Quotes from the book «Дороги, которым нет конца», page 2

антенны. Ей нравилось знать, что я всегда рядом. Она называла меня своим якорным тросом. Было легко заметить, что ты такой же трос для Делии, и, думаю, твоя мать полюбила бы ее. Я находился достаточно близко и слышал, как вы беседовали о записи в студии вашего продюсера, какого-то Сэма. Я решил не мешать вам за ужином и встретиться с тобой в другой вечер. Перед уходом мне хотелось сделать что-нибудь приятное, поэтому я оплатил ваш обед и попросил метрдотеля принести розы и шампанское. Надеюсь, он это сделал. Было нетрудно проследить ваш путь до дома Сэма, поэтому я дожидался вечера пятницы, когда вы должны были закончить работу. Я надеялся застать тебя одного. Хотелось поговорить с тобой наедине. Если бы ты все еще сердился на меня, я мог бы тихо уйти, не устраивая сцен. Я увидел хорошую возможность для нашей встречи, когда ты исчез в том здании на заднем дворе. Потом я услышал взрыв.

твоей жизни случилось что-то такое, что заставило его вспомнить мои слова, и, наверное, несмотря на боль, они смогут как-то тебе помочь. Ты должен знать, что я попросил его сохранить в тайне обстоятельства моей болезни и причину моей смерти. Я заставил его дать слово. Если это возмущает тебя, то виноват в этом только я. Я старался оградить тебя от мысли, что ты каким-то образом несешь ответственность за мое состояние. Это не так. И прежде чем ты начнешь спорить со мной, подумай о том, что никакая сила на свете не удержала бы меня от того, чтобы броситься в огонь и спасти тебя. Вообще никакая. Теперь, когда ты все знаешь, позволь мне сказать тебе то, что я сказал бы вам обоим за ужином в тот вечер в Нэшвилле. Я всегда знал, что у тебя особенный талант, не похожий ни на какой другой. Большинство моих любимых воспоминаний связано с твоим пением и игрой на гитаре. Начиная с того вечера, когда пришла буря. Ты умеешь создавать самый прекрасный

открывал письмо, у меня дрожали руки. Оно было датировано днем его смерти. «Дорогой сын, когда я пишу это письмо, мне не становится лучше. В легких поселилась какая-то инфекция, от которой я не могу избавиться. Три курса антибиотиков ничего не изменили. Я уже неделю пишу это письмо, но каждый раз, когда я читаю его, не нахожу в нем слов, которые так хочет сказать мое сердце, поэтому я рву бумагу и начинаю сначала. Но у меня мало времени. Пожалуйста, разреши твоему старику сказать несколько последних слов. Не знаю, известно ли тебе об этом, но я приезжал в Нэшвилл. Хотел сказать тебе, как мне жаль. Хотел обнять тебя, увидеть твою улыбку, услышать твой голос. Хотел сказать всем и каждому, что ты мой сын. Однажды вечером я увидел тебя перед ужином вместе с Делией. Вы стояли в саду перед рестораном и дожидались, пока освободится столик. Я еще никогда не видел тебя таким счастливым. И таким взрослым. Улыбка на твоем лице. Смех в твоем голосе. Нежность в твоем прикосновении. И Делия… То, как она смотрела на тебя, держала тебя за руку, брала тебя под локоть и опиралась на тебя, как она восхищалась

слышать. И хотя музыка увлекла тебя далеко от Буэна Висты, наш Водопад был и всегда будет твоим музыкальным домом. Я знаю, что тебе придется нелегко, но не позволяй тому, с чем ты сейчас сражаешься, удерживать тебя от этого понимания. Иногда нам приходится петь, несмотря на шрамы на нашем сердце. Иногда песня – это единственное, что исцеляет нас изнутри. Единственное, что разрывает оковы, наложенные на сердце. Джимми научил меня этому после смерти твоей мамы. Береги его. Если ты оказался посреди бури, когда небо почернело, а молния воспламенила мир вокруг тебя, если ты боишься, страдаешь, или, может быть, если твоя надежда истощилась, вспомни того бесстрашного мальчика, который сел за пианино и… выпустил это. Не позволяй страху взять над тобой верх, ведь всегда существует возможность преодолеть преграды. Не лишай себя надежды что-то изменить. Я люблю тебя и всегда любил. Никто из ушедших

он велик. Когда ты вспомнишь обо мне, то, надеюсь, ты поймешь, что я старался защитить тебя от людей, которые просто хотели нажиться на тебе. В тот вечер, когда случилась грозовая буря, ты боялся встать, потому что видел блондина, сидевшего на пианино. Я поверил тебе, – не потому, что я мог видеть его, но потому, что я мог его слышать. Слышать их. Сынок, я слышу их уже много лет. Каждый раз, когда ты играешь, я слышу ангелов. Не знаю, можешь ли ты их слышать, но есть целый хор ангелов, прикрепленный к твоим пальцам. И они издают самые прекрасные звуки. Я их не слышал только два раза – вечером в ресторане Педро и еще тот раз, когда торговец змеиным маслом записывал твой голос. Наверное, тебе понадобится время, чтобы понять это, но предназначение твоего дара не в том, чтобы находиться в центре внимания. Это способность указывать путь тем, кто может слышать тебя. Направлять их. Отражать, а не поглощать. Любой может стоять на сцене и купаться в любви публики. Это

туда, куда направляешься, то с большой вероятностью услышишь ложь, очень популярную в наши дни. Какую-нибудь дрянь. Если ты не добьешься своего, если ты не преуспеешь, если все, к чему ты приложишь свои руки, не докажет мне, что ты был прав и сам можешь добиться славы, то ты утратил право вернуться назад. Твой единственный шанс добиться моего расположения – некий сертификат твоего успеха. И если мир даст тебе такое свидетельство, то ты доказал всем и каждому, что все сделал сам, и больше никто. Это ложь из преисподней. Так было всегда, но в этой лжи заключено самое худшее: якобы есть место, слишком далекое для того, чтобы вернуться назад. Что где-то в отдаленном будущем ты сможешь что-то сделать, куда-то отправиться или попасть в некую дыру, которая навеки лишит тебя возможности вернуться домой. И когда ты перейдешь эту черту, обратного пути не будет. Не слушай эту ложь. Вот правда: не важно, что произошло сегодня на сцене, не важно, куда ты отправишься