказ.

– Слушай, – обращается Шон, выдвигая на барный столик шоколадное мороженое в конусной стеклянной тарелке, с шоколадными печеньями поверх, – Моя внучка хочет к тебе на балет. Есть место?

Беру десерт и киваю мужчине:

– У меня завтра урок. Можешь привести её к четырем.

Балетную студию я открыла больше года назад, что стало ещё одной отдушиной в этом городе, не позволяющей чувствовать себя чужой в окружение этих таких непривычных земель. В Ирландии было все иное. Погода, люди, язык и даже запах.

– Отлично! Мороженое за счёт заведения, – весело дает пять Шон.

Иду к дочери, здороваясь по пути со знакомыми. Посёлок маленький, отчего все знают друг друга. Я, не исключение.

– Так, – ставлю тарелку перед Тиной, – А кто будет мыть руки? – хитро поглядываю на неё, уперев руки в бока.

– Ты тоже не мыла, – скрещивает она в ответ руки на груди.

– Тогда пойдем вместе.

Мы отходим в сортир. Наконец подправляю волосы Тины и умываю чумазое лицо. Когда выходим, нам встречается семья Люверсов, что живут через улицу от нас. Софи и Тина всегда играют вместе. Поэтому и сейчас защебетали, и обнялись.

– Пап, а можно сегодня зайти в гости к Тине? – обращаясь к отцу, чей копией была, поднимает карие глаза Софи, – Пожалуйста, – вытягивает девчонка, сделав губы трубочкой.

Найл, отец Софи, кидает в мою сторону взгляд, безмолвно спрашивая разрешения.

– Конечно можно, Софи, – беру дело в свои руки, – Тина будет ждать, – положила ладони на плечи дочери, что была в восторге от такой новости, – Передавай привет маме, и её захвати с собой, – улыбаюсь, поглаживая Софи по коротким светлым волосам.

– Хорошо, – кивает Найл, посмотрев на дочь.

– Ура! – выкрикивают девочки одновременно.

Попрощавшись, направляемся каждый к своему столику.

– Спасибо папа, ты самый лучший! – воодушевленная, Софи хлопает в ладоши, целуя отца.

Сердце болезненно сжимается, когда замечаю, как Тина следит за ними. Даже мороженое перед ней становится не особо интересным.

– Мам…,

Уже знаю, о чем она хочет спросить. В такие моменты ломается что-то внутри. Моя красивая девочка разбивает мне сердце, когда грустит.

–…а когда папа вернётся? Когда закончится его путешествие?

Каждый раз ком в горле.

Я не могу сказать четырехлетнему ребёнку, что её отец сидит в тюрьме, и посадила его туда я. Не могу признаться, что в свое время соврала ее же отцу, сказав об аборте.

Он даже не знает о твоем существовании, милая.

Поэтому у нас есть сказка. Наш папа путешественник в далеко-далеком море. У него есть большой корабль, которым он управляет, и когда настанет время, он обязательно придет к нам.

Когда ты мать, сердце твоего ребёнка связано с твоим. Если разбивается оно, разбивается и твоё. Знаю, наступит время, когда придется сказать правду. Но не сейчас.

– Милая, – подсаживаюсь к ней, усаживая на колени, – Посмотри на меня, – приподнимаю маленький подбородок кончиком указательного пальца.

Тина вглядывается. Её глаза, полны грусти и тоски, режут заживо.

– Ты же знаешь, я люблю тебя, и твой папа любит, – ладонью касаюсь фарфорового личика, – Но сейчас…сейчас он выполняет очень важную миссию, спасая жителей морского княжества, ты же помнишь?

Тина растягивает улыбку на губах. Её глаза сверкают. Даже хватка на ложке усиливается.

– Мой папа – герой! – заявляет дочь радостно, наконец обращая былое внимание на любимый десерт. Целую её в пухлые щеки, вдыхая самый прекрасный аромат на свете.

Чтобы не было, она будет самой большой моей победой.

***

– Найл сказал, что видел вас в кафе, – Ленора заполняет мой бокал красным вином, присаживаясь рядом на садовые качели, пока девочки играют на лужайке нашего заднего двора.

– Да, как всегда, – гуще кутаюсь в лёгкий плед, все еще не привыкшая к прохладе Дублина.

Ленора – мама Софи. Они с Найлом в Дублине с рождения. Вместе росли и учились, а теперь у них есть Софи. Их история, яркий пример того, чего мне никогда не было суждено прожить. Интересно, насколько жизнь может быть жестокой в моменты, когда показывает, чего ты лишился.

– Что-то не так? – прищуривается подруга.

Перевожу взгляд с девочек на неё. Короткие светлые волосы до плеч и яркие серые глаза, подведенные розовым карандашом, всегда первыми бросаются в глаза. Ленора прекрасная девушка. Улыбчивая, яркая и весёлая. В ней всегда так много света. Порой, смотря на то, как она вертится за целый день, устаю я. У этой девушки полно сил!

– Ты выглядишь расстроенной.

Устало откидываю голову назад.

– Тина снова спрашивала про него, – отвечаю шёпотом.

Ленора чертыхается под нос своим любимым ирландским матом. Первым делом, когда мы начали изучать язык, она научила, как посылать на хрен на ирландском. А еще мы обожали слово «сас», что в прямом смысле означало – дерьмо. Именно так она сейчас выругалась, ну возможно…совсем…немножечко грубее, но не суть. Все это и вправду было дерьмово.

– И ты…

– Сказала, как и всегда.

– Ты же понимаешь, что в конце концов, придётся рассказать ей правду? – Ленора сжимает мою ладонь, и я укладываю голову на её плечо, осмысливая сказанное.

В первые минуты, когда Мартина оказалась в моих руках, как маленький комочек рая, казавшийся таким беспомощным и невинным, я пообещала, что во чтобы это не стало, буду оберегать дочь до последнего вздоха. И свое обещание сдержу.

– Понимаю, но…, – не могу подобрать слов. И так каждый раз. Когда Тина заговаривает о Даниэле, меня словно сбивает с ног. Я выхожу из колеи. Из прекрасной рамы, возведенной вокруг нас с дочерью. В неё снова входит он, – Это не так просто.

– Я не была на твоём месте, Андреа, – с сочувствием выдыхает Ленора, – И ты не рассказываешь ничего о прошлой жизни, но я вижу, насколько сильно все это тебя ранило. Ты же знаешь, что всегда можешь все рассказать, и я пойму, – ее рука ложиться мне на плечо.

– Знаю, – улыбнувшись, крепко обнимаю ее, после чего мы вновь беремся за бокалы.

– Мама! – кричит Софи, с воплями подбегая к нам.

Ленора подбегает к дочери и усаживается на корточки рядом.

– Тина нашла червяка! – Софи на грани истерики, крепко цепляется за мать, а вот Тина…господи, этот дьяволенок улыбается во весь рот, подняв червяка на уровне глаз и вертя им в разные стороны. И я не знаю, кого жалеть больше; Софи, заливавшуюся слезами. Или червяка, отчаянно пытающегося вырваться. А может себя, боявшуюся поседеть раньше времени с такой дочерью?

– Он не кусается! – хохочет Тина, – Иди, посмотри, Соф!

Смотря на разыгрывающуюся картину драмы, не могу сдержать улыбку. Да, в этом и была особенность Мартины. Этот маленький дьяволенок не щадит никого. Умная и хитрая. С каждый прошедшим днем она напоминает мне его.

Оставляя вино на столик, подхожу к дочери.

– Милая, и что ты собираешься делать с этой бедняжкой? – сажусь рядом, и мы вместе рассматриваем рыпающегося червяка, немного зеленоватого оттенка.

– Я хотела посмотреть, – выпучивает глаза Тина, как кот из «Шрека». Не хватает только поднять ручки в мольбе.

– Но теперь нужно отпустить, верно? – поглаживая по шелковистым волосам, даю понять, что ругать никто не собирается.

Тина кивает, медленно отпуская насекомого на газон.

– Пока-пока, червячок, – махает малышка рукой и выпрямляется, начиная трясти пальцами, – Они теперь в грязи, – морщит она маленький нос.

– Вот видишь, Софи, червяка больше нет, – успокаивает Ленора дочь, крепко прижимая к себе. Подруга улыбается мне, явно забавляясь ситуацией.

– Правда? – Софи закрыла глаза руками, не желая открывать.

Смотря на хитрую ухмылку, заигравшую на лице Тины, уже могу предположить, что она задумала. И, прежде чем успеть опередить беду, моя дочь с «прекрасным характером», уже бежит к Софи.

– Я несу его к тебе!

В конечном счёте, Софи уходит с красными от слез глазами и шоколадом в руках, который Тина подарила в знак примирения. Я умываю хулиганку и укладываю на ночной сон.

Это был целый ритуал. Тина всегда спит в окружение любимых плющевых игрушек, крепко прижимая к себе мягкого ворона. Али – так мы прозвали верного друга. Я обязательно читаю ей сказку, без которой она не засыпает, нежно поглаживая за ушком. Моя дочь засыпает в любви, тепле и с улыбкой на губах. Что могло быть лучше?

Приглушив ночник, выхожу из комнаты, оставляя дверь приоткрытой. Хочется одного: принять душ и поскорее заснуть. Во сне мысли не тревожат, как и прошлое. Травяной чай помогает уйти в сон быстрее. Меньше думать о нем. Погрузиться в темноту. Не помнить ничего.

Пять лет прошло.

1825 дней и ночей.

Так много…

Я отпускаю злость и обиду. Точнее могу заглушить. Но все ещё трепетно помню его глаза, хмурый взгляд или улыбку, предназначенную исключительно мне. Такое невозможно забыть просто так. Помню чувство безопасности, когда находилась с ним, даже если мы всегда были в эпицентре бури. А сейчас было страшно. Страшно за Тину. Она – слабое место. А больнее бьют по уязвимой точке.

Уже было вхожу на кухню за чаем, когда слышится звонок в дверь. Смотрю на часы и вижу, как стрелка пробивает девять вечера и знаю, кто мог быть за дверью в такой поздний час.

Маттис стоит на пороге с букетом красных роз. Он улыбается, делая шаг на встречу, когда открываю дверь. Отвечаю тем же, принимая букет и нежный поцелуй в губы.

Ничего.

Ничего не чувствую. Нет фейерверка чувств, эмоций и желания углубить поцелуй, обнять и прижаться. Все это совершенно не то, что я ощущала с Даниэлем. Слишком резкий контраст

Хотя, какого хрена я сравниваю?

– Вышел с работы, сразу к тебе, – Маттис закрывает за собой входную, пока я разбираюсь с цветами, замочив их в вазе на кухне, – Соскучился, – рассматриваю цветы, стоя у столешницы, когда он подходит сзади, обнимая и целуя в шею.

Кратко улыбаюсь. Закрываю глаза, пытаясь расслабиться и принять тепло мужчины.

Моего. Мужчины.

Согласившись на эти отношения несколько месяцев назад, поняла: может быть, любовь – это не поток чувств, постоянное желания видеть своего мужчину, хотеть его, желать прикосновений? Возможно, любовь и есть то, что между нами с Маттисом? Тихие ужины, за которыми чаще всего говорит он, а я молча слушаю. Букет роз, бутылка вина, нежный поцелуй, который не осмелюсь продолжить, понимающая улыбка Маттиса. Он скажет, всему свое время, а я мысленно подумаю: когда же это время?

После фильм закончится. Я снова не осмелюсь сказать остаться. Он возьмёт пиджак, обнимет на прощание, кратко поцелует, скажет, что не стоит провожать и уйдёт, закрывая дверь.

Он будет тихо ждать, когда я привыкну. А я буду ждать, когда забуду другого.

Может это сработает, а может и нет. Сейчас, в тишине и спокойствии этих отношений, не хочется об этом думать.

– Как прошел день? – спрашивает Маттис за просмотром очередной серии «Доктора Хауса». Его рука лежит на моем плече, поглаживая, а взгляд устремлен в телевизор. Перед нами попкорн и содовая, как и всегда.

– Утром был урок у старшей группы, потом забрала Тину, – начинаю спокойно, закинув в рот соленую сладость, – Она сегодня поймала червяка, – тут Маттис весело усмехается, и я тоже, вспоминая хитрую усмешку дочери, – Довела до слез Софи, но в конце извинилась, подарив шоколад.

– Наверное это кризис четырёх лет. Такое есть в психологии, – глаза Маттиса загораются, в который раз доказывая, насколько он любит свою работу, – В таком возрасте у детей появляется потребность быть самостоятельными. Много перемен в желании и реальности.

– Да, возможно, – соглашаюсь, пожимая плечами.

Но я ведь прекрасно знаю, что это никакой не кризис. Мартина с рождения такая. Бунтарство в её крови. И сколько бы не приходилось отрицать, Тина – копия своего отца. Её характер словно скопировали и вставили с Даниэля. Судьба послала самое прекрасное в моей жизни, которое напоминало о самом ужасном.

– Хотел пригласить вас на ужин с Тиной. На выходных. Как смотришь? – уже стоя у порога и забирая пиджак из моих рук, предлагает Маттис.

– Почему бы и нет?

Маттис явно рад. С сияющими глазами он обнимает меня, целует и забрав ключи от машины, которую я одолжила сегодня, уезжает.

Дом вновь погружается в тишину. Молчание. Лёгкий осенний ветерок. Желания закрыть глаза и упасть прямо здесь. В прихожей.

Все было чужим.

Ирландия. Этот дом. Соседи. Будни.

Чувства.

Эмоции.

Отношения.

Это не я. Все здесь не мое.

Это глушило. И глушит по сей день. В течение пяти лет.

Я скучаю по теплому и морскому воздуху Италии. По горячему рассыпчатому песку под ногами. По чёрному кофе и круассанам, которых ничто не заменит в Ирландии.

А еще…какая-то извращенная часть моего сердца, скучает по его прикосновениям, голосу, запаху, глазам и губам. И я ненавижу себя за это.

Я ненавижу тебя, Даниэль Грассо Конселло.