Глава 1 Хорфландия
Диана и Алекс Фрид сидят рядом, плечо прижато к плечу. Ремни пристегнуты, и самолет набрал высоту. Сквозь иллюминатор видно, как заходит солнце, и небо темнеет. Назад пути нет.
Диана и Алекс сидят рядом, плечо прижато к плечу, и рука в руке. Молодоженами в кинозале так сиживали. Им по тридцать три. Пять лет, как женаты, детей не нажили. Позади внизу осталась огромная холодная страна Хорфландия, впереди внизу ждет маленькая теплая страна Эрцель.
– Эмигрируем, – молвит вполголоса Диана.
– Возвращаемся, – с серьезной миной на лице возражает Алекс.
Диана хорфландка, а Алекс – эрц. Возможно, потому и судят по-разному об одном и том же. Обычно не бывает абсолютно верных или неверных суждений.
Алекс столичный житель, Диана росла в глубинке. С детства отличалась бойкостью нрава и способностью к учению. Окончив школу, оставила дома отца с матерью и младших брата и сестру и явилась в столицу “получать образование”, как солидно заметил ее родитель. Приехала – ни родных, ни своих. Но не робела и не скучала. Быстро обросла друзьями и знакомыми. Университет, молодость, свобода. Выучилась на журналистку и “уверенно начала трудовой путь”. Сочиненный ею роман напечатали необыкновенно быстро и с хвалебным предисловием. Упоительно сладко было дарить экземпляры с автографами.
Алекс пошел инженерной тропой по родительским стопам. Парень тихий и неприметный. Познакомился с Дианой на одном из хмельных пиров, которыми неустанно и неистово тешат себя жители Хорфландии. И Диана влюбилась, и потеряла голову, и через полгода “создала семью” – по выражению отца-провинциала.
Сонм многочисленных друзей в лад дивился: “Что нашла в нем?” Бывшие близкие друзья отказывались понимать и сочувствовали счастливой новобрачной, не предполагая в неблистательном выскочке тех способностей, которыми сами они, несомненно, обладали и тайно и явно гордились, и теперь жалели принцессу, добровольно обрекшую себя на худшую долю.
Отец Дианы противился браку: “Жизненная ошибка – выходить за эрца!” Зато мать радовалась: “Эрцы – хорошие мужья. Не изменяют и не пьют”. Точка зрения у каждого своя, и потому весомая. Потом оказалось – мать права была наполовину. Родители жениха приветствовали счастливый случай, что пристроил их единственное чадо. По поводу же деликатного обстоятельства вздыхали про себя и меж собой, но на людях помалкивали о своей печали, как интеллигентные хорфландские эрцы.
Итак, наполовину ошибалась мать Дианы. Зять пил чрезмерно, огорчая тещу, заставляя тестя стыдиться своей тайной радости, но, вопреки прогнозам, упрочая любовь и жалость супруги. “Диане завидует, а сам неуспешен”, “мезальянс”, “они чужие” – говорили добровольные аналитики супружеских душ, пытливо ища объяснение феномену пагубной страсти эрца. Кое-кто ждал крушения, надеясь и предвкушая.
Диана и Алекс причин не доискивались. Она не оправилась от любовного недуга, он верностью платил за верность.
Однако, годы шли, и их быстротечность пугала обоих. Лишь крутой поворот сулил перемены.
– Алекс, а не начать ли нам все сначала в стране Эрцель? – спросила как-то Диана.
Он давненько об этом думал, но, по обыкновению своему нерешительный, молчал и рад был, что предложила Диана.
– В отпуск поедем на разведку? – просияв, спросил Алекс.
– Нет, нет, никакой разведки, закрываем глаза – и в воду головой вниз! Вихрем собираемся и едем навсегда!
Алекс с радостью согласился. Надежда торопит. Подстрекаемые необъяснимой верой в перемены, с одним чемоданом на двоих молодые супруги ринулись в туман будущего.
Оказавшись прав, отец Дианы торжествовал: “Теряем дочь!” Мать плакала, целуя Диану и Алекса. “Звоните, пишите, приеду внука нянчить” – говорила, всхлипывая. Пожилая чета инженеров Фрид держалась достойно, сдержанно. Времена диктуют взгляды. В седых головах – перемены и сумбур. Допускали, что последуют за молодыми. Однако, жизнь покажет. Молодость ищет счастья в новом, старость – в привычном.
***
В аэропорту и в самолете Алекс наблюдал за попутчиками. Занятие это отвлекало от дум, оттесняло тревогу, расслабляло даже. “С прежними привычками расслабления покончено навсегда, навсегда покончено!” – непрерывно и многократно, как мантру, повторял про себя Алекс простейшую эту мысль.
Вот многочисленное семейство, три поколения. Взрослые шумят больше детей. Главу клана различить не удается. Разговор друг с другом ведут с помощью вопросов, жестов и многозначительной мимики. Очереди преодолевают легко и первыми. С “официальными лицами” говорят без волнения, как с равными, а то и чуть-чуть свысока. Всего желаемого достигают, а средства достижения привычно и умело укрыты от посторонних глаз. Заметно горды собой. “Это не столичные эрцы” – подумал Алекс. Их сленг и манеры пробуждали воспоминания о детстве, когда он ездил на каникулы к бабушке с дедушкой в большой южный приморский город.
Соседний спереди ряд кресел занимают антиподы южан. Не клан, а минимальная семья – мама, папа и девочка-подросток. Бесшумные и боязливые. Родители тихо переговариваются, лица напряжены. Дочка сидит между ними, то смотрит в книгу, то мечтательно глядит вперед. Разговор взрослых ей не интересен.
В ряду слева расположилась пожилая чета. Старик передвигается с трудом, жена помогает ему. Оба глуховаты, говорят громко. Поэтому все вокруг знают, что в стране Эрцель их ждут дети и внуки. Звали их к себе давно, а они все не хотели покидать Хорфландию, “которой всю жизнь отдали”, но вот совсем стали слабы, и не видят теперь иного пути, и едут. Старик часто вздыхает. На морщинистом лбу и лице его отпечатываются и сменяют друг друга то тяжкие, то счастливые мысли, а жена ловит платком слезы, текущие из красных глаз его. На пиджаке блестят металлом и эмалью множество наград за войну и труд.
Диана не бодрствует и не спит. Непокой и надежда перемежаются и путают мысли. “Отменно начала карьеру. Еще ступенька-другая по лестнице успеха – и потеряла бы Алекса. Меня по-медвежьи хвалят за мужской ум, дескать, умею видеть главное. Чем займусь в стране Эрцель? Язык – инструмент мастерства моего. Приедем – сразу примусь за эрцит, я способная. Разве на неродном языке душу выразишь? Жертвую всем. Глупости, никакой жертвы! Что за народ эти эрцы? О себе всерьез говорят, что они – вечный народ. Что это значит? Эрц перенесется во времени лет на двести назад и окажется среди своих – и станут говорить на вечном своем эрците, и не удивятся друг другу, словно вместе росли и жили. Мистика и чепуха! Впрочем, мистика способна утешать, если не смеяться над ней. Вот, предчувствую, прежней жизни моей продолжения не будет. Я проживу две жизни. И вторая станет счастливее первой”.
Если талант предвидения будущего имеет природу генетическую, то Диана наделена им в той же мере, что и ее мать.
***
Полет окончен. Страна Эрцель, земля Эрцель. Пассажиры спускаются вниз. Ожидание предстоящего мешает Алексу примечать типы. Чувствует: созерцание некстати, скорее уместно приготовляться к действиям.
Великие числом темпераментные возвращенцы из приморского города и малочисленное безгласное семейство ведут себя предсказуемо. Удивил старик. Сойдя с трапа, он, тяжело сгибаясь, с великим трудом опустился на колени. Нагнулся вперед, и металл и эмаль наград коснулись бетона. Жена его смущена, тщетно пытается поднять экзальтированного супруга. “Святую землю целует!” – бросил кто-то насмешливо и мимоходом. Алекс поглядел на представление и скептически скривил рот. Диана, обычно колючая зубоскалка, восторженно уставилась на старика. Поймав себя на неожиданной метаморфозе, подумала с привычной иронией: “Вторая жизнь начинается?”
Ночь провели в аэропорту в специальном зале ожидания, назначенном для пассажиров, которые из Хорфландии в страну Эрцель либо эмигрируют, либо возвращаются – каждый по своему разумению. Непривычно доброжелательные “официальные лица” приглашают прибывших в отгороженные ширмами боксы. Вопросы задают на хорфландском языке, ответы переводят на эрцит и записывают в компьютер. На удивление быстро Диана и Алекс стали гражданами страны. Не меньше удивили громоздящиеся на столах вдоль стен живо поедаемые и вновь вырастающие горы бесплатных бутербродов всех видов и разновидностей. Закаленная иными нравами, публика жадно утоляла дорожный голод и кулинарное любопытство.
Такси везет Фридов в гостиницу. Другой воздух. Другая весна. Пальмы вдоль дороги. Мертвецкий сон с устатку. Через день наняли квартиру в большом городе Авиве. Неделя прошла в хлопотах. Благонамеренная и дружелюбная бюрократия страны Эрцель мобилизует дух, приветствует терпение и не одобряет скепсис. Алекс верен словам своей мантры: ведь пьянство – месть злой судьбе, а судьба, кажется, подобрела. Почти увлекся турбулентностью суеты, почти сравнялся с Дианой накалом веры в успех.
Начало мая в Авиве – славная пора. Еще не скоро навалится летняя духота, а зимней сырости уже нет. Зелень весной ярче, чем зимой, и свежее, чем летом. Вечером хорошо усесться в пластиковые кресла под деревом, упереть локти в подлокотники, радоваться, что дом стоит в отдалении от шумной и пыльной дороги, дышать свежестью и говорить о том, что будет завтра, через год, через десять лет. Молодые супруги, довольные новым началом и озабоченные продолжением его, сидят за беседой в саду.
Стук в калитку. За низкой живой изгородью стоит молодой мужчина. Роста среднего, подстрижен коротко, одежда спортивная. В обтяжку белая майка с короткими рукавами подчеркивает мускулистую фигуру. Располагающая к доверию широкая улыбка на лице. Пришелец заговорил на языке, который когда-то давно служил жителям лишь одного единственного острова, но вековыми деяниями и заслугами островитян стал всеобщим, впитав мудрость мира. Диана живо подхватила разговор, а Алекс, не успевая ловить слова, помрачнел и сник.
– Здесь живут супруги Фрид?
– Да, проходите, – ответила Диана и впустила незнакомца.
– Мое имя – Гилад, – сказал гость и прошел в сад, – Я представитель добровольного общества безвозмездной помощи вновь прибывшим. Общество помогает людям найти свое место в стране.
– Мы рады! – воскликнула Диана, – Алекс, будь добр, усади гостя.
“Как он узнал о нас?” – думал Алекс, волоча третье кресло.
Гилад уселся и обласкал хозяев взором ясных добрых глаз. Приятная внешность и хорошие манеры возбуждают симпатию и подозрения.
– Дорогие Диана и Алекс, знаете, почему я выбрал именно вас? Во-первых, все мы одних лет, а во-вторых, наши фамилии немного схожи. Я – Гилад Фальк! – сказал гость и заразительно засмеялся, продолжая глядеть на хозяев, словно приглашая их присоединиться к веселью.
Глава 2 Авив и Бейт Шэм
– Ты устала рулить, Луиза. Доедем до деревни, отдохнем, потом я поведу машину.
– Пожалуй, Бернар.
– Райлика, стыдись! – не оборачиваясь, обратился Бернар к расположившейся на заднем сиденье дочери, – Когда, наконец, ты станешь возить своих стариков?
– Райлика берет уроки, – ответила Луиза вместо нее.
– Горой стоишь за свою любимицу, – заметил Бернар.
– И за твою тоже, – парировала Луиза.
– Слышу непедагогичные речи, – рассеянно подала голос Райлика.
Въехали в деревню. Родители вышли из машины, уселись на скамейку в тени и расположились на привал. Дочь осталась дремать внутри семейного автомобиля.
Луиза и Бернар Фальк, а с ними Райлика, держат путь из Авива, где они живут втроем, в отдаленное место Бейт Шэм – там поселился старший сын Фальков Хеврон с женой Косби и тремя ребятишками – мальчиком и двумя девочками. Внуку минуло десять, и бабушка с дедушкой везут подарок и поздравления. На торжество съезжается все семейство Фальков, то есть к хору пожеланий присоединят свои голоса два других сына Луизы и Бернара – это Гилад и Тейман.
Бернар Фальк стар, ему более семидесяти. Он крепок и бодр, и не щадит сил на то, чтобы таковым казаться. Однако, комплиментов своей моложавости не любит, подозревая в них знак лицемерия. Его трудно понять порой, и лишь жене ведомы страхи мужниной души.
Бернар выходец из страны Ашназ. Как начались там великие для эрцев бедствия, родители вместе с маленьким Бернаром беглецами покинули лучшую в мире родину эрцев и нашли естественное прибежище в стране Эрцель. Те из родни, кто не поверил в злую судьбу, сгорели в огне наступивших лет.
Спасение от смерти – не порука жизни. Бремя тягот среди своих посильно не всем, и вскоре юный Бернар осиротел. Отвоевав войну за независимость Эрцель, разошелся с товарищами и почувствовал, как одинок. На счастье, повстречал и полюбил Луизу и женился на ней, хоть она и моложе его на десять лет.
Луиза – местная уроженка. Тому пять веков, как древние ее предки, жившие в далеком краю, не пожелали принять веру его, и были изгнаны из него, и тоже утратили лучшую в мире родину эрцев, и спаслись в стране Эрцель. Семья ее хранит красивый и редкий ныне язык своих пращуров, и потому младшую дочь, любимицу и позднего последыша, Луиза и Бернар назвали именем, что звучит на том языке – “Райлика”.
Окончив школу, Райлика исправно исполнила воинский долг и, вернувшись год назад под родительское крыло, уступила мольбам престарелых отца с матерью и не примкнула к боевым товаркам, пустившимся в опасный путь за тридевять земель к австральным морям и крутым горам. Сидит дома, слушает советы, пробует разное.
Хеврон долго жил в стране за морем, там женился на Косби, там же родились погодки – сегодняшний виновник торжества и его младшая сестра. Заморское семейство вернулось в Эрцель, обосновалось в Бейт Шэме. Потом у Луизы и Бернара прибавилась еще одна внучка. Косби не слишком преуспела в эрците, и потому у детей в семье два родных языка. Хеврону за сорок, он детский врач, и многодетные семьи Бейт Шэма доставляют ему практику с утра до вечера и с вечера до утра.
Второй по старшинству сын Фальков – Гилад. Он появился на свет, а брат его – уж ученик в школе. Гилад живет по соседству с Хевроном. Он – достопримечательность Бейт Шэма: холост и завидный жених. Талант убеждать навел Гилада на страховой бизнес. Он открыл контору в Авиве, там проводит день, а ночевать возвращается в Бейт Шэм.
Тейман, младший из братьев, шестью годами опережает сестру. Нанимает квартиру в Авиве, учится в университете. Как и Гилад, он не женат, но не похож на брата: некрасноречив и замкнут.
Луиза и Бернар сидят на скамейке в тени, молчат, думают о своем.
– Родители, пора! – донесся из машины голос Райлики.
– Пойдем, Луиза, и правда пора, – сказал Бернар, вставая и галантно протягивая руку супруге.
Бернар сел за руль. За окном замелькали встречные машины. Поля, деревни. Зелень слепит глаза. Дорога идет в гору. Райлика бросает фразу. Бернар не поддерживает разговор. Предается воспоминаниям. Любимая их тема – неудачная карьера. Порой упрекает себя, иной раз винит других. Друзья и бывшие сослуживцы достигли большего. Бывало, плакался Луизе, а у жены всегда один ответ: “Моя жизнь – муж, дети и дом, и я всем довольна! Разве мы не были счастливы?” Что возразить женщине? Кто забыл прежнее счастье – тот старик!
Сейчас, в старости, вернулось одиночество молодости. Когда женился – обрел друга-спутника, а породил сыновей – и не обрел их. Не длиннотой и не короткостью пути до родных душ измеряется одиночество. Бернар воспитывался в богобоязненной семье, и сам верует. И сыновья его религиозны. “До фанатизма, до безумия религиозны” – думает. Он вспоминает детство, страну Ашназ, рассказы отца и деда. Вера их была мирной и скромной в той стране в те времена. Святые книги извечно вплавляют в сердце всякого эрца сладостную мысль избранничества. Ашназские эрцы лелеяли эту мысль келейно и кротко, приноравливаясь к чужой вере и не в ущерб ей. “Мы хотели нести свет народам” – размышляет Бернар, – “А чего хотят Хеврон, Гилад, Тейман и иже с ними? Не просвещенного равенства, а царства и рабства им надобно! Самоубийцы!”
Бернар никогда не имел сколько-нибудь значительного влияния на сыновей. Вычитал где-то, мол, в семьях эмигрантов задавленные заботами и тревогами родители не поспевают за детьми, а те, свободные от узды традиций, радостно идут навстречу чужим кумирам. И хоть сказано это о нем не вполне, а лишь частью, он утешался неизбежностью.
***
Машина миновала границу – серую линию, не отмеченную чертой на асфальте и не обозначенную оградой в поле. Серая линия словно висит в воздухе, незримая, но неизбывная. За ней живет один из народов – геры. По разумению сыновей Бернара – худший из народов, обживший исконную землю эрцев. Молодые Фальки убеждены, что геров следует непременно изгнать, и нет для святой цели негодных путей. В одном важном пункте единодушны многие эрцы и многие геры – не хотят серую линию, а хотят всю землю себе. Нечеткая граница не разграничивает, и стороны не могут с нею мириться. “Их слишком много, единодушных. Безнадежно много!” – думает Бернар.
Пейзаж в окне меняет цвет с зеленого на желтый. Меньше возделанных полей, больше выгоревшей травы на холмах.
– Бернар, я так боюсь за Гилада! Каждую ночь он едет этой дорогой средь ненавидящих глаз!
– Он вооружен, Луиза. Метко стреляет и отлично водит машину, – ответил Бернар.
– Этим ты утешаешь мать?
– Я больше боюсь за Теймана, – вместо ответа заметил Бернар, – Как бы не бросил университет. Он погрузился в святое писание. У него мистика на уме: не расстается с книгой баккары.
– Ой, мне есть, что добавить о Теймане! Обещайте, что не выдадите меня. Он упрашивал меня молчать, но не молчится! – воскликнула Райлика.
– Не молчится, значит, расскажешь и так, без обещания – бросил Бернар.
– Не расскажу.
– Обещаем, – за двоих сказала Луиза.
– Я видела Теймана с девушкой! Они о чем-то беседовали, а он смотрел на нее с умилением. У нее коса, как мышиный хвост. Если я себе заплету – выйдет втрое толще. Они распрощались, я подошла к нему и говорю: “Поздравляю!” Он покраснел, потом забубнил, дескать, держи язык за зубами, не тревожь родителей!
– Слава богу! Есть надежда на перемены, – сказала Луиза.
– Мне показалось, что девица из той же когорты, что и ее обожатель, – уныло заметила Райлика.
– Так я и знал, – буркнул Бернар.
– Бернар, прошу, оставь свое обыкновение спорить с нашими чадами. Не задирайся, – просит Луиза.
– Постараюсь.
– Мы едем к внукам. Не хочу полемик.
– И я не хочу. Мы едем к внукам.
Показался Бейт Шэм. Дома не выше трех этажей. Красные черепичные крыши. Яркая зелень вокруг домов. Над красным и зеленым висит голубое небо. Солнце трудится вовсю. Жарко. Место выглядит благополучным возделанным островком среди волн безлюдных желтых холмов. Яркое на тусклом блестит хорошо. Ограда вокруг поселка. Улыбающийся охранник открывает ворота: милости просим, знаем и ждем!
Бернар подрулил к знакомому двухэтажному дому. Внуки летят навстречу. Бросаются на шею к бабушке и к дедушке. Почти не взглянув на подарок и не дослушав церемонные поздравления, герой дня вместе с младшими сестрами убегает на задний двор продолжать прерванную игру. Луиза не показывает, что обижена недостатком внимания к подарку, который любовно выбирала.
За детьми выступают Хеврон и Косби, а за ними – Гилад и прикативший из Авива вперед родителей Тейман. Совершается ритуальный обмен объятиями и поцелуями. Бернар всегда дивится в душе, как горячо и неформально исполняет этот обряд Луиза. Как принято в Бейт Шэме, молодые мужчины одеты в клетчатые рубашки и обуты в сандалии на босу ногу. “Пионеры и землепроходцы” – думает Бернар.
– Какой чистый воздух у вас! – восклицает Луиза.
– Здесь тяжело дышится, – возражает Бернар.
– Это с непривычки, папа. Бейт Шэм на высоте, а Авив – на море. Я дважды в день меняю климат, – сказал Гилад.
– Пройдемте в дом, – пригласил Хеврон.
Почти весь первый этаж занимает огромная гостиная и прилегающая к ней кухня. Кондиционер спасает от жары. Расселись. Хеврон, который видит родителей реже братьев, занял место поближе к отцу с матерью. Косби расположилась тут же.
– Как здоровье, папа? Как ты, мама? – участливо спросил Хеврон.
– Слава богу, мы в порядке, – ответил Бернар.
– Спасибо, сынок, все хорошо, сказала Луиза, с нежностью глядя на сына. Она перевела взгляд на Косби, подумала: “Ей повезло. Хеврон такой преданный, такой верный! Похудел, трудится без отдыха”.
– У Хеврона много работы, а дом на мне, – словно прочитав мысли Луизы, сказала Косби. Не надеясь преодолеть акцент, она говорила на эрците просто и коротко, стараясь избегать ошибок.
– Все дети любят Хеврона, не боятся его, – продолжила Косби.
– Пожалуй, верно, дети любят меня. Главное, однако, я их люблю. Нельзя быть детским врачом, не любя детей.
– Ты лечишь детей геров тоже? – поинтересовался Бернар.
– Разумеется, папа. Я лечу и люблю всех детей и не делаю различия.
– Твои жрецы одобряют? – спросил Бернар?
– Бернар! – воскликнула Луиза.
– Молчу.
– Это не опасно, сынок, ездить в деревни к герам?
– Я стал врачом в заморской стране и там же клялся лечить всех. Геры не причинят мне вреда – я лечу их детей. Будь спокойна, мама.
В другом конце гостиной сидели кружком бессупружные отпрыски Фальков. Тейман то и дело украдкой и вопросительно поглядывал на сестру. Та с безукоризненно честным лицом не замечала этих взглядов.
– Райлика, ты слишком поспешно ушла из моей конторы. У меня живое дело, прекрасная практика. Тебе близко к дому. Окончишь университет, а там – господь велик – станем работать вместе, – сказал Гилад.
– Страхование – нечестный бизнес.
– Ты судишь, не поняв.
– Я слышала твои трели. Ты не говоришь людям всю правду.
– Идеалистка!
– Возражение не по существу!
– Браво, Райлика! – вступил в разговор Тейман. Он польстил сестре, надеясь получить знак, что тайна его блюдется.
– Я зачитываюсь книгой баккары. Мне удивительные вещи открываются! – продолжил Тейман.
– Я с радостью поговорю об этом позднее, Тейман. Не будем нагонять скуку на Райлику. Пусть лучше сестрица поведает нам, чем думает заняться.
– Мне предложили работу в газете, помощницей секретаря в редакционном отделе.
– В какой газете? – почти одновременно выкрикнули братья.
Райлика произнесла название, и ответ ее был встречен молчаливым осуждением.
Косби накормила детей. Была непреклонна, не уступив их мольбам отменить ради гостей дневной сон. Пообещала свекрови и свекру, что через час-полтора внуки будут в их полном распоряжении. Тем временем взрослые Фальки расселись вокруг стола и принялись поглощать обед и произносить тосты.
В дверь постучали. Вошел молодой мужчина. По одежде и обуви безошибочно угадывался житель Бейт Шэма.
– Познакомьтесь, это – Итро Окс, – Хеврон представил вошедшего родителям.
– Останешься с нами, Итро? – спросил Хеврон.
– Сейчас тороплюсь, зайду вечером. Возьму лишь у Гилада кое-какие бумаги, – ответил Итро.
Гилад подал Итро тонкую папку. Тот попрощался и вышел.
– Кто не знает Итро Окса, тот скоро услышит о нем. Он становится все заметнее в нашей партии, – сказал Гилад.
– Кстати, Гилад, расскажи нам, есть ли всходы на миссионерской ниве? – спросил Бернар, опасливо оборотившись на супругу, которая была увлечена разговором с Косби и потому пропустила и оставила без последствий опасный вопрос.
– Отец, если ты имеешь в виду наше общество помощи вновь прибывшим, то мне действительно есть, что рассказать.
– Мы слушаем, – за всех ответил Бернар, осмелев.
– Среди новичков из Хорфландии встречается неплохой материал, – начал Гилад, – Я познакомился с интересной семейной парочкой, Диана и Алекс, люди моих лет. Она – журналистка и писательница, он – инженер.
– Похоже, в Хорфландии предписано законом обязательное университетское образование, – заметил Тейман.
– Уж год, как я занимаюсь с ними, не щадя времени, – продолжил Гилад, – Сначала приобщал этих безбожников к традициям, потом к вере, сейчас пытаюсь заинтересовать их нашими идеями.
– За морем я знавал хорфландских интеллигентных эрцев. Неисправимые атеисты, – перебил Хеврон.
– Мой случай – проблемный. Алекс эрц, а Диана – хорфландка! – воскликнул Гилад и этим заявлением целиком овладел вниманием женщин, – Они очень разные типы. Похоже, сильно любили друг друга…
– Что значит “любили”? А сейчас? – с неподдельным любопытством на лице азартно вторглась в разговор Райлика.
– Мне кажется, у них что-то надломилось. Они неодинаковых способностей. Я помог им найти временную работу. Алексу плохо даются языки. Ему было трудно понимать меня. Он примкнул к своим из Хорфландии. Некий хорфландский эрц, называющий себя профессором, завоевывает души легковерных земляков, преподнося им собственное толкование баккары и суля познание тайн мира. Баккара на хорфландском языке! Представляете? Алекс польстился на посулы.
– Эй, довольно про баккару! Про Диану рассказывай! – нетерпеливо перебивает Райлика.
– О, Диана! Она преуспела в эрците. Хоть и не эрца, а вникает в наши традиции до тонкостей. Ей интересны святые книги, она осаждает меня вопросами и готова бесконечно слушать мои объяснения.
– А ты готов бесконечно объяснять? – спросил Бернар.
– Как она выглядит? Опиши, – вступила в разговор Луиза.
– Разве это имеет значение? Среднего роста, стройная, волосы темные, ресницы длинные, глаза карие, за правым ухом родинка…
– Какие подробности! – ехидно заметила Райлика.
Гилад раздосадовался и удивился неожиданному своему простодушию. Решил исправить впечатление, не допустить неверную интерпретацию.
– Диана интересуется прозелитами, она хочет принять веру эрцев, она просит показать ей Бейт Шэм! – выпалил Гилад и, пытливо глядя на физиономии заинтересованных слушателей, вполне осознал, что последние его слова вряд ли что-то исправили, но скорее имели противоположное действие.
***
На несколько минут воцарилось молчание. Не преуспев в обороне, Гилад перешел в наступление.
– Отец, наше общество не занимается миссионерством, – заявил Гилад.
– А мне кажется, не следует говорить в ироническом тоне о наших жрецах, – добавил Тейман.
– Сыны мои! – высокопарно начал Бернар, не почувствовав, как под столом Луиза наступила ему на ногу, – Сыны мои, в стране Ашназ, где родился ваш отец, никому не приходило в голову упрекать эрцев в миссионерстве. И в мессианстве тоже! От отца и деда я знаю, с каким великим почтением говорили люди о просвещенных ашназских священниках, что не чета вашим жрецам! Известно: постройка постепенно ветшает, потом гибнет.
Бернар, взволнованный, сделал паузу, перевел дух. Он знает, что конец разговора старых с молодыми – взаимная презрительная жалость. Лицо Луизы напряжено. Лица Райлики и Косби поскучнели. Гилад и Тейман потупили глаза. Хеврон с осуждением смотрит на них. Он мог бы возразить отцу, но он не станет испытывать сердце старика. Бернар заметил укоризну в глазах старшего сына. Это успокоило его и вселило дух миролюбия.
– Вы, молодые, торопите приход спасения эрцев. Вы желаете конца гонений и возврата величия. И я желаю этого. И дед, и прадед ваши мечтали о том же. Они знали от своих священников, что к спасению ведут гуманность и просвещение, а не война и кровь, как учат ваши жрецы. Гуманность – не привычка, а плод здравомыслия, ей нет альтернативы. Известно ли вам, что существует Свиток, в котором начертан кратчайший путь к спасению? Завладеть Свитком и следовать его слову и духу – значит приблизить счастливый день.
– Разумеется, отец, мы слышали о Свитке, но не знаем где он, – сказал Хеврон.
– Я знаю. Я уверен. Свиток хранится в стране Ашназ. Его можно разыскать.
– Как это сделать, папа? – спросила Райлика, учуяв интригующий поворот беседы.
– Очень просто! Нам нужно перенестись в страну Ашназ на век-полтора назад. Там найдем Свиток и с ним вернемся. Зову всех с собой!
Сыновья Бернара переглянулись.
– Возможно ли это, отец? – изумился Тейман, – В наше отсутствие время потечет для нас в другом веке, а для оставшихся здесь оно продолжит свой обычный ход. Но ведь нет двух, а есть только один поток времени!
Хеврон и Гилад закивали головами, согласные с глубокомысленным замечанием Теймана.
– Вы забываете, сыны, что мы, эрцы, – вечный народ, – возразил Бернар, – Мы пребываем в мире, как бы вне времени. Эрц всегда и везде эрц. Сведи двух эрцев из разных веков, и общность уничтожит разницу, они сойдутся, как два соседа.
– Отлично придумано, папа! – воскликнула Райлика, сохраняя серьезное лицо, – Я видела в заморском кинофильме, как человек обнаружил на городском мосту проход, по которому он путешествовал во времени. Я готова к паломничеству за Свитком. Заноси меня в список!
– Молодец, дочка! А вы, сыны, не прячьте улыбки! Вы маловеры, хоть и фанатики, не сочтите за обиду. Жду твоего слова, Луиза!
– Ты ведь знаешь, Бернар, я всегда с тобой. Я пошью для нас тогдашнюю тамошнюю одежду. Нас примут за своих.
Дети пробудились от дневного сна, и бабушка с дедушкой заполучили обещанных внуков. Потом Луиза, Бернар и Райлика заторопились домой, чтоб еще засветло преодолеть путь от Бейт Шэма до серой линии. А вечером, как и обещал, явился Итро Окс и услыхал вещь необычайную из уст братьев Фальк: как престарелый отец их вздумал испить из чаши славы великого писателя, выдумавшего машину времени.
Глава 3 Газета
Как мир стара земля Эрцель, а страна Эрцель – молода.
Тысячелетиями жили люди в земле Эрцель. Жили до эрцев, жили вместе с эрцами, жили вместо эрцев. Проливали кровь и заключали мир, учились и поучали, пасли и сеяли, строили и разрушали, любили и предавали, рождались и умирали. Эрцы земли Эрцель создали для себя маленькую страну и назвали ее Эрцель, и не хотели терпеть подле себя малый народ геров. А те не хотели терпеть страну Эрцель и эрцев подле себя. С великой горячностью и страстностью ненавидят друг друга мельчайшие соседи. Серая линия разделяет два народа. У каждого из них есть его единственно истинная святая книга, которая, они твердо знают, вмещает всю правду и состоит из одной только правды.
“Как можно выше, чтоб всему миру зримо было, жрецы и вожди обоих народов возносят над головами святые книги – бесспорный довод правоты – и указуют на них перстами и провозглашают, что, вот, написано: это – наша земля! Книги думают за своих невольников, да разве зеркало в помощь слепому? Книги – что порох, и нет безвредных книг. И то горе, что и те, кто в оппозиции к жрецам пребывают, этот жреческий клик приемлют!” – так мыслит Бернар Фальк.
Пожалуй, старик сгущает краски. Нельзя забывать, что в стране Эрцель существуют две партии – Левая и Правая. В запальчивости Бернар не замечает Левую, адепты которой хотят мира с герами и почитают серую линию.
Правая партия жалуется, что, наперекор душевному влечению к ней эрцев, газеты ее не любят и настраивают народ в пользу Левой. А Левая партия твердит, мол, это враки.