Read the book: «Украденные прикосновения»

Font::

Это художественное произведение. Имена, персонажи, места и происшествия либо являются плодом воображения автора, либо используются в вымышленных ситуациях. Любое сходство с реальными людьми, живыми или покойными, событиями или местами случайно.

Предисловие автора

Дорогой читатель, в тексте упомянуты некоторые итальянские слова, вот их перевод и объяснение:

Cara – дорогая; ласковое обращение.

Vita mia – жизнь моя; ласковое обращение.

Tesoro – дорогая, сокровище; ласковое обращение.

Важная информация

Обращаем ваше внимание на то, что книга содержит кровавые сцены, а также детальное описание пыток и насилия, которые могут показаться читателю шокирующими.

Пролог

Семь лет назад

Сальваторе

На мою руку опускается молоток, его металлическая головка вонзается в плоть, которая и так уже превратилась в сплошное опухшее месиво, и тонкая струйка крови брызжет на стол.

Я жду, пока эта невыносимая боль не утихнет, затем поднимаю подбородок и смотрю на нависшего надо мной мужчину.

– Нет, – отрывисто говорю я.

Марчелло, один из капо, наблюдает за мной пару секунд, прежде чем бросить взгляд через плечо на дона, прислонившегося к стене справа. В комнате тускло, нет ни гудения, ни бликов от флуоресцентных ламп на потолке. Свет исходит лишь от стоящей на углу стола старой лампы, но когда дон прикуривает сигару, его лицо светится красным от пламени. Он кивает.

Марчелло поворачивается обратно ко мне и крепче стискивает мое запястье.

– Думаю, тебе стоит пересмотреть свое решение, – усмехается он и снова сильно ударяет молотком по моим пальцам.

Жгучая боль пронзает всю мою руку, проносится по плечу и молнией ударяет прямо в затылок. Это ощущение завладевает моим мозгом, поселяясь в черепной коробке. Я стискиваю зубы, пытаясь притупить его.

– Пошел на хрен, Марчелло, – хрипло говорю я.

Он смеется и качает головой.

– Ты и вправду просто нечто.

Марчелло кладет молоток на стол и достает пистолет из кобуры. Я предполагаю, что он просто-напросто выстрелит мне в голову, но вместо этого он направляет оружие на мою ногу.

– Думаю, я уже достаточно изуродовал твою руку. Ты, наверное, ее больше не чувствуешь. Как насчет этого?

Раздаются два выстрела, и я вою в агонии, когда пули разрывают плоть и дробят кости. Черные пятна затуманивают мое зрение.

– Последний шанс, Сальваторе, – рявкает он.

Я делаю глубокий вдох, игнорирую этого никчемного ублюдка и смотрю прямо в глаза дону, который все еще стоит на том же месте в темном углу. Здесь слишком темно, чтобы я мог ясно видеть его глаза, но раз лампа находится так близко к моему лицу, я уверен, что мои глаза он видит. Моя невредимая рука привязана к подлокотнику стула, но я поворачиваю запястье достаточно для того, чтобы показать ему средний палец; веревка натирает моюкожу.

– Он не сдастся, Марчелло, – говорит дон и разворачивается, чтобы уйти. – Просто убей его, и покончим с этим.

Марчелло ждет, пока не закроется дверь, затем обходит вокруг стула, к которому я привязан, и наклоняется, чтобы прошептать мне на ухо:

– Я всегда люто тебя ненавидел. Не знаю, о чем думал дон, когда позволил тебе занять место твоего отца два года назад. Сделать из двадцатичетырехлетнего парня капо, как будто у нас гребаный детский сад или что-то вроде этого.

– Я понимаю, как это, должно быть, угнетает тебя, Марчелло. – Я делаю глубокий вдох, в то время как темные круги продолжают застилать мое зрение. – Особенно учитывая то, что за два года работы в качестве капо я заработал для Семьи больше денег, чем ты за двадцать лет на той же должности.

– Мне стоит оставить тебя здесь истекать кровью, – он сплевывает на пол и выпускает еще одну пулю мне в ногу.

– Это было бы, – выдавливаю я из себя, – неразумно.

– Почему это?

– Потому что, если я не умру… умрешь ты.

Он смеется:

– Да, нам не надо рисковать.

Три быстрых выстрела разносятся эхом по комнате, и я издаю хрип, когда острая, жгучая боль пронзает мою спину. Мне удается сделать один глубокий вдох, прежде чем все погружается в темноту.

Глава 1

Настоящее время

Сальваторе

– Пошевеливайся, идиот!

Я вскидываю голову, делаю шаг в сторону, избегая удара локтем по почкам, и пристально смотрю на женщину в медицинском костюме, которая проносится мимо меня. Она бежит к машине, которая со скрежетом останавливается в метре от меня посреди больничной парковки.

Мальчик-подросток, не старше пятнадцати, выскакивает с водительского сиденья. Очевидно, что он раньше никогда не был в больнице, раз подъехал к парковке, а не ко въезду для машин скорой помощи. Он открывает дверь в ту же секунду, как медсестра добегает до машины. Несколько мгновений они оба смотрят на заднее сиденье.

– Это… голова? – заикаясь, говорит парень. – Почему?.. Мам, ты говорила, что у нас есть время.

Стоны женщины наполняют воздух, а парень, испуганный и белый как снег, не сводит глаз с заднего сиденья.

– Малыш! Эй! – медсестра хватает парня за предплечье и трясет его, но он не реагирует. – Малыш. Сосредоточься! – Она несильно шлепает его по щекам. – Иди в больницу. Найди врача и тащи егосюда.

– Разве… разве вы не врач?

– Я всего лишь медсестра. В сообщении говорилось, что у твоей матери были схватки, а не то, что у нее начались полноценные роды. Иди. Сейчас же! – рявкает она, поворачивается к машине и опускается на колени на бетон, положив ладони на сиденье перед собой. – Все в порядке, мама. Подыши для меня. Все в порядке. Когда начнется боль, мне нужно, чтобы ты тужилась, хорошо? Как тебя зовут?

Женщина в машине всхлипывает и говорит что-то, я не улавливаю что, вероятно, ответ на вопрос медсестры, затем снова кричит.

– Я Милена, – говорит медсестра. – У тебя все хорошо, Дженни. Да, дыши. Еще один раз, головка уже вышла. Потужься еще один раз, но хорошенько.

Медсестра оглядывается через плечо на вход в больницу, затем в сторону, пока ее взгляд не падает на меня.

– Ты! Парень в костюме! – кричит она. – Иди сюда!

Я склоняю голову и смотрю на нее. Первое, что я замечаю, – это ее глаза, но не их цвет. Я слишком далеко, чтобы разглядеть его. В них видна смесь паники и решимости, которая и приковывает мой взгляд. В любой другой ситуации я бы проигнорировал подобную просьбу и ушел. Жизнь других людей меня нисколько не интересует. Но я ловлю себя на том, что не могу отвести взгляд от этой девушки. Нужно немало решимости, чтобы сохранить хладнокровие в подобной ситуации. Медленно я подхожу к машине, не сводя глаз с медсестры, которая вновь сосредоточена на женщине и раздает указания. Волосы у медсестры очень светлые, они беспорядочно собраны в свисающий хвостик.

– Дай мне свой пиджак, – говорит она, не глядя в мою сторону, в то время как женщина в машине испускает глубокий стон. – Вот и все, Дженни. Все закончилось. Я держу ее.

Голос медсестры дрожит лишь слегка, но невозможно не заметить панику на ее лице. Меня поражает то, как она держится. А после всего того, что я повидал и сделал в своей жизни, меня уже мало что может удивить.

Внезапно детский плач пронзает пространство вокруг нас.

Говорят, что первый плач ребенка должен растопить даже самое холодное сердце, но на меня он никак не влияет. Не то чтобы я ожидал, что повлияет. Я только что стал свидетелем того, как новая жизнь пришла в это мир, но это вызвало точно такой же эмоциональный отклик, как и смена цвета светофора.

Никакой.

Я снимаю пиджак, намереваясь повесить его на дверцу машины и уйти, но мой взгляд падает на лицо медсестры, и у меня перехватывает дыхание. Она смотрит на ребенка у себя на руках и улыбается с таким трепетом и радостью, что ее лицо светится. Это так непринужденно и так искренне, что я не могу оторвать глаз от ее губ. Я не почувствовал ничего при виде так называемого чуда жизни, но при взгляде на нее у меня внезапно все сжимается в груди от странного ощущения и вместе с ним от незнакомого чувства… желания. Я сжимаю пиджак в руке, пытаясь разгадать смысл этой нежданной потребности схватить лицо девушки и повернуть ее к себе, чтобы я мог завладеть ее улыбкой. У меня нет подходящего слова, чтобы описать то, что меня охватило. Может… тоска?

Краем глаза я замечаю, как две женщины в белых халатах выходят из больницы и бегут в нашем направлении. За ними – медбрат, толкающий каталку.

– Ты отлично справилась, Дженни. Я положу ее тебе на грудь. Расстегни рубашку, – говорит медсестра, затем поворачивается ко мне, протянув руку. Я отдаю ей свой пиджак от Армани и наблюдаю, как она наклоняется внутрь машины, чтобы накрыть ребенка.

– Господи, Милена, – с трудом дыша, говорит одна из только что прибывших врачей. – Дальше мы разберемся сами, дорогая. Ты отлично справилась.

Светловолосая медсестра, Милена, кивает и поднимается с асфальта. Радостное выражение ее лица сменяется замешательством, как будто она только сейчас осознала, что произошло. У меня возникает желание схватить человека, виновного в исчезновении ее улыбки, и покарать его за это, но винить некого. Это сама ситуация. И все же потребность убить кого-нибудь не покидает меня.

Молодая медсестра направляется ко входу в больницу, но через несколько шагов она останавливается и прислоняется к припаркованной машине. Склонив голову, она смотрит на свои дрожащие руки, перепачканные кровью, затем начинает лихорадочно вытирать их о костюм. Она очень молода – чуть за двадцать, может быть, двадцать два или двадцать три, не больше. Вероятно, это были ее первые принятые роды, но она хорошо держала себя в руках, и я не могу не восхищаться ею за это. Когда ее руки становятся более или менее чистыми, она отталкивается от машины и продолжает свой путь, но оступается. Сделав шаг в сторону, она прислоняется к следующей машине и закрывает глаза.

Мне следует уйти. Просто развернуться, пойти к своей машине и уехать домой. Но я не могу. Будто все мое существо сосредоточено на светловолосой медсестре. Она кажется такой потерянной и уязвимой. Поэтому вместо того, чтобы поступить разумно, я преодолеваю расстояние между нами и становлюсь прямо перед ней. Внезапно меня охватывает безумный порыв протянуть руку и коснуться ее лица, но я подавляю это нелепое желание и вместо этого просто наблюдаю за ней. Ее глаза открываются, и она смотрит на меня снизу вверх. Темно-зеленые.

– Парень с пиджаком, – говорит она и снова закрывает глаза. – Вы можете оставить свое имя и адрес в справочном бюро. Я прослежу, чтобы вам вернули вашу вещь.

Ее голос звучит ровно, но руки все еще дрожат, как и все остальные части ее тела. Последствия выброса адреналина. Я бросаю взгляд через плечо. Между нами и входом в больницу всего метров тридцать, но я сомневаюсь, что она сможет преодолеть это небольшое расстояние в таком состоянии. Ее ноги дрожат так сильно, что мне кажется, они подогнутся под ней в любую секунду. Она может споткнуться на обратном пути в здание и пораниться. Я не совсем понимаю, почему такая перспектива волнует меня.

Я наклоняюсь и беру ее миниатюрное тело на руки. Удивленный возглас срывается с губ девушки, но она не начинает возмущаться сразу же. Она просто обвивает руками мою шею и смотрит на меня широко раскрытыми глазами. Мы на полпути ко входу, когда она начинает извиваться, чуть не заставив меня потерять равновесие.

– Опусти меня на землю, – она сопротивляется еще активнее, – я сама могу идти, черт возьми.

Я продолжаю шествовать вперед, держа ее на руках, пока она колотит меня в грудь своими крошечными кулачками, пытаясь выскользнуть из моей хватки. Хотя она не весит и пятидесяти килограммов, ее ерзанье все же делает задачу утомительной. Если она не прекратит, мы оба можем оказаться лицом вниз на тротуаре.

Я поворачиваю голову, и наши носы случайно соприкасаются. У нее есть веснушки, замечаю я.

– Перестань, – говорю я, и дерганье прекращается.

Она открывает рот, будто собираясь возразить мне, но я предупреждающе сжимаю ее в руках. Никому не позволено нарушать мои приказы. Девушка закрывает рот и морщит нос, но ничего не говорит. Разумное решение. Я поворачиваю голову, глядя прямо перед собой, и иду дальше ко входу.

Милена

– Он был горячим? – спрашивает Андреа, моя лучшая подруга.

Я зажимаю телефон между плечом и щекой и достаю из холодильника остатки еды на ужин.

– Наверное, – отвечаю я и вываливаю еду на тарелку. Я не ела ничего с самого утра.

– Ну и что это за ответ? Он был горячим или нет?

– Был. Высокий. Дорогой костюм. Темные волосы, местами с проседью. От него приятно пахло. – Очень, очень приятно. Я до сих пор чувствую запах его одеколона на своей футболке.

– Седые волосы? Сколько этому парню было лет?

– Лет тридцать пять. Вероятно, он преждевременно седеет. – Я ставлю тарелку в микроволновку, выставляя таймер на одну минуту. Времени явно недостаточно, чтобы еда разогрелась как следует, но и так сойдет. Я слишком голодна, чтобы ждать дольше.

– И он ничего не сказал? Своего имени?

– Не-а. Просто внес меня в вестибюль больницы, поставил на пол, затем развернулся и ушел.

– Ну, не могу сказать, что я удивлена. Ты всегда привлекала чудаков. – Андреа смеется. – Этот анестезиолог, Рэнди, все еще преследует тебя?

– Ага. – Я сажусь за маленький столик в углу со своей тарелкой и набрасываюсь на еду. – Вчера он снова прислал мне цветы. На этот раз гвоздики. Я имею в виду, что за хрень? Они же для похорон.

– Там была еще одна жуткая записка?

– Ага. Что-то про то, что моя кожа сияет, как лунный свет. Меня почти стошнило. – Мой кот запрыгивает на стол, сует нос в мою чашку и лакает воду. Я даю ему кухонной тряпкой по голове. – Спрыгивай, черт подери!

– Как думаешь, этот Рэнди опасен? – спрашивает Андреа. – Он преследует тебя уже несколько месяцев.

– Не думаю. Надеюсь, он скоро найдет кого-нибудь другого, к кому поприставать. Как дела в Чикаго? – Я отправляю в рот еще одну вилку с кучей еды на ней.

– Я видела твоего брата на днях. Он все еще думает, что ты в Иллинойсе.

– Хорошо. Пожалуйста, постарайся не проговориться ему. Анджело взбесится, если узнает, что я в Нью-Йорке.

– Тебе следует вернуться в Чикаго, Милена. Тут небезопасно. Что, если кто-нибудь из нью-йоркской Семьи узнает, что ты здесь? – она переходит на шепот. – Аджелло не пускает членов других семей Коза Ностры на свою территорию без разрешения. Ты это прекрасно знаешь.

– Сомневаюсь, что печально известный дон Аджелло стал бы изводить себя из-за моей скромной персоны, – бормочу я, продолжая жевать. – И в любом случае мне нужно окончить ординатуру. Я вернусь, как только покончу со всем. – Кот снова запрыгивает на стол, крадет кусок мяса с моей тарелки и мчится в ванную. – Однажды я задушу этого кота.

– Ты твердишь это уже несколько недель, – смеется Андреа.

– Вчера он пришел домой с гребаным куриным крылышком. А за два дня до этого – с куском рыбы. Соседи подумают, что я научила его воровать для меня еду. – Я зеваю. – Я позвоню тебе завтра. Не могу, глаза слипаются.

– Хорошо. Если ты снова столкнешься с этим горячим незнакомцем, обязательно возьми его номер.

– Ага, конечно.

Я завершаю звонок и тащусь к кровати в другом конце своей квартиры. Общая площадь в ней меньше, чем моя спальня дома, но я заплатила за нее моими собственными деньгами и не променяю ее ни за что на свете. Я пока не говорила ни Андреа, ни кому-либо еще, но я не планирую возвращаться в Чикаго. Никогда.

Я покончила со всем этим дерьмом Коза Ностры.

Сальваторе

Раздается резкий стук в дверь моего кабинета. Я отрываюсь от ноутбука, вижу, как входит начальник моей службы безопасности, и киваю в сторону стула по другую сторону стола.

– Вы нашли эту девушку? – спрашиваю я.

– Да. И вы не поверите. – Нино садится и скрещивает руки на груди. – Это Милена Скардони. Младшая сестра одного из чикагских капо, Анджело Скардони.

Я откидываюсь на спинку стула. Какой необычный поворот событий.

– Ты уверен?

– Да. Она единственная Милена, которая работает в больнице Святой Марии. Я также проверил ее социальные сети. – Он достает свой телефон, листает пару секунд, затем толкает его ко мне через стол. – Там не так много фотографий, но я нашел две, где она со своей сестрой. Той, что вышла замуж за члена Братвы. Они очень похожи. И я нашел несколько фотографий со свояченицей Росси, Андреа. Это она, босс.

The free sample has ended.