Безликие

Передо мной тоже поставил миску. Какая-то зеленовато-белая бурда. Абсолютно никакого запаха я не чувствовала. Впрочем, сейчас мне было все равно, как и остальным. Мы все дико хотели есть, что угодно, но есть.

Раздался сигнал и противный голос Янцвека – Ложка в 20 секунд, все запомнили?

Я торопливо развернула салфетку чуть подрагивающими руками и зачерпнула ложкой (да, это она оказалась внутри салфетки) непонятную субстанцию. Вкуса никакого не почувствовала, сглотнуть тоже не удалось. Эта полужидкая масса, мне показалось, испарилась-всосалась прямо во рту. Я все-таки сглотнула, но ничего не почувствовала. Хотела зачерпнуть еще, но я вспомнила, что совсем забыла про 20 секунд, их надо было считать, а теперь – как понять сколько прошло? Смотрю на остальных. Может хоть кто-то считал?

Посмотрела – и опустила глаза в миску. Надеюсь, что выгляжу хоть чуть-чуть не так ужасно. Эти плиссированные лица, морщинистые шеи с натянутыми жилами, вяло полуоткрытые рты со стекающей бело-зеленой массой изо рта у некоторых. Кошмар какой-то. Я уже не говорю об их ужасных руках, держащих ложки – сама такая. Все остальное скрыто серыми хламидами, которые нас заставили надеть возле какого-то стола в коридоре.

– Глотаем, дебилы! – взвизгнул Янцвек. – Ваши внутренние рецепторы еще не разморозились! Просто гло-тай-те! Всем понятно?

Я сглотнула еще раз. Так вот почему я ничего не чувствую. Но… заморозка? Причем тут это? Мы же были в капсулах сна? Я не давала согласие на криосон, да и никто не давал, не сомневаюсь, эта устаревшая технология уже давно себя изжила. Так причем тут заморозка?

Ладно, буду считать, что такая вот канва сна нам предложена… Или не сон это? Такие реальные ощущения… слишком реальные для сна…

Хотя теперь и понятнее становится про 20 секунд на каждую ложку – после разморозки нельзя быстро есть.

Однако, что-то в желудок все-таки попало – я почувствовала, что болезненные судороги стихают.

Пора ли уже брать вторую ложку? Вот как понять – прошло ли уже 20 секунд?

Тут же рявкнула сирена – видимо решили помочь нам убогим, не чувствующим времени. Ладно, хорошо, что хоть так напоминают. Сначала поем, а потом буду разбираться – кто посмел меня заморозить и почему я так постарела. Если… если это – не сон.

А если это все – сон? Извращенцы Высшие придумали новое испытание для студентов?

Смогли внедрить такую долгую реалистичную последовательность восприятия и ощущений…

Нет-нет! Пусть этот ужас будет просто сном! Пусть это будет их уродский экзамен! Тогда выполню задания, так и не могу пока понять какие, проснусь и вернусь в свои 25!

Мне стало легче. Наверное, эта мысль пришла в голову не только мне. Потому что некоторые, я заметила, тоже немного взбодрились и стали поглядывать друг на друга. Подумали то же, что им все снится? Пришли к такому же выводу – во сне чего только не бывает, можно и потерпеть?

Сирена рявкала еще пять раз и… бурда в миске закончилась. Впрочем, голода я больше не ощущала. Да и если это сон, то все ощущения выдуманные, не стоит особо переживать о них. Хотя… Передо мной появился большой бокал с янтарным напитком, я опять почувствовала сильнейшую жажду и стала торопливо глотать прохладную жидкость. Трудно игнорировать жажду, пусть даже и выдуманную.

– Внимание! – опять Янцвек, – выпить надо все полностью, не спеша, но и не тормозя. Вы получили очень ценные пайки, выпить надо все, до капли.

Я стала глотать осторожнее. А утолю ли я жажду напитком из сна, если я хочу пить в реальности? Сильно сомневаюсь. Но… буду действовать по правилам этого сна, наверное, это зачем-то надо.

Пью и украдкой поглядываю на остальных. Какие-то мы все странно тихие, молчаливые и безразличные. Почему? Впрочем, замечаю, что некоторые тоже изредка поднимают глаза и с интересом поглядывают на других. Оживаем?

Глава 4

Этот, пусть и виртуальный, прием пищи помог – в глазах все перестало расплываться, и я даже могу разглядеть сидящих напротив людей, точнее – остатков людей, те еще старые развалины. Все-таки так и не пойму смысла в этих уродских аватарах. Зачем?

Напротив сидит одиннадцать человек. С моей стороны, наверное, тоже одиннадцать. Получается нас – всего двадцать две ужасных пародии на людей. Кошмар какой-то.

Так и хочется закричать – Эй, комиссия! Охренели совсем? Зачем вы студентов окунули в старческое дерьмо? Что это за гребаная проверка?

Но я молчу. Как и все. Все сидим, молчим и думаем. Сложно, конечно, что-то обдумывать, когда нечем оперировать. В голове пустота, только несколько фактов здесь и сейчас да кусочки пазлов – воспоминаний болтаются в опустевшем мозгу и – все. Возможно, – пришла мысль, – хотят, чтобы мы почувствовали каково это – пролетевшая в один миг жизнь и никаких воспоминаний? Как это бывает с долго спящими? А на куя? В чем смысл? А сами-то, эти проверяющие пробовали примерить на себя такие вот аватары? Понимают ли они какой это кошмар для нас – внезапно стать немощными стариками? Вряд ли. Наверное, кто-то изобрел новый вид экзамена, а мы просто попались первыми для этого эксперимента…

Странно ощущать, что внутри меня почему-то не бурлит негодование, и протест не рвётся наружу в каких-нибудь действиях. Я внутренне возмущаюсь, конечно, но как-то вяло.

Если это сон – то не имеет значения, как я в нем выгляжу, наверное, а если реальность – то, возможно, нас накачали успокоительными, – думаю. Мне очень не хочется верить, что я такая и есть – тихая и пассивная размазня.

Кстати, а вон тот старикан, второй справа напротив, кажется мне смутно знакомым, нет не чертами лица. Сложно вспомнить молодое знакомое лицо, когда видишь печеное яблоко вместо лица и слезящиеся мутные глаза под лысым черепом. Просто, когда смотрю на него, возникает ощущение, как будто у меня какая-то незримая связь есть с ним. Кто он? Еще один быстрый взгляд на него и замечаю табличку – а-семь-восемь, информативненько. В смысле ничего не понятно. Придумали дурацкие номера.

Мысленно пробую повторить. – А-семьдесят-восьмой. – И?…

В памяти ничего не проявляется. Были бы имена, хоть какая-то цепочка ассоциаций может быть, я и вытащила бы очередной кусочек пазла-воспоминаний. А так… номер – это просто номер, никаких воспоминаний не будит.

А мое имя?

Мэйра, – произношу мысленно, пробую к себе приставить и понимаю, что память все-равно молчит, как будто это – очередной ярлык, другой, не бэ-два-четыре, но тоже ярлык. Странно это все.

Внезапно меня озарило. Сон во сне! Вот что это! Для каждого уровня придумали свой ник, все просто!

Хотя догадка эта и не пробуждает мою память, по-прежнему ничего не помню, но мне становится легче и как-то немного теплее. Даже руки стали меньше дрожать.

Поглядывая на других, а понимают ли они что спят, вдруг замечаю, что сама стала объектом пристального внимания сидящей напротив бабульки.

Прямо чувствую на себе ее ощупывающий взгляд. Хотя она и изредка поглядывает на меня, но эти мгновения ее взгляда я ощущаю как прожектор, безжалостно освещающий всю мою старость и немощность.

Взглянув на нее, я не хочу больше смотреть, неприятное зрелище, и мне страшно даже представить, что я тоже вот так выгляжу.

Внезапно в голове шевельнулось какое-то воспоминание. Кажется тот, а-семьдесят восьмой который, он вроде бы был моим знакомым, может даже другом, что-то нас связывало. Пытаюсь еще напрячь память, но она молчит. Но долго задумываться не получилось.

– Всосали? Глотать не забывали? – опять Янцвек, издевается. – Взяли салфетки, вытерли лица и все остальное и бегом в зал профилактики, там все и узнаете. А грязнули пойдут спать!

Вытирать все остальное? О чем он? Я опять ненадолго поднимаю взгляд и тут же опускаю – как я раньше этого не заметила – у многих пища просто вываливается изо рта, а третий слева, напротив меня, вообще просто льет себе в открытый рот янтарную жидкость, которая благополучно течет ему на грудь и ниже. Лицо у него сосредоточенное, он, видимо «глотает», пытается, но у него не получается, наверное, еще никак не «отморозился».

Ладно, по этому сценарию, канве, похоже, что мы действительно были в криосне. И может ему, по этому долбаному сценарию опять же, просто надо больше времени для «разморозки».

Рядом с ним сидит тот противный толстяк. А глаза-то у толстяка оживленные, не как у других. Номер у него, бросаю взгляд и тут же опускаю глаза, номер у него эн-один-три, и он тоже смотрит на меня.

Почему они на меня смотрят?

Поднимаю взгляд и вижу, как этот эн-тринадцатый неуклюжим движением руки выбивает кружку у старательного недоразмороженого.

– Иди поспи еще, ге-восемь, – его голос хрипит и булькает. Видно, что говорит он с большим трудом. Толстяк встает, разворачивается, и с напряжением, видно, что говорить ему не просто, я это вижу, начинает какую-то мысль. – Ос-с…, – Но больше он сказать ничего и не успел.

– Молчать! – подскочивший как-то неуловимо мгновенно Янцвек ткнул его пальцами в грудь, и толстяк захрипел согнувшись.

– Куски идиотов!, – Янцвек прямо-таки нас специально оскорбляет что ли?

– Вам еще нельзя говорить, не готовы. Молчать всем, а то потеряете голоса или будете хрипеть как этот.

Он опять тыкает пальцами, тремя, я рассмотрела, в грудь эн-тринадцатого, и тот начинает хрипеть – дышать чаще, но, что странно, с облегчением на лице.

И что это было? Что за хитрую абилку он себе прикрутил? Три пальца – и наказание и, похоже, какой- то целительный массаж, тычками. Да сон это, конечно! В реале такого не существует! Облегченно вздыхаю и немного успокаиваюсь.

Отстранено отмечаю, что мы действительно почему-то все молчим после процедурной, а до нее же говорили, немного, конечно, но вроде бы нормально? А вот после «тестирования», чтобы это не значило, все замолчали, даже шептать никто не попробовал. Странно, конечно, но что еще ждать от такой идиотской канвы?

Разворачиваю салфетку полностью и вытираю лицо. Я все-таки тоже успела измазаться, непонятно, когда, даже не заметила, что пища по лицу стекает. Вытираясь, я почувствовала, что ощущаю не только свои руки, но и их прикосновения, кожу на лице тоже ощущаю, пока еще очень слабо, но лучше бы я и вовсе не нащупала эти жуткие складки кожи. Я опять разволновалась. М-мать, а если, вдруг, это – не сон, то что же со мной, с нами, случилось?

Пока мои мысли метаются в пустых глубинах памяти, мы выбираемся в коридор, старики в серых балахонах, с номерками на груди, и идем в очередную комнату. Опять коридоры, повороты, коридоры и мертвящий синий свет сверху. М-да, на дизайнере видимо решили вообще сэкономить. Архитекторы и дизайнеры сна, наверное, жутко занятые, для такой мелочи как экзамен у студентов их, видимо, вообще не нанимают. Или им просто пофиг?

Сейчас идем долго, мне так кажется, но куда и в каком направлении – совершенно не ориентируюсь. Проходим мимо каких-то дверей с непонятными символами, которые ничего не напоминают, да и разглядеть их толком не удается, зрение по-прежнему паршивое.

Зачем тут вообще вставлен долгий путь по коридорам? Совершенно непонятно. Такое впечатление возникает, что мы ходим по кругу в ожидании пока обновится карта канвы для очередного перформанса…

Пока мы идем, замечаю, что идти сейчас мне полегче, и я уже не мерзну так сильно, хотя мурашки озноба нет-нет, да и пробегут по спине.

Наверное, запрограммированное состояние улучшения после приема процедур и пищи, – уныло размышляю. Точно идиотская канва.

Тем временем та бабка, которая сверлила меня взглядом, пробирается сквозь толпу и пристраивается рядом. Вот же мочалка старая. Ну и что ей надо от меня? Мало того что мне чертовски неприятно находиться в толпе стариков, так еще и соседство подобной бабки, казалось, говорит мне – смотри, ты такая же, как и я, делая сон, если это сон, неправдоподобно реальным.

Пытаюсь ускорить шаги, но не очень-то и получается, и она, зараза, не отстает. Когда говорить то можно будет? Я бы ей сказала, чего-нибудь этакое «ласковое», память судорожно напрягается, пытаясь подыскать эпитеты, но пока ничего не находит.

А это бабка пристроилась справа и идет рядом как будто мы близкие подруги. Мало мне этой докуки, а тут слева еще и эн-тринадцатый, толстяк, догнал и тоже пошёл рядом со мной. Смотрит на меня искоса. И получается, что каждый сам по себе идет в нашей толпе, а мы идем как бы вместе, втроем.

Ну, блин, достали! Меня что, мёдом намазали? А эти уродские псевдо-пчёлки, совсем не полосатые, а серые, хотят покушать? Я не понимаю их интереса ко мне, но мне это почему-то совершенно не нравится.

А если…, – я замедляю шаг, – …а вдруг я выгляжу лучше, чем они? Может поэтому у них повышенный интерес ко мне?

Спотыкаюсь, хватаюсь за грудь и делаю вид, что мне плохо и я не могу идти быстро..

И вдруг чувствую, что этот пухлый гад меня подхватывает за руку и поддерживает. А вот не надо мне твоей непрошенной помощи. Пытаюсь выдернуть свой локоть из его лапы, но это не так-то и просто. Сил у меня мало, рука еле дергается, а толстяк-то, оказывается, гораздо сильнее. Старый урод, отвяжись! – кричу на него, к сожалению, мысленно, и опять дергаю руку.

Но этот гребаный эн-тринадцатый сипит, побулькивает, дышит он так, и продолжает меня поддерживать.

– И кто же это у нас тут такой бодренький?

В этот раз я голос Янцвека прямо-таки с облегчением услышала. Опять этот носатый оказался рядом внезапно, раз – и рука толстяка исчезла с моего локтя.

– Эн-тринадцатый, надо же какой прыткий, уже и другим помогаешь. Иди-ка вперед, лидер ты наш, будешь начальником в этой команде убогих.

Янцвек уходит вперед, брезгливо вытирая руки невесть откуда взявшийся салфеткой..

Надо же, прикоснулся к старости! Сука, сами придумали этот сценарий, а теперь он демонстрирует не только ненависть, но и отвращение. Чего он добиться хочет? Как действовать-то нужно в этой уродской канве?

Наконец-то впереди показалась очередная открытая дверь. Надеюсь, цель нашего путешествия за ней?

Толпа стариков, ох, и я же среди них, оживилась и бодренько так промаршировала во внутрь. А эта старуха, что пристраивалась сбоку, тоже рванула вперед, забыв про интерес ко мне. Ну и ладно. Мне только легче. Может эти все – вообще мобы? Со слегка развитым интеллектом, убогим таким, конечно?…

В очередное помещение я опять зашла последней и не сразу и поняла, где мы. Точнее, все вроде бы и понятно – очередная серо-стальная комната, но вот эти штуковины в ней… Сколько бы я не вытягивала голову, но разглядеть толком не могла, в глазах опять появился какой-то туман и темные пятна, мешающие смотреть.

Какой-то черный прямоугольник на возвышении и торчащий с одного конца шест с поперечной планкой. Что-то это мне напоминало…. Но что?

– Тек-с, быстренько разошлись по беговым дорожкам (а, вот это что!), и начинаем работать ножками, и ушами. – Янцвек зловеще улыбался. – Поели-попили – пора показать на что вы годны.

Что-то мне от этих слов стало не по себе. Хотя куда уж дальше. Мне давно было «не по мне». Если это сон – то он абсолютно дурацкий и затянувшийся, если это – явь…

Лучше бы ее и вовсе не было.

Тем временем все стали расходиться и становиться на черные прямоугольники. Я медлила, не хочу оказаться рядом с той бабкой или толстяком.

– Бэ-два-четыре! – Я вздрогнула, – чего тормозишь? Решила опять спать отправиться?

Вот чего уже точно не хочу, так это спать. Хотя, вопрос-то идиотский! Мы же вроде бы и так спим? Я пошла к незанятой дорожке, стоявшей позади всех, и встала на нее. Блин, чего меня так шатает? Вцепилась в рукоятки своими слабыми руками и стоять стало немного полегче.

– Ита-а-ак, бойцы, – Янцвек говорит где-то впереди, но я слышу его очень отчетливо, как будто он стоит рядом и кричит прямо в ухо.

– Задача каждого из вас – дойти до финиша первым. Кто придет последним – отправляется спать, кто приляжет отдохнуть – отправляется спать. А я пока вам ваши следующие задачи расскажу.

– Всем ясно? – внезапно рявкнул он.

Вздрогнув, я киваю головой. Все, насколько вижу, кивают. Мы молчим, говорить нам еще не разрешали. Да и чувство такое, что рано еще, говорить.

– Как дойдете до финиша – сможете говорить. – Продолжает Янцвек.

– Ну, полетели доходяги. – Он махнул рукой в странно уплотнившемся воздухе и…

…И моя дорожка поехала назад. Хорошо, что я держалась за рукоятки, а то бы упала. Я вцепилась в эту подпорку еще крепче и стала перебирать ногами, типа идти вперед. Ну, с поддержкой это было гораздо легче, чем идти по коридору.

– Дорожки чувствительны к вашему темпу, двигаются со скоростью вашей ходьбы! Чем быстрее идете – тем быстрее двигаетесь к финишу. Но! Чем быстрее идете – тем меньше у вас сил дойти до финиша. Идите правильно! – Продолжал вещать Янцвек.

Ничего что себе сказал, я так и чувствовала, что тут все не так-то просто и легко. Тем более в этом старом теле. Нет, совсем не просто. И, кстати, а где финиш? Почему он ничего не сказал про это? Когда финиш-то будет?

– Дорожки будут двигаться так, как вы идете, остановитесь вы – остановится дорожка, и вас отправят спать. Ленивцы нам не нужны. – Продолжает внушать Янцвек.

Но его слова теперь доносятся издалека, заглушенные сгустившимся воздухом и начавшей нарастать болью по всему телу.

Да что же это за издевательство? Нет, ну я бы поняла эту псевдо-спортивную нагрузку, если бы сейчас была сама собой, 25-ти летней, здоровой и бодрой. А от стариков-то чего они хотят? Зачем нас засунули в сон с такими дурацкими условиями?

Тот же вопрос. Чего они пытаются добиться от нас в этом уродском сне?

Да ладно, пофиг. Когда-то до чего-то и дойдем. А вот боль могли бы и снизить. Зачем такие реалистичные ощущения? Вдруг это как-то повлияет на спящее тело в реале?

Я уже почти убедила себя, что мне все это снится и успокоилась. Да и спины остальных, как мне казалось, выражали равнодушие и какой-то пофигизм.

Наверное, тоже поняли, что это сон, – успела я подумать, переступая ногами без особого усердия, только чтобы дорожка не оттащила от поручня. Куда спешить? Это все равно однажды закончится. Не будут же они тратить время и ресурсы, затягивая этот идиотизм?

– Внимание! – голос Янцвека внезапно усилился, пробился сквозь обложивший мозг туман.

Как будто прямо в ухо крикнул.

– Внимание!!!

Ох. К чему такой надрыв?

– ЭТО НЕ СОН!!! Вы в реальном мире! ЭТО НЕ СОН!!!

Что?…

Глава 5

Да не может быть! Это же… Это же…

И мне стало совсем хреново. Накатившая тошнота заставила сцепить плохо ощущаемые зубы. Руки, хорошо хоть их я уже чувствовала получше, с силой сжали потные рукоятки. Невольно ускорила шаг, и дорожка с еле-слышным шелестом побежала быстрее.

Не может быть! Не верю!

Но тело, корчась от боли, утверждало обратное. Да. Ты такая и есть. Прими как данность. Делай что тебе говорят. Может выживешь…

Ага-ага.

Вот она – проверка! Вот он – экзамен! Я поняла! Надо распознать сон, хотя все утверждают обратное.

Ну и?

Что делать-то?

Память молчала. Боль усиливалась. Да черт, я просто вся состою из боли, а не из костей, мышц и чего-то там еще. Не бывает же такого в реале. Сон это!

Ладно. Моя задача – убрать боль?

Постаралась отрешиться от ощущений. Отодвинуть их на край сознания.

Но взрывы боли, пробегающие с каждым шагом по телу, не давали сосредоточиться.

Может сойти к черту с этой дорожки?

Но поверхность продолжала выскальзывать из-под ног, и я продолжала переставлять ноги, с ужасом понимая, что, если я попытаюсь отпустить рукоятки, то меня просто утянет назад и… и я упаду? Тогда меня отправят в капсулу долгого сна? Нет, не вариант.

Надо что-то другое придумать.

Вот пусть впереди появятся деревья. Пусть появятся. В памяти заскользили смутные образы когда-то виденных в оранжерее низкорослых кустиков. Ну, хоть кустики? Пусть я иду к ним?

Заморгала, стараясь увидеть впереди вожделенные кустики. Если сейчас получится, то я докажу всем, что я осознаю сон и… может быть это издевательство закончится?

Лицо заливал пот, теперь я это хорошо чувствовала. Пот стекал по рукам на прорезиненные рукоятки этого хренового «тренажера», пропитывал липнущий к телу балахон.

Как ни странно, ощущения своего тела стали отчетливее, а боль просто превратилась в ломоту по всему телу. Страшных вспышек боли, как будто разрывающих меня на куски, больше не было. Просто боль. Просто слишком сильная боль.

Надо убрать ощущения, отключить боль…

Ничего не получалось. Еще и голова разболелась. Сейчас мозги закипят от бессмысленных усилий. Но я же сновидец! Я же должна суметь хоть что-то изменить!

Нулевой результат. Серая металлическая стена далеко впереди и смутно различимые сквозь туман густого воздуха силуэты бредущих по своим дорожкам то ли мобов, то ли действительно реальных людей. Стало невероятно жарко. Пот теперь тек по рукам непрерывными струйками. Зато тошнота отступила. Не удивительно.

Желудок был абсолютно пуст, как будто я и вовсе ничего никогда не ела. Горло перехватило жаждой.

А кустиков впереди так и не было. Ничего не получается поменять

Сжала зубы. Удивительно, что только сейчас начала чувствовать свой рот. Провела языком по губам, облизала сухие губы. Пытка жаждой тоже входит в этот чертов экзамен?

Открыв рот, попробовала представить, что пью воду. Вместо воды в рот ворвался сухой воздух, испарил капли собравшейся слюны и тяжелым горячим потоком устремился в легкие.. Как будто я в пустыню какую-то попала. До чего же реалистично, мать их!

Где-то внутри груди почувствовались толчки.

Это еще что? Ну конечно. У меня же есть сердце. Теперь я слышала и его упрямое биение сквозь волны боли, прокатывающиеся по телу.

Сколько еще идти? Может хватит уже? Моя воля слабела. Ноги налились тяжестью и каждый шаг давался все труднее. Руки, вцепившиеся в мокрые рукоятки, тоже потяжелели и начало казаться, что они сейчас соскользнут и я тупо упаду.

А вдруг это – НЕ сон? И я… старуха? А все вокруг настоящие живые студенты и они тоже старики? И мы сейчас действительно боремся за жизнь, разгораживаемся после ошибочной длительной гибернации?

Может нас просто обманули и вместо экзамена просто усыпили? Устроили провал сознания в пустоту длинною в жизнь? И, о чудо, под конец жизни, а сколько же столетий мы пролежали в гибернации, если так успели постареть, вдруг разбудили? Или это просто сделано, чтобы дать обещанный призрачный шанс немного поработать на благо обществу.

«После сдачи экзамена в порядке живой очереди…”, – да-да, я вспомнила эти строчки. Уро-оды. Лжецы… Под конец жизни дали шанс… И ведь не придерешься. Никакого нарушения обещаний.

Да нафиг мне это! Кончайте уже! Хоть в гибернацию, хоть в эфтаназию…

Пальцы, цепляющиеся за рукоятки и сведенные судорожными усилиями удержаться, начали по одному разжиматься…

Катитесь все к черту!

– Тем из вас, кто дойдет до финиша, – голос Янцвека внезапно ворвался в мое, оцепеневшее от отчаяния, сознание, – я расскажу ваши дальнейшие задачи.

– Сейчас вам достаточно знать, что был сбой оборудования целого зала и вместо замедления метаболизма, вы получали питание, катастрофически ускоряющее обменные процессы и, соответственно, старение.

– Прошло не так уж много времени, когда заметили сбой, но было уже поздно. Вас всех пришлось погрузить в криосон, пока не разработали нужные лекарства.

Ну и ну. Что за чушь? Сказочник.

Почему-то разжать руки полностью и отпустить рукоятки не получалось. Как будто тело против воли цеплялось за шанс… Какой? Все ясно уже. Не вижу смысла дальше шагать. Только тело не слушалось. Руки упорно цеплялись за рукоятки, а ноги куда-то шли, дрожали шатались, но шли. И зачем мне это?

– Вам придется смириться со своим возрастом, пока. Может скоро и от старости лекарства появятся. Вы топайте-топайте. Вам еще поработать надо. Зря вас что ли разбудили. – Продолжал издеваться Янцвек.

– Пока можете порадоваться, что получили восстанавливающий и нормализующий комплекс. Вот дойдете до финиша и отправитесь отрабатывать затраченные на вас ресурсы.

Он хмыкнул. Черт, я как вживую увидела лицо Янцвека прямо перед глазами, перекошенное гримасой отвращения и неприязни. Самого его, стоящего где-то там впереди перед смутными силуэтами корчащихся на дорожках «студентов» было не разглядеть.

– И работать вам придется немало. Потраченные на вас лекарства стоят очень, – он выделил голосом это слово, – ОЧЕНЬ дорого.

– И я очень, – опять он выделил это слово, – ОЧЕНЬ надеюсь, что из мусора, которым вы сейчас являетесь, выйдет толк.

– От вас сейчас совсем немного требуется. Дойти до финиша. Оживить свои тела.

– Иначе СДОХНЕТЕ! – Вдруг заорал он. – ВСЕ БУДЕТ НАПРАСНО! Идите! Ползите! Двигайтесь, на…! ЭТО ВАШ ПОСЛЕДНИЙ ШАНС!

Что? Я поспешно сжала пальцы. Что??

У меня украли целую жизнь, и я еще в чем-то виновата? Отняли мое молодое здоровое тело, эмоции, чувства, ощущения, и оказывается я теперь мусор?

Это же беспредел какой-то! Янцвек, идиот, думает, что мне теперь интересно жить? В этом теле? С этими болями и немощностью? А зачем? Отрабатывать потраченные на нас лекарства? Бред какой-то. Бессмыслица. Вранье.

Я продолжала переступать ногами по дорожке, хотя реальность вокруг совершенно затуманилась. Слезы. Облизала губы. Соленый пот, слезы и… старость. Все, что мне осталось…

Не может быть. Не верю. Это неправда. Это жуткий сон.

Стоп. Аж вздрогнула от мысли. А как же слова Роана? Этого извращенца, претендовавшего на мои сны в каком-то далеком прошлом? Он тоже что-то хотел мне рассказать, но успел только шепнуть, что наши тела гнили и что свет выжигает какую-то заразу? Он говорил о болезни, а не о сбое оборудования? Кто-то врет. Или Янцвек или… Роан. Мы зачем-то нужны. Мы зачем-то им очень нужны. Знать бы зачем.

– И запомните! – голос Янцвека ворвался в мои сбивчивые мысли. И на этот раз он сочился прямо-таки ядовитой ненавистью.

– Вы нужны только самим себе, в нашем перенаселенном мире вас и так слишком много.

– Вы, выбравшие путь безмолвного сна, не приносили никакой пользы, и программа вашего спасения на этом завершена. Хотите жить – дойдите до финиша.

– И постарайтесь не обгадиться от усилий!

Это он мне лично? Прямо как в ухо прокричал.

– Возможно вам и найдется применение, потом….

Голос пропал, как и сам Янцвек.

Внутри меня нарастала холодная ярость. Лжец! Наглый и мерзкий лжец!

Никогда я бы не выбрала Путь Безмолвного Сна! Я выбрала Активный Сон!

Я собиралась жить и работать, а не спать месяцами и изредка выходить на прогулки. Я собиралась…. Вспомнить бы еще что…

Я стиснула зубы. Нас не просто так разбудили. Зачем-то им нужны именно мы. Что-то случилось. С нами. Или вообще.

Надо выяснить как-то что происходит на самом деле. Надо найти Роана. Которому тоже что-то от меня нужно. Даже от такой, какая я есть сейчас. Даже от больной и старой.

Я вздрогнула, осознав, что почти приняла эту реальность. Приняла себя. Эту боль. Эту старость. Почти поверила, что это – НЕ сон.

Ладно. Потерплю. Пройду эту вашу «тренировку», выполню все гребанные «тесты». А потом найду Роана и выясню правду. Надеюсь.

Попить бы еще и дойти наконец до чертового финиша.

Руки внезапно разжались, и я упала на колени.

И дорожка потащила меня назад…