Сова Мещерская

Хоровод

И вот затихли последние отзвуки песни. Наступила тишина. Нет, не просто тишина, а именно абсолютная. Обычно, когда звуков снаружи не поступает, человек начинает слышать лучше самого себя – что у него происходит внутри: как он дышит, как стучит сердце или вдруг бурчит в животе. Ну не может он уж совсем ничего не слышать. А тут… совсем ничего.

Александре стало немножко не по себе от такого вселенского молчания, и даже испуганным воробьём вспорхнула мысль: «а не оглохла ли я». Но, оглянувшись, она поняла, что то же самое ощущают все вокруг, во всём этом загадочном мире. Всё замерло – будто все звери, растения и сущности решили поиграть в детскую игру «Морская фигура, на месте замри». Все были устремлены внутрь – наружу не излучалось ничего. Саша почему-то была совершенно уверена, что опять готовится что-то чрезвычайно важное. Она закрыла глаза, чтобы тоже сосредоточиться на подготовке, и всё получилось. Ей представилось, что внутри у неё – росток, свитый в кольцо подобно только проклюнувшемуся из земли ростку папоротника. Затем он начал расти, спираль – раскручиваться, а грудь стало распирать от многократно возросших силы и радости.

Тишина кончилась – вновь зазвучала мелодия. Несложный повторяющийся мотив завораживал и одновременно призывал к действию, к танцу. Все зашевелились и, словно по знаку дирижёра, выстроились в линию. Никто не выбирал места – каждый просто сделал несколько шагов и коснулся ближайшего соседа, образуя хоровод. Саша оказалась стоящей между Вриеной и незнакомой ей Сущностью, сильно смахивающей на Кикимору, как её рисуют в детских книжках.

«Трам-тили-тили-там… – взгляд на правого соседа. – Трам-тили-ти-ли-там-там-там»… – взгляд на левого соседа… Хоровод медленно двинулся, увлекая девочку за собой. Их собралось так много, что большой луг оказался мал для всех участвующих.

Напротив мелькнула фигура Приска. Справа от него стоял Архелий, слева – мамаша Маруфов.

«Вот это да!» – изумилась Саша. Выходит, на этом Действе действительно наступает настоящее перемирие, где каждый равен каждому. Никогда в обычное время лапа Приска не коснулась бы никого из Маруфов! Но сейчас… Все вовлечены в общий танец. И не важно, какими были они в обычной жизни. Сейчас они – проводники света и высшей благодати. Все должны быть в мире и радости, безо всякой злобы и старых счётов.

Саша поискала глазами Руфина, но его не было поблизости. Хотя каждый в этот момент всей душой отдавался магическому танцу и был целиком самодостаточен, ей было всё ж досадно, что он не стоит рядом.

Потом замкнутый хоровод распался и превратился в змейку. Девочка изо всех сил вытянула шею, и ей удалось рассмотреть, что во главе всей цепочки выступает Фирмос. Он вёл торжественно и изящно, ловко лавируя между деревьями, ибо танцующие уже покинули луг и направлялись через лес к какой-то только ему ведомой цели. Вдруг справа под большим деревом мелькнул огонёк – мелькнул и исчез. Подальше – ещё один и ещё… «Папоротник расцвёл!» – вспыхнуло в голове. Первым желанием Александры было выскочить из хоровода и попытаться поймать заветную звёздочку. Но этот порыв пролетел, подобно гаснущим огонькам – столь же мимолётно. И следом пришла вторая мысль: «А зачем он мне?» – принеся с собою успокоение и освобождение.

Саша заметила, что они потихоньку начинают подниматься в гору. Уклон постепенно увеличивался, но идти было совсем не трудно. Они даже не шли, а словно плыли, легко касаясь земли – вверх и выше, выше… И вот деревья кончились. Цепочка танцующих оказалась на плоской поляне – вершине холма. Здесь снова пошёл хоровод – сначала по кругу, потом по сложной кривой. Кто сейчас вёл – Александре разглядеть не удавалось. Змейка получилась слишком длинная. Она извивалась, кружилась, загибалась внутрь и перекрещивалась – кто-то поднимал руки-лапы-ветви, и кто-то нырял под них. Но хаоса не было, был сложный танец, плавный и быстрый, в котором все подчинялись невидимому ведущему. Вскоре, однако, всё хитросплетение линий вновь приобрело форму круга. Только хороводов теперь оказалось несколько – а именно, три концентрических круга. Два из них – внешний и самый внутренний – кружились по часовой стрелке, а тот, что был между ними – против.

Саша оказалась во внешнем круге. Двигаться было по-прежнему легко, хотя скорость кружения всё увеличивалась и увеличивалась. И в какой-то момент девочке показалось, что земли она уже не касается – ноги быстро перебирают, тело в соответствии с общим ритмом поворачивается вправо-влево, но ступни не чувствуют толчка. Стало так невесомо, как в высшей точке прыжка на батуте. Чувства же были столь сложными и в то же время – простыми и естественными. Казалось, что это ощущение себя малой частичкой целого и единения со всем миром – оно давно ей известно. Ну да, конечно, она всё это будто знала когда-то, умела, да только позабыла. Почему?! Как она могла такое забыть?! Вот сейчас, ещё чуть-чуть, и она вспомнит что-то чрезвычайно важное!.. Ну же!.. Но вдруг хоровод замедлился, потом остановился и распался. Ноги стали ступать по земле, и Саша, будто оторванная от интереснейшего сна, оглянулась вокруг. Рядом откуда ни возьмись возник Руфин. Глаза его мерцали.

– Посмотри вверх!

Девочка запрокинула голову. Высоко в небе над Островом кружились три хоровода птиц. Направления движения их повторяли то действо, в котором участвовала она сама. А где-то там, выше всех, парила огромная сова. Саша не видела её, но ощущала её присутствие и знала неоспоримо: она здесь. Великая Фива.

Птицы тоже – вдруг замедлились, зависли на мгновение, трепеща крыльями, и разлетелись в разные стороны, тут же исчезнув из поля зрения девочки. Зато воздух наполнился медленно опускающимися на землю пушинками – это каждая птица, улетая, сбросила по перу. И вот они кружились, блестя в ярком свете луны, и казалось, что над летней поляной вдруг пошёл снег. Это было красиво.

– Хочешь, возьми себе одно, на память… – негромко произнёс лис. – Впрочем, наверное, лучше то, что само тебя выберет.

И не успела Александра, по своему обыкновению, начать выяснять – как это пёрышко может её выбрать, как одно плавно спланировало и опустилось ей на плечо. Оно было маленькое, с чёрно-белыми полосками и с рыжим пушком у основания.

«Какое милое», – подумала Саша. Она была растрогана и сразу полюбила это пёрышко, которое «само её выбрало».

– Ну, вот видишь, – удовлетворённо сказал Руфин, – а говорила: как это может…

– По-моему, я ничего не говорила, – перебила его девочка, – я только подумала… Ты что, теперь тоже слышишь мысли? Как Фива?

– Нет. Просто я к тебе привык. И чувствую, что ты хочешь сказать.

– И что я теперь хочу сказать?

– Мне кажется, пёрышко тебе понравилось, но ты считаешь его довольно бесполезным подарком. Так вот… это не так. Оно может тебе очень даже пригодиться.

– Пригодиться? Для чего?

– Сегодня же ночь, когда срываются покровы и всё тайное становится явным. Ночь волшебства и истины. Поэтому сброшенные в ритуальном танце перья обладают малой толикой этого волшебства. А именно, когда ты будешь сомневаться в чьих-то словах, подбрось это пёрышко в воздух – и узнаешь, не обманывают ли тебя.

– Как?

– Если перо плавно опустится на землю, тебе сказали правду; если же кружится и «юлит» – солгали. Только действует оно всего раз. После этого волшебство исчезнет.

– Я поняла, – шепнула Саша, бережно опуская пёрышко в карман. – Спасибо.

– Не за что, – улыбнулся лис. – Это подарок Фивы – через птиц.

Что ж… Ночь на исходе – Праздник кончается.

– Руфин, Руфин, погоди! Я столько всего видела! – заторопилась Саша. – Мне столько нужно тебе рассказать! Ну, куда ты подевался?! Когда Фива появилась… Она мне такое показала!..

– Я знаю, – ласково сказал лис. – Ты увидела своё будущее, но на краткий миг и вряд ли успела что-то запомнить. Я отошёл, чтобы тебя не отвлекать.

– Ты откуда это знаешь? – потрясённо прошептала Саша. – Ты тоже это видел?

– Я видел своё. Ведь у каждого из нас своя жизнь и свои в ней задачи и цели. Во время Великого праздника вершины лета и солнца Фива иногда делает всем собравшимся такой подарок: показывает Путь. Но это как вспышка молнии – фссс! – и снова темнота и обычный мир.

«И этот мир он называет обычным!» – подумала Саша, но вслух ничего не сказала.

– Ты совсем ничего не запомнила? – опечалился Руфин. – Это я виноват. Наверное, надо было тебя предупредить, рассказать тебе… Но я не был уверен и не хотел подвергать тебя разочарованию.

– Нет-нет, это ничего… Я всё же кое-что запомнила… Но очень мало, – задумчиво сказала Саша. – Я больше чувства помню – что была какая-то большая печаль… и много мелких. И радость была большая, и не одна! И много маленьких…

– Ну, у тебя потрясающая память, – засмеялся лис, – это уже кое-что!

– Я сама не захотела досматривать и глаза закрыла, – призналась девочка.

– Наверное, ты права. Может, лучше и не знать, что будет, – вздохнул Руфин. – Надо хорошо проживать настоящий момент и не расстраиваться наперёд, переживая то, что должно произойти… А оно, может, и не произойдёт или будет как-то иначе. В общем, как говорят, соломки всё равно не подостлать. Но ты, наверное, устала…

Саша зевнула.

– Да, немного…

– Давай присядем – здесь такая мягкая трава. Посмотри – вон растёт на востоке светлая полоса. Это новый день идёт к нам.

– М-м-м… – промычала Саша, приваливаясь к тёплому боку лиса.

Всё образуется

Сашу разбудил шум схватки – рычанье, хрюканье, визг раздавались где-то неподалёку. Она приподнялась и села в траве. Солнце стояло уже высоко и припекало – было не ранее утро. Рядом не было никого. Как это она заснула вчера – прямо на лугу. Этот момент стёрся из её памяти.

Вдруг рычание перешло в отчаянный крик боли, эхом отразившийся от деревьев.

– Кому-то сильно досталось… – пробормотала Саша, вытаскивая травинку, застрявшую в волосах.

После чего она вскочила на ноги и отправилась на звук – посмотреть, кто и что не поделил в это прекрасное ясное праздничное утро.

В тени высоких деревьев сгрудилось несколько крупных Маруфов. Злобно хрюкая, они пинали кого-то, лежащего в центре их круга, изредка добавляя и клыками. Земля вокруг была истоптана и изрыта, что свидетельствовало о том, что этот кто-то, ныне уже поверженный, поначалу оказывал им немалое сопротивление. Неподалёку, как изваяние, сидел Приск и с обычным презрением смотрел на всё происходящее. В схватке он не принимал участия. Над головами участников драки, правда, на безопасном расстоянии, чтоб не задели ненароком, с интересом поглядывая вниз, раскачивался на дереве Памвон. Ну разве мог он допустить, чтоб драка – и без него!

На мгновение Маруфы раздвинули свои ряды, и Саша увидела знакомую чёрную спину и пушистый хвост… И поняла она, кого били кабаны…

– Герда!

Сашин истошный крик заставил Маруфов оглянуться. А увидев девчонку, «от которой одни неприятности», они тут же бросили свою жертву и пустились наутёк. Видимо, память у этих созданий была неплохая. Ну, и чувство самосохранения тоже…

– А-а-а… Это твоя собака? Что ж она не представилась? – буркнул Приск.

– Так она ж живёт у человеков! Так что говорить разучилась, – насмешливо заметил Памвон.

– Как вам не стыдно! – Саша бросилась к собаке и, встав на колени, наклонилась над ней. – Герда, тебе больно?! Бедняжка моя…

– Больно… – раздался низкий скрежещущий голос, как будто повернулась давно не смазываемая шестерёнка.

Поняв, что это Герда ей ответила, Саша открыла рот. Вот ведь странно, её уже не удивляло всё самое непостижимое, что происходило вокруг, и то, что с нею разговаривают лесные звери. Это уже казалось нормальным. А вот когда заговорила её собака, такая привычная и домашняя, девочка оказалась к этому не готова. Однако, быстро справившись с собой, Саша принялась гладить и успокаивать её:

– Ты за мной пришла, да? Спасибо тебе, собаченька моя! Прости, что так вышло. Ну, потерпи немного – я думаю, тебе смогут помочь…

Она подняла глаза на дятла, который всё так же раскачивался на дереве. Похоже, происходящее его только развлекало.

– Памвон, позови Руфина! Надеюсь, он что-нибудь придумает.

– Руфина? – откликнулся тот. – Вам, скорее, нужен Фирмос…

– Почему? Впрочем, позови и его. Только поторопись – видишь, она страдает!..

– А неча на рожон лезть…

Но не успела Саша возмутиться и опять вступить в спор с зелёным болтуном, как тот вдруг гулко стукнул клювом по ветке, резко подпрыгнул и полетел-таки за подмогой.

Молчавший до сего момента Приск встал и сделал шаг в их сторону. Герда глухо зарычала, шерсть на её загривке стала дыбом, но волк даже не взглянул на неё.

– Извини уж, – проворчал он, обращаясь к девочке, – что не разогнал сразу шантрапу. Ошибка вышла… Да те-то сейчас всё исправят – починят её, не бойсь.

– Хорошо бы!

– А я здесь не нужен…

Приск повернулся и пошёл вон с поля боя.

Видимо, Памвон и в самом деле на сей раз поторопился, потому что не прошло и трёх минут, как на траву рядом с головой собаки опустился Фирмос. Герда клацнула зубами, и ворон неодобрительно покосился на неё.

– Это и есть пострадавшая? Я не понял, моя помощь требуется?

– Ещё как требуется! – заторопилась Саша. – Прости её, Фирмос! Просто ей очень больно.

Девочка укоризненно посмотрела на собаку:

– Ты не понимаешь? Тебе же хотят помочь! Надо вести себя вежливо и не огрызаться.

– Постараюсь, – простонала Герда. – Нога болит… и не слушается.

В это время под деревьями появился Руфин. Чуть не доходя до всей группы, он остановился и посмотрел в глаза Герды напряжённым немигающим взглядом. А Герда, не в силах сопротивляться, уставилась на него, успев только произнести заплетающимся языком:

– А теперь и всё тело… не слушается.

В голосе её был ужас.

Фирмос с сомнением покачал головой.

– Ты всё-таки придержи её, – обратился он к Саше.

Та придвинулась ближе и обе руки положила на голову собаки. Ворон лёгким движением перескочил прямо на спину распростёртой страдалицы и, распустив свои чёрные крылья, накрыл её, как плащом. Наклонив голову набок, он некоторое время молчал, как бы прислушиваясь. Наконец, свернул крылья и изрёк:

– Да, перелом берцовой кости. Задняя левая. Ещё сильный ушиб и трещины в двух рёбрах справа. Сейчас поправим.

И не успела девочка и слова сказать, как ворон ударил собаку по раненому бедру, проткнув его своим крепким клювом. Из раны брызнула кровь, и Саша, не удержавшись, вскрикнула. Однако Герда даже не пошевелилась. Достав откуда-то из-за спины пучок изрядно измочаленных растений, чёрный доктор приложил их к ране, и кровь тут же перестала сочиться. Потом Саша заметила, что по собачьей ноге поднимается шеренга муравьёв, каждый из которых несёт крупинку какого-то белого вещества. Они достигали дырочки, проделанной клювом, складывали туда свою поклажу и спускались по другой стороне бедра. Все действия совершались быстро и чётко, подчиняясь неслышному ритму. Скоро всё закончилось. Ворон спрыгнул с собачьей спины, хлопнул крыльями, как бы отряхивая их, и сказал:

– Ну, вот и всё. Пусть поспит немного. Через пару часов она будет совершенно здорова, и вы сможете идти. Она ведь пришла, чтобы отвести тебя домой?

Саша кивнула.

– Наверное, да. Кажется, про это говорила Фива. Сказала – надо будет принять, когда кто-то придёт на остров.

– Ага… ага… Думаю, у нас есть время достойно проводить тебя. Правда, Руфин? – Фирмос посмотрел на лиса, который уже отмер после своей роли гипнотизёра-анестезиолога.

Лис подошёл поближе к Саше. Глаза его казались грустными.

– Пойдём на поляну под липой?

Девочка в сомнении оглянулась на спящую собаку.

– Не бойся, с ней ничего более не случится. Теперь она под охраной.

Руфин кивнул в сторону большого дуба – под ним уже располагался Архелий, скинул кафтан и прислонил к стволу своё ружьё с раструбом.

– Хорошо… – Саша повернулась и последовала за двумя приятелями, которые направлялись на уже знакомое место.

Старые истории

Саша шагала за лисом, размышляя о чём-то и в нерешительности поглядывая на него. Наконец она не выдержала:

– Руфин… Я всё думаю про ту историю, что рассказал Памвон… которая была вроде как сон у него. Ну, про купца того, философа и разбойника.

Фирмос вдруг закашлялся, шумно захлопал крыльями и, пробормотав: «Я скоро вас догоню», полетел куда-то в сторону.

«Как всегда…» – подумала Саша. Впрочем, она не слишком огорчилась, ибо ей хотелось поговорить именно с Руфином. И неожиданный отлёт Фирмоса был даже кстати.

– Так что же в ней заставило тебя задуматься? – спросил лис, глядя вслед ворону.

– Я всё никак не могла понять – к чему она. А потом вспомнила вдруг, что ты говорил, будто бы Приск был когда-то разбойником… и его убили. Вот я и подумала – это не тот ли разбойник, из сна Памвона? Которого Петром звали…

Лис ответил не сразу. Шёл некоторое время, опустив голову. И Саше показалось, что зря она, пожалуй, об этом спросила. Видно, Руфину не очень хочется говорить на эту тему. Но он всё же ответил, – Да. Ты правильно догадалась. Но там ведь были и другие действующие лица…

– Они тоже здесь? – удивилась Саша.

– Тоже, – вздохнул лис, – куда ж деваться… Все тогда были не на высоте. Все согрешили. И все получили по заслугам… и по желаниям своим.

– По желаниям?!

– Ну да… Нил ведь тогда чего хотел? Силу иметь! Быть самым большим и весомым. Вот и стал… лосем. Огромным зверем, но заметь – даже не хищником, а травоядным. Потому что внутри у него всегда сидел страх.

– Но… как же?..

– Так ведь желания исполняются не именно так, как представлял себе человек – не буквально… Хотя формально – да, получил, что хотел. Ещё вопрос, из какого состояния он пожелал – чисты ли были его мысли и намерения.

– То есть Нил – это тот купец, злой и жадный? – медленно произнесла Саша, глядя на лиса. – А философ?..

Лис опять вздохнул и отвернулся.

– Это ты?!

Руфин кивнул.

– Остальных тоже распознаешь, если приглядишься. Но мне тяжело об этом говорить…

– Но хоть про Памвона-то скажи! – попросила Александра. – Он тоже в той истории участвовал?

– Приказчик купцов…

– А Маруфы?

– Маруфы – просто разный народ. Который присутствует, глазеет и молчит. В своём низшем проявлении.

Некоторое время шли молча. Потом лис сказал:

– Я подумал… Это неправильно с моей стороны – умалчивать о чём-либо. Мне неведомо, кем ты была раньше. Может быть, мы уже когда-то встречались и были как-то связаны… раз судьба свела вновь. Я отвечу на любые твои вопросы, если только мне известны ответы. Спрашивай.

Саша колебалась. Было понятно, что Руфину не слишком приятен этот разговор, но любопытство пересилило.

– А Фирмос – он кто?

– Фирмос? Это тот юноша, недоучившийся студент-медик, что в городе из-за несчастной любви в беду попал. Но он-то, в отличие от нас, по своей воле на несколько ступеней бытия спустился – до птичьего обличия. Чтоб вину свою искупить, хотя и не нагрешил-то настолько… и чтоб меня не оставить… Он верный друг!

– Так вот почему он лечить умеет! – воскликнула Саша.

– Верно, верно, – покивал лис. – Ему-то как раз было дано по желанию его в точности – дар врачевателя.

– А что хотел ты, Руфин? И получил ли ты это?

– О да! Я искал знания. Меня всегда чрезвычайно интересовали законы устройства мироздания… и человеческого общества. И я получил, что желал – сполна.

Лис вдруг улыбнулся и лукаво взглянул на девочку.

– И ещё кое-что в придачу… Немного житейской хитрости, которой мне явно не хватало для выживания.

– Я не понимаю, – горячо начала Саша, – за что же ты-то так наказан?! Тебя обидели – тогда, и тебя же наказали – теперь. Это несправедливо! Ты никого не убивал…

– Кроме себя… – тихо откликнулся лис. – А это грех не меньший, чем убить кого-то другого. А может, и больший… Ты это знай… Надо, чтоб человеки об этом помнили. Да и другие грехи серьёзные…

– Нет, мне всё равно этого не понять, – пригорюнилась девочка, – странно как-то получается. С этими «воздаяниями»…

– Да, эти законы не просты для человеческого восприятия. Но они существуют. И для каждого из нас было б лучше, если б мы их постарались усвоить… «до того». Потому что «после» – уже поздно. Остаётся только платить по счетам… жизни.

Друзья проходили в этот момент мимо группы можжевельников, и Саша приостановилась, выискивая, нет ли на кустах сизых ягод.

– Ох и сложная выходит эта самая жизнь, – по-взрослому вздохнула девочка, срывая несколько найденных плодов и засовывая за щеку сразу три штуки. – А знаешь, – воскликнула она вдруг, оборачиваясь к Руфину, – Юниперис теперь – моё любимое растение в лесу.

Прожевав ягоды, Саша вернулась к оставленной теме:

– Скажи, ты знаешь, из-за чего тот купец (ну, который сейчас Нил) так тебя ненавидел… вернее – философа?

– Видишь ли, очень часто люди ненавидят как раз того, кому сами сделали какую-то подлость. Такова бывает изощрённая кривизна недоброй натуры. Отец… философа когда-то принимал участие в безродном мальчике из приюта. Давал ему деньги… потом даже на какое-то время взял к себе в дом. Почему он так поступал, мне неведомо. Это тоже какая-то давняя семейная история. Но приёмыш оказался жадным и завистливым. Ну, поначалу-то он всё кланялся, благодарил благодетеля, раболепствовал. А потом, подрастая, стал просить всё больше и больше. И не нравилось ему, что никак не сравняется он с родным сыном хозяина.

Как стукнуло ему восемнадцать, и вовсе некрасивая история вышла: понравилась ему девушка – невеста сына благодетеля. Стал хитрец плести всякие козни и поссорил молодых – так, что те расстались. Хозяйский сын вернулся в университет, где учился, а девушка та… умерла, не вынесла разлуки.

Лис посмотрел вдаль, помолчал. Потом продолжал:

– После вся интрига выяснилась, да уж ничего исправить нельзя было. Сердце молодого человека было разбито… Отец его негодовал, конечно, и отказал приёмышу в проживании. Но денег дал, и сумму довольно приличную. Чем-то он считал себя обязанным – видимо, родственникам приёмыша, или вину какую-то за собой чувствовал. Никогда не говорил об этом. «Иди, – сказал, – устраивайся как знаешь. Я больше ничего для тебя сделать не могу».

Разозлился приёмыш. Он на большее уже рассчитывал. И ещё – что на чистую воду его вывели. Но, как понимаешь, не пропал – с теми-то деньгами да не чистыми руками. Купцом стал и капитал приумножил. На это у него дар был. Однако, хотя всем обязан был отцу… молодого философа, возненавидел обоих – и старика благодетеля, и сына его.

– Какой же негодяй этот Сила-Нил! – возмутилась девочка. – Но что ж старик-то не разглядел – какую змею пригрел! Вот бедняга… и ты тоже…

Руфин грустно покачал головой.

– Нет, отец тоже виноват. И я… тогда. Нельзя насильственно менять чью-то ступень бытия и потом упиваться этим, считая себя благодетелем. Нельзя пытаться «стать Богом» для кого-то. Это всегда кончается плохо – для всех участников.

– Всегда? – с сомнением произнесла Саша. – Что же, нельзя помогать людям?!

– Помогать можно и нужно! Но надо давать удочку, а не рыбку, уже пойманную и приготовленную кем-то другим. Кроме того, помощь должна быть абсолютно бескорыстной – не стоит ждать благодарности за содеянное. И нельзя откупаться.

– Вот, значит, как… – задумчиво протянула девочка. – Я помню, как ты говорил про башню с этажами. И о том, что если не выполнил своих задач в мире, приходится спускаться ниже. Значит, на нижних этажах – животный мир?

– Не на самых нижних, – возразил Руфин.

– И Памвон тоже что-то про это говорил, – продолжала вспоминать Александра, – радовался, что память оставили…

– Ну, ему-то как раз не всю, – заметил лис. – Ему вспоминать приходится, пробиваться сквозь туман. Он же – птица.

– И что? Они чем-то отличаются от других животных?

– О да! – воскликнул Руфин. – Птицы – это совершенно особая категория. Это души, взявшие «тайм-аут» в своей эволюции по разным причинам. Поджидают ли они кого-то дорогого им сердцем – пока тот «отстрадает» или отработает свои грехи – чтобы вновь прийти в этот мир и идти дальше вместе.

– Это Фирмос, да? – догадалась девочка. – Он тебя ждёт?

Лис согласно наклонил голову и продолжал:

– Или бывает, чего-то не успели, недопоняли в прошедшей жизни – чего-то очень важного, что прояснило бы им задачу и позволило душе легче выполнить её в следующий приход. Таков Памвон. И он старается, правда. Хоть и выглядит подчас шутом.

– Да, – кивнула Саша. – Я помню его стиш, доверенный огню. Он меня тогда удивил.

– Вот-вот… – подтвердил Руфин. – И видишь, в птицах глубочайшее противоречие: они вынуждены постоянно заботиться о насущном пропитании – постоянно что-то клевать, иначе просто не выживут. Они не в состоянии выносить длительного голода, как могут это люди и большинство животных. Просто умрут. И всё начнётся заново. При этом они ближе всех к небу и способны парить всю свою жизнь – просто не могут не летать. Ты понимаешь, о чём я?

– Понимаю, – серьёзно сказала Александра.

– Кроме того, среди птиц есть иерархия – в стае, и огромные различия между видами. Ведь трудно сравнить воробья и орла, не правда ли?

– Правда, – согласилась девочка.

– И ещё борьба! Всегда борьба! У тех, чей удел летать и видеть мир с высоты… – лис покачал головой. – Парадокс… Собственно, их мир напоминает людское общество. Но по-моему, – Руфин лукаво прищурился, – птичье сообщество всё равно честнее и справедливее человеческого. Я бы сказал – логичнее.