Инвазия. Оскал Тьмы

С помощью пространства Вселенная охватывает и поглощает меня как некую точку, с помощью мысли я охватываю всю Вселенную.

Блез Паскаль

© Юрий Кривенцев, 2023

ISBN 978-5-0059-7327-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ЧАСТЬ I ВО ТЬМЕ

Глава 1 Меченая

Когда вы научитесь держать ваше воображение чистым хотя бы некоторое время, вы обнаружите короткие щелчки, как будто кто-то рвёт кусочки пергамента, затем вы сможете увидеть нечто отличное от нашего мира, вы увидите совсем другой мир, где пространство и время имеют совсем другой смысл.

Лобсанг Рампа

Непостижимое и вечное.

Оно незримо, но так явно.

Оно плюс-минус бесконечность.

Оно пугающе забавно.

Алексей Фишев

1

– Ты еще в универе? Ладно, Милка, не буду мешать. Давай, до вечера… – Кира Каин нажала «отбой», сунула мобилку в сумочку и дохнула на озябшие ладошки. Теплый живой воздух, покинув тело, тут же превратился в почти неподвижное облачко пара, застывшего в пространстве, подобно призраку-коматознику.

Тихо, ни ветерка. Грузные хлопья неторопливо опускались на крыши, тротуар, проезжую часть, тут же таяли, превращаясь в мутную влагу уже порядком разросшихся мелких луж, покрывающих асфальтовое лицо полиса неисчислимыми оспинами.

«Вечная проблема южных городов: слова „снегопад“ и „грязь“ – практически синонимы, не зима, а незнамо что…» – студентка шагнула вперед, и тут же, будто подтверждая собственные мысли, влетела ботинком в слякотное месиво у края бордюра:

– Вот же ведь… Зараза!

Вот и супермаркет. Надо бы закупиться…

Спустя четверть часа, выходя на улицу с полным пакетом продуктов, она вдруг стала свидетелем стремительно разыгравшейся драмы. Взявшаяся невесть откуда здоровенная псина, судя по виду – помесь дворняги и ротвейлера, с утробным рычанием бросилась на притулившуюся у урны пятнистую черно-белую кошку. Диспозиция для мурлыки была незавидная: ни подворотни рядом, ни завалящего дерева, скрыться некуда, да к тому же бедняга была беременна, так что особо не разбежишься. Животинка зашипела и ощетинилась было, но не сработало – барбос был настроен весьма решительно, еще мгновение, и… Казалось – все, и тут… Видя, что иного пути нет, котейка из добычи вдруг превратилась в охотника, она неожиданно резво взвилась в воздух и вцепилась всеми четырьмя лапами в раззявленную морду агрессора.

– Вот это поворот! – выдохнула Кира.

Взвыв от боли, причиняемой восемнадцатью когтями, раздирающими чувствительную кожу, пес неуклюже попятился и попробовал стряхнуть повисшее на нем осатаневшее животное, но не тут-то было, еще несколько мучительных секунд, скуля и подвывая, хвостатый задира пытался избавиться от живого «намордника», а когда это все-таки удалось, поверженный вояка стремительно припустил прочь, громко сетуя на свою несчастную собачью долю.

На собственной шкуре незадачливый кобель вдруг осознал простую истину: какой слабой не казалась бы жертва, но порой, припертая к стенке, она вынуждена защищаться, и иногда это все же приводит к спасению.

Победительница имела комичный вид: наводнивший кровь адреналин вздыбил всю шерсть до такой степени, что и без того пузатенький зверек сейчас был похож на пушистый шарик на ножках.

– Ах ты… валькирия… – переполненная смесью восторга и умиления девушка присела на корточки и осторожно коснулась головы маленького существа. Кошка чуть слышно муркнула и ткнулась влажным носом в ее ладонь. – Ты, наверное, есть хочешь, – взволнованная студентка достала из сумки пакетик мясного фарша, ловко вскрыла его и поставила перед новой знакомой. – Нет? Гм… сытая, значит.

Повинуясь вдруг нахлынувшему эмоциональному порыву, преисполненная умиления Кира зарылась пальцами в шерсть животного, погружаясь взглядом в неожиданно яркие янтарные глаза, и… утонула в них…

Будто неведомая стихийная сила толкает ее туда – в самую бездну огромных агатовых зрачков, и она летит, летит невесть куда, в манящее, пугающее зазеркалье, падает… возносится… заполняет собой новую незнакомую вселенную…

Жуткий мир, мрачный, безжизненный, устрашающий.

Низкие темно-гранатовые небеса заволочены изодранной пеленой кобальтовых туч, рождающих мелкие хлопья белесого пепла, парящие в тяжелом пыльном воздухе, подобно невесомым трупикам сгоревших мух. Близкий горизонт утыкан корявыми клыками вулканических пиков, которые чадят зловонной гарью, изрыгая магматическое содержимое земных недр под монотонный рокот непрекращающегося тектонического буйства.

Море пылающей лавы покрывает все видимое пространство от края до края. Эта тяжелая раскаленная масса движется медленно, подрагивая иногда огнистыми волнами, словно живая, морщинится остывающей шкурой, неторопливо наползает на единственный островок каменистой суши и… упираясь в преграду, медленно гаснет, меняя цвет, застывая черным базальтом, ширя зону непрерывно растущей тверди – прибежища слабой перепуганной гостьи.

Жарко.

Девушка сухо кашляет, и пытается сделать шаг назад, подальше от раскаленной стихии.

Нет движения…

«Почему?»

Она бросает взгляд вниз, на собственные члены и… заходится в немом крике – ее плоть не жива, она – тот же камень, что и вокруг, никакой разницы, словно прибывшая – неотъемлемая часть окружения, обсидиановая Галатея.

«Боже!»

Что делать? Как вернуть свое прежнее тело?

Нет ответа.

И тут ее накрывает. Нахлынувшая волна паники жарче окружающего пылающего океана, она готова выжечь дотла мятущуюся душу несчастной…

Вдруг… она чувствует: что-то грядет…

Подземный толчок, значительно сильнее остальных. Тяжелая мглистая наволочь над головой расходится обнажая багровую бездну, услужливо уступая дорогу чему-то чудовищному, неведомому, идущему извне.

Вот оно… Перламутровое переливистое мерцание, будто тысячи крохотных звездочек собрались в облачко, живой искристый рой… Лава под ним шипит, щетинится, щерится разводами и… прогибается, расходится, как библейский Иордан.

Это все ближе… Мощь, чуждая, запредельная…

Она замирает в полуэкстазе, испытывая несовместимые чувства страха и восторженного предвкушения.

Контакт…

Она чувствует, как некая бесплотная длань бережно, но крепко охватывает ее сакральную ментальную суть, и… медленно тянет наружу, выворачивая наизнанку.

Девушка задыхается от боли, но не кричит, седьмым чувством понимая: так надо, это во благо.

Кажется, пытка продолжается бесконечно, но вот очередной утробный стон, и решающий, рвущий душу рывок.

– А-а-а!!!

Бывшее монолитное тело взрывается щебенистой крошкой, а освобожденная квинтэссенция ее трансцендентного «Я» устремляется в холодные просторы большого Космоса.

И в ту же секунду, будто некая пелена, вечно скрывающая истинный вид вещей, падает, сорванная неведомой волей. Она замирает, растерянно взирая на другой мир, незнакомый, пугающий…

Воля, покой…

Легкие, но настойчивые толчки в плечо. Встревоженный голос:

– Эй, девонька…

Кира с трудом собирает в кучку обрывки сознания, выныривая в реальность, и распахивает веки. Еще секунда, и она вспоминает все, что было до того, как… Растерянный взгляд шарит по сторонам:

– Киса… гм… убежала…

– Какая киса? Ты как, болезная? – дородная тетка лет шестидесяти склонилась над ней, серые глаза полны сочувствия и какой-то родной домашней теплоты. – Очухалась?

– Да, вроде… – девушка сглотнула и с наслаждением вдохнула добрую порцию свежего прохладного воздуха, – я в порядке.

– Куда там, в порядке. Вроде молодая, а в обморок хлопнулась. Ну и поколение, хлюпики. Глянь на себя: тощая, бледнючая, малокровная. Студентка, наверное?

– Ага.

– Тебе бы кушать побольше. Хочешь – идем ко мне. Я картошечки с грибочками пожарю, подкрепишься.

– Н-нет, – окончательно придя в себя, она легко поднялась на ноги. – Спасибо вам, не беспокойтесь. Просто голова закружилась.

– Уверена?

– Да, – решительно прерывая затянувшееся общение с сердобольной незнакомкой, Кира рванула вперед, – до свидания.

«Уф-ф, ну и…» – она возвращается мыслями к странному видению, такому яркому, реалистичному, шокирующему, – «Что это было, глюк, бред, кошмар? Нет, во сне боли не чувствуешь, а тут… как скрутило-то, ух-х… И… кошка, с нее все началось, она как-то связана с этим. Может…»

– Да чтоб тебя! – девушка чертыхнулась, снова ступив ботинком в очередную грязную лужу. – Сколько можно, в одну и ту же газовую камеру?! – Впервые после случившегося, она подняла глаза, окончательно возвращаясь в унылую городскую действительность.

Что-то не так.

Необъяснимое ощущение сюрреалистичности происходящего, исподволь растущее изнутри, не проходило, наоборот – становилось все тверже. Казалось, кто-то вдруг сдернул с окружающего тончайший иллюзорный флер. Вроде бы все то же: вид, формы, но при этом чуть иное, откровенное, голое, как вареное яйцо, с которого сняли скорлупу. Мир словно снял маску, явив истинный неприглядный облик.

«Город изменился? Нет», – девушка вздрогнула, в миг осознав истину, – «не город – я! Но с чего бы?..»

Что-то крутится в голове, подсказка рядом, вот-вот… И тут ее словно скальпелем в мозг – укол-воспоминание: зона камня и лавы… ее извлечение… и – вот оно: новый взгляд, видящий правду.

Она резко останавливается. Из горла – сдавленный стон:

– Что со мной сделали?! – и тут же спасительная трусливая мыслишка: «а может, почудилось?»

– Извините, – нечаянно задевший ее невзрачный прохожий, облаченный в не по сезону легкий серый плащ, двинул дальше. Кира оглянулась в спину мужчине, и похолодела от неожиданного откровения: она была совершенно уверена, что бедняга тяжело болен, больше полугода не протянет.

«Нет, не почудилось».

Что делать? Сказать ему? Да кто ей поверит?

«Бесполезно», – студентка тихо икнула, прислушиваясь к чему-то внутри себя, и отвернулась.

Зеленый, пора.

Она шагнула на «зебру», и замерла на месте, оцепенев от потрясения. Сознание зашлось в истерике, не в силах принять увиденное. В двадцати метрах от нее, на середине горбатого моста, грузно облокотившись о перила, стоял тот самый незнакомец в плаще, а над ним возвышалась огромная, не меньше трех метров в высоту, призрачная тварь. Легкое, даже несколько изящное насекомовидное тело опиралось на три длиннющих членистых ноги, спавшееся брюшко сладострастно подрагивало, будто насыщаясь, крохотная безглазая башка продолжалась тонким, подобным комариному, жалом, вонзившимся в череп человека, и все это струящееся, ирреальное создание было каким-то зернистым, будто сотканным из тысяч зыбких, тлеющих багровым частичек.

– Мамочка… – выдохнула девчонка, уже точно зная, что случится через мгновение. Ее сердце рвануло к горлу…

Ржавый скрежет тормозов, и резкий удар бампером в левое бедро. Подброшенное тупой механической силой, ее тело летит, с хрустом ломаемых ребер врезаясь в верхний край кузова седана, повинуясь рвущей инерции, ботинки слетают с ног, мир делает стремительный двойной кульбит и неумолимо встречает ее холодными объятиями мокрого асфальта.

Тьма…

Холодно… мокро…

Пещера.

Она где-то глубоко в недрах, в узкой извивиствой каменистой глотке планеты. Мягкое ненавязчивое свечение сочится со всех сторон, развеивая тьму до полумрака. Низкий узкий лаз сплошь изломан бурыми скалистыми выступами, сочащимися влагой, ей же пересыщен тяжелый неподвижный воздух подземелья.

Полнейшая вязкая тишина не пугает, наоборот – умиротворяет, ласкает утомленные чувства.

Ее переполняет какая-то легкость, восхитительная уверенность в совершенной независимости от материального, косного. Противоречивые приятно-жутковатые чувства. Она бросает взгляд на собственное тело и… замирает от восторга – его нет, сейчас она – лишь бесплотный сгусток сознания-духа, ничего более.

«Но почему я мерзну, если нет плоти? Странно».

Легким усилием воли она начинает путь, движется по замысловатому естественному лабиринту, все ниже, ниже… вправо, влево, опять влево…

Еще один поворот, и вдруг… странница оказывается в небольшом, поразительно красивом гроте. Его тяжелый свод и стены исполнены ребристыми выступами влажного камня темно-кровавого оттенка, усыпанного точечными вкраплениям сверкающего кварца (откуда-то извне приходит мысль: «как звездное небо на заре творения»), а покатое дно пещеры украшает идеально круглая сверкающая линза озерца тяжелой, абсолютно неподвижной ртути.

Что-то извне…

Всем своим существом она чувствует некую чуждую природную силу, полную торжественности и в то же время какой-то пугающей неумолимости.

Словно в магический кристалл, она глядит в зеркальную гладь. Танец металлических бликов на поверхности завораживает, гипнотизирует, он замирает на миг, и вдруг трансформируется в ее собственное отражение, то, что из плоти. Сколько раз она видела это в зеркале, вроде бы все на месте, но… что-то не так.

«Подмена!» – она задыхается от омерзения и шипит:

– Кто ты?

Голос, неожиданно низкий, неживой:

– Я то, что в тебе и вне тебя, то, чего нет, и что было всегда.

– Не понимаю.

– Этого и не требуется.

– Чего ты хочешь?

– Гармонии.

– А я тут причем? Что происходит? Не хочу! Верни меня назад!

Лик отражения подрагивает, будто смеется:

– Поздно. Неприемлемо. Ты уже иная, прозревшая. Семя проросло, скоро принесет плоды…

– Ты о чем? Объясни толком.

– Не торопись. Время ответит.

Еще мгновение, и образ смазывается, рассыпается искрами, преображаясь в нечто иное. Морок оживает, расцветая яркими красочными деталями. Еще мгновение, и она будто погружается в уже знакомую неприветливую вселенную огня и боли.

Там, вдали, сквозь тяжелую мглу токсичных испарений смотрит на нее огромный глаз медового цвета с узкой вертикальной щелкой зрачка. Она уже видела его. Где?

Ритмичная дрожь земли неожиданно приятна, вибрация успокаивает, ласкает чувства… Сквозь обволакивающую муть блаженства вдруг проклевывается мысль-откровение: «Так это же… Он мурлычет, этот мир…»

Вспышка…

2

Достаточно секунды, чтобы понять: это уже не сон, не видение. Грубая реальность сжимает странницу по призрачным мирам в своих суровых объятиях. Да, она снова имеет собственное тело, это чувствуется по тяжести, разлившейся по членам. Голова… череп будто наполнен расплавленным свинцом. Запах… что-то знакомое, медицинское.

Слабым движением Кира пытается сдернуть с себя легкое одеяло, распахивает веки, щурясь от яркого света, пытается глубоко вздохнуть и… вскрикивает от острой кинжальной боли, будто током пронзающей левую часть груди.

– Тихо, тихо, – над ней склоняется высокая симпатичная женщина в белом халате, – не дергайся, нельзя. У тебя слева под кожей гематомища¹ была, вчера вскрывать пришлось – почти литр крови откачали. Только что перевязку сделали, – незнакомка кивнула в сторону лотка с использованными тампонами и салфетками отвратительного бурого цвета, – сейчас уберу, – медицинская сестра наполняет шприц и прокалывает трубку капельной системы, жало которой погружено в вену пациентки, вводит содержимое в систему, – потерпи, сейчас полегчает.

– Что со мной? – хрипит она в спину уходящей сотруднице. Поздно, та исчезает, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Нервно икнув, стараясь не шевелиться, студентка скосила глаза на мудреный аппарат с парой электронных табло, стоящий у окна больничной палаты и перевела взгляд на вышеупомянутый лоток. Среди замаранного перевязочного материала и обрезков пластыря хирургической чистотой сверкало хищное лезвие забытого скальпеля.

«Ох-х…»

Вид режущего инструмента произвел на больную неожиданно острое, гипертрофированно-негативное действие. Откуда-то из самого нутра вдруг накатило, нахлынуло, что-то темное, чужое, подавляя волю, заполняя душу вязкой смолой обжигающей первобытной тоски. Совершенно неожиданно невыносимая острейшая депрессия рухнула на сознание чугунной наковальней. Так плохо ей не было никогда.

«Боже!» – девушка скрипнула зубами, с трудом сдерживая рвущийся из утробы животный вой. – «С чего это вдруг? Без причины…»

Словно под гипнозом, она вновь взглянула на скальпель, отчаянно борясь со жгучим желанием схватить его, и…

«Нет!» – Кира резко отвернула голову к стене, вызвав очередной ожог болью в груди. – «Соберись, Каин!»

Она закусила губу, зацепившись взглядом за серебристый стержень штатива для капельницы, как за спасательный круг, концентрируя на нем внимание, гоня прочь подползающую панику.

Сквозь муть тяжкой меланхолии, откуда-то из глубин собственного «Я» пришла стальная уверенность: «Это – атака на сознание, не мое, идет извне. Однозначно».

Из сухой глотки вырвалось хриплое:

– Да пошел ты! Не дождешься!

Слегка полегчало, но в голову вдруг полезли шальные мысли: «Зачем я? В чем смысл?» На пике волны какой-то лавинообразной экзальтации, мятущийся разум начал рождать нервные ломаные строки:

 
Пыль, гниль,
Вот и тебя коснулось,
Тень, лень…
Вздрогнула и проснулась
Вся жизнь
В этой пустой борьбе.
Где зло —
Около иль в тебе?
 
 
Время решать:
Да или нет,
Тощий с косой
Ждет твой ответ.
Может ты зря
Топчешь паркет?
Ты же живой,
Да или нет?
 
 
Скальпель в руках,
Взгляд в облаках,
Ты уж реши
Плюнуть, иль жить.
Нет или да —
Духа вода,
Да или нет —
Неба ответ.
Солнце и рожь —
К Богу идешь,
Зависть и ложь —
Нет, не поймешь.
 
 
Бес меня в мир принес,
Как банный лист – вопрос:
Кто я, зачем, куда,
Временно, навсегда?
 
 
Нет, не услышат, шок,
Ты не пророк, дружок.
В зеркало смотришь – дрожь,
Лика не узнаешь,
Ты это? Не похож —
Как в подреберье нож.
 
 
Гной, боль,
Как от опасной бритвы,
Тьма, ноль —
Это твои молитвы.
 
 
Хочешь туда – ныряй
Меряй Христа венец,
Только не забывай —
Путь тот в один конец.
 
 
Вот и решай:
Нет или да,
Можешь уйти
Прочь, навсегда.
Или остаться,
Да или нет,
Верить, дарить
Творчество, свет…
Жить для других,
Не для себя,
Боль или стих
Плача, любя…
 
 
Истины не нашла,
Света не обрела.
Видеть дерьмо и тлен
Легче, чем встать с колен.
 
 
Гложет вина и стыд,
Манит лишь суицид:
Бритва, флакон, петля…
Нет уж, не для меня!
 
 
Тухлые мысли – прочь!
Только б минула ночь…
Скоро роса, рассвет…
Все-таки да иль нет?..²
 

Творческий выплеск привел к катарсису, самоочищению. Тьма отступила, ушла. Настроение делало крутой вираж в небеса, хотелось жить, петь…

«Что это было, что за дрянь?» – девушка дышала ритмично, но поверхностно, стараясь щадить рану. – «Какая тварь влезла в мой мозг, зачем? И вообще: как такое возможно?»

Кира ни секунды не сомневалась в возникшем чувстве внешней агрессии, верила ему. Казалось, с недавнего времени у нее внутри сформировался новый орган восприятия, способный чуять подобные вещи, нет, не только это, куда шире – распознавать правду.

Снова и снова она возвращалась мыслями к произошедшему. Да, как бы фантастично это не звучало, но несколько минут назад она пережила самый настоящий удар по психике со стороны некой силы. Вывод напрашивался: кто-то хочет ее смерти. Вопрос: кто, зачем? Кому перешла дорогу обычная бедная студентка?

«Да, влипла ты, подруга…»

Дверь со скрипом распахнулась на всю ширину, и в палату заполошно влетела все та же медсестра:

– Ох, чуть не забыла, голова дырявая! – женщина хватает лоток с «перевязкой», бросает странный изучающий взгляд на пациентку и удаляется с извинениями.

«Во, реактивная…» – стараясь не думать ни о чем, очистить мозг от пугающих мыслей, девушка осторожно поворачивает лицо в противоположную сторону, тупо гипнотизируя выцветший рисунок линолеума.

Стремящееся к зениту солнце, льющее сквозь стекло ровным потоком, запечатлело на стене неподвижный силуэт ее головы, плеча, вздернутой правой руки, свободной от капельницы.

«Надо же, жарит, как в мае», – она вяло пошевелила пальцами.

Тень дернулась и повторила ее движение, а затем… вопреки воле хозяйки, сладко потянулась и лениво поднялась, изобразив сидячее положение.

– К-как?! – ошеломленный голос больной напоминал отрывистое воронье карканье. Она импульсивно вскинулась в постели, снова вскрикнув от резкой боли в боку. При этом (о чудо!) ее поза в точности повторила ожившую вдруг темную проекцию.

– Ну че ты орешь? – вкрадчиво промурлыкала тень. – Не дергайся. Себе же хуже делаешь, дуреха.

– Мамочки! – Кира судорожно сглотнула, ее голос срывался, сипел, как у запойной пьяницы. – Сначала приступ депрессии, потом глюки… Что со мной происходит?

– Да, накрыло тебя знатно, не по-детски. Но выбралась, молодец, а могла бы… – сущность на стене сделала выразительный жест, проведя ребром ладони по горлу. – А вот про галлюцинации – не права. Я вполне реален.

– Не может быть такого! – она выдохнула со всхлипом и зашептала, словно молитву. – Никого нет, никого нет… Соберись, Каин!

– О, ну и фамилией тебя наградил предок! У тебя братишки нет, случайно? Гы! Ну что, каков твой вердикт: перед тобой морок или живой незнакомец?

– Нет тебя. Сгинь!

– М-да, вот она – женская логика. Ежели я не существую, то с кем ты сейчас разговариваешь, кого гонишь прочь? Неувязочка, барышня.

– Да пошел ты…

– Хм, а ты трусишка, оказывается, – тихий голос странного созданья изобиловал вкрадчивыми кошачьими обертонами, – бежишь от действительности. Конечно, легче списать все на помутнение сознания, нежели иметь мужество принять действительность, хоть и пугающую. Но ты же уже видишь правду, девонька, признайся.

«А ведь она… он… прав», – студентка неожиданно поняла, что сама не верит в бредовость происходящего. Да, несмотря на всю видимую фантастичность событий этой минуты, она, как ни странно, ни на мгновение не сомневалась в их реальности, что-то, какое-то внутреннее животное чутье (то самое шестое чувство) в полный голос вопило о том, что глаза и уши не врут, то, что сейчас перед ней – натурально до жути, как бы ни хотелось обратного.

Вкрадчивый шорох дверной ручки.

«Да они задолбали шастать!»

– Это что за номер!? Куда собрались, в ко́му? – невысокий шумный мужчина буквально заполнил собой палату. На его плечах, подобно рыцарскому ордену висела черная змейка фонендоскопа. – Ну-ка, живо ложитесь! У вас строгий постельный режим. Вот, умница.

Врач широко улыбнулся и присел на краешек кровати. Его голос преобразился, став мягким, сочным, успокаивающим:

– Очнулись. Ну, наконец-то. Я – ваш лечащий врач, Константин Кириллович. Как самочувствие, Кира Львовна?

– Хм… – девушка хрипло шепнула, – больно.

– Немудрено, – человек в белом устало выдохнул, – у вас перелом двух ребер, между прочим. Сейчас вы на обезболивающих, так что держитесь. Это не смертельно.

– Что случилось? Не помню.

– Ничего удивительного. Ретроградная амнезия³ – довольно распространенное последствие сотрясения мозга. Вы попали в ДТП и, если откровенно, легко отделались, – собеседник легонько прикоснулся к ее плечу. – Сейчас время на вашей стороне, главное – покой и никаких резких движений. Запаситесь терпением, через пару дней станет полегче. Не волнуйтесь, все будет в порядке, обещаю.

– Доктор, – девушка слабо пискнула, пытаясь побороть накативший вдруг горячей волной страх, и скосила глаза направо, – вы там никого не видите?

– Что? – Константин Кириллович проследил за ее взглядом. – Вы о чем? Мы тут одни с вами. Н-да… то лекарство, что вам колят, не наркотик, конечно, но довольно сильное средство, иногда действует на сознание, такое побочное действие. Вам бы сейчас успокаивающее не помешало. Я распоряжусь.

– Нет, нет, извините! Не надо снотворного. Мне просто показалось, – она вымученно улыбнулась. – Чего не привидится после такого… Вы же понимаете?

– Ну… как желаете, – во взгляде травматолога читалось легкое сомнение, – но если что – зовите. Слева, под рукой – кнопка. Видите? Если что – жмите, не стесняйтесь. Что ж, пока.

– До свидания.

И через десяток секунд тот же елейный голос:

– Ушел, костоправ.

– Ах ты гаденыш! – в мгновение избавившись от поджавшего хвост страха, удивляясь нахлынувшей вдруг отваге, облаченной в липкие одежды хамства, девушка зашипела горячо, страстно. – Затихарился, значит. Выставил меня идиоткой, засранец! Мало мне этой больнички, так пусть в дурку упекут, да?

– Тихо, тихо. Ишь, раздухарилась. Ну и жаргончик у тебя, а еще на филолога учишься.

– А ты откуда знаешь, пятно чернильное?

Головной вырост таинственного гостя расцвел вдруг ослепительной улыбкой:

– Ну, здрасьте. Мы ж с тобой неразрывны.

– С чего это?

– Я же…

– Моя тень? Ха! Вот только не надо тут втирать, делать из меня идиотку. Ты – кто угодно, только не она. А ну признавайся, что ты такое, зачем приперся?!

– А готова ты к правде-то?

– Готова, – сдержав желание глубоко шумно вдохнуть, Кира в упор взглянула на собеседника. – Давай, колись, жду ответа. Только не надо тут нести чепуху про оптические проекции.

– Да, подруга, не ошибся я в тебе. Это радует.

– Ты о чем?

– У тебя потрясающая интуиция, то, что в народе называют чуйкой, очень ценное качество, наверняка досталась от предков. Ты это делаешь непроизвольно, на уровне инстинктов, сама не замечая того. Вот смотри, иной бы в подобной ситуации сутками маялся от мучительных подозрений в том, что мое явление – бред, галлюцинации, а ведь ты в два счета определила, что это реальность, ни на миг не сомневаясь в своем выборе. Второй пример: твой вызывающий нагловатый тон можно объяснить только одним: несмотря на всю внешнюю невероятность происходящего сейчас, ты ни капельки не боишься меня, в минуту разобралась, что я не несу опасности для тебя, более того – возможно, буду чрезвычайно полезен, при случае… Впечатляет.

– Ты так и не ответил на вопрос о себе.

– А сама-то как думаешь?

– А че тут гадать – демонское отродье. Звучит, как полнейший вздор, конечно, но разумных объяснений не вижу.

– Угм… – темный гость расплылся аморфным облаком, сдерживая рвущийся наружу хохот. – Начнем с того, девочка, что демонов, как и прочей нечисти не существует, и ты сама это знаешь уже, только не смеешь признаться себе в этом. Ладно, давай обо мне. Гм… как бы тебе подоступнее… Наверняка, в университете вы изучали Платона. Помнишь, что такое абсолютные идеи?

– Да, – Кира сухо сглотнула, ужасно хотелось пить, – так он называл высшие первичные понятия, рождающие из хаоса разные материальные объекты. Он считал, что все окружающее создано идеальным миром таких максим. Идея тополя образует тополиные заросли, идея голубя – голубей и так далее.

– Ага.

– Погоди, ты хочешь сказать…

– Именно. Ты, как всегда, тут же почуяла истину. А мой визит к тебе в виде тени, – собеседник тихо хихикнул, – забавная шутка: являясь твоей первоосновой, прототипом, я пришел в виде твоей же проекции. Как тебе парадоксик? По мне – остроумно.

– У тебя есть имя?

– Мы называем себя изначальными, поскольку, рождаем творения вашего мира, отражаясь в нем, но, учитывая сказанное, можешь звать меня Хомо.

– От Homo – человек? Ясно, – Кира бросила взгляд на зовущую синь неба за окном. – Минуту назад ты сказал, что не ошибся во мне, следовательно, пришел не просто так, тебе что-то нужно от меня. Признавайся, чего хочешь.

– И с логикой все в порядке. Вот, умница! Хвалю, – гость сделал театральную паузу и промурлыкал. – Да, так и есть. У великого Провидения кое-какие планы на тебя, немалые. Но, прежде, чем приступить к делу, ты должна сделать выбор: длить бледное существование, как прежде, или шагнуть в неизвестное.

– Как в том фильме: синяя пилюля или красная?

– Ни в коем разе, – голос пришельца из высших сфер зазвенел серебряными колокольчиками, – тут принципиальное отличие: если ты не решишься, отклонишь предложение, то никогда не забудешь того, что случилось в эти два дня, ни те далекие миры, которых коснулось твое сознание, ни тварь, которую видела на мосту (ты же помнишь это?), ни этот разговор.

В мозгу студентки будто какая-то заслонка открылась, амнезии и след простыл, ее память в секунду вернула события того рокового дня, да в таких пугающих красках, в таких подробностях, что на какое-то мгновение бедняга потеряла себя, забыв, где находится. Добрых пять ударов сердца потребовалось на то, чтобы обуздать лавину чувств, загнать их назад, в подсознание, поглубже.

– Ого! – Хомо был искренне удивлен. – Чтобы так лихо задавить эмоции, надо иметь нехилую волю.

«Так, Каин, спокойно. Включай разум», – она все-таки шумно выдохнула, кривясь от боли и просипела:

– Вот только комплиментов не надо. Не прикидывайся лапочкой, я же знаю, ты хочешь использовать меня.

– М-м… заметь, я этого и не скрывал. Но ты так и не ответила. К чему тянуть время? Решай.

Девушка притихла на минуту, пытаясь разобраться в своих чувствах, и выдавила уныло:

– Что ж, вот тебе ответ: я не смогу жить, как раньше, эти воспоминания не дадут мне покоя. Ты загнал меня в ловушку, хитрован и предвидел мое решение. Если откровенно, это бесит. Не понимаю, для чего ты предлагал выбор, если его нет, одна фикция?

– Умненькая девочка, раскусила старика. Конечно, я спросил для проформы, да и ответа не жду – и так вижу, ты уже выбрала свой путь, так что можешь не отвечать, к чему эти формальности?

– Еще вопрос: почему я?

– Да почем мне знать? Тебя выбрали.

– То самое Провидение? – слегка скривившись, Кира извлекла из вены иглу опустевшей капельницы. – Что оно такое, Бог?

– Нет, конечно. Кстати, ваш Создатель, каким вы Его себе представляете, слишком антропоцентричен, человечен, в таком виде Его нет и быть не может. Провидение – Его творение, оно всего лишь один из нас, ну, может чуть повыше. Тут ничего божественного, это существо, облеченное сверхсилой, не только созидающее и разрушающее, но и планирующее ход всех событий, от полета мотылька у твоей головы до рождения солнц и галактик, оно творит судьбы, строго следит за их реализацией, управляет всем сущим, – изначальный понизил голос до шепота, – и сейчас его взор коснулся тебя, не сегодня, а в тот день.

– Когда меня сбила машина? Не понимаю, что произошло тогда, почему я стала видеть такое?.. Я буквально кровью чувствовала будущее того мужчины, а потом… жуть! Откуда это.

– Тебя изменила Зрячая, наделила особым даром.

– Кто?

– Та, кого ты назвала валькирией.

– Кошка? – девушка глотнула воздуха, не находя слов. – Ох-хренеть!

– Именно. Наш мир очень сложен, многогранен, населен массой неведомых вам созданий, и не все они дружелюбны. Материальное – то, что доступно вашим человеческим органам чувств – всего один из слоев бытия. Так вот, эти мурлыки видят окружение таким, каково оно есть (как ты сейчас), а некоторые из них – избранные, являются проводниками воли Провидения. В тот день, вчера, ты встретила именно такую кису, и, как следствие, отныне способна воспринимать все в истинном свете, правда, пока частично, урывками. Этот дар ви́дения может раскрыться в тебе полностью, ежели пожелаешь.

– Пожелаю? Ты о чем?

– Пока ты закрыта: твой разум инстинктивно защищается от незнакомого, пугающего. Но стоит мысленно отвориться, захотеть, и… – Хомо снова лучисто улыбнулся, – скучать будет некогда, уж поверь. Да, к слову: эта обретенная способность поможет тебе пройти свой путь, без нее – никак.