Narine Abgaryan

"Нет рая, и ада нет, — поняла вдруг Анатолия. — Счастье — это и есть рай, горесть — это и есть ад. И Бог наш везде и повсюду не только потому, что всемогущ, но ещё и потому, что Он и есть те неведомые нити, что связывают нас друг с другом".

Меланья по молодости устраивала мужу сцены ревности, но с годами научилась смотреть на его похождения сквозь пальцы. И все же иногда, чтоб не слишком зарывался, закатывала скандалы с битьем тарелок и чашек, которые заранее откладывала из щербатых, предназначенных на выброс. Симон наблюдал с нескрываемым восхищением, как жена мечется по дому, грохая об пол посуду. – Ишь! – комментировал, подметая потом осколки. Пока он прибирался, Меланья курила на веранде, стряхивая пепел в парадные туфли мужа. Жили, в общем, душа в душу.

– Семью восемь? – пошла в наступление женщина.

– Пятьдесят шесть, – не дрогнула наша героиня.

– Двенадцать в квадрате?

– Сто сорок четыре!

– Так! Кто по образованию?

– Филолог. Сейчас второе высшее получаю.

– На кого переучиваемся?

– На журналиста.

– Мощно! Мало было одной безденежной профессии, ты решила еще и вторую освоить?

– Не могу, – прорыдала Мария, – я описалась! Здесь мы делаем глубокий вдох и крепко задумываемся. Ибо для того, чтобы между двумя девочками зародилась лютая дружба на всю оставшуюся жизнь, иногда просто нужно, чтобы одна описала другую. Вот таким весьма оригинальным образом и подружились Наринэ с Манюней. А потом подружились их семьи.

Куда ваши родители смотрят? — возмутилась тетенька в малиновой панаме. — Они смотрят в другую сторону, потому что им стыдно, что мы их дети

Прижечь бы калёным железом ту часть сердца, что отвечает за бестолковую и болезненную привязанность.

«Нет рая, и ада нет, – поняла вдруг Анатолия. – Счастье – это и есть рай, горесть – это и есть ад. И Бог наш везде и повсюду не только потому, что всемогущ, но еще и потому,