Матрица

Хорошенькое дельце

Картина первая

Весенний день на Медео, светит солнце, но еще везде снег. Дачный массив, скромные домики, видно массив не богат, заборы, колючая проволока, хромой сторож кореец. На одной из дачек идет крупная игра в карты. Игроков трое: хозяин дачи-кореец в богатом халате лет сорок, узбек толстый с зеленого базара, все пальцы в перстнях неопределенных лет и белый красавец английского типа лет под тридцать в костюме беж. Жарко топится печка, сторож молча появляется, подкладывает дрова и исчезает. На столе деньги.

– Я пас, – говорит узбек, откидывая карты.

– Ваше слово, – язвительно смотрит на красавца кореец и двигает в кучу пачку денег.

– Замеряю, – объявляет тот и достает маленькую балетку, открывает ее и выкладывает на стол пачку червонцев. И тут вдруг рев мотора, скрип тормозов и резкий голос: «Всем оставаться на местах! Милиция!»

Кореец и блонда вскакивают, ошалело глядя друг на друга, блонда хватает табурет и швыряет его в окно, туда ныряет кореец, блонда за ним и оба бегут бок о бок, перемахивают через заборы, потом разбегаются. Слышен вой сирены, собачий лай и несколько выстрелов вслед. Горячая пуля обжигает плечо блонды, но он уже выбегает с массива. Перед ним дорога, горное шоссе. По дороге спускается грузовик, дорога коварная, водитель смотрит только вперед и не замечает, как блонда подбегает, цепляется за кузов и исчезает в нем. Грузовик уже на Ленина напротив гостиницы «Алатау» и тут его останавливает гаишник.

– Привет, кум, – объявляет гаишник.

– Здорово, – весело подхватывает водила. – Ты откуда здесь?

– Ловим тут всяких-разных. Ты сверху?

– Ага, из санатория.

– А что везешь?

– Да металлолом всякий. Да ты глянь сам.

Гаишник встает на подножку, заглядывает в кузов, в кузове брезент. Он поднимает край и безнадежно машет рукой.

– Как там моя сестрица… и кумовья ударяются в длинные семейные разговоры, а пока они чешут языки, из-под брезента на дорогу выбирается блонда. Он тут же перебегает дорогу и скрывается в гостинице. Фойе он проскакивает без заминки, забегает в лифт, поднимается на этаж и тут сталкивается с коридорной.

– Что это с вами? – всплескивает она руками.

У него растерзанный вид, он зажимает плечо:

– Я попал в ДТП.

Быстро-быстро он проходит по коридору и скрывается в своем номере

Картина вторая

Блонда на кровати в своем номере, полуодет. Все не прибрано, разбросано, видно, что ему мучительно больно. Достает из шкафа элегантный чемодан, открывает его – там запасной вечерний костюм. С большим трудом переодевается, видно, что плечо уже забинтовано. Подходит к зеркалу, смотрит на себя- выглядит нарядно.

По стеночке выходит из номера и опять в лифт. Спускается в фойе и по стеночке туда, где указатель «Ресторан». Он почти достигает входные двери, как вдруг хлопает себя по карманам, закусывает губу, разворачивается и по стеночке возвращается в лифт. А в фойе жизнь своим чередом, приезжие сидят под пальмами, ждут, когда освободится номер, газетки читают. И среди них один, правильнее назвать гигант, возраст лет под сорок пять с тусклыми голубыми глазками. Одет как чучело, на голове безобразная шляпа, габардиновый плащ и сапоги, типа болотные. В таких нарядах агрономы только по полям ходят. Гигант не выпускает из вида блонду, он даже крякает от удовольствия, видя того мучения и, как только тот скрывается в лифте, встает и огромными шагами направляется к нему. Блонда уже был в своем номере, когда появился этот. Коридорная обомлела, увидя перед собой этого великана – низкий скошенный лоб, широкие татарские скулы, рост за два метра.

– Простите, милочка, – довольно любезно промычал тот. – Только что тут проходил мой племянник в вечернем костюме. Мы разошлись с ним в фойе. Не будете-ли любезны указать, где его найти.

Та заворожено кивнула, он провел рукой по воздуху, раскрыл ладонь и на ней оказалась пунцовая роза.

– Это вам, милочка, – нежно и ласково прошептал он и у коридорной поплыла голова.

Дверь была открыта, в номере полумрак, он шагнул, потянул носом: «кровью пахнет, кровью». На кровати в беспамятстве развалился блондин. Он уселся рядом.

– Эй, племянничек, племяшек, ты меня слышишь? Это ведь я, добрый дядя Чиф.

– Поди ты к черту, – с трудом разлепив глаза, простонал блонда.

– Вот те на! – изумился тот, кто назвал себя Чифом. – Нет, вы поглядите, как воля портит человека. А ведь еще полгода назад племяшек ты говорил мне приятные слова.

– Что тебе надо, старый дьявол.

– Узнаю, узнаю тебя, Валет. Ты такой же гордый и такой же глупый. Зона тебя ничему не научила.

– Пошел вон! – вскипел тот.

– Это мы запросто. За нами ведь хвостов нет, и зачем нам такие, – с этими словами великан издевательски глядя, поднял с пола оторванный рукав рубахи в крови, небрежно покачал рукой и кинул тряпку в лицу блондину.

– Прощай, я думал ты умнее.

– Прости меня, – взвился тот. – Не уходи. Я виноват, но я ранен, в меня стреляли. Помоги мне.

– Рассказывай, – уселся против него великан.

Да что ж рассказывать. Играл я на даче, хорошие деньги мог взять, а тут налет, менты. По-моему, у корейца дурь была.

– Открой плечо. Хочу посмотреть, как обработал. Так, ты подранок, Валет. Это плохо, очень плохо. Менты своих подранков не бросают. Кровь на снегу осталась, тебя ищут вовсю. И опять новый срок, ты и первый сидел ни за что, а второй…

– Да, я попал и самое главное – у меня нет денег. Все там оставил. Есть хочу.

– Собирайся, все собирай. Уходим. Отметим эту встречу в ресторане, у меня есть для тебя предложение. – И парочка быстро собравшись, убралась с этажа и очень даже своевременно. Коридорную уже допрашивали опера. А парочка сидела в ресторане и Чиф научал:

– Тебе сейчас надо лечь на дно, залечить рану, а потом бежать из этого города. У меня тут есть один должничок. Я тебя к нему определю. Выздоравливай. Ты мне нужен.

Потом оба вышли на проспект, Чиф поймал такси, усадил туда Валета и отправил по нужному адресу.

Картина третья

Утро следующего дня, светит солнце, вторая половина апреля, листва почти вся распустилась.

В кабинете с табличкой «начальник СМУ» было трое: сам начальник, Ланжевский, бывший борец тяж, начальник ПТО – руки по швам – и молодой чернявый парнишка лет двадцати пяти – прораб. Разговор происходил в глубоко оскорбительной для чернявого форме:

– Вы объяснили товарищу, он все хорошо понял? – ядовитым тоном спрашивал Ланжевский начальника ПТО. У того трепетали руки.

– Товарищ не понимает, у него свое мнение.

– Что непонятно? – вскинул глаза Ланжевский.

– Кто сидеть будет.

– Что?

– Статья вышла…за приписки и искажения статотчетности…до пятнадцати лет. И тут мне непонятно. Я подмахну весь этот криминал, а кто сидеть будет? – держал речь чернявый.

Два начальника переглянулись.

– А почему, собственно, сидеть?

– А потому, что за это сажают. Водовод не готов, еще год, как минимум, а я уже, оказывается, сдал его в эксплуатацию.

– Это не твое дело, щенок, – захрипел Ланжевский, наливаясь кровью. – Все бумаги согласованы на самом верхнем уровне.

– Вот и подписывайте сами.

– Ты кого мне привел! – зарычал Ланжевский на ПТО. – Вон отсюда его! Расчитать и по статье! Пшел отсюда!

– Сейчас, – хлоднокровно ответил чернявый. У Ланжевского в кабинете была дорогая мебель, дорогая посуда, графин, например. Вот этот графин попал под руку чернявому и тот отправил его в голову начальника. Ланжевский еле увернулся. Осколки брызнули во все стороны, испохабив красивые обои. Сам Ланжевский разъяренным быком кинулся на чернявого, поднял его на свои могутные плечи, протащил по коридору родного управления и сбросил с лестницы со второго этажа. Только что прошел дождь, стояли лужицы, наш герой угодил в лужу. Он поднялся мокрый, но не побежденный, вытянул руку вверх и захохотал:

– А еще с коммунистическим билетом!

– Иди, иди! – кричали ему сверху.

– Я приду в три, расчет чтоб был!

Далее наш герой отправился в управленческий вассер клозет, где подчистил свои перышки и далее в ближайшее питейное заведение. Время было одиннадцать часов, до трех уйма времени. Он стоял с кружкой пива за кафельным столиком и смотрел в окно. Под глазом расплывался синяк. Неожиданно на столик легла огромная тень. Он поднял голову и обомлел, на него глядела голова сатира. Голова ухмылялась, подмигивала, раздувала щеки, строила рожи и пищала.

– Что, нравится тебе моя мордашка? Вижу нравится, я всем нравлюсь. – В каждой лапе у сатира было по две кружки пива. – Если ты не возражаешь, я здесь приземлюсь. – И он бухнул на стол кружки с пивом. Чернявого как прорвало:

– Дядя. Да ты откуда взялся такой красивый! Тебя только в фильме ужасов показывать, – и завертелся вокруг столика, заплясал от восторга.

– Мимо проходил, – хлебнув пива, ослабился тот. – Вижу стоишь, скучаешь. Дай, думаю, зайду, развеселю паренька. Э, что это у тебя с глазиком. Ты никак повздорил с приятелем. Где то у меня есть снадобье. – Сатир пошарил в своем габардиновом плаще, извлек какой то пузырек и мягкой лапой потер глаз. – Дня через три чисто будет. А давай- ка за знакомство, у меня и водочка есть. Он сделал пасс рукой и, как по волшебству, в лапе оказался четок водки. Ты кто вообще такой?

– Прораб я. Хотя уже как был.

– Прораб, прораб, – пожевал тот губами. – Хорошее имячко.

– Это не имя, – обиделся чернявый, – это должность.

– Вот и я говорю, – поддакнул сатир. – И имя хорошее, и должность хороша. А я – Чиф, все зовут меня так.

– Чиф, – изумился чернявый, – что это такое?

– Погоняло у меня такое, в переводе с английского старшой, значит.

– Так ты оттуда?

– Свеженький, но документы уже есть. Так что случилось с тобой, сынок, откуда фингал?

В популярной форме «сынок» изложил все дело.

– Сволочи, – согласился с ним Чиф. – Ну да что поделаешь, жизнь такая.

– А где ты живешь?

– У бабки одной, в Тастаке. Времянку снимаю, пятнадцать рублей в месяц плачу.

– Так ты не местный?

– Залетный я, из России.

– А как здесь оказался?

Теперь усмехнулся чернявый: «Хвост у меня из России. Пришлось бежать. Не хочу вспоминать».

– Это бывает, – согласился с ним Чиф. – А давай-ка по водочке. Пиво без водки – деньги на ветер.

Выпили, Чиф из плаща извлек сушеного леща. Чернявый вцепился зубами, стало теплее.

– Так куда ты теперь. И денег нету, и жилья своего?

– Не знаю, куда-то устраиваться надо.

– А давай ко мне. Есть хорошенькое дельце. Сколько тут стоит дом.

– Не знаю, – неуверенно ответил «сынок»– Всякие есть. Я знаю соседка продает. Две комнатки, кухня, прихожая, веранда, две сотки земли – семь тысяч.

– О! – поднял палец Чиф. – В самый девке раз. Как раз семь штук. Поработаешь у меня грачем.

– Это где?

Здесь, в южном Казахстане. Есть проект, четыре коробки возвести, фундаменты уже забиты. И я там был уже и фронт работ ясен. Нужна бригада – четыре человека, один у меня уже есть, ты будешь вторым, нужен еще один, третий. Как раз для тебя, сынок, Прорабом будешь. Погоняло тебе такое.

– Эх, дядя. Сразу видно, что ты залетный. Нашел с кем связаться. Там же вор на воре. Там даже не казахи, там узбеки. Я сам только оттуда.

– Знаю я это все. Но тут другое дело. У меня друг там, директор совхоза. Баскарма. И я тут гуляю на его деньги. Не веришь-глянь! – и Чиф вывернул огромный лопатник, битком набитый четвертаками. – Итак, семь штук под расчет и кормежка за счет заведения.

Прораб верил и не верил.

– Хочешь, я тебе аванс сейчас выдам. Ты ведь порядочный человек, не обманешь дядю Чифа.

Тот мотал головой – еще не решил.

– Хорошо, – заключил Чиф. – Ты думай до завтра. В одиннадцать ноль-ноль позвони по этому телефону, – сунул бумажку, – и говори точно. Время поджимает. Первого числа мы должны быть на месте. Вся программа рассчитана на шесть месяцев. Начало – первое мая, конец – первое ноября. И было бы совсем неплохо, если бы ты привел еще одного. Поищи там.

На том и разошлись. Было два часа пополудни и чернявый, а лучше сказать Прораб отправился в свое у правление за расчетом.

Картина четвертая

К пяти часам Прораб был уже в Тастаке, в небольшом синеньком ресторанчике. Это было старомодное деревянное строение, увитое плющом. Здесь всегда царила прохлада и масса свежего воздуха. Ресторанчик только открылся, столики, чистые салфетки, ходили официантки. Прораб присел за крайний столик и подозвал официантку. Однако, его здесь знали.

– Привет. Малыш здесь?

– Да уже пришел.

– Позови.

Малыш был саксофонистом в маленьком оркестре ресторана, впрочем, он мог играть на всех инструментах. Это был молодой человек, двадцати одного года, ровненький, тоненький с необычайным сиянием зеленых глаз.

– Привет, Малыш. Поздравь, выгнали меня с работы и по статье. Помнишь эту суку Ланжевского. Разбил я ему все-таки морду. Жаль, я в полусреднем весе, а в нем больше ста. Ну как я выгляжу с фингалом? Дельце у меня к тебе. Тут я с одним мужиком познакомился. Дело предлагает, но ехать надо. Отпустит-ли тебя жена?

И в двух словах изложил все дело. Малыш заюлил. Ресторан – вот и все, что он знал. Восемдесят рублей в месяц плюс куски со стола, жена, Маришка, которую он безумно любил, – это еще семьдесят рублей в месяц, она работала библиотекарем, а еще ее сестра-девятиклассница, которой и тряпочки нужны и бирюльки на пальчики – конечно, деньги нужны, но у него слабое здоровье и Маришка ни за что не отпустит.

– А если под мою ответственность.

Малыш задумался. Прораб для его семьи был непререкаемым авторитетом.

– Я буду говорить, убеждать, – пообещал он. – Слово даю.

– Я позвоню тебе до одиннадцати, – пообещал Прораб.

В туже ночь Чиф развлекался с фигуристой брюнеткой, оба нежно ворковали в будуаре.

В туже ночь Прораб в своей убогой землянке набивал чемодан и обтягивал его проволокой.

В ту же ночь Малыш, стоя на коленях, умолял свою жену отпустить его.

В ту же ночь Валету снился странный сон, будто где-то он в лесу на хуторе, рядом какая-то женщина, двое детей и все это его…

Ровно в одиннадцать в будуаре раздался звонок. Чиф одной рукой держал трубку, другой обнимал подругу. Переговорили коротко. Чиф назначил встречу в семь вечера в ресторане Алма-Ата. «И паспорта не забудьте», – отметил он особо.

Картина четыре:

Ровно в семь Прораб приодетый по случаю в пиджак и брюки, входил в банкетный зал, держа за руку трепещущего Малыша. Тот в водолазке и брючках казался тростиночкой, навстречу им двигался сияющий Чиф. Был одет он в шикарный кримпленовый костюм красного цвета, белая сорочка с золотыми запонками, галстук- бабочка, на ногах коричневые башмаки. Ступал мягко, носками внутрь. Пахло чистым мужским телом, дорогим мылом и мужским одеколоном. Столик уже был накрыт, за столом какой-то бледный, вялый тип, одетый по меркам казино, глаза смотрят в точку.

– А вот и наши новые друзья, – заверещал Чиф. – Ты погляди только, Валет, какие молодцы. А это, стало быть, наш новый дружок. Проходи Малыш, внучком мне будешь. Так, все за стол, начнем.

Чиф усадил всех за стол, разлил всем коньяк. На столе было минимум алкоголя, зато горячие шашлыки.

– Познакомьтесь с моим племянником, он немного нездоров, но это скоро пройдет. Ну, как я понял, вы согласны, давайте паспорта. Я беру билеты на тридцатое. Полетим самолетом, время вылета я сообщу. А пока давайте, налегайте, мясо нельзя оставлять.

Появился оркестр с певичкой, заиграла музыка, официант что-то нашептывал Чифу в ухо. Тот благосклонно слушал и посмеивался, с соседних столиков ему подмигивали бабенки. В общем, лучше всех. Даже Малыш успокоился. Расходились попарно, Малыш в микрорайон, Прораб в Тастак, эти двое на Ленина.

Картина пятая

День отлета выдался хорошим. Время близилось к одиннадцати, на ступенях самого здания аэропорта стоял Чиф, рядом Валет. Человеческие волны обтекали обоих. Чиф тревожно вертел головой. Но вот на площадь подкатила старенькая Волга, из которой с треском вывалился Прораб. Он тут же подкатил к Чифу.

– Что у тебя в руках?

– Инструмент. А чтобы чемодан не развалился, я его проволокой скрутил. Уже втроем стали поджидать четвертого. Но вот подъехала солидная машина, из нее вышел Малыш, рядом с ним Маришка.

– Вот так номер. Это кто такой. Никак не ожидал. Валет, прими – ка ее на себя. У меня с молодыми никак не получается, – и с этими словами сатир исчез.

Впервые тот ожил, заулыбался, начал двигаться. Маришка в руках несла чемодан, даже не замечая, что делает мужскую работу. Валет принял его, поздоровался, очень приятно выглядел и Прораб, по-приятельски чмокнул в щеку Маришку.

– Я вот тут оставила в чемодане список лекарств, которые ему надо принимать по часам, – обратилась она к Прорабу, – вы уж, пожалуйста, проследите.

– Маришка миленькая. Не надо реветь, ты смотри какая заплаканная. Все будет нормально. Ты же меня знаешь.

– Да знаю, потому и отпускаю. Вы отвечаете за него.

– И я, – высунулся откуда-то Чиф. И сразу затрещал, – Что же это такое, Малыш. Ты не познакомил меня со своей женой, своего бригадира. Никак от тебя этого не ожидал.

У Маришки рот раскрылся от страха, а Чиф трещал дальше как пулемет.

– Я, конечно не красавец, я это знаю, но это если глаза открыть, а если закрыть, то и ничего. Вдобавок я очень добрый. Мне вот какая мысль пришла, глядя на такую хорошую девочку. Ведь ее муж уезжает на целых полгода, ведь она будет стеснена в средствах. А давайте дадим Малышу аванс прямо сейчас, прямо здесь, чтобы девочке было полегче. – и он развернул свой бумажник. – Штука. Мы же знаем, что все будет хорошо, что Малыш отработает эти деньги. Вы не против, друзья?

Ход был беспроигрышный. Валет и Прораб заулыбались, Маришка закрыла рот и заворожено уставилась на деньги, Чиф отсчитывал четвертаки. После всего наступила беспечность, беспечно отправились в буфет, беспечно покушали в последний раз и тут объявили посадку. Маришка провожала. По зеленому полю шли к далекому кукурузнику друг за дружкой – Чиф впереди, следом Валет с чемоданом, Прораб со своим и замыкающий Малыш. Уже в самолете Валет вспоминал странные Маришкины глаза. Это были больные глаза. Валет вспоминал, вспоминал- вспомнил, отшатнулся – базедова болезнь.

Картина шестая

Летели полтора часа, приземлились в три. Тут уже было лето. Вдоль зеленого поля огромные пирамидальные тополя. На краю поля стоял УАЗик и оттуда махал рукой здоровенный детина.

– Это за нами, – объявил Чиф и направился к машине. Тут стоял двухметровый бритый наголо узбек по виду тяж. Он дружески, сердечно встретил всех, особенно Чифа. Прораб усмехнулся, уж он-то знал местные обычаи. Детину звали Селим, он уселся за руль, Чиф рядом, команда сзади, багаж загрузили и двинулись. На удивление Чиф и Селим сразу перешли на туземный язык и Чиф бойко отвечал. Дорога шла средь ухоженных полей хлопка, на горизонте лишь изредка мелькали люди, те, что встречались на дороге, кланялись. Дорога нырнула в оазис, это была центральная усадьба. Асфальт чист, ни одного окурка, вдоль дороги большие крепкие дома, это не аул, это кишлак и не баскарма тут, а раис. Но не совсем здесь кишлак, на домах нет плоских крыш, все русские и заборы высокие, крепкие – не дувалы. УАЗ выехал на площадь с клумбами и фонтаном, подъехал к красивому офису с зеркальными витражами и стал. Команда вытряхнулась, и, в сопровождении Селима, направилась в офис. Ожидали в прохладной приемной на втором этаже, Чиф был в кабинете Баскармы. Он покинул кабинет с сигарой в зубах, пахло от него коньяком, Селим просто прогибался перед ним. Прораб презрительно улыбался. Дальше поехали на микроавтобусе. В конце поселка оказались склады. Кладовщик уже получил инструкции, он ходил по пятам и записывал, Чиф выбирал. Загрузились под потолок. Чего только не было на складе. Начали с постельного белья, а кончили ложками, вилками. Загрузившись как следует, рванули дальше. Выскочили из оазиса и стали на проселочную, мелькнула речка. Оказывается и речка была рядом. Километра через полтора дорога огибала холм и шла дальше, но дальше машина не пошла.

– Приехали, – объявил Чиф. – Выходим.

То была небольшая рощица, виднелась водонапорная башня, стоял строительный вагончик, дощатый склад – ворота под замком, столб с линией электропередачи и всего понемногу.

– Там дальше будет строиться животноводческий комплекс, а здесь будут жить господа: директор, главный инженер, бухгалтер, ветеринар. Давайте выгружаться.

До вечера селились. Надо сказать, все ключи Чифу передали. Открыли вагончик, была летняя кухня, развели костер, вскипятили воду, чистым кипятком промыли вагончик. Вагончик на два отсека, в каждом отсеке два дивана, посреди маленькая кухня с газовой плитой, подключили газовый баллон, включили электричество – и жизнь пошла. Прораб из своего чемодана извлек транзистор и заработало радио. Потом было много всяких дел. На складе нашли бетономешалку, до вечера Прораб ее подключил, опробовал и инструмент у него оказался нужный, недаром чемодан набивал. На ужин вспороли банки тушенки, напились кофе, спали без задних ног. На следующий день, а это был Первомай, готовили инструмент- лопаты, мастерки, окоренки и т. п. На складе оказалась пара тонн цемента, глина, песок, кубов десять кирпича. Начало было. Чиф развернул перед Прорабом чертежи. Тот хмыкая, изучал их.

– Слушай, твой друг действительно щедрой души человек. Просто царский подарок. Десять на десять коттедж, один этаж. Плюс сарайка два на четыре, опять же кирпич, плюс сортир – кирпич. Если снабжение будет бесперебойным, то мы управимся вполне.

– За то не волнуйся. В июне подъедут студенты – студенческий строительный отряд. Будут там за холмом строить животноводческий комплекс. Фонды уже выделены, стройка закипит и от этих фондов отщипывать в нашу пользу будут. Мы будем первыми, ведь для кого стараемся? Для родаков, племенников…

Потом расписывали рабочие места. Порешили Валета поставить на кладку, Прораба ему в подсобники, Малыша на бетономешалку, Чифу все остальное. А остального было выше крыши. Это и воду таскать на кухню, и летний душ, это и завтрак, обед, ужин, и полдник в том числе, и строительство. Вечером в вагончике состоялся разговор. Чиф и Прораб занимали правую секцию.

– Расскажи мне про Малыша. Где ты его взял, уж больно он слабенький, ненадежный какой-то.

– Это мой товарищ, друг, можно сказать. Он работал у меня на участке, это его вторая ходка, из первой я его на руках привез. Подсунули мне его. Как я не хотел его брать, его без меня приняли и приказ на него выписали и именно ко мне. Сижу я с похмела, материальный отчет сдал, любой прораб поймет что это такое, так вот, сижу я в своей прорабской – у меня кабинет был в управлении – вдруг стук в дверь. На пороге этот со своей женой. Так и так, мы к вам. Я остолбенел. У меня в поле оторви и брось – алкоголики, алиментщики, в розыске прячутся, а тут святой, глаза в душу смотрят. Как я их только не уговаривал, девчонка плачет, этот носом хлюпает – деньги нужны. Да разве у меня их можно заработать, мои алкаши все деньги на вино пускают и понять их можно. В поле нельзя пить воду откуда попало – гепатит. Вот они и страхуются – вместо воды бухло. А этот в рот его не берет. Разве можно такому? Отговаривал я их, отговаривал, да что толку – деньги нужны. Жаль мне их стало, выдал я ему свою армейскую фляжку и наказал, чтоб всегда чай был. Присматривал за ним, оберегал, хватило его на сезон. Все-таки где-то хлебнул. На руках я его привез в Алма-Ату, кое- как сдал в больницу, посещал, передачки носил. Нет, если следить – пойдет.

– Ладно, хоть будем знать. Как работу организуем?

– Я уже все продумал. Подъем в шесть ноль-ноль. Летний душ, завтрак – шесть тридцать. В семь ноль-ноль выход на работу. В одиннадцать перекур, кофе. Пашем до часу – жара. Опять летний душ, плотный обед. Отдыхаем в тени до пяти. В пять полдник, снова на работу до восьми. Опять душ, плотный ужин. Часик свободного времени, если получится, и отбой.

– Спасибо, сынок. Зарядил ты отца, ты хоть знаешь насколько ты наговорил?