– Когда битва закончилась, когда Граббе город очистил от турков, тогда наши солдатики начали мост через Дунай возводить. Сотню лодок поставили, а на них настил из досок. До сих пор еще строят. Но от сюда не слышно. Как построят, тогда вся наша армия к Рахову переберется, – доктор явно был доволен своим рассказом, точно сам видел всё и во всем участвовал. – Да, – вспомнил, – две канонерские лодки11 у турков захватили, теперь они охраняют постройку моста. Так что оборона у нас – очень славная: две канонерки, – доктор загибал пальцы, – крепостная артиллерия, на валахском берегу пушки, везде казачьи разъезды, драгуны в седле – всё как надо, мышь не проскочит. Так что офицеры наши по домам разбрелись, в карты играют и шампанское пьют. Красота! – доктор по-простому надеялся, что такие добрые вести облегчат страдание отца Иова. – И все разговоры, в каждом доме, только о тебе. Каждый солдат твое имя вслух произносит и удивляется твоему мужеству. Ну, всё, – доктор поднялся, похлопал по плечу отца Иова, – пойду я. Там еще хватает, кому помощь моя нужна. Отдыхай. Зайду еще.
Отец Иов, как только остался один, вновь попробовал сесть, получилось с трудом. Посидев с минуту, послушав шум фонтана и пение птиц, он опустился на постель и закрыл глаза. «Победили с Божьей помощью, – пронеслась мысль, – и, слава Богу».
Туркам дорого стоила их отчаянная защита: около семисот их трупов были отысканы, брошены в овраг и засыпаны негашёною известью12*.
***
Наутро благодаря волшебным восточным травам и мазям, боль не трогала тело отца Иова. А сон дал силы. Весь день он провел в компании доктора, слушая его бесконечные истории и наслаждаясь пением птиц и умиротворяющими плесками падающей в фонтане воды. Жара стояла нестерпимая, потому и священник и доктор не покидали прохладной тени дворца. Лишь когда стемнело, вместе с доктором отец Иов вышел из своего сказочного жилища, и неторопливо шагая по узеньким городским улочкам, ведомый доктором, дошел до крепостного вала, где турецкая пуля так безобразно ранила его.
Внизу, как по щучьему велению, от берега до берега протянулся мост, возведенный солдатами за три дня и три ночи – умел и скор на руку был русский солдат. По мосту, как ни в чем не бывало, точно и не было никакого боя, ходили люди – конные и пешие, катились запряженные телеги – мост был достаточно широк, чтобы две телеги проехали, не задев друг друга. Всё выглядело мирно и покойно…
– Турки! Там турки! Целый флот! – весть пронеслась по валу и улетела в город, взбудоражив всех – до последнего солдата.
Отец Иов, как и доктор, как и все, стал вглядываться вдаль, куда указывали десятки рук – там, вдали, верстах в трех выше по течению, в свете луны белели десятки парусов.
– Полсотни кораблей – не меньше! – в тревоге говорил пожилой солдат, что стоял рядом со священником и доктором. – Вам бы, ваше благородие, – глянул он на отца Иова, – в город бы. А то не дай Бог. Мы вас второй раз оплакивать не хотим.
Но отец Иов качнул головой – что ясно говорило, он не покинет вала.
Гейсмар, что оповещенный уже вбежал на вал, и, удостоверившись, что это не шутка, что вражеский флот приближается к крепости, отдал приказ казачьим сотням разойтись по округе и сообщить, если враг нападет с суши. Всем батареям приказано было приготовиться к обороне.
Пройдя с полпути, неприятельская флотилия, не спуская парусов, приостановила движение в каких-нибудь семистах саженях13 от крепости; вскоре и вовсе встала.
Минута длилась длиннее часа. Луна то освещала Дунай и вражеские паруса, то скрывала, прячась за облака. Не выдержав, Гейсмар отдал приказ одной из канонерок выйти навстречу и определить обстановку; но держаться на расстоянии выстрелов наших пушек, чтобы не оказаться один на один с неизвестным числом и силой врагом.
Немедленно канонерка бесстрашно отправилась навстречу турецкой флотилии. Отбить вражеский флот – дело для солдата привычное, но турок разрушит мост – вот чего нельзя допустить.
– Только крепость взяли, только в себя пришли и вот те на те, – негромко говорил доктор, от волнения он захватил нижними зубами верхнюю губу, и до крови кусал ее. Канонерка, то исчезала, то вновь освещалась луной. До врага ей оставалось один ружейный выстрел. И он прогремел – единым залпом. И батарея, что стояла на валахском берегу, яркой вспышкой дала залп…
И в небо с оглушающим криком взмыли паруса, освещенные показавшейся луной.
– Что за чертовщина?! – доктор аж глаза протер. И не он один. Что за чудо-оружие у наших артиллеристов, что корабли с парусами в небо подняло?
Вскоре появился вестовой с канонерской лодки. Отдав честь Гейсмару, он, замявшись, но стоя во фрунт, доложил:
– Бабы-птицы… ваше превосходительство! В чистом виде, как есть, бабы-птицы! Во всю ширь Дуная – от берега до берега! Тьма тьмущая, как есть!
– Пеликаны? – не поверил Гейсмар.
– В чистом виде! Как есть! – еще больше вытянувшись, рапортовал вестовой.
– Нас атаковали пеликаны? – то ли шутя, то ли всерьез произнес всё еще не пришедший в себя от удивления доктор. И было чему удивиться. Впрочем, ожидая турок каждую минуту, принять стадо пеликанов за паруса, да еще ночью – дело неудивительное. От нервного напряжения и не такое могло показаться.
– Бабья тревога, – говорили меж собой солдаты, когда было приказано расходиться по квартирам и ложиться спать.
– Пойдем и мы, батюшка, – доктор принял под руку отца Иова. – Вот какие чудеса случаются на этом свете. И, слава Богу, что пеликаны, а не турок. Слава Богу, – доктор всё говорил и крестился, говорил и крестился. Сильно его взволновал этот случай – взволновал и озадачил. – Бывает же такое. Слава Богу. А как наш солдатик-то точен на образы – они и, правда, эти пеликаны на баб чем-то похожи. Слава Богу.
Следующие утра и дни проходили для отца Иова как один. Нестерпимая жара на улице, прохлада и пение птиц во дворце, водянистая кашица на завтрак, обед и ужин, лекарства, перевязки, молитвы по часам, и болтовня словоохотливого доктора. К ночи отец Иов с неизменным своим теперь спутником выходил на прогулку. Гулял по узеньким улочкам, выходил на вал, к Дунаю, даже спускался к мосту. Солдаты, что, казалось, без сна и отдыха что-то делали или стояли в карауле, при виде легендарного батюшки кланялись ему в пояс, и меж собой так обрастили его подвиг маленькими подробностями, что подвиг отца Иова вырос в солдатских рассказах до неимоверных размеров. Тем более что некоторые рассказчики божились, что всё сказанное видели лично! Видели, что на вал отца Иова вели под руку сами ангелы, а враг человеческий направил тяжелую пулю прямо в священнический лоб, но ангелы отвели пулю, и она ударила в рот. А потому в рот, что до этого отец Иов тайно дал обет молчания, и просил об этом Господа, и чтобы не искушал себя отец Иов, Господь сомкнул его уста навеки – тем показав ему Свою Великую Милость, – вот что сказывали меж собой солдаты, и верили в эти сказки свято. Офицеры так же с уважением кланялись при встрече полковому священнику Тобольского полка. Над солдатскими наивными байками офицеры откровенно посмеивались, но меж собой рассуждали, что то, что совершил отец Иов, достойно как минимум Георгия. Потому как не помнил ни один из них, чтобы когда-нибудь их полковой священник проявил бы подобную храбрость – без оружия, в первых рядах штурмовать крепость. Офицеры Тобольского полка все эти дни чувствовали себя на голову выше своих товарищей из других полков, и не скрывали своего превосходства, как не скрывает превосходства тот, у кого есть что-то такое ценное, чего нет у других. Словом, отец Иов стал на это время самой известной и уважаемой фигурой не только в самой крепости, но и по всей округе. Даже местные жители, болгары из близлежащих селений, прослышав про чудо-батюшку, приходили к нему за благословлением как к старцу.