Красное Село. Страницы истории

В составе Новгородской земли

В популярной литературе часто указывается, что наш край был с XII в. в составе Новгородской земли. Это не вполне точное утверждение. Южное побережье Финского залива с глубокой древности, с эпохи образования Древнерусского государства, входило в состав Новгородского княжества, и после распада Древнерусского государства и начала периода феодальной раздробленности в его положении ничего, по большому счету, не изменилось: как принадлежал край Новгороду, так и остался в его составе. Иногда также упоминается, что край входил в состав Водской пятины Новгородской земли. Однако деление на пятины достаточно позднее. Его относят к концу существования Новгородской боярской республики и к началу присоединения этих земель к Москве. Но даже в то время существовало особое название для данной территории: Ижорская земля.

Период, когда земли Ижорского плато принадлежали Новгородской боярской республике, был ознаменован постоянным противостоянием со Швецией. Один из эпизодов такого противостояния, вероятно, имел место поблизости. Речь о битве со шведами на «Жабце поле» 23 июля 1348 г. Специальное исследование для локализации места битвы провел И. В. Стасюк, на работы которого мы опираемся в своем рассказе^[7].

В 1348 г. шведский король Магнус VIII Эрикссон в нарушение условий Ореховецкого мирного договора предпринял «крестовый поход против Новгородской земли». Была захвачена новгородская крепость на Ореховом острове в истоке Невы и часть Корельской земли. Новгородцы отрази ли нападение и «избиша немец 500 в каноны Бориса и Глеба, и иныхъ изнимаша, а переветников казниша». И. В. Стасюк, оценивающий сражение как крупное и имевшее большое военно-политическое значение, изучил весь комплекс источников, и в первую очередь старые карты и писцовые книги. И ранее было известно, что битва происходила где-то в Ижорской или Водской земле Великого Новгорода. Осадив Орехов, Магнус «Ижеру почалъ крестити въ свою веру, а которые не крестятся, на тых рать пустилъ». Новгородцы отправили «противу их Онцифора Лукиница, Якова Хотова, Михайлу Филатова, с малою дружиною». Оказалось, что в писцовых книгах XVI–XVII вв. есть упоминание о населенном пункте с похожим названием. Оно трансформировалось в «Пелля» (историку удалось проследить весь путь трансформации). Поселок этот был после Великой Отечественной войны поглощен поселком Терволово. Все события, описанные в летописи, происходили всего в семи километрах от современного Красного Села.

В составе Московского государства

В конце XV в. все земли по берегу Невы, вместе с Новгородом переходят под власть Московского государства. Наступает новый этап в жизни Дудоровского и Кипеньского погостов, историю которых мы излагаем. На всем Северо-Западе начинается активное крепостное строительство. Приходят в ижорские и русские деревни московские писцы. Они составляют документы, учитывающие размеры налогообложения каждого домохозяйства. Документы эти сохранились, они представляют собой важнейший источник по позднесредневековой истории – писцовые и переписные книги. В первую очередь, конечно, по экономической истории. Нам известны размеры наделов, способы получения дохода с хозяйства (не только земледелие, но и охота, рыболовство, бортничество). Есть сведения и о ремеслах, и зачатках промышленности (железоделательное производство). Но тут и социальная история – численность населения, состав, который, впрочем, требует правильного понимания – ведь учитывались в книгах лишь хозяева дворов, а о составе их семей можно только строить догадки. Узнаем из изучения списка имен и этнический состав населения. По некоторым признакам можно выявить и следы кризисов или экономического роста (заброшенные деревни, заброшенная пашня или починки, т. е. новооснованные деревни). Тут, как и в работе с любым другим источником, нужно понять, какая информация заключена в книгах, и относиться к ней критически. Например, перечисляются жители деревни. Как мы уже замечали, это только хозяева, главы семей. Но мало того, надо еще учитывать, что появление писцов, упорядочивающих сбор налогов, совершенно для крестьян нерадостный факт – их выплаты в казну становятся регулярными и, возможно, увеличиваются. Поэтому крестьяне заинтересованы и преуменьшить размер наделов, скрыть имеющуюся дополнительную запашку, сделанную где-нибудь в соседнем лесу, и, может быть, самим постараться скрыться от своеобразных «налоговых инспекторов» того времени. Так что авторы известнейшей работы – исследования писцовых книг – «Аграрная история Северо-Запада России» предупреждают, что по самым скромным оценкам нужно умножать указанное число жителей в деревне на шесть, а то и на восемь, чтобы получить примерно соответствующие реальности цифры. В конце XVI в. начала рушиться сложившаяся структура расселения, сформированная веками относительно спокойной жизни. В годы опричнины в Ореховецком уезде запустело около 60 % обрабатываемой земли. В начале же XVI в., как указывает «Переписная окладная книга по Новгороду Вотьской Пятины 7008 (1500) г.», поблизости от высот располагалось село Дудорово: «погост Введенский Дудоровский», на погосте церковь Введения, поп, дьяк и пономарь. Село было центром Дудоровского погоста – небольшой административной единицы, включавшей земли от современной горы Кирхгоф до Красной Горки на Финском заливе. Помимо Дудорова здесь располагалось около десятка деревень, имевшие всё русские названия: Высокое, Кирьянова Горка, Савелово и др. Были и деревни с ижорскими названиями, например «Перекула Куввуев конец на Дудорове». А. М. Гневушев подсчитал, что погост включал 126 деревень, в которых насчитывалось 453 двора, т. е. в среднем 3,5 двора на деревню^[8].

В XV в. Дудорово принадлежало новгородскому боярину Богдану Есипову. Деревни этого феодала составляли Есипову волостку. В процессе перехода Новгородской земли под власть Московского государства Иван III приехал в Новгород для суда над неугодными боярами. В их числе оказался и Богдан Есипов, который был вызван в Новгород и предстал перед судом. Против него свидетельствовали его же крестьяне: обвиняли его и его дворовых людей в притеснениях и чрезмерных поборах. В итоге Богдан был признан виновным, закован в кандалы и отвезен в Москву. Необходимо отметить, что упоминаемая в некоторых исследованиях смена населения в Новгородской земле в годы присоединения ее к Москве по сути своей являлась сменой владельцев и типа владения – от бояр к московским дворянам, от наследственного землевладения к условному. Широкие массы населения этими событиями затронуты не были.

Из числа других помещиков, владевших землями в Дудоровском погосте, можно упомянуть Ивана Захарьина сына Овинова, Семена Иванова Щокина, Настасью Иванову Григорьеву, Захара Иванова Мастерова, Якова Губина, Елизара Молочкова, Якова Скомантова.

Судя по названиям населенных пунктов, самой заселенной территорией в погосте были собственно окрестности Дудергофских высот. Кроме центра погоста тут находились деревни: Высокое на Дудорове, Савелово на Дудорове, Каялово на Дудорове, Петрицы Кремеево на Дудорове, Савелово на Дудорове Глинища, Кирьянова Горка на Дудорове Глинища, На Высоком на Дудорове, В Перекуле в Кувуеве конце на Дудорове (так. – В. П.). П. Е. Сорокин, анализируя упоминания деревень, высказал идею о том, что в целом «Дудорово» не конкретное поселение, а скорее микрорегион, «характеризующийся определенными ландшафтно-географическими условиями, отличными от соседних земель, и, возможно, отделенный от них какими-то естественными границами». Он, видимо, включал возвышенные территории, примыкавшие к Дудергофскому озеру с южной и восточной сторон. Такой микрорегион можно было бы определить современным словом «край» именно в значении небольшой территории, а не конкретного поселения. Как иногда применяется термин «Приневский край», включающий в себя земли по течению реки Нева^[9].

Где же находился сам погост с церковью, нам пока неизвестно. Карт дошведского периода не сохранилось. С. Тихомиров предполагал, что погост мог находиться на месте шведской усадьбы. Однако на шведских картах церкви в этом месте нет. В картах второй половины XVII в. можно найти две церкви. Одна – на территории современного Красного Села у деревни Новикова (Новикола), вторая – на горе Кирхгоф. Однако обе этих церкви – лютеранские, и были ли они поставлены на месте ранее существовавшей православной, неясно. П. Е. Сорокин предполагает, что на месте лютеранского кладбища на горе Кирхгоф мог располагаться древний административный центр и даже небольшое укрепление. Исследователь указывает на вал из камней «в виде кладки шириной около 3 м, сохранившийся на высоту до 0,5 м»^[10]. Также П. Е. Сорокин указывает на имеющийся топонимический материал: некоторые деревни в окрестностях в названии имели прибавку «на городище» – например, Кургино (Kurcalla). Однако, на наш взгляд, на данный момент недостаточно данных, чтобы утверждать уверенно – погост находился на горе Кирхгоф. Собственно, и сам факт существования древней крепости также не подтвержден ни регулярными исследованиями, ни случайными находками. В связи с массовой застройкой, неоднократной сменой населения и явной недостаточностью источников по теме пока можно считать древний центр Дудоровского погоста не найденным. Несколько названий явно указывают на расположение деревень на склонах или в долинах между Дудоровскими возвышенностями, к ним приставлено дополнение «На подоле». Так, встречаются «на Подоле Ваалинин», «Аликино на Подоле», «в Гереси на Подоле» и две деревни просто «На Подоле». Также П. Е. Сорокин отмечает две деревни, которые в писцовых книгах упоминаются со словом «погост»: «Михалев погост» (возможно, Михайловка, к юго-западу от Красного Села) и «Потник погост». Вероятно, эти поселения имели некие административные функции. Также упомянуты две деревни Пелгуево, традиционно считающиеся владениями ижорского старейшины Пелгусия (Пелгуя). Впрочем, если это действительно было распространенным ижорским именем, то такая связь совершенно не обязательна: слова с суффиксами (-ово и – ево) могут означать не только имя владельца, но и имя основателя, владельца всего лишь двора, хутора в поселении. Деревни с похожими названиями (Pelcalla) локализуются к востоку, северо-востоку и юго-востоку от Кирхгофа.

Сложившаяся поселенческая структура определялась не только географическими условиями – высотами, доступностью воды, но и дорожной сетью. Древние пути, неизвестные по картам шведского периода, реконструируются с большим трудом. Однако ясно, что ямские тракты обходили Дудорово стороной. Они шли от Новгорода на Копорье и Орешек. П. Е. Сорокин связывает археологические памятники ижорского племени именно с существованием пути между Южным Приладожьем и Ижорским плато, вдоль которого и происходило расселение данного племени. Отрывочные сведения о древних дорогах можно найти в более поздних шведских документах. Есть на них второстепенная дорога от Ладоги через Лопский погост, Лисино, Ижорский погост, Славянку, Дудоровский погост, Кипенский погост к Копорью. Шведская же основная дорога шла от Нарвы через Копорье, ответвление через Ямбург, сходясь в районе Дудергофских высот, к устью Невы, Нотебургу, Выборгу. Еще одна дорога проходила вдоль берегового уступа, под ним, по трассе старой Петергофской (Приморской) дороги. По словам П. Е. Сорокина, шведские власти намеренно не строили дорог в районе русско-шведской границы, чтобы затруднить в случае войны русским войскам продвижение к жизненно важным объектам – городам и крепостям^[11].

Необходимо уделить внимание и гидросистеме микрорегиона, ибо в этот период она сильно меняется, предопределяя развитие в XVIII в. и даже предвещая появление Красного Села. Речь идет об озерах и плотинах на реке Лиге (Дудергофке). Вопрос о датировке появления Дудергофского озера представляется нам интересным. Рубежом здесь выступает начало XVIII в. Возникают одна за другой две фабрики, что приводит к появлению второго и третьего озер – Долгого и Безымянного. Таким образом, в начале XVIII в. Дудергофское озеро достоверно существует. Но когда появилась здесь мельница? Когда возникло первое озеро? До начала XVIII в. или только со строительством бумажной фабрики? Ответить помогут старые карты.

На карте XVI в. Исаака Массы (голландский купец и дипломат, автор мемуаров о Московии и карт Восточной Европы) озера нет, указано только русское название – Дудеров. Но заметим, что подробность карты такая, что озера могли и не занести на нее. Самая старая из карт с озером, которую удалось найти, восходит к тридцатым годам XVII в. На ней мы видим озеро, и этого достаточно. Следовательно, и озеро, и мельница появились в допетровский период. Также ясно, что, мельница связана либо с хозяйственной деятельностью при шведах, либо с более ранним этапом, когда эта местность называлась не Дудергоф, а Дудорово.

Карта конца XVII в. (составил штабс-капитан Генштаба Бергенгейм 1-й на основе шведских межевых планов, переданных в 1809 г. во исполнение условий заключенного за 90 лет до того Ништадтского мира) четко показывает не только само озеро, но и береговую линию. С какой степенью достоверности, это вопрос. Однако становится ясно, что остатки старой мельницы можно искать не только в Дудергофском, но и в Долгом, и даже в южной части Безымянного озера. На карте 1727 г. мы видим все еще одно озеро, а на карте 1777 г. – уже три, а также две фабрики. Процесс освоения берегов реки Дудергофки идет полным ходом. В качестве рабочей гипотезы можно предположить время возникновения первого озера: конец XVI – начало XVII вв. Такая широкая датировка позволяет предполагать, что первое озеро и первая плотина были созданы или русскими поселенцами, или шведскими, под власть которых наш край попал в первой четверти XVII в.

Карта 1914 г. дает нам возможность сравнить современные берега и сложившуюся на тот период береговую линию. Это важно, потому что в 1944 г. во время штурма Красного Села плотины были взорваны немцами. Некоторое время Дудергофка текла по старому руслу. Едва ли тогда кто-нибудь обратил внимание на следы старых построек или еще какие-нибудь детали (артефакты), появившиеся из-под воды. Однако сам факт спуска воды нужно учитывать. Впрочем, сравнивая карту 1914 г. с современными картами, мы видим, что сильных изменений береговая линия не претерпела. Спутниковые снимки озер дают важную и интересную информацию. Прекрасно просматриваются старые русла и их берега в Дудергофском озере. Фактически мы получаем точное расположение береговой линии до начала хозяйственной деятельности – строительства мельницы. Хорошо видно и дно Долгого озера. А вот вода Безымянного озера сильно загрязнена, и старое русло там не просматривается.

Под шведской короной

Во второй половине XVI в. Россия попала в сложную внешнеполитическую ситуацию. Ливонская война, начавшаяся для Московского правительства вполне успешно, в итоге привела к плачевному результату. Вместо слабого противника – Ливонского ордена – Россия столкнулась с двумя очень серьезными – Швецией и Речью Посполитой, включавшей в себя Польшу и Литву. В результате перемирия 1583 г. у России остался очень скромный участок Балтийского побережья от реки Стрелки до реки Сестры, тем не менее включавший в себя Невское устье. Ударила по землям Приневья и опричнина с «Новгородским разгромом». «К Нарве и к шведской границе – к Ладожскому озеру – он [царь] отправил начальных и воинских людей и приказал забирать у русских и уничтожать все их имущество, и многое было брошено в воду, а многое сожжено. В эту пору было убито столько тысяч духовных и мирян, что никогда ни о чем подобном и не слыхивали на Руси», – писал в своих «Записках о Московии» немецкий авантюрист Генрих Штаден, служивший в ту пору в опричном войске. В «Обыскной книге Спасского Городенского погоста 7081 (1573) года» засвидетельствовано, что владения боярина Ивана Хорошева в устье Охты запустели в 1570 г. «…от опричного правежу Темеша Бастанова». То, что в 70-х годах не до конца разорили опричники, сразу же вслед за ними разорили шведы, организовавшие несколько походов на территорию края в конце Ливонской войны.

В начале XVII в. как следствие больших внутренних и внешнеполитических ошибок и династических трудностей наступило Смутное время. В обмен на помощь в борьбе с Лжедмитрием шведский король Карл IX предложил военную помощь. Предложение было принято, и в феврале 1609 г. в Выборге заключили договор, в соответствии с ним Россия в лице Василия Шуйского получала (первоначально) пятитысячную армию, которой русская сторона должна была выплачивать жалование. По секретному приложению Швеции за это полагалась Корела с уездом. Первое время наемная армия действовала успешно. Но вскоре им перестали выплачивать жалование, да и внутриполитическая ситуация изменилась: боярское правительство в Москве подписало договор о призвании на царство королевича Владислава. По сути, Россия оказалась союзником Польши, бывшей в это время главной противницей Швеции. Необходимо отметить, что Швеция сразу, не дожидаясь никаких осложнений, начала освоение территорий, далеко выходивших за рамки «Корелы с уездом», и прежде всего Невского устья. Шведский экспедиционный корпус возглавил Якоб Делагарди – известный полководец того времени. Его войска начали сооружение укрепления при впадении Охты в Неву (будущий Ниеншанц). Но самое главное – шведы заняли Новгород. Опять же сложное внутриполитическое положение изначально делало этот шаг несколько более понятным. Шли переговоры с руководителями первого ополчения о призвании на царство сына шведского короля, самих новгородцев Делагарди склонял к переходу под шведскую корону. В итоге состоялся штурм Новгорода и власть в нем перешла к шведам. Тем не менее было подписано соглашение между митрополитом Исидором, воеводой князем Иваном Никитичем Одоевским со стороны Новгорода и Якобом Делагарди. С его стороны оговаривалось: «…замки и области, как относящиеся к новгородскому владению, так и другие, после того, как добровольно согласятся принять покровительство моего короля и государем сына его, не будут присоединены к Короне Шведской или ей инкорпорируемы, а останутся под московитским правительством на праве независимости в пределах установленных и утвержденных при царе Федоре Ивановиче; за исключением, однако, Кексгольма, его области и пределов».

С формальной точки зрения это было возобновление Новгородского государства, но уже под протекторатом Швеции. Сложилась уникальная ситуация, при которой захватчики не ощущали себя владельцами новой земли и скорее были представителями шведского короля, власть которого новгородцы приняли по доброй воле. Якоб Делагарди управлял совместно с местной администрацией, воевода Одоевский сохранил свою должность, а государственные документы скреплялись двумя печатями – новгородской и шведского наместника. Действовали все прежние законы и традиции, делопроизводство шло на русском языке, чеканились монеты московского образца. Новгородские дворяне получали крупные имения. Однако ситуация изменилась с приходом к власти Михаила Романова. Шведское правительство перестало рассчитывать на возможное восхождение на московский престол королевского сына. Изменилась и обстановка в Новгородских землях. Началась полноценная колонизация. От горожан и деревенских жителей требовали присяги на верность шведской короне, вводился жесткий налоговый режим. Московское правительство пыталось силой вернуть Новгород. Было ясно, что оно никогда не согласится на сохранение его под властью шведов. В итоге обе стороны решились на мирные переговоры. В феврале 1617 г. в деревне Столбово был заключен мир. России возвращались Новгород, Старая Русса, Порхов, Ладога, Гдов с уездами и район озера Самро. Швеции отходила Ижорская земля: Ивангород, Ям, Копорье, а также вся Нева и Орешек с уездом.

Для более ясного представления об истории шведского периода несомненно важно использование источников, составленных шведской стороной. Много дают нам документы так называемого Новгородского оккупационного архива – те дела, что были собраны и вывезены из Ингерманландии и сейчас хранятся в Государственном архиве Швеции. Их изучали такие историки, как Пер Амбросиани (Per Ambrosiani) и отечественный исследователь Адриан Селин. Так, например, в архиве хранятся дозорные книги с отчетами о ситуации в той части Новгородской земли, что была под шведской оккупацией в 1611–1617 гг. В них описываются деревни и села пятидесяти погостов, в том числе и Дудоровского. Прежде всего надо заметить, что по материалам дозорных книг вырисовывается интересная картина административно-территориального деления (по материалам русских писцовых книг такого разделения не отмечается). Всего по этим документам в погосте насчитывается около двухсот поселений и пустошей. Дудоровский погост был разделен на кварталы, а часть его не входила в это разделение. Поясним: выделяли «Береговой квартал» (Strand Quarteret) – сорок селений, «Русский квартал» (Rysse Quarteret) – тридцать два, «Wisocka Quarter» (Высоцкое) – тринадцать. Пятьдесят три деревни принадлежали усадьбе Дудергоф («Duderof») и сорок шесть – усадьбе «Bretzmeisse», они в кварталы не входили. Документы 1676 г. дополняют и поясняют этот список. Из них становится ясно, что «Русский квартал» и есть территория современного Красного Села и его ближайших окрестностей.

Еще перемирие 1583 г. передавало юго-восточное побережье Финского залива в состав шведских владений. Завоевав в 1585 г. Копорье, шведы основали там первый лютеранский приход. Необходимо отметить, что войны XVI–XVII вв. вылились в религиозное противостояние, а отчасти и были им вызваны. С принятием лютеранства борьба за Приневье получила новый толчок. После Столбовского мира королем была учинена провинция Ингерманландия. Она была разделена на четыре лена: Ореховский, Копорский, Ямской, Ивангородский. Именно в это время название «Ингерманландия» окончательно закрепляется за территорией к югу от Финского залива. Социальная и политическая история этих мест во многом определяется религиозными вопросами.

В период, предшествующий созданию «больших наций», вопрос принадлежности к той или иной форме религии мог значить для человека намного больше, чем вопрос подданства государю, принадлежности к народности и гражданства какого-либо государства. Многие войны велись под флагом веры, а те, кого завоевывали и заставляли изменить веру, считались спасенными. Так война обретала высшую цель – спасение народов путем дарования истинной веры, спасения от язычества или от веры, которая казалась неправильной, неистинной. Примерно по такому сценарию развивались события и в Ингерманландии. С одной поправкой: жители, уже принявшие в большинстве своем православие, совершенно не хотели спасаться по лютеранскому обряду и готовы были нести многие тяготы, лишь бы не изменить своей вере. Согласно Столбовскому миру, жители этих мест должны были получить возможность отправлять свой религиозный обряд. Также по договору помещики и горожане имели право покинуть Приневский край, крестьяне же и священники приходских церквей должны были остаться прикрепленными к земле. И действительно, часть помещиков покинула свои земли, часть осталась. А вот с крестьянами – что ижорами, что карелами, что русскими – ситуация оказалась сложнее. Население края составляло на момент захвата не менее 20 000 человек. Но уже с конца 20-х годов XVI в. крестьяне начали массово бежать в Россию. Это было связано с целенаправленной политикой по насильственному обращению православных жителей в лютеранство. Край оказался под угрозой полного запустения. За период до 1649 г. население края уменьшилось примерно на треть. Переходу в Россию предшествовали неоднократные просьбы к шведскому королю разрешить принимать архиерея из России, который бы мог назначать (рукополагать) на месте священников. Губернатор Ингерманландии, опасаясь, что священники из России могут информировать московское правительство о событиях в крае и быть своеобразными «агентами влияния», подталкивающими паству к восстанию, предложил выбирать священников самим православным (что было неприемлемо) или рукополагать их в Киеве и Константинополе, что было вряд ли исполнимо. При этом шведскими властями всячески поощрялся своеобразный частичный переход – священникам предлагалось начать проповедовать Лютеров «Катехезис», который был издан на русском и финском языках. Также крестьяне, перешедшие в лютеранство, освобождались от подушной подати. Мало того, все жители края, говорящие по-фински (ижорски, карельски, на водском языке) были выведены из-под действия Столбовского мира. С точки зрения шведской короны, под него попадали только русские жители. Тех, кто отказывался принимать лютеранство, заставляли переходить в него силой. Это и вызвало массовое бегство. В 1649 г. впервые состоялись переговоры по проблеме беглых. Русское государство активно принимало переселенцев, расселяя их в Новгородском крае (Бежецкий верх), Тверском («Тверская Карелия»), да и просто по существовавшей границе со Швецией – за Лугой. Разрушенная Смутой земля требовала внимания, восстановления, и переселенцы были немалым подспорьем. Однако шведское правительство было крайне недовольно пустеющим краем и неудачей кампании по спасению язычников и греческих еретиков. В 1628 г. шведский король Густав II Адольф приказал казнить всех, кто попытается уйти в Россию. Были составлены списки сбежавших и представлены московской стороне. Русская делегация вынуждена была признать факт переселения. Была достигнута договоренность о выплате компенсации за сбежавших – 190 тысяч рублей. Также было дано обещание не принимать больше беглых и возвращать обратно. Однако и дальше эти обещания не мешали православным жителям нашего края переселяться в Россию. Вместе с сокращением православного населения исчезали в Ингерманландии и православные церкви: если в 1630 г. их было тридцать, то в 1656 г. осталось только семь. 1656–1658 гг. – важный перелом, ибо в это время в ходе военных действий Россия пыталась вернуть себе утерянные земли по берегу Финского залива.

Густав Горн (1592–1657)

Война 1656–1658 гг. началась для шведов неожиданно, и в первое время русские добились значительных успехов. Отряд воеводы Петра Потемкина вышел к Неве и захватил Ниеншанц. Ареной военных действий стал и район Дудергофа. Отряд Полтева, состоявший из 250 солдат и казаков, был направлен в соседний Ижорский погост, для того чтобы поддержать восставших православных крестьян. Они укрепились в деревянном острожке (небольшой крепости). На острожек напал Густав Горн с войсками и артиллерией. Петр Потемкин двинулся к Ижорскому погосту с большим войском, и шведы отступили к Дудергофу. Их преследовали 200 казаков, посланных Потемкиным. Однако исход войны решался в ходе боевых действий в Лифляндии, где в 1658 г. русские войска потерпели ряд неудач и были выведены из всех возвращенных территорий. Восстановился статус-кво по условиям Столбовского мира. Впрочем, шведский режим для православных жителей стал значительно более жестким.

Война и последовавшее за ней усиление гонений на православных привели к еще бо́льшему оттоку жителей края в Россию.

С. М. Соловьев приводит выдержку из грамоты царя Михаила Федоровича новгородскому воеводе по поводу перебежчиков: «А которые люди объявились по вашему сыску в нашей стороне, а в шведских росписях имен их нет, то вы этих людей сажайте за нами в дворцовых селах в волостях, которые от рубежей подальше, подмогу им и льготу давайте, как пригоже, смотря по них и по пашне, а близ рубежей жить им не велеть для того, чтоб про них в шведских городах не ведали и к вам не писали; сажайте их за нами волею и к нашей милости приучайте ласкою, подмогою и льготою, чтоб им за нами на пашнях садиться было охотно; а если их сажать в неволю, то они станут бегать назад и сказывать в шведских городах про других своих товарищей, пойдет ссора и утаить перебежчиков будет уже нельзя».

Исследователи примерно оценивают потери еще в семь тысяч человек^[12]. Если учесть, что еще семь тысяч покинуло ранее, то к концу войны край потерял до двух третей населения. На запустевшие территории началось массовое переселение крестьян из Финляндии и Швеции. Шведские помещики, получившие земли в Ингерманландии, переводили на них крестьян из других мест. Финны переселялись из Восточной Финляндии (савакот), окрестностей Выборга (эуремейсет). К середине века финское население достигло трети от общего числа жителей края. И ранее сложная и запутанная этническая ситуация, в которой русские, ижорские, водские деревни располагались чересполосно, еще более усложнилась. Многие исследователи совершенно не учитывали коренную смену населения в XVII в. Мало того, сами жители края – финны – со временем также стали называть себя «инкере». Граница между ижорским и финским народами быстро стиралась. Впоследствии оба народа подверглись и русской ассимиляции (уже в XVIII, XIX и XX вв.), причем до такой степени, что и сами затруднялись ответить точно о своем происхождении и принадлежности.

Но вернемся в XVII в. К концу столетия доля финского населения еще возросла и составила около 70 %. В Ореховецком уезде она достигала 90 %. С 1620-х гг. в Ингерманландии началось и церковное строительство. Край разделили на приходы. Первым возник приход в районе Копорья. Потом в Котлах. В 1624 г. открыли приход в Скворицах. К 1630 г. приходов было уже восемь. Ингерманландия считалась провинцией Лифляндского генерал-губернаторства вместе с Эстляндией, Лифляндией и Карельским перешейком. В 1642 г. она была выделена в отдельное генерал-губернаторство. С точки зрения религиозной иерархии территории считались частью Выборгской епархии. Первым ее епископом стал Олаус Элимаеус, за ним – Николай Магни Карелиус и Габриель Мелартопаеус. Впоследствии Ингерманландия была выделена как отдельная церковная провинция во главе со своим суперинтендентом (аналог епископа в лютеранской церкви, но не обязательно церковный служитель). Если идти дальше по ступеням административно-церковного деления, то Ингерманландию разделили на два пробства (административная единица в лютеранской и католической церкви, объединяющая несколько приходов): Ниенское и Новгородское. В Ниенское пробство входила вся Ореховская область, город Ниен, баронство Дудергоф с погостами. В Ниенском пробстве числилось девять погостов: Куйвас (Лембала и Волес), Карбосельский (Токсово и Валкисаари), Келтис, Спасский, Дудергоф, Славянка, Ингрис, Ярвисаари, Лоппис. Пробсты (старшие пасторы, подчиненные епископу) располагались в Ниене и Ивангороде. Главой церкви был генерал-губернатор Ингерманландии, которому оба пробства должны были докладывать о любых беспорядках на вверенной им территории. В 1643 г. для пропаганды лютеранства был издан кириллическим шрифтом финский катехизис. Его вводили во всех православных церквах.