Вредная самооценка. Не дай себя обмануть. Красные таблетки для всех желающих

7. «Кто дает мне определение меня? Конечно, только я сам. Так, я определяю женщину как существо, у которого есть свое собственное определение самого себя… Я знаю, что я человек, если у меня есть собственное определение себя. В таком случае какому качеству я должен соответствовать, чтобы быть хорошим? Именно такому: осознавать себя, объяснять себя, ибо объяснять и осознавать себя – и есть определение меня. Чем больше я осознаю себя, тем лучшим человеком я являюсь. По этой логике все, что нужно делать, чтобы быть хорошим, – это осознавать себя» (Hartman, 1967).

8. Это важный момент. Вы можете в полной мере соответствовать системному или внешнему измерению только тогда, когда полностью соответствуете измерению внутреннему, т. е. являетесь самим собой. Другими словами, нравственный человек всегда будет лучше справляться с работой бухгалтера, пилота или хирурга. Измерения ценности перекрывают друг друга. Человеческое включает в себя социальное, а социальное – системное. Более низкая ценность находится внутри более высокой. Системное включено во внешнее, которое в свою очередь составляет часть внутреннего. Чем больше вы являетесь собой, тем лучше вы будете играть свои профессиональные и социальные роли, тем нравственнее будет ваше мировоззрение. Из своего внутреннего Я вы черпаете ресурсы для того, чтобы быть тем, кем вы хотите быть. Таким образом, развитие своего внутреннего Я – это не роскошь, а необходимость, чтобы оставаться самим собой во всех трех измерениях (Hartman, 1967).

9. «Человек как личность, как внутренняя ценность находится в измерении, которое не делает его более ценным (так как внутреннюю ценность ни с чем нельзя поставить в один ряд), но наделяет такой несравненной ценностью, которую нельзя сопоставить с внешним (материальным) миром. Он ничто по сравнению с внутренней ценностью одного человека» (Hartman, 1967).

10. «Внешняя ценность индивида зависит от того, соответствует ли он теоретическому представлению о том, каким должен быть человек. Внутренняя же ценность определяется тем, соответствует ли человек концепции индивида. В этой связи его внутренняя, или личная, ценность не может быть выражена в единицах внешнего измерения. Следовательно, индивид хорош сам по себе – как отдельный человек» (Hartman, 1967).

11. «Появление человека на свет – событие космического масштаба, так как его возможности безграничны» (Hartman, 1967). Соответственно, если мир наделен хоть какой-то ценностью, то человек и его жизнь должны иметь равнозначную или превосходящую ценность.

12. «Если принять за основу аксиому о ценностях, а именно то, что ценность – это богатство характеристик, то утверждать, что человек плохой, становится невозможно, так как он представляет собой бесконечное число качеств и свойств. Все зависит от того, как мы определяем „хорошее“, причем в рамках теории ценностей. В противном случае, потребуется разработать новую теорию» (Hartman, 1967).

Аргументы Хартмана нельзя назвать ни исчерпывающими, ни бесспорными. Несмотря на это, они предоставляют обширный и полезный материал, с помощью которого любой психотерапевт, опирающийся в работе на философские воззрения, может бороться с непреодолимыми страхами своих клиентов. Если люди боятся, что они не нравятся окружающим и их черты характера или способности далеки от идеала, то их самооценка или внутренняя ценность (которую они ошибочно связывают с ценностью внешней) катастрофически занижена. Я уже много лет использую экзистенциальные доводы Хартмана в работе с людьми, склонными к самоуничижению, и они, как правило, показывают хороший результат. Когда человек обеспокоен и настаивает на своей безнадежной никчемности, я могу довольно быстро доказать, что это лишь гипотеза, а не «факт», так как подкрепить ее какими-либо доказательствами невозможно, даже если клиенту кажется обратное. А поскольку упрямое отстаивание этой гипотезы среди прочего неминуемо приводит к удручающим последствиям, то, черт возьми, в интересах клиента это прекратить. Как правило, многие с задачей справляются – по крайней мере, в некоторой степени.

При этом, как отмечает сам Хартман (особенно когда признает, что принятие человеком себя как хорошего «…зависит от определения „хорошего“»), основные доводы в пользу теории о том, что человек обладает внутренней ценностью, а значит, не может быть ничтожным, тавтологичны и носят определительный характер. Не существует никаких эмпирических данных, чтобы подтвердить (или опровергнуть) это утверждение, и, скорее всего, они вряд ли появятся. Верно и то, что у этого довода есть выраженная прагматическая привлекательность. Любая теория о том, что все люди в целом или конкретный человек в частности являются плохими или недостойными ни своего, ни чужого уважения, приведет к опасным последствиям. Поэтому, чтобы жить долго и счастливо, людям следует принять то, что они «хорошие», а не «плохие».

Я, наверное как и любой другой психотерапевт, работающий эффективно, не могу не согласиться с этим аргументом. Тем не менее сама форма философского тезиса мне кажется неизящной. При том что мысли о своей никчемности или несостоятельности для человека, как правило, деструктивны, а мысли о своей добродетели и значимости идут ему во благо, непонятно, почему возможность полезного выбора ограничивается этими двумя гипотезами. На мой взгляд, есть и третий вариант, который не так жестко определен, но с философской точки зрения более оригинален и в большей степени соответствует объективной действительности. Речь идет о редко высказываемом предположении о том, что термин «ценность» к человеку неприменим, а определения «хороший» или «плохой» некорректны. Если педагоги и психотерапевты будут учить людей отказываться от каких бы то ни было Я-концепций и представлений о себе, тем самым они в значительной степени помогут мужчинам и женщинам мыслить вне рамок выбора одного из двух. Это даст людям возможность стать более устойчивыми в эмоциональном плане.

Должен ли человек в принципе оценивать сам себя? И да и нет. Рассмотрим этот вопрос на примере женщин. С одной стороны, они, очевидно, не просто какие-то млекопитающие, которые были воспитаны особым образом. Они уже рождаются с ярко выраженной склонностью к самооценке. Насколько мне известно, ни одна цивилизованная женщина в этом мире не принимает свою жизнь безоговорочно, не пытаясь сделать ее более приятной и менее беспокойной. Вместо этого они постоянно отождествляют себя со своими достижениями и все время стоят перед мучительным выбором, как поступить, и искренне верят в то, что если выберут «правильное» и воздержатся от «неправильного», то окажутся в раю или в аду.

Возьмем для сравнения крайне нестрогие в вопросах морали гедонистические народы Полинезии, в особенности Таити. Как описывает их Даниельссон^[8] (Danielsson, 1956), это жаждущие удовольствий беззаботные люди, открытые в вопросах секса, которые свободно вступают в интимные отношения до и вне брака, эротические танцы и сексуальные игры воспринимают как должное. Еще недавно у них была распространена полигиния и одалживание жен, танцы нагишом, прилюдные половые акты, публичные дома для молодежи. Они допускали свободу выбора сексуального партнера и поощряли ритуальное лишение девственности.

В то же время у полинезийцев существует множество табу, нарушение которых заставляет их испытывать острый стыд и ненависть к себе. И по сей день они соблюдают обряд обрезания мужчин, достигших половой зрелости, мужчины и женщины едят и спят в разных домах, придерживаются строгого разделения труда между полами. Более того, в прошлом у них были распространены сексуальные привилегии, основанные на происхождении и статусе, обязательные браки для вдов, ритуальное воздержание. Женщинам запрещалось заниматься вопросами религии, а на время менструации их изолировали. В политическом и религиозном плане полинезийцы всегда были очень взыскательными: «Полинезийские вожди и знать так долго сохраняли за собой весьма неоднозначные привилегии только благодаря действенной поддержке со стороны религиозного культа. Согласно полинезийской религиозной доктрине они произошли от богов, что наделяло их святостью и непререкаемым авторитетом… Полинезийские боги требовали жертвоприношений, на многих островах – человеческих. Для богобоязненного вождя не было ничего проще и естественнее, чем избавляться от доставляющих неприятности людей, принося их в жертву. На Таити самых могущественных правителей носили на себе слуги. Считалось, что если правители коснутся земли, то ее владелец не сможет больше на нее ступить… Некоторые гавайские властители были настолько святы, что при их приближении подданные сразу прекращали работу, падали ниц и оставались в таком положении, пока те не исчезали из виду. Поэтому, чтобы не создавать дефицит продовольствия, правители осматривали поля ночью. Большинство полинезийских вождей не могли принимать пищу со своими семьями, а на некоторых островах они были настолько полны маны^[9], что не ели самостоятельно – их кормили слуги» (Danielsson 1956).

Более того, общие правила поведения в Полинезии, как раньше, так и в значительной степени сейчас, основаны на принципах исключительного возвышения и унижения эго: «С точки зрения милосердия, полинезийская мораль, без сомнения, уступает христианской. То, что разрешалось вождю, было под запертом для его подданных. С другой стороны, местные жители соблюдали существующие нормы поведения несопоставимо лучше, чем мы. Строгость дисциплины была обусловлена общественным мнением, которое в небольших полинезийских общинах и племенах имело такую силу, которую вряд ли могут себе представить даже новоприбывшие в сельскую глубинку школьная учительница или священник. Неодобрение общества в Полинезии было просто невыносимым, а сменить район или остров было невозможно из-за вражды между племенами. Хорошее поведение становилось необходимостью для выживания… Что бы о них ни говорили, полинезийцы не моральные анархисты, а скорее, рабы обычаев» (Danielsson 1956).

Я привожу такие длинные цитаты, чтобы показать, что даже у одного из самых сексуально раскрепощенных и беспечных народов правила «должного» поведения являются скорее нормой, чем исключением. Люди стыдятся любых проступков и принимают одобренные обществом правила так близко к сердцу, что в случае нарушения любого из них готовы причинить себе вред, совершить самоубийство, а также позволяют жестоко наказывать и приносить себя в жертву. Если на этом свете когда-либо и существовала культура, все члены которой не унижали себя подобным образом и не подвергались суровым психологическим и физическим наказаниям за «неправильное» или «плохое» поведение, то мне о ней неизвестно и я был бы рад ее изучить.

На мой взгляд, причина такой практически универсальной склонности людей принижать себя, а также к выставлению себе отрицательных оценок кроется в нашей биологической предрасположенности к тому, что можно назвать самосознанием. Есть основания полагать, что многие из братьев наших меньших (особенно млекопитающие, в частности приматы) тоже в какой-то степени осознают «себя», поскольку они «знают» или «учат» поведение, свойственное их виду (например, бессистемно исследуют окружающую среду). Но у животных инстинкты развиты гораздо лучше, чем у людей. Вряд ли им когда-либо приходит в голову задуматься над своими мыслями. Следовательно, у них нет своего Я в обычном смысле этого слова, и тем более они не осознают, что это «они» несут ответственность за свои «хорошие» или «плохие» поступки, а значит, являются «хорошими» или «плохими». Другими словами, они лишь в незначительной степени (если такое вообще имеет место) связывают свои действия со своим эго.

В отличие от них люди не только обладают ярко выраженным «самосознанием», или «эго», но и исключительно сильной и, скорее всего, врожденной склонностью ассоциировать его со своими поступками. По сравнению, скажем, с носорогом, который довольно небрежен в своем поведении и вряд ли переживает о его пагубных последствиях, люди – гораздо более эмоционально восприимчивые и ранимые животные, которые слишком полагаются на когнитивную деятельность и практически игнорируют инстинкт самосохранения. Они извлекают пользу из того, что наблюдают за своими действиями и оценивают их. Так они определяют, приносят их поступки удовлетворение или боль и нужно ли их менять в том или ином направлении. К сожалению, люди используют одни и те же методы как для оценки своих действий с точки зрения защиты, выживания и счастья, так и для оценки самих себя, и последняя почти неизбежно приводит к самоуничижению.

Наглядно проиллюстрировать эту свойственную человеку особенность можно на примере типичного случая из практики рационально-эмоционально-поведенческой терапии. Этот подход основан на гипотезе о том, что бездумное оценивание самих себя и своих поступков приводит к психологическим расстройствам. Моему клиенту Ричарду Роу понадобилась помощь, потому что он находился в состоянии крайней депрессии из-за своей работы и отношений с женой. Любой промах с ее стороны выводил его из себя до такой степени, что он был готов поднять на нее руку. В ходе первых сессий терапии я продемонстрировал ему, что он сам вводит себя в депрессию, а также объяснил, как и почему он это делает. В точке А случается то или иное активирующее событие: он плохо справляется с работой, и его начальник все время указывает на это. В точке С (эмоциональное следствие) он начинает чувствовать себя подавленным. Роу ошибочно полагает, что это активирующее событие в точке А вызывает у него неадекватную эмоциональную реакцию (следствие) в точке С: «Я в депрессии, так как не справляюсь с работой. Мой босс недоволен и может уволить меня». Но если это действительно A привело к C, то только благодаря магии или вуду, не иначе. Моя задача – заставить Роу задуматься, как может внешнее событие (неэффективность или неодобрение руководства) стать причиной каких бы то ни было мыслей и чувств.

Нет сомнений, что к депрессии Роу приводит именно его отношение к происходящему. Вероятно, он сначала наблюдает за внешними событиями (отмечает, что работает все хуже и хуже и его начальник им недоволен), а затем начинает переосмысливать происходящее (размышляет о возможных последствиях и о том, что они ему не понравятся). Что еще хуже, он оценивает такие последствия крайне негативно. Ведь если бы он не замечал, что не справляется с работой, или не придавал этому значения (например, потому что это позволило бы ему уволиться с нелюбимой должности), то вряд ли страдал бы по этому поводу. Наоборот, пребывал бы в приподнятом настроении!

Делаем вывод: то, что Роу воображает или говорит себе в точке В (системе личных убеждений, верований), с большой степенью вероятности приводит к депрессивным реакциям в точке С. Скорее всего, сначала он внушает себе некое рациональное убеждение (РУ): «Я понимаю, что работаю плохо и мой босс может меня уволить. Если он так поступит, это будет прискорбно. Я не хочу терять это место». Такое убеждение действительно рационально: по всей вероятности, потеря работы приведет к неблагоприятным последствиям. Во-первых, он останется без дохода. Во-вторых, ему придется начать поиски новой работы. В-третьих, жена расстроится и нужно будет ее успокаивать. В-четвертых, новая должность может оказаться хуже или приносить меньше денег. На своем опыте он знает, что есть несколько веских причин, по которым увольнение неприятно. Поэтому его версия РУ в том, что плохо выполняемая работа может привести к печальным результатам, поддается проверке эмпирическим путем.

Более того, если бы Роу строго придерживался своего РУ, то мог бы вместо депрессивного состояния испытывать рациональные следствия (РС): неудовольствие, разочарование, печаль, сожаление, раздражение или досаду. Да, это тоже отрицательные эмоции, но они не идут ни в какое сравнение с депрессией. Чтобы заставить себя чувствовать иррациональное следствие (ИС) в виде депрессии, к рациональному убеждению необходимо добавить нездоровое, саморазрушительное и самоуничижительное иррациональное убеждение (ИУ): «Если я буду продолжать плохо работать и меня уволят, это будет ужасно. Я не переживу выговор и последующее увольнение. Это докажет не только то, что я выполняю работу некачественно, но и то, что я сам в высшей степени бездарен и никогда не смогу ни с чем хорошо справиться. Я заслуживаю того, чтобы быть бедным, нелюбимым и наказанным на всю оставшуюся жизнь, за то что я такой тупица!»

Иррациональное убеждение Роу опасно по нескольким причинам. Во-первых, оно дает событиям определения, которые невозможно проверить. Как бы ни было печально то, что он не справляется с работой и его могут уволить, только он сам определяет происходящее словами «ужас», «кошмар» или «катастрофа». На самом деле это всего лишь досадно и неудобно. Во-вторых, это сверхобобщение. То, что Роу не хочет быть уволенным, едва ли означает, что он этого не переживет. Некачественная работа не доказывает, что он никуда не годится как человек. То, что он не справляется со своими обязанностями сегодня, не доказывает, что так будет и завтра. В-третьих, это нелогичное заключение. Даже если бы он действительно был никчемным человеком, неспособным добиться успеха ни на одной работе, разве это означало бы, что он не заслуживает любви и поддержки? Разве как человек, находящийся в столь неблагоприятном положении, он не мог бы претендовать на особое отношение и помощь со стороны людей более благополучных? Кто из порядочных людей (или богов) осудил бы его за то, что он родился и вырос неполноценным? В-четвертых, такое ИУ почти наверняка приведет к более ужасным и печальным последствиям, чем результаты плохой работы. Ведь если Роу считает, что не переживет выговора и увольнения, то начнет еще больше нервничать. Это, в свою очередь, негативно скажется на и без того плохом качестве его работы, и его шансы ее сохранить приблизятся к нулю. Более того, если с ним попрощаются и Роу сделает из этого вывод, что бесполезен, то и на новой работе он будет действовать так, как будто не в состоянии выполнять свои обязанности. Сбудется его самоисполняющееся пророчество: Роу не справится с работой и будет уволен снова. На самом деле это послужит ложным «доказательством» его исходной гипотезы.

Как терапевт, работающий по системе РЭПТ, я демонстрирую Роу, какие его убеждения являются рациональными, а какие – иррациональными. Я стараюсь помочь ему научиться отличать разумные РУ от абсурдных ИУ. Показываю, как можно оценивать свои достижения в парадигме РУ и в результате испытывать здоровые эмоциональные следствия (печаль, сожаление, неудовольствие, стремление выполнять работу лучше). Доказываю, что оценивание себя с позиций ИУ можно не только минимизировать, но и прекратить и таким образом избежать нездоровых эмоциональных следствий (панических состояний, депрессии, снижения качества работы и т. д.).

Аналогичным образом я объясняю Роу, почему он испытывает ярость по отношению к своей жене, и помогаю ему проработать это чувство. Если в точке А она невнимательна, груба или несправедлива, его первой реакцией, скорее всего, будет рациональное убеждение: «Мне не нравится ее поведение. Мне очень неприятно. Я хочу, чтобы она вела себя иначе». Соответственно, в точке РС он испытывает здоровые эмоциональные следствия: неудовлетворенность, разочарование, досаду и раздражение. Дальше в точке ИУ у него возникает иррациональное убеждение: «Я не выношу, когда она так плохо себя ведет. Она ужасный человек. Я никогда не прощу ее за такое поведение. Она должна быть наказана за то, как ужасно обращается со мной!» Таким образом, в точке ИС он проживает нездоровые эмоциональные следствия: ярость и жалость к себе. Если у меня получится убедить Роу, что разумных РУ нужно придерживаться, а от обвинительных ИУ – отказываться, то он будет испытывать досаду чаще, чем гнев. Так вероятность того, что он поможет жене изменить ее неприятное поведение, увеличится.

Все дело в том, что активирующие события, которые происходят в жизни Роу (и любого из нас) в точке А, не являются причиной депрессии или ссор в точке С. Скорее, к ним приводят его мысли, оценочные суждения и убеждения в точке В. То, что он будет чувствовать в точке С после наступления события в точке А, в значительной степени зависит от него самого, а именно от того, что он думает о своих мыслях, ставит ли под сомнение некоторые из своих ИУ и возвращается ли к эмпирически обоснованным РУ. В природе всех людей, в том числе и Роу, заложена способность волшебным образом переходить от РУ к ИУ. Он часто отождествляет свое Я с тем, как себя ведет, и автоматически оценивает всего себя по своим поступкам. В результате все часто заканчивается тем, что он проклинает себя и всех вокруг (другими словами, занижает внутреннюю ценность), вместо того чтобы дать оценку действиям и поступкам (т. е. определить ценность внешнюю). Таким образом, он постоянно попадает в трудные и неприятные ситуации.

Я возвращаюсь к вопросу: должен ли человек оценивать себя? И снова отвечаю утвердительно: в какой-то степени должен, поскольку и с биологической, и с социальной точек зрения почти невозможно этого не делать. Постоянная оценка своих действий помогает человеку выживать: ведь, прежде чем безопасно водить машину, восходить на гору или выращивать съедобные овощи, нужно знать, насколько ты компетентен в этих вопросах. Иначе можно покалечить или убить себя. Действительно, чтобы выжить, нужно оценивать свои возможности.

Тем не менее самооценка имеет как явные преимущества, так и явные недостатки. Если вы идете неэмпирическим и ненаучным путем и оцениваете себя как «хорошего», «замечательного» или «прекрасного», потому что у вас есть семья, любимая работа или незаурядный талант, то какое-то время вы действительно будете чувствовать себя намного счастливее, чем если бы аналогичным образом оценивали только свои достижения. Если вы называете свою невесту или жену «лучшей из женщин», «неповторимой» или «богиней», когда на самом деле это значит, что вам импонируют некоторые черты ее характера, то вы также будете идеализировать и свои отношения с ней. Люди, как убедительно пишет Мэй, в основном живут с ангелами и демонами, и глупо думать, что им это не на руку (May, 1969).

Действительно ли есть какая-то необходимость в том, чтобы люди оценивали себя и других? Стоит ли оно того? После шестидесяти лет усердной работы в качестве психотерапевта, писателя, учителя и лектора я осторожно отвечу: нет. Несмотря на то что люди имеют ярко выраженную склонность (как врожденную, так и социально приобретенную) давать оценки себе и друг другу, они могут ее в себе побороть или, по крайне мере, свести к минимуму. Для этого достаточно отнестись к проблеме с рациональной точки зрения, а также много и упорно заниматься практикой. Изменение образа мышления может сделать всех более счастливыми и психически здоровыми. Ведь, вместо того чтобы со всей строгостью оценивать себя и других, можно сместить фокус внимания на оценку достижений. Не проклинать и презирать кого-либо или что-либо, а признать, что в каждом из нас есть и ангельское, и дьявольское. Не изобретать что-то, без чего нельзя жить, а решить жить так, как хочется. Успех на этом поприще вряд ли приведет к утопии (которая сама по себе ригидна, абсолютизирована и нереалистична), но с большой степенью вероятности поможет людям привнести в жизнь больше спонтанности, творчества и удовлетворения, чем когда-либо прежде. Перечислю некоторые из основных причин, по которым я отстаиваю идею отказа от самооценки в пользу оценки способностей и достижений.

1. Как положительная, так и отрицательная самооценка нерациональна и часто серьезно мешает принятию решений. Если человек ассоциирует свое достоинство с тем, насколько он успешен, то становится эгоцентричным. Сосредоточив все мысли на себе, а не на проблеме, невозможно быть эффективным. Более того, самооценка требует постоянного осмысливания, и на нее уходит много времени и сил. Возделывая «сад души», можно запустить дела в доме.

2. Неизменно оценивать себя высоко можно только тогда, когда дарований много, а недостатков мало. Однако если верить статистике, это удел избранных. Кроме того, потребуется широкий спектр универсальных компетенций, но это, опять же, дано далеко не каждому.

3. Самооценка почти неизбежно приводит к соперничеству. Если вы оцениваете себя как «хорошего», то другие в ваших глазах будут «плохими» или «не такими хорошими». Если же вы считаете себя «плохим», то других воспринимаете как «хороших» или «менее плохих». Таким образом, вы практически заставляете себя соревноваться с другими в «добре» и «зле» и постоянно испытываете зависть, ревность или превосходство. Такой настрой и образ мысли незаметно приводит к нескончаемым конфликтам на межличностном, межколлективном и международном уровне, а любовь, сотрудничество и взаимное уважение сводит к минимуму. Понимать, что некоторые ваши качества лучше или хуже, чем у других, важно и даже полезно, так как может мотивировать к тому, чтобы работать над своим характером. Но если другой человек вызывает у вас чувство собственного превосходства или, наоборот, заурядности, то это, скорее всего, причинит неприятности и вам, и ему.

4. Самооценка повышает чувство неуверенности и, как следствие, склонность замыкаться в себе, ограничивая круг интересов и удовольствий. Как сказал Бертран Рассел: «Мы должны стремиться к тому, чтобы избегать эгоцентричных страстей и приобретать только те привязанности и интересы, которые не дадут нам зацикливаться на себе самих. Никого не делает счастливым заключение под арест. Но ведь страсти, из-за которых мы закрываемся от мира и людей, есть не что иное, как тюрьма. Самые распространенные из них – страх, зависть, чувство греха, жалость к себе и самолюбование» (Russell, 1965).

5. Обвинять или восхвалять всего себя за некоторые отдельные поступки – это ненаучное сверхобобщение. «Я называю процесс психического превращения ребенка в нечто расчеловеченное, будь то монстр или просто ничтожество, болезнетворной метаморфозой, – решительно заявляет Жюль Генри. – Миссис Портман прозвала [своего сына] Пита „человеком-помойкой“. Она твердила: „От тебя несет, как от мусорного ведра, ты воняешь“. Стоило ему встать со своего любимого стула, и она клала туда старые газеты и мешки с мусором. Обращалась к нему мистер Магу и никогда не называла его по имени. Для нее он был вонючим монстром, ничтожеством, шутом» (Henry, 1963). Однако Генри упустил из вида то, что если бы миссис Портман называла своего сына Питера «ангелом» и говорила ему: «Ты пахнешь божественно», то по принципу болезнетворной метаморфозы он представлялся бы ей богоподобным созданием, хотя им и не был. Как бы от Питера ни пахло – дурно или восхитительно, – это не делало его ни зловонным, ни благоухающим человеком.

6. Когда люди хвалят или осуждают свое Я, за этим стоит явный подтекст: «хороших» людей нужно вознаграждать, а «плохих» – наказывать. Однако, как отмечалось выше, если бы «плохие» люди и существовали, то их «испорченность» была бы сродни физическому увечью и было бы жестоко бичевать их за это. И наоборот, существуй на земле «хорошие» люди, их «добродетель» была бы привилегией, поощрять за которую было бы, как минимум, несправедливо. Воздаяние по заслугам и самооценка несовместимы.

7. Давать человеку высокую оценку из-за присутствия у него хороших черт равносильно обожествлению, и, наоборот, оценивать его низко из-за плохих качеств равносильно демонизации. Нам пока неизвестен способ доказать существование Бога или дьявола, но мы продолжаем жить, и неплохо. Эта избыточная гипотеза лишь вносит сумбур в наши мысли и поступки и приносит больше вреда, чем пользы. Более того, каждый человек или группа людей имеет свои представления о Боге и дьяволе, которые ничего не добавляют к сумме человеческих знаний, а только служат препятствием для того, чтобы устанавливать успешный контакт с самим собой и с другими. Можно допустить, что люди, которые ведут себя глупо или морально неустойчиво, используют в своих интересах домыслы о сверхъестественных существах, но нет никаких доказательств того, что в них нуждаются те, чьи поступки разумны и соответствуют нормам морали.

8. Ксенофобия и отсутствие уважения к отдельным людям сами по себе являются последствиями оценки себя и других. Ведь если вы принимаете человека А, потому что он белый, хорошо образованный католик, но сторонитесь человека Б, потому что он темнокожий, бросивший школу баптист, то вы явно не уважаете Б как личность, а значит, нетерпимо относитесь к миллионам таких людей, как он. Ксенофобия носит субъективный и несправедливый характер. Она порождает конфликты и не приносит обществу никакой пользы. Джордж Экстелл пишет: «Мужчины – глубоко социальные существа. Они наилучшим образом реализуют свои цели только тогда, когда уважают друг друга, как самих себя. Стать успешным как в личном, так и в социальном плане невозможно без взаимного уважения. Его антагонисты – ненависть, презрение, сегрегация и эксплуатация – препятствуют воплощению в жизнь ценностей всех заинтересованных сторон, а следовательно, на корню разрушают всю эффективность» (Axtelle, 1956). Осуждая кого бы то ни было, в том числе и себя, за наличие или отсутствие того или иного качества, вы уподобляетесь авторитарным и фашистским диктаторам. Фашизм – это квинтэссенция оценки людей (Ellis 1965a, 1965b).

9. Оценивание другого человека, пусть даже в положительном ключе, есть не что иное, как контроль, манипуляция и попытка его «исправить», но это не значит, что предполагаемые перемены пойдут ему на пользу. Ричард Фарсон отмечает: «Зачастую то изменение, которое подразумевает похвала, нужно не тому, кого хвалят, а нацелено на удобство, удовольствие или выгоду того, кто хвалит» (Farson, 1966). Получив оценку, человек может начать чувствовать себя обязанным что-то поменять в угоду своему оценщику, и в той степени, в какой он пойдет на такие условия, он перестанет быть сами собой или тем, кем ему действительно хотелось бы быть. Таким образом, и положительная, и отрицательная оценка вполне может привести получившего ее человека к потере самобытности и самостоятельности.

10. Оценка личности используется правящими элитами для укрепления позиций и блокировки социальных перемен. Приучаясь выставлять себе баллы за свои поступки, человек привыкает к мысли: «Мое поведение неудовлетворительно. Я должен работать над тем, чтобы вести себя лучше». Что еще хуже, он думает: «Я поступил плохо, а значит, я негодный, никчемный человек». «Правильность» поведения в значительной степени измеряется общественными нормами, определяемыми небольшой группой людей, которые стоят у руля и очень заинтересованы в том, чтобы свое положение сохранить. В их интересах побуждать человека искать одобрения со стороны властей и беспрекословно подчиняться социальным правилам, какими бы деспотичными и безрассудными они ни были. Конформизм – один из наихудших побочных эффектов самооценки. Он заключается в пассивном принятии порядка, установленного политической верхушкой и попирающего право на справедливость.