А на другой день колено левой ноги опухло, и при ходьбе возникала непривычная боль. Вместо работы юрист направился в травматологическое отделение, где определили разрыв мениска. Назначили день для операции, а перед ней необходимо сдать несколько анализов и полежать в стационаре пару дней, чтобы пройти полное обследование. На улице жаркий летний день. Галкин не спеша гулял по парку при больнице, любуясь одетыми в зеленый наряд старыми березами и липами. Вдруг он увидел несколько столпившихся людей возле открытого окна. А из него раздавался неприличный мат и истеричные крики: «Фашисты! Изверги!». Сергей подошел и из любопытства спросил:
–Что происходит?
Мужчина лет сорока пяти ответил:
– Да оперируют одного ненормального.
– А разве операцию делают без наркоза? – удивился Галкин.
– На дураков наркоз не действует, – отшутился тот.
– А что оперируют? – уточнил юрист.
– Да, мениск разорванный удаляют,– услышал он в ответ.
Знал бы кто, как Сергею захотелось домой, к жене и дочери. Как он ругал себя и судьбу за травму, полученную в своей квартире, где он мирно спал и никого не трогал. Но изменить уже ничего нельзя, и он, в конце концов, просто смирился с неизбежностью. Немного походил по асфальтированным больничным дорожкам, еще раз полюбовался листочками на старых деревьях, подпирающих своими кронами небо. Это занятие помогло успокоиться, и Галкин вернулся в палату, рассчитанную на восемь больных. Вскоре в нее привезли и прооперированного молодого человека. Не старше двадцати пяти лет, довольно высокого роста, однако не богатырского телосложения. А вот взгляд его показался юристу слегка туповатым. Он всегда каким-то шестым чувством быстро определял недалеких людей, старался с ними не общаться. Парень попросил медсестру пригласить врачей, которым он грубил в операционной, чтобы извиниться перед ними. Никто, конечно, не пришел. А когда молодой человек попытался стонать от боли и жаловаться медицинской сестре, то мужики в палате резко предупредили: «Будешь так себя вести, выставим вместе с кроватью в коридор». И тот затих. Галкин подумал: «Вытерплю любую боль без стонов и после операции поблагодарю врачей». И видно «засело» это в его голове, да так крепко….
На следующий день утром медсестра пригласила юриста в операционную. Как только надели маску на лицо и попросили глубоко вдохнуть, он уснул…. Никакой боли, конечно, не ощущал. Между тем чудилось Сергею в затуманенном сознании, что он белое огромное облако, плывет неторопливо по небу, созерцая вокруг. Каким-то образом он видел себя, и беспокоило только одно – размеры своего «нового тела». Ему непременно хотелось знать, где его собственное «Я» кончается, …но это облако казалось бесконечным во всех направлениях, насколько хватало взора. Когда Галкин постепенно начал «возвращаться» в свое привычное тело, то вспомнил свое обещание поблагодарить медиков. Ему казалось, что он все еще на операционном столе, окруженный внимательными врачами…. Сергей многократно повторял и повторял волшебное слово: «спасибо». При этом в отдалении слышался какой-то смех. Тогда, на всякий случай, думая, что его не расслышали, пациент еще несколько раз повторил слова благодарности. Что-то шло не так, как ему представлялось, но он никак не мог понять что. Когда открыл глаза и пришел в себя, то увидел, что находится в своей палате, в окружении соседей по койке. Они смотрели на еще не совсем пришедшего в себя после наркоза земляка и смеялись искренне и задорно. Оказалось, что минут двадцать он находился в своей палате среди таких же больных и твердил им бесконечное «спасибо». Однако никто не мог понять, за что. А вот поблагодарил ли врачей в операционной, Сергей так и не узнал. К вечеру боль в загипсованной на всю длину левой ноге стала достаточно сильной и какой-то ноющей, но он терпел. Помнил свое обещание самому себе….
После вечернего обхода, кто-то из больных предложил скинуться на водку. «Футболисты», так в шутку звали тех, кому операцию делали на ногах, попросили «боксеров», тех, у кого были загипсованы руки, сбегать в ближайшие ночные ларьки за наркотическим зельем. Две пол-литровых бутылки водки на семерых не так уж и много, но заснуть они реально помогали. Молодому «нытику» не наливали, неизвестно, что он спьяну может выкинуть….
Пора, однако, продолжить рассказ о том, как из Галкина извлекали пулю. Перед операцией ему сделали укол, затем надели маску на лицо и велели глубоко дышать. Он, как и положено, в таких случаях, уснул. Искаженное сознание рисовало нереальную картину. Перед глазами чудились какие-то падающие сверху кубики с цифрами: – 22, 36, 4, 85, 11…Размеры граней, как Сергею показалось, примерно тридцать на тридцать сантиметров и цифры на них довольно крупные. Они падали в беспорядке на землю и образовали при этом целую гору. Галкин пытался уловить хоть какую-то закономерность в цифрах, но это ему не удавалось. Как долго продолжилось данное видение, Сергей определить не мог. И вдруг появилась какая-то возрастающая боль, сначала еле заметная и где-то в области спины, но затем она становилась все более сильной и как бы разливалась по всему телу. Всюду боль, боль и боль. Казалось, она находилась внутри и снаружи. Кто-то буквально рвал его органы в разрезанном теле. Появилось затуманенное каким-то дурманом сознание, которое усиливалось вместе с болью. Больной стал слышать голоса врачей: «Режу здесь…зажим…тампон…иглу…». Операцию проводил сам Владимир Иванович Синицын, и Галкин узнал его голос. Как это могло быть? Почему так больно? Анестезиолог, видимо, вколол недостаточную дозу обезболивающего средства. Время от времени он должен проверять зрачки оперируемого, но шла реальная борьба за жизнь, и тут уже не до мелочей. Сергей хотел кричать, но язык не слушался, руки ноги тоже онемели, …а терпеть дальше не хватало сил. Наконец, на спине стали зашивать разрез. «Раз – шов…, два – шов…, три…», считал Галкин. Всего получилось семь, затем голос Владимира Ивановича: «Переворачиваем». Сергея положили на спину, но из нее явно что-то торчало. Позже окажется, что это силиконовая трубка, выведенная из простреленного насквозь левого легкого. Жидкость, которая может скапливаться после операции должна куда-то стекать….
Затем послышалось: «Скальпель… режу здесь…Крючок Фарабеса…». Последнего слова больной не знал и раньше никогда не слышал, но запомнил. Между тем хирург стал что-то резать в полости живота. Все, больше нет сил терпеть… Сергей пытался вдохнуть воздух – не получается и…все исчезло. И боль, и голоса врачей…. Умер…. Наступила клиническая смерть от болевого шока. Хирург делает прямой массаж сердца и легких. Вдох…еще один – ожил, и острая боль вновь пронзила все тело. «Но как, же все-таки сладок воздух, которым мы дышим», – подумалось страдальцу. Между тем, врач что-то протыкал иглой внутри, и боль опять становилась нестерпимой. Но Галкин знал теперь, что делать. «Устану терпеть, уйду за грань», – подумал он и почему-то был уверен, что сможет это сделать по своему желанию. Наконец, долгожданное: «Все. Зашиваем». Сергей опять стал считать: «Раз-шов, два…три…», и вновь … пропали все ощущения. Как будь то, выключили свет. Небытие…
Хирург в замешательстве: разрезать швы и повторить прямой массаж легких и сердца или попробовать реанимировать снаружи. Выбрал второй путь, и …больной вновь вернулся к жизни. Затем юрист ощутил, что его куда-то везут… «Надеюсь не в морг», – подумалось ему. Вскоре онемение тела стало проходить. Галкин открыл глаза. Он лежал в реанимации, рассчитанной на одного человека. Рядом на табуретке сидела жена Наташа и держала его за руку. Еле слышно пересохшими губами он произнес: «Привет…». Родные глаза, смотрящие на него, казалось, полны слез. Но боль не уходила, и Сергею приходилось напрягать остатки сил, чтобы удержать сознание в этой реальности. По крайней мере, так ему ощущалось. Операция шла непрерывно три с половиной часа – хирург зашил левое легкое с обеих сторон, желудок и полностью удалил селезенку. Ее повредило осколками ребра от удара пули. Саму пулю, со слов Синицина, они не нашли. Вероятнее всего, смертельный кусочек свинца провалился в желудок, в стенке которого и застрял при выстреле.