Сова Мещерская

Гном серый лесной обыкновенный

Вскоре ворон с девочкой вынырнули из-под крон деревьев на небольшой лужок. Здесь было чуть светлее, чем в лесу. И даже в сумерках Саша узнала то уютное болотце, на которое она забрела вчера днём – где первый раз услышала непонятные голоса.

Неподалёку она увидела Руфина, который сидел спиной к ним и с кем-то негромко беседовал. Девочка бросилась к нему, обняла и так замерла, не говоря ни слова. Она была так счастлива снова быть рядом с ним!

– Вот, привёл! – отчитался Фирмос. – Насилу вырвал из рук грибов этих – никак не хотели отпускать! Ума не приложу, что у них на уме? Особо некогда разбираться-то было.

Руфин не шевелился. Он только положил голову девочке на плечо и закрыл глаза. Саша почувствовала исходящее от лиса тепло и спокойствие, а также ощутила его радость от того, что она здесь. И вновь тенью стыда промелькнула мысль: ну как она могла променять его на каких-то гномов! А точнее, даже не на гномов, а на некие подарки и сокровища, которые те посулили.

Саша не сомневалась, что Руфин всё знает, что с ней было. И она шепнула в мохнатое ухо:

– Ты простишь меня?

Лис не стал притворяться непонимающим и так же тихо ответил:

– Не за что прощать. Все проходят искушения. И ты прошла. Гораздо легче, чем многие и многие…

– А эти гномы… они так странно называются – у них война?

– Обычно раз в году, когда они заняты совершенно одним и тем же делом: бегают по лесу и пытаются ухватить цветок папоротника, который укажет им, где зарыт клад. Только одни считают, что расцветёт папоротник женский, Атириум, а другие – что мужской, Дриоптерис. Поэтому они так себя и называют: одни – Атириумисты, другие – Дриоптеристы. Всё остальное их не интересует, и самого Праздника, который проходит в эту ночь, они не видят.

Лис вздохнул и продолжал:

– Только видишь ли, незаслуженное богатство ещё никому не принесло пользы и счастья. Скорее – наоборот. Такой клад всегда приносит беду. Только гномы этого не понимают… как, впрочем, и люди. И каждый год ждут, что папоротник расцветёт, а они вдруг сказочно разбогатеют. Зачем им это – непонятно. Вероятно, это сродни душевной болезни, которая, собственно, и привела их к состоянию гномов.

– Состоянию гномов? – переспросила Саша.

– Ну да. Это одна из низких ступеней бытия. Помнишь, я тебе говорил про лестницу?

– Помню-помню. И как же они потом?

– Увы, это как… боковой тупик. Из состояния гнома есть только одна дорога – вниз. И только потом, пройдя совсем долгий путь по самым нижним этажам, возможно возрождение. Очень-очень нескоро.

– А сами они этого не знают?

– Нет. Ну, может, есть среди них единицы – самые умные – которые догадываются. Но эти смутные догадки делают их ещё ниже, злее и завистливей – им хочется, чтоб и другие стояли на той же ступени, где они, и уж никак не выше. И они всеми путями стараются других опустить. Если смогут дотянуться…

Саша вспомнила деревенских ребят, их игру, и сказала:

– Эх, надо будет нашим сказать! Чтобы не были больше Гномами. Но они же не знают! На самом деле наши мальчишки очень хорошие! Даже пожары лесные тушат, если придётся.

Руфин кивнул.

– Ну конечно, игра – это совсем-совсем другое. Бывает, что кто-то и деревом представляется – но на самом-то деле он же не дерево, ведь так? А ещё я тебе должен сказать, что и гномы гномам рознь! Есть совсем другие создания, и цели у них другие – про них особый сказ. Маленьких народцев-инородцев много, очень много. Но люди не разбирают этих различий и всех именуют гномами. Хотя и знания-то об этих маленьких человечках сохранились со старых времён, перейдя уже в разряд сказок-небылиц. Нынче люди давно уже не видят гномов. Как правило… – и лис хитро посмотрел на девочку.

– А как отличить одних от других? – спросила Саша. – И почему раньше видели, а теперь нет?

– Ну ты же отличишь волка от лисицы? – засмеялся Руфин. – Вот и народцы разные. Те, с которыми ты познакомилась, в определителе гномов значились бы как «Гном серый лесной обыкновенный». Причём ты видела оба подвида.

Девочка вспомнила, как мелкий шустрый гном выпрыгивал из-под земли, дразня своих менее поворотливых собратьев, и невольно улыбнулась.

– Видел бы ты, как Дриоптерист водил за нос Атериумистов! Вот была умора!

– Не сомневаюсь, – откликнулся Руфин, – иногда за ними забавно наблюдать. Но все они, пробегав всю ночь в поисках волшебного цветка, в итоге уходят под землю. Они редко выходят на поверхность.

– Бедняги! Ничего-то они не видят, – вздохнула Саша.

А лис задумчиво покачал головой.

– Я не знаком близко с этим народцем. Но вот подумал: может быть, они надеются, что найденный клад поможет им остаться наверху? Кто знает в точности, что у гнома на уме!

Девочке очень хотелось задать один вопрос, но она стеснялась – вдруг её не так поймут. Однако лис всё чуял.

– Говори, не смущайся, – произнёс Руфин, – что ты хочешь спросить?

– А папоротник и вправду расцветёт этой ночью? – выпалила Саша. И объяснила, как бы оправдываясь: – Мне бы только посмотреть…

Лис сощурился и протянул:

– Вот уж не зна-аю… Кто знает, что у папоротника на уме!

Саша увидела, что он посмеивается, и с досадой подумала: «Зря я спросила».

Но Руфин тут же изменил тон и сказал спокойно и серьёзно:

– Не сердись, пожалуйста. Я правда не знаю. Но говорят, цветок папоротника показывается только чистым душой и мыслями. Или тем, кого хочет погубить. Впрочем, и первым волшебный клад, как правило, не приносит счастья. Жаль, что об этом всегда забывают.

Александра захотела переменить тему и напомнила:

– Ты мне не рассказал, почему теперь люди гномов не видят.

– А-а, да… – согласился лис. – Тут всё дело во времени.

– В каком времени?

– Да вот такая интересная штука. Оно меняется, время. И течёт по-другому, с разной скоростью для различных созданий и для людей. Даже и для Человека происходят изменения – в разные периоды на Земле.

Человеки проживают сейчас свои жизни за 80–90 лет. За это время они проходят рождение-учёбу-развитие-постижение-достижение-созидание-спад и смерть. Если процесс идёт правильно, без нарушений. А раньше весь цикл занимал меньше – около 40–50 лет. И человеки всё равно успевали его завершить. При том, что сама жизнь раньше была медленнее, а сейчас очень убыстрилась.

Раньше была другая волна жизни у Человеков. Они успевали рассмотреть и увидеть очень многое. В частности, им видны были гномы и другие создания, у которых частота волны жизни была тогда гораздо ближе к той человеческой. Гномья частота не изменилась и поныне. А вот человеческая изменилась. Так что теперь они не совпадают – поэтому и не замечают люди малых народцев.

Видя, что девочка не очень понимает, о чём он говорит, Руфин постарался объяснить понятнее:

– Вот представь, что ты едешь в поезде. Когда он несётся с огромной скоростью, ты не успеваешь рассмотреть почти ничего за окном. Деревья сливаются в один какой-то тон – серый зимой или зелёный летом. Ты не видишь леса как такового, но внутри поезда продолжаешь жить своей жизнью и можешь почитать книжку, скажем, про лес, и даже увидеть его на картинке. А когда поезд остановился или замедлил свой бег, ты прекрасно рассмотришь всё за окном и увидишь, что в твоей книжке всё так же, как и там, всё правда. Вот так и с гномами – как с теми деревьями.

И частота жизненной волны животных близка к гномьей. Поэтому собаки и кошки, например, могут видеть этих существ и даже пытаются сигнализировать человекам. Но те, увы, уже не понимают их. А ещё есть информация, что совсем-совсем в древнейшие времена человеки существовали на частотах много больших, чем сейчас, их цикл длился гораздо дольше, и они обладали большими способностями. Потому что на высоких скоростях опять всё меняется: становится видимым то, что размывалось при медленной жизни.

Например, когда ты летишь на самолёте над горами и долинами, ты легко можешь составить представление о целой горной цепи – где какая река её пересекает и вообще весь рельеф. Зато не видишь мелких деталей. А бедному муравью, если он вдруг соберётся отправиться в поход по этим же местам, никак невозможно осознать весь масштаб горного массива. Да на это не хватит его муравьиной жизни. Но уж каждую травинку на пути он узнает во всех подробностях.

Так что каждая скорость жизни имеет свои преимущества и ограничения. И так устроено на Земле, что каждый занимает своё место, живёт своей жизнью. И часто не подозревает о существовании других созданий, чья жизнь течёт параллельно и не пересекается с его собственной. Однако всё меняется, и очень сильно. Отсюда уже не разглядеть многое, что теряется в хмари далёких веков. Тех времён, когда мир был молод.

Лис закончил и заглянул в лицо девочки, которая, привалившись к его тёплому боку, начинала уже дремать.

– Я усыпил тебя своими долгими объяснениями?

– Нет-нет, я тебя внимательно слушала, – ответила Саша, тут же открывая глаза.

Над болотцем уже взошла луна. И хотя была только половина лунного диска, казалось, что повесили мощный фонарь, который осветил всё вокруг не хуже дневного светила.

– Знаешь, я уже была здесь вчера днём, – оглядываясь, заметила Саша, – и слышала чьи-то голоса. Только не поняла чьи. Кто-то пел песенку – кажется, про это болото. Кто бы это мог быть?

Лис тоже оглянулся и улыбнулся в усы.

– Как раз перед твоим приходом сюда я беседовал с этими созданиями. Они были очень взволнованы, когда рассказывали мне о появлении в здешних местах человека. Правда, они не подозревали, что ты их слышала и даже понимала. А ты, в свою очередь, вполне вероятно, их видела, но не замечала, и уж никак не предполагала, что они могут петь.

– Так кто они?

– Стрекоза и кузнечик. Они часто поют дуэтом. Но обычно люди их не понимают.

Руфин встал и встряхнулся.

– Думаю, костры уже зажжены. Праздник начинается. Пойдём?

– Пойдём… – выдохнула Александра. – Наконец-то…

Поход на Остров

Сергей, Андрей и Женя примерно за час дошли до того места по залазской дороге, где надо было сворачивать в лес. И вот тут-то возникли сложности. Лес – это вам не дорога. В лесу держать правильное направление непросто. Особенно ночью.

Сначала Андрей, который шёл впереди, довольно уверенно шагал, руководствуясь какими-то своими приметами и светя фонариком то себе под ноги, то на компас, который держал в руке. Видимо, в тот момент, когда луч был направлен вниз, Следопыт не заметил ветку перед собой – она хлестнула его по руке и выбила фонарик, который упал и погас. Андрей выругался и встав на четвереньки стал шарить по земле. Тут же подоспели двое других со светом. Фонарик совместными усилиями нашли, но он больше не работал.

– Наверное, лампочка повредилась, – сказал Андрей с досадой. – Ну что за невезуха!

– Ладно… Хорошо, что у нас ещё два есть, – успокоил его Сергей. – Вот, возьми мой – тебе нужнее. А я буду за тобой идти.

Ребята пошли дальше. Продвигались теперь медленнее и аккуратнее, освещая пространство вокруг себя. В ночном лесу пели-звенели комары, и не было от них спасения. Казалось, весь воздух вибрирует от этого проникающего звука. И нельзя было остановиться ни на минуту – ни передохнуть, ни оглядеться толком.

Жене путь давался особенно нелегко. Она непрерывно размахивала свежесорванной зелёной веткой, как помелом, чтобы хоть как-то защищаться от этой летучей-могучей стаи. Иногда Женя проводила этой веткой по морде собаки, следовавшей за нею по пятам. Ту, конечно, во многом защищала густая шерсть, но нос-то, нос!.. Он оставался абсолютно беззащитен. Так что рой кровососов пикировал на эту «ахиллесову пяту», изводя беднягу до чрезвычайности. Временами Герда фыркала, мотая головой, и ложилась на землю, утыкая многострадальный нос в лапы. Останавливалась собака – останавливалась и хозяйка, останавливались мальчики, поджидая их. Наконец, Женя не выдержала и пристегнула к ошейнику собаки короткий поводок.

– Пойдём, Герда, пойдём! Нам надо торопиться, Сашу искать! Понимаешь? Искать, Герда, искать! – повторяла девочка.

– Зачем ты на поводок-то? Неудобно идти будет по лесу, – заметил Андрей. – Ты б её лучше просто звала.

– Немножко так проведу, – отозвалась Женя, – а то мы никогда не дойдём, и комары нас живьём съедят. Далеко ещё?

– Сейчас мы две трети пути прошли… наверное, – сказал Следопыт.

Но в голосе его почудилась Жене некоторая неуверенность.

– А мы правильно идём? – не отставала она.

– Надеюсь… – коротко ответил Бродяжник.

А были, были сомнения-то! Давно уж, по его расчётам, должны они были подсечь ту просеку, что вела через старую гать на проклятый остров. Шёл он по компасу, никуда не отклонялся. И вот поди ж ты! Неустанно мальчик смотрел в нужном направлении, ожидая увидеть просвет между деревьев, означающий, что вот она, просека – вышли куда надо, и остаётся теперь только свернуть направо и уж не терять прямого направления. Хотя и предстоял потом нелёгкий путь через болото – это уже дело техники. Но просвета никакого не было. Только тёмный лес с густым подлеском.

Уже десять раз клял он себя за собственную самонадеянность – мол, он в своём лесу и ночью дорогу найдёт. Ну вот зачем было срезать через лес! Шёл бы по дороге до самой той просеки – сейчас проблемы бы не было. И лучше уж по дороге те лишние пару километров бы отмахали, чем в темноте по лесу рыскать. Но теперь пути назад уже не было. Если компас подвирает, поворачивать никак нельзя. Только ещё хуже заблудишься. И Андрей, стараясь не выдавать своего беспокойства, шёл и шёл вперёд. А за ним, пытаясь не отставать, Сергей и Женя.

Вдруг Бродяжник резко остановился. Где-то далеко-далеко слышен был странный звук, напоминающий вой, на одной ноте. Он скоро смолк, но ребята всё стояли, вслушиваясь в ночь. Фонарики прыгали в руках, освещая их напряжённые лица.

– Это волки? – дрожащим голосом спросила Женя.

– Нет. Волки не так воют, – попытался успокоить её Сергей. – К тому же они только зимой опасные. Сейчас у них еды полно.

– А… кто тогда?

– Не знаю, – признался предводитель, – может, птица какая…

В этот момент справа от них, где-то в кустах, послышался шорох. Собака с грозным рыком рванулась туда, увлекая за собой хозяйку, рука которой оказалась пленённой петлёй поводка. Женя закричала и инстинктивно стала хвататься за ветки свободной рукой, пытаясь сдержать рывок. Но куда там! Герда обладала силой немалой. На Женино счастье, ременная петля лопнула – иначе не миновать бы ей серьёзной травмы. Правда, удача была только в этом. Всё остальное было плохо, и даже очень плохо: Женя не удержалась-таки на ногах и шлёпнулась с размаха в лужу, вымочив одежду. Фонарик, который она выпустила при этом из рук, описал дугу и также приземлился в то же болото (да-да… лужа оказалась, на беду, не просто лужей, а краем болота). Нетрудно догадаться, что он, конечно, при этом погас и больше не работал. Кроме того, Герда исчезла в лесу и на отчаянные крики хозяйки не отзывалась.

Некоторое время ребята ошарашенно молчали. Наконец, Сергей сказал:

– Не двигайтесь с места. Я хворосту наберу – надо костёр разжечь, пока последний фонарик не угробили. Дальше пока идти нельзя. Придётся рассвета ждать.

Андрей молча протянул старшему фонарь и сел на землю. Чувствовал он себя прескверно. Как он мог заблудиться в лесу! И как они очутились на болоте – совсем не в том месте, где он рассчитывал?

– Не иначе как леший водит… – с досадой пробурчал он себе под нос.

– Что-что? – тут же спросила Женя.

– Ничего.

Девочка повернулась в ту сторону, куда умчалась собака, и вновь принялась кричать.

– Герда-а-а… – отдавалось эхом в ночном лесу.

– Не ори! – резко сказал Андрей. – Перестань её звать.

– Это почему? – обиделась Женя. – И что ты командуешь?

– А потому… – мальчик смотрел в темноту. – Вдруг Саша услышит и пойдёт на крик…

– И что? – не поняла Женя. – Именно за этим мы и пришли!

– А то… – медленно проговорил Следопыт. – Если она по болоту в темноте пойдёт, то, скорее всего, в нём и останется – трясины там… Утонет.

Женя испугалась и рассердилась.

– А раньше не мог предупредить?!

– Я только сейчас понял, где, скорее всего, мы находимся… Гораздо ближе к острову, чем я думал, но через топь прямо пройти нельзя.

– Андре-ей! – позвал из темноты Сергей. – Помоги мне! А лучше идите-ка оба сюда…

Ребята подняли рюкзаки и пошли на луч фонарика. Сергей нашёл неплохое место для стоянки – свободное от подлеска.

– Вот! – указал он лучом на лежащий там ствол сухой сосны. – Лучше мы к нему, чем его к нам тащить. Тяжёлый. И сучьев вокруг навалом. Остаёмся.

Мальчики быстро сложили в кучку сушняк и разожгли костёр. Сергей достал из рюкзака коврик, бутерброды с колбасой и термос.

– Ты сними одежду и завернись в спальник, – скомандовал он Жене. – Сейчас у огня всё быстро высохнет.

Женя и сама была рада привести себя в порядок. В мокром было неуютно.

Вскоре все устроились около костра, жевали бутерброды и запивали их чаем, пуская крышечку от термоса по кругу. Железная кружка была только у Андрея, но он употребил её по-другому – принёс воды из болота и поставил рядом, чтоб заливать огонь, если вдруг тот пойдёт куда-то не туда. В общем, пожарная безопасность. Женя же взять кружку не догадалась, как, впрочем, и какую-либо еду. Не до того ей было. Так что хорошо, что бывалые мальчишки позаботились. А бутерброды сейчас оказались очень кстати. Когда жуёшь, все страхи как-то отходят в сторонку, хотя б на время. Женя думала об этом, глядя на свою одежду, распятую на веточках перед костром. От штанин на коленках и от рукавов рубашки валил пар – скоро они будут совсем сухими, хотя и не совсем чистыми, конечно. Но это уж дело десятое. «В лесу грязи не бывает», – говорят ребята. Она сидела в коконе спальника, завернувшись в него до подмышек. Сверху её прикрывал другой спальник, накинутый на неё Сергеем – от комаров.

Андрей свой спальник расстегнул – так, что получилось одеяло – и напялил себе на голову и спину. Он тоже так спасался от кровососов. Вид у него получился смешной. Женя, хоть и была в настроении удручённом, не выдержала и хрюкнула, глядя на него. Вообще, весёлый треск костра, еда и улыбки на лицах друзей подействовали на девочку успокоительно.

«Вот если б ещё Сашка и Герда были рядом, – подумала она, – это был бы рай земной… даже с комарами».

Поймав себя на этой мысли, Женя стала размышлять о том, что совсем-совсем недавно, всего каких-то пару дней назад, всё было хорошо, все были дома… Это было «до»… А она злилась, ссорилась, была чем-то недовольна и вовсе не ценила этого состояния счастья – нормальной обыденной жизни. Теперь же, из состояния «после», всё видится иначе, и так хочется вернуться назад, всё исправить, переменить… а никак.

«Я постаралась бы понять сестру… Дружить с ней. Если всё кончится хорошо, я вообще стану другой! Честное слово, у меня получится! Только бы она нашлась…» – поклялась она себе.

Девочку пронзила такая тоска, что она чуть не расплакалась. Чтобы не выдать своих мыслей, Женя зажмурилась. Ей хотелось закрыть не только глаза, уши, но погасить также мысль, не дать ей бежать в том опасном направлении, от которого она упорно отворачивалась. Нет, поздно, ничего нельзя вернуть…

«Или можно? Надо попробовать…» – услышала девочка – будто тихий голос шепнул прямо ей в уши.

Женя широко открыла глаза и огляделась. Костёр почти прогорел. Мальчики засыпали на глазах, словно опоённые сонным зельем.

– Одежду возьми… высохла… – будто сквозь сон пробормотал Сергей.

Андрей и вовсе ничего не сказал. Завернулся в спальный мешок, чиркнул молнией, не разлепляя век, и повернулся на другой бок, спиной к костру.

Женя взяла сухие, тёплые от костра штаны и рубашку и быстро оделась. Серёгин спальник вернула хозяину, и он, не просыпаясь, погрузился в него с головой. Девочка тоже постаралась закутаться в мешок поплотнее – наружу торчал только нос. Ей показалось, что спать ей не хочется, и она легла на спину, глядя, как чуть качаются ветки вверху. Однако заснула она, видимо, моментально. Ведь не наяву же увидела она огромную птицу, бесшумно парящую над вершинами деревьев! И как она рассмотрела бы её – там, высоко в ночном тёмном небе, сквозь густые ветви?

Конечно, это был сон. Но ощущения сна Женя запомнила отчётливо: от птицы исходила мощь – она была «строгая» птица. Но одновременно ею излучались такой покой и мир – казалось, она шлёт защиту от любых бед. Девочка ощутила и приняла её послание: «Всё идёт как надо, всё хорошо… отдохни». И немыслимо было, что может быть иначе.