Read the book: «Я иду искать…», page 2

Глава 3

Маруся, думая о своих подругах, всегда поражалась, насколько жизнь мудра и удивительна. Притягивает противоположности, разводит непримиримых…

Совершенно непонятно, как эта самая жизнь смогла выбрать ей в подруги именно этих девчонок… Таких разных. Противоречивых. Как шутил Павел Петрович, – разнокалиберных.

С какой стороны ни посмотри, они словно небо и земля, солнце и мороз, белое и черное, соль и сахар. Совершенно непохожие характеры. Противоречивые натуры. А уж о внешности и говорить нечего.

Зинаида – упитанная, коротко стриженная, черноволосая, мнительная, но бесконечно добрая. Трепетная, чувственная и упрямая, Зиночка всегда добровольно делала шаг навстречу, оказывалась в подчинении подруг и считала, что худой мир лучше доброй ссоры.

Не в пример ей Римма, характерная и своевольная, никогда не шла на компромиссы. Говорила правду любому, не взирая на возраст и чины, строго пресекала любые недовольства подруг, ненавидела посягательство на свою свободу и пыталась все всегда держать под контролем.

Маруся отличалась от всех.

Страстный борец за справедливость, рыжеволосая Маруся считала себя самой спокойной и, кстати, самой некрасивой из подруг. Она не была вспыльчивой, умела быстро отходить и забывать обиды, но, при всем этом, отличалась невероятной настойчивостью, фантастическим упрямством и безудержной целеустремленностью.

Чего только эти три фурии ни выделывали! Сколько седых волос добавили они своим близким! Их дружба всегда грозила большими потрясениями, громкими разоблачениями и скандальными открытиями.

Еще в годы учебы в школе девчонки устраивали такое, что учителя и родители только хватались за голову! Например, в седьмом классе Римма убедила подруг изобразить российский флаг на мероприятии, посвященном флагу и гимну. Она уговорила девчонок выкрасить волосы в цвета российского флага, объяснив это своей глубокой патриотичностью.

После уроков подруги заперлись в классе и долго бросали жребий, решая, кому какой цвет достанется. Иметь волосы белого или красного цвета – это еще куда ни шло, а вот как с синими-то по улицам ходить? Но Римма заверила, что главное – конечный эффект!

Эффект получился оглушительный. Успех этого мероприятия превзошел бы все ожидания, если бы не его последствия.

Наутро, когда три подруги явились в школу в цветах российского флага, вся школа стояла на ушах. Зина, выкрашенная в белый, Римма в красный, а Маруся, согласно выпавшему жребию, в синий, вошли в класс и гордо встали у доски, крепко обнявшись!

Повисла жуткая пауза. Классный руководитель испуганно вытаращила глаза и, не оценив их патриотизм, тут же отправила всю компанию к директору, куда пригласила и их родителей.

Что там началось! Мать Зины безутешно рыдала, уткнувшись в платочек, отец Риммы хмуро отмалчивался, отвернувшись к окну, и только Павел Петрович, отец Маруси, со спокойным достоинством выслушал все обвинения.

– Простите, конечно, мою безмятежность, но я все-таки хочу уточнить, – удивленно развел руками Павел Петрович. – А отчего такая паника?

– Как? – чуть не упала от неожиданности классная дама. – Разве вы не видите, что они натворили?

– Вижу. И что?

– Как это что? Они посягнули на самое святое! На цвета нашего флага, – женщина сердито кусала губы, испепеляя Павла Петровича горящим от возбуждения взглядом.

– Да ведь это хорошо, что девочки так патриотично настроены! Они любят свою страну и гордятся флагом, – мужчина невозмутимо обернулся к директору. – Это говорит лишь о том, что вы правильно их воспитываете. Молодцы, ваше воспитание на высоте!

Директор растерялся, чувствуя, что дело принимает совсем иной оборот. Классная дама тоже не нашла, что возразить такому реверансу. Сказав для приличия несколько дежурных фраз, директор все спустил на тормозах. Девчонок отпустили, приказав немедленно вернуть волосам природный цвет.

Дома им, конечно, досталось по первое число, но из школы, слава богу, не выгнали.

В другой раз они устроили еще большее безобразие. На уроке физкультуры учитель объяснял классу, как нужно лазить по канату. У мальчишек выходило неплохо, а вот девчонки все никак не могли освоить эту, вроде бы, несложную науку. У всех получалось скверно, но особенно нелегко пришлось Зинаиде. Достаточно упитанная, она никак не могла не то что преодолеть длинный канат, но даже и подтянуться, чтобы запрыгнуть на него.

Зина пробовала и так, и эдак. Поднимала то одну ногу, то другую. Обхватывала канат то бережно, то яростно. Ничего не получалось!

Одноклассники смеялись, подтрунивали, язвили, а учитель, вместо того, чтобы пресечь разговорчики и поддержать ученицу, лишь добавил масла в огонь:

– Что ж ты, Петрова! Ты ж болтаешься, как соломенный тюфяк! Соберись, наконец.

Зиночка краснела, как помидор, от натуги, но канат не поддавался.

– Петрова, напрягись. Пробуй еще раз, ну, – физрук нервничал. – Что ж ты такая неуклюжая! Медведь в цирке в сто раз проворнее!

Мальчишки захохотали в голос.

Зина, вместо того, чтобы возобновить попытки, вдруг прикусила губы, отвернулась и стремглав кинулась вон из спортзала. Маруся, ахнув, бросилась за ней, а Римма, пытаясь восстановить справедливость, вскочила с лавочки и, треснув по спине ближайшего к себе мальчишку, гневно глянула на смеющегося учителя.

– Как вам не стыдно!

– Ты что себе позволяешь, Нефедова? – обомлел физрук. – Ты только посмотри! Совсем распустились! Ну-ка, прикуси язык! То же мне защитница!

Римма, переживая за подругу, успокоиться уже не могла и затаила обиду.

Когда мужчина в пересменке пошел в столовую, Римма забежала в тренерскую, где физруки переодевались, и забрала со стола связку ключей. Странно, но физрук до конца уроков даже не заметил пропажу. Когда уроки закончились, и одноклассники шумной гурьбой отправились домой, Римма с Марусей залегли в раздевалке за матами.

Все было как обычно. Уборщица вымыла спортивный зал, выключила свет, поговорила с физруком, который что-то заполнял, сидя за столом в тренерской, и ушла.

Повисла тишина.

– Пошли, – ткнула Маруську в бок Римма.

Они на четвереньках выползли из женской раздевалки и, перебежками, на цыпочках, выскочили в коридор. Там, задыхаясь от страха и волнения, огляделись и, убедившись, что в опустевших коридорах их никто не видит, вставили большой ключ в замочную скважину и, беззвучно повернув его два раза, заперли спортзал, где в тренерской физрук спокойно заполнял журналы за своим столом.

Домой девчонки неслись на всех парусах… Сердце колотилось, грозясь выскочить или остановиться, колени тряслись, во рту пересыхало. Связку ключей Римма выбросила в ближайший мусорный бак.

– Так будет правильно, – пробормотала она.

За физрука подруги не переживали, вполне разумно предполагая, что у него есть телефон, и он позвонит кому нужно.

Разбегаясь по домам, Римма критически оглядела трясущуюся от страха подругу и погрозила ей пальцем:

– Смотри, Муська, не проболтайся отцу. Молчи изо всех сил, поняла? И хватит трястись!

– Ты сама молчи, – Маруся обиженно уставилась на Римму. – Я никогда не болтаю лишнего! – Но уже через минуту отходчивая Маруся заволновалась. – Римка, постой. А вдруг у него зарядка на телефоне закончилась? А вдруг он номера сторожа не знает?

– Ну, все, началось, – Римма вернулась и возмущенно двинула бровями. – Ничего с ним не случится, поняла? Переночует в школе. Ты лучше о Зинке подумай, она в раздевалке два часа прорыдала. Ты за кого? За него или за Зинку?

Маруся, конечно, была за Зину и, вздохнув, понуро поплелась домой.

Ночь прошла как на иголках. Утром они явились в школу невыспавшиеся и хмурые. Ничего не подозревающая Зина спокойно дожевывала у окна свой бутерброд. и, глянув на них, удивленно вскинулась.

– Маняша, ты чего такая помятая? Глаза красные. Плакала что ли? Или всю ночь читала?

– Зуб болит, – нервно поежилась Маруся.

– Так что ж ты терпишь? Отпросись и беги к стоматологу, – спохватилась сердобольная Зина.

– Отстань от нее, – подала голос Римма. – Сходит после уроков.

– А ты почему такая?

– Какая? – Римма сразу пошла в атаку. – Отвяжись, липучка. Иди к уроку готовься.

Как физрук выбирался на свободу, они так и не узнали, но через день Марусю и Римму вызвали к директору.

Маруська тряслась как осиновый лист, на нервной почве пошла красными пятнами. Римма тоже переживала, но держалась гораздо увереннее подруги. Однако, уверенность ее быстренько улетучилась, когда она увидела в кабинете не только директора, но и физрука, и своих родителей, и отца Маруси.

Директор школы, пряча улыбку в уголках губ, заинтересованно оглядел учениц.

– Вот уж не думал, что и в нашей школе неуловимые мстители подрастают.

Физруку, который выбрался из спортзала только часа в два ночи, было не до шуток.

– Это ж надо до такого додуматься, – грозно хмурясь, он резко подступил к Римме, – взрослого человека запереть на ночь в школе! Знаю я, кто зачинщица! Признавайся: ты это, Нефедова, все устроила?

– Не нужно так запугивать ребенка, – Римкина мама испуганно вздрогнула и предостерегающе выставила руку вперед.

– Да какой она ребенок? Взрослая деваха организовала нападение на учителя, – физрук кипел от негодования. Потом обернулся к Марусе, которая угрюмо глядела себе под ноги. – А ты что строишь из себя ангелочка? Ветрова, это же ты меня вместе с этой бандиткой закрывала?

– Я бы попросил вас выбирать выражения, – не выдержав, возмутился Павел Петрович.

– Может, мне тут еще и в реверанс перед вами присесть?

– Я просто не понимаю, почему мы должны выслушивать эти упреки? – отец Маруси начинал терять терпение. – У вас есть доказательства?

– Есть! К сожалению, есть. Иначе я бы не пригласил вас сюда, – физрук перевел взгляд на понурых подруг. – Ну? Сами расскажете или мне начать?

Римма, ничуть не растерявшись, ткнула пальцем в пышущего гневом мужчину:

– Да ведь вы сами Зинку унижали! Оскорбляли! Скажете – нет? Все видели! Весь класс подтвердит!

– Тише. Не надо, – испуганно дернула подругу за руку Маруся.

– Чего не надо? – Римма нервно обернулась. – Зинка и так стесняется, что очень полная, а вы еще нарочно это подчеркиваете! Позорили ее, смеялись…

– Ах, вот оно что… Это меняет дело, – Павел Петрович развел руками, обернувшись к присутствующим. – Вы же видите, девочки заступились за подругу. Пытались ее защитить. У них обостренное чувство справедливости, ответственность за подругу, верность дружбе. У них, конечно, не совсем верные методы, но цель оправдывает средства.

– Да подождите, – опомнилась, наконец, мать Риммы. – А какие все же доказательства? Я что-то не поняла.

– Доказательства стопроцентные, – усмехнулся директор школы. – Запись на видеокамерах. Ваши правозащитницы позабыли, что у нас в каждом коридоре камеры висят, и в спортзале, кстати, тоже. Вот они-то и отследили их передвижения: и как за матами прятались, и как ключ поворачивали в замке, и как убегали по коридору. Показать?

Павел Петрович, сообразив, что девчонки все же виноваты, строго глянул на дочь.

– Извинись, Мария, перед учителем, – велел он.

Маруська опустила голову и, покраснев, прошептала:

– Извините.

Но Римма ни за что не хотела произносить это заветное слово. Отвернувшись, она упрямо молчала, не поддаваясь на уговоры матери, поэтому вместо нее извинился отец.

Однако, вытолкав подруг из кабинета директора, он тут же взглянул на учителя:

– Я уже извинился за дочь, правильно? Но душа у меня горит. При ней не хотел говорить, а теперь скажу. Я горжусь своей дочерью, слышите? Горжусь! Она не побоялась заступиться за подругу, не оробела, не стушевалась. А ведь могла бы! За это неравнодушие Римму только уважать можно, а не наказывать. Мне жаль, что вы этого не понимаете!

– Позвольте пожать вашу руку, – шагнул к нему Павел Петрович. – Я уж думал, что я один такой бестолковый. Стою здесь и не понимаю, за что мы судим наших дочерей. Заступились, поддержали… Молодцы! Конечно, нельзя было так с учителем поступать, но ведь они не могли по-другому выразить свой протест…

Девчонок знали все ученики, а некоторые мальчишки даже побаивались их. Они всегда выступали единым фронтом, грозно и громко: то выражали протест поварихе, которая, по их мнению, редко пекла пирожки с повидлом, то на смотре художественной самодеятельности отказались танцевать, потому что сидящие в первом ряду старшеклассники кривлялись. То устроили бойкот двоечнику, то подговорили весь класс и сбежали с географии в кино. То Римка сцепилась со старшеклассницей, которая наступила ей на ногу и сделала вид, что не заметила. Драка случилась грандиозная!

В общем, эти трое хандрить и тухнуть никому не давали.

Зато когда они закончили школу, классная дама, всплакнув, призналась, что больше всего скучает именно по этой неугомонной тройке. Так и бывает: запоминаются только яркие личности, а уж эти своим светом точно затмевали остальных!

Глава 4

Школьные годы пролетают быстро.

С ними связано то, что всегда вызывает снисходительную легкую улыбку: милые детские проказы, смешные ситуации и добрые ученические истории. А вот дальше начинается пора, о которой иногда и вспоминать не хочется.

Взрослая жизнь, как разбившееся зеркало, состоит из кусочков, черепков, фрагментов и осколков, в которых, как ни погляди, видишь только краешек себя, частичку другого, чуточку настоящего, мгновения минувшего. И самое страшное в том, что осколки эти никогда не складываются в целое, ведь нельзя склеить то, чего уже нет.

Любовь, разлука, слезы, одиночество… Работа, разочарования, предательства… Встречи, расставания, признания… Ох, как много всего! И как мало.

Как безжалостно время и как оно категорично! Оно то летит, то тормозит. То дает, то отнимает… Недолго катит в гору, а затем все под гору и под гору. Да еще и ускоряется, не дает одуматься, оглянуться, отдышаться. И вот ты уже у черты, которую никак не обойдешь, не перешагнешь и не минуешь. А ведь так хочется вернуться к началу, к истокам, туда, где все еще было возможно.

Взросление – историянеизвеселых. Сразустольконаваливается…

С семейной жизнью у повзрослевших подруг не все удачно складывалось. Вернее, не складывалось совсем ничего.

Самой влюбчивой, конечно, оказалась Зинаида. Эмоциональная, доверчивая и очень неуверенная в своей красоте Зина пыталась самоутвердиться за счет противоположного пола. Процесс это занимал достаточно долгое время: Зина неторопливо высматривала объект внимания, медленно и придирчиво выбирала предмет нового обожания и, наметив жертву, тут же кидалась в бой, уверяя себя, что бесконечно влюблена.

В борьбе за ответное внимание своего избранника девушка проявляла недюжинную настойчивость и так доставала мужчин своим вниманием и восхищением, что кавалер просто начинал ее бояться и старательно избегал любой встречи.

Горевала Зина недели две-три, безутешно плакала, уткнувшись в подушку, уплетала не одну дюжину пирожных, громко сморкаясь, жаловалась на судьбу, а потом, утешившись, искала новую жертву для своего неиссякаемого обожания. Однако, и новый мученик довольно быстро понимал, что за ним охотятся, и пускался наутек. Отношения никак не складывались, Зина страдала, и все больше и больше уверялась в своей несчастливой звезде.

За все эти годы, правда, один раз Зине повезло. Как-то на улице она обратила внимание на молодого человека, который нес, сгорбившись, огромный баул. Сердобольная Зинаида, не задумываясь ни на секунду, подошла к нему и предложила помощь. Парень поначалу даже не понял, чего от него хочет эта коротко стриженая, румяная девушка, но, смутившись, все-таки остановился и попытался объясниться. Он оказался хоккеистом, от души посмеялся, от помощи отказался, но номер телефона у девушки попросил. Зинка была вне себя от счастья и, сияя как медный пятак, рассказывала об этом с таким азартом, будто она сама в космос слетала! Однако, счастье ее длилось недолго.

Месяца через полтора хоккеист честно сказал:

– Нам, Зина, надо расстаться.

– Почему? – обомлела Зинаида.

– Задыхаюсь я от твоей заботы, понимаешь? Душишь ты меня, Зина, – парень глаза не отводил и не юлил.

– Как это? – едва не упала от неожиданности Зинаида.

– А вот так. Ты ж так опекаешь, что выть хочется! Ты ж меня спеленала своим вниманием по рукам и ногам! Дай мне дышать свободно!

Расстроенная Зина приехала к Марусе и, рыдая, бросилась на диван.

– Я так старалась, а он…

– Он тебя ударил? – Маруся, ничего не понимая, подала подруге стакан воды.

– Нет, – захлебывалась слезами Зина.

– Оскорбил?

– Нет!

– А что случилось?

– Он меня бросил. Бросил!

Чуть успокоившись, она посмотрела на подругу зареванными глазами, шмыгнула покрасневшим носом.

– Муська, почему я такая несчастливая? Мало того, что толстая, так еще и несчастливая, – утопая в горе, простонала подруга.

– Дурочка ты, – Маруся обняла Зину за плечи. – Разве ты толстая? Глупышка. Ты аппетитная. Вкусная! Мужики таких обожают. Зачем им, скажи на милость, худышки и дистрофички? А ты красавица, рубенсовская женщина, обладательница пышных форм. А посмотри на свое лицо: кожа нежнейшая, губы удивительные. Просто мужчины устроены по-другому, у них мозги не так, как у нас, работают. Ты слишком активно начинаешь проявлять заботу, а они теряются и впадают в панику, боясь потерять свободу. Для них пресловутая свобода – самое важное, – Маруся погладила подругу по голове, словно ребенка. – Зинуль, нужно ослабить хватку. Пусти все на самотек, и твой суженый непременно найдется. Вот увидишь! Сделай шаг назад, не дави. Отыщется твой избранник.

– Ты с ума сошла? Где отыщется? Я работаю в детской библиотеке, там мужиков днем с огнем не сыщешь, – горестно всхлипнула Зина. – Вот как мне жить?

– Прекрасно жить. Да ты и сама все это знаешь и понимаешь, у тебя просто сегодня такое настроение. А завтра накупишь пирожных и забудешь о своих бедах, да?

– Ты правда думаешь, что я такая обжора, что за едой все могу позабыть? – Зинаида отодвинулась от подруги.

– Нет, не думаю, но подозреваю, – захохотала Маруся.

Добрая, кроткая и мягкосердечная Зинаида, помолчав, глубоко вздохнула, вытерла слезы и, не сдержавшись, начала хохотать вместе с ней, позабыв о своих обидах и горестях.

С Риммой все обстояло иначе. Худая, длинноногая, белокурая девушка всегда влекла мужчин, но только до той поры, пока они не знакомились с ней поближе. Бескомпромиссная, самостоятельная и решительная, она не терпела насилия, произвола и беспорядка. Готовить Римма умела прекрасно, но не любила, предпочитая не забивать холодильник продуктами, чтобы не соблазняться и не поддаваться искушению их съесть. Сила воли у нее развилась отменная, и мужчины просто не выдерживали ее муштры. Сначала они летели к ней, как пчелы на мед, но столкнувшись с ее непреклонностью, упертостью и категоричностью, ошарашенно замирали и быстренько ретировались.

Только однажды один из них, как говорила Римма, «влюбленный до безобразия», потерял страх и сделал красавице предложение. Они поладили на удивление быстро, съехались, решив перед свадьбой пожить вместе, и даже провели на одной территории целую неделю!

Однако, на этом все хорошее закончилось: к концу недели молодой человек, похудев от стресса сразу на два килограмма, словно прозрел. Одумавшись, он даже не дождался утра. Ночью подхватил чемодан, на цыпочках выскочил в коридор и, не вызывая лифта, пустился наутек, перескакивая сразу через две ступеньки. Он так торопился сбежать, что позабыл половину своих вещей у Риммы.

Девушка недолго горевала.

– Бог отвел, – заявила она обомлевшим подругам. – Мы еще не поженились, а он уже по всей квартире свои носки разбрасывает, требует горячих завтраков и выглаженных рубашек.

– Ну, это нормально, – пожимала плечами Зинаида. – В чем подвох?

– Ничего нормального тут нет, – злилась Римма. – Я работаю не меньше него, и тоже устаю, но не прошу подавать мне кофе в постель!

– А могла бы и попросить, – хмыкнула Маруся. – Не зря же говорят, что в браке надо уступать друг другу.

– Вот я и посмотрю на тебя, как ты уступать будешь, – кипела от негодования Римма, так и не дождавшись сочувствия.

Маруся, в отличие от подруг, не торопилась замуж, не грезила о браке и не расставляла сети. Известная перфекционистка, она долго присматривалась, оценивала и только потом делала вывод.

Молодых людей, любящих рыжих женщин, оказалось немного, но если кто-то и влюблялся в Марусю, то уже оторваться от разумной, смешливой и очень адекватной девушки ему было очень сложно.

Выросшую без матери Марусю, никто не учил терпению, трепетности и ласке, но отчего-то она сама понимала, что мужчины – это вечные дети. Ощущала, что их непременно нужно хвалить, вкусно кормить и изредка поклоняться. Поклоняться, причем, не как идолу или божеству, а как защитнику, кормильцу и опоре.

Когда Маруся попыталась рассказать об этом подругам, Римма чуть не поперхнулась чаем.

– Кто тебя учит таким глупостям? Что за бред, – фыркнула она.

– А мне нравится твоя позиция, – мечтательно закатила глаза Зиночка. – Я бы хотела, чтобы возле меня оказался кормилец, защитник и опора.

– Опора и защитник – я еще понимаю, но кормилец… Извини, но я сама кого хочешь прокормлю.

– В твоих силах никто и не сомневается, – тряхнула головой Маруся. – Но изначально природа уже распределила роли между мужчиной и женщиной. Исторически так сложилось, что женщина – родоначальница, мать, исток. А мужчина – добытчик, охотник, кормилец. Понимаешь? Ты ничего изменить не можешь, это у нас в крови. И чем больше будешь сопротивляться этой закономерности, тем чаще будешь терять своих мужчин. Просто потому, что они тоже знают эти негласные законы природы.

– Я для себя свои законы напишу. Новые, – упорствовала Римма. – Для меня сейчас одно правило действует: лучше одной, чем с кем попало.

– А я бы хотела замуж, – грустно поджимала губы Зиночка. – Не за кого попало, конечно. Но если бы приличный попался, я бы пошла.

Такие разговоры случались часто, но заканчивались всегда одним и тем же. Они спорили, злились друг на друга, тут же мирились и сходились только в одном: что лучше их женской дружбы нет ничего на всем белом свете!

Маруся, несмотря на свой тридцатилетний возраст, как и ее подруги, замужем не была, но однажды попала в любовные сети так основательно, что едва вырвалась из объятий цепкого и хваткого мужчины.

Девушка встретила Игоря в пору своего двадцатитрехлетия. Она заканчивала медицинский, и уже работала ординатором в известной городской клинической больнице. Ей, молодой, активной и любознательной, так все нравилось, что она мечтала остаться здесь и после окончания ординатуры. Маруся тогда еще не знала, что мечты, конечно, должны сбываться, но не всегда они приводят к долгожданному результату.

Заведующий отделением Олег Яковлевич, взрослый семейный мужчина, имеющий двоих взрослых детей, вдруг стал по любому поводу цепляться к рыжеволосой девушке. Она ему явно не нравилась! Так бывает. Просто антипатия, без всяких видимых причин.

Он прилюдно делал ей замечания, наедине отчитывал, не позволял никакой самостоятельности, пресекал любую инициативу.

Поначалу Маруся даже растерялась. Она всегда хорошо училась, считалась перспективной, была дотошной к мелочам, внимательной и заботливой с пациентами. Явная неприязнь заведующего ее пугала и обижала. Подругам она не раз жаловалась на несправедливость начальника, но отцу ничего не рассказывала. Во-первых, не хотела, чтобы отец, известный в медицине человек, оказался вовлечен в скандальные разборки. А во-вторых, не считала правильным пользоваться именем отца: ей хотелось самой разобраться, понять, чем она не устраивает заведующего отделением.

Первые три месяца пролетели довольно быстро. Маруся освоилась в больнице, научилась не робеть, не краснеть, не теряться. Поняла, что терпение – важная черта для врача, потому что опыт приходит с годами, а вот стремление учиться – это каждодневная обязанность.

Девушка подружилась с коллегами, но с заведующим отношения по-прежнему не складывались. Мужчина грозно хмурился, сверлил ее недовольным взглядом, придирчиво проверял результаты работы, раздраженно поджимал губы и отводил взгляд при встречах.

Маруся, теряясь в догадках, терпела из последних сил. Подруги, жалея ее, возмущались, перебирали всевозможные причины такой неприязни, искали способы воздействия.

Римма, известный борец за справедливость, выслушав ее очередные страдания, однажды ахнула:

– Маняша, я все поняла! Он просто влюбился в тебя!

– Мусенька, и как это я сразу не догадалась? Точно! Молодец, Римка, – Зинка, заинтересованно хмыкнув, отложила пирожное и подозрительно прищурилась. – Он точно в тебя влюбился и так выражает свою симпатию.

– Вы с ума спятили, что ли? – Маруся возмущенно хлопнула себя по лбу. – Чем вы думаете? Большей глупости я давно не слышала!

– А что? Вполне себе вариант!

– Да какой вариант, Римма? Что это за любовь такая, когда каждый день идешь как на амбразуру?

– Это ты идешь, как на амбразуру, а он-то спокойно и глубоко дышит. Я тебе точно говорю – он в тебя влюбился. Ты к нему приглядись.

– Не мели чепуху, – Маруся раздраженно отмахнулась.

Она стала еще тщательнее выполнять свою работу, надеясь, что сердце грозного начальника смягчится. Однако, не тут-то было!

Как-то утром Олег Яковлевич вызвал ее в кабинет.

– Мария Павловна, – он сунул ей под нос стопку бумаг, – потрудитесь объяснить, что это?

– «Истории болезни» моих пациентов, – Маруся растерянно посмотрела на лежащие перед ней бумаги.

– Я вижу, что это «истории болезни», – фыркнул заведующий. – А почему они до сих пор не заполнены?

– Как не заполнены? – Маруся передернула плечами. – Я заполняла.

– А вчера вы не осматривали пациентов?

– Осматривала, – она никак не понимала, куда он клонит.

– И где этот вчерашний осмотр?

– Было уже поздно. Я все внесла в электронную карту, а в бумажную хотела сегодня с утра записать, еще просто не успела, – Марусе было неприятно оправдываться, она чувствовала себя абсолютной преступницей. – Ведь вы сами требовали сразу работать с электронной версией.

– Я просил сразу вносить и туда, и сюда, – заведующий нервно хрустнул пальцами правой руки. – Это документ! Если не хотите выполнять свои обязанности, мы вас не держим!

– Да почему же не хочу? – Маруся чувствовала, что вот-вот расплачется.

– Мария Павловна, не нужно пререкаться. Вы ординатор, знайте свое место. Учитесь аккуратности, это важное качество для врача. И нечего здесь сырость разводить, на меня ваши слезы не действуют, мне нужен результат.

Больше Маруся не могла сдерживаться. Всхлипнув, развернулась и стремглав выскочила из кабинета заведующего, захлебываясь слезами. Рыдая, понеслась по коридору, никого и ничего не видя перед собой, и на повороте за лестницей так налетела на высокого мужчину в белом халате, что тот даже покачнулся от неожиданности.

– Ой, извините, – прошептала Маруся и, отшатнувшись, кинулась дальше, вытирая ладонью текущие слезы.

Мужчина ошарашенно остановился и, озадаченно сдвинув брови, внимательно поглядел ей вслед. Потом развернулся и решительно двинулся за рыжеволосой девушкой.

В ординаторской никого не было, кроме Маруси. Она рыдала, закрывая лицо руками и содрогаясь всем телом. Вообще-то, девушка никогда не считалась плаксой, но тут ее нервы не выдержали, и Маруся безутешно плакала, постанывая, как маленький обиженный ребенок.

Мужчина вошел, осторожно прикрыл за собой дверь, взял стул и придвинул его к Марусиному столу.

– Так… – строго произнес он. – Быстро, внятно и, главное, коротко: что случилось?

– Вам-то что? – Маруся испуганно отпрянула. – Вы кто? Вы что тут делаете?

– Терпеть не могу, когда плачут женщины, а уж когда рыдают молодые врачи – тем более, – мужчина развел руками. – Ну?

– Что – ну? – Маруся залилась слезами.

– Чего рыдаете?

– Вам какое дело?

– Мне – никакого, – произнес он ласково. – А вам, я вижу, обидно. Ну? Что-то случилось, горюшко?

– Случилось, – Маруся зарыдала еще пуще.

– О, сейчас мы утонем. И я захлебнусь первым, – он достал из кармана носовой платок и протянул ей. – Возьмите. Ну, все. Тихо, тихо. А то ведь и я поддамся. Вы так азартно плачете, что мне уже очень хочется составить вам компанию.

– Скажете тоже, – Маруся, не удержавшись, улыбнулась.

– Вот, уже лучше. Вытирайте слезы, успокаивайтесь. И да… Меня зовут Игорь Семенович. Я заведующий кардиологией. Той самой, что на этаж выше первой терапии.

– Спасибо, – Маруся взяла платок, вытерла лицо, высморкалась и всхлипнула. – Постираю и завтра вам верну.

– Это уж обязательно, – он захохотал. – Так отчего такое горе?

Маруся, сама не понимая, зачем, поведала Игорю всю свою невеселую историю. Она не жаловалась на заведующего, а просто пересказывала день за днем, вспоминая мелочи и недоумевая, за что ее так наказывают. Игорь Семенович внимательно слушал, потом вздохнул.

– Как зовут-то тебя, рева? – вдруг перешел он на «ты».

– Мария Павловна.

– Ну, все, Мария Павловна, – мужчина едва сдерживался, чтобы не захохотать. – Считай, горести твои закончились. Больше Олег Яковлевич не будет тебя обижать.

Он озорно подмигнул ей, совершенно изумленной таким оборотом дела, и вышел из ординаторской.

Что происходило в кабинете заведующего, о чем и как Игорь с ним говорил, она не знала, но факт оставался фактом: с того дня Олег Яковлевич прекратил тиранить молодого ординатора. Он не воспылал к ней любовью и не проникся симпатией, но никогда более не позволял себе унижать ее, повышать на нее голос или как-то иначе выражать свое недовольство.

С того дня началась ее любовь…

Любовь всегда приходит внезапно. Она укалывает как игла. Пронзает, словно луч света. Проливается дождем благодати, радости и невероятного счастья.

Любовь не умеет молчать. Она поет, смеется и рыдает. Звучит гимном, вальсом и торжественной ораторией.

Любовь, словно детский калейдоскоп, переливается всеми цветами радуги, искрится и будоражит. Она, будто хмельной напиток, кружит голову, лихорадит и пьянит. Щекочет нервы, сводит с ума, выводит из равновесия. Нечаянно подстерегает, и даже самых стойких и жестких превращает в доверчивых, наивных и беззащитных.

Любовь требует повиновения. И никогда не прощает оплошности. Не проявляет снисходительности, не слушает оправданий. Она просто тихо отворачивается и без предупреждения уходит.