Дорюрикова Русь. Фрагменты забытой истории

Данная книга посвящается выдающимся советским учёным, Кузьмину Аполлону Григорьевичу и Толстову Сергею Павловичу, докторам историческим наук высшей категории этого почётного звания. Их широчайший исторический кругозор помог мне обрести историческое понимание и развить в себе системный анализ исторических процессов, предшествующих становлению Русского государства.

Предисловие

Если задуматься о том, почему со временем происходит искажение истории, а конкретнее – искажение смысла определенных исторических фактов, то причины можно назвать совершенно разные. Но если отрешиться от всяких «теорий заговора», то и без того список причин и факторов будет достаточно длинным.

Степень восприятия исторического материала играет в этом далеко не последнюю роль, и чем дальше стоит от настоящего времени исследуемое событие, тем труднее беспристрастно изучать источники, либо же наоборот, когда в источниках наблюдается явное противоречие – изучать пласты наслоений в источниках и выявлять изначальный смысл адресованного будущим поколениям. Так называемая память поколений, передаваемая и хранимая в виде устной истории сообщества, склонна трансформировать события, забывать «мелочи» или дополнять их новыми элементами. При этом процессе происходит сакрализация событий, в ходе которой появляется следующая форма – мифы [Дмитриева, 2015].

К слову, именно такая сакрализация событий характерна и для Повести временных лет, основного источника о начале Руси. Однако эта сакрализация данного источника появилась не сама по себе. В зависимости от меняющейся конъюнктуры один слой исторических событий наслаивался на другой, изменяя смысл происходивших событий, либо частично, либо полностью на противоположный. Последующие исследователи, как правило, руководствовались смыслом, приближенным уже к современной им эпохе, не вникая в тонкости неточностей трактовок тех или иных событий, воспринимая их как неточности при переписке той или иной летописи. Это было не всегда оправданно, ибо как показал взвешенный анализ тех или иных событий, за внешними неточностями вполне могли проскакивать иные взгляды на те или иные события, деятельность исторических персонажей и т. д., отличающихся от официальных трактовок определённой княжеской линии.

Проблема достоверной передачи исторической памяти стоит уже давно, и существует тезис, что «историческая память характеризуется, как устойчивая система представлений о прошлом, бытующих в общественном сознании. Ей свойственна не столько рациональная, сколько эмоциональная оценка прошлого. А важнейшее различие между историей и памятью состоит в том, что историк может обнаружить то, чего нет в памяти, то, что касалось незапамятных времен, или просто забылось. Это – одна из главных функций исторического исследования» [Там же].

История начала и возникновения Руси-России поистине многострадальна, но такой она стала во многом благодаря искусственным причинам, созданным в той или иной степени, как официальной исторической наукой, так и отдельными дилетантами, взявшими на себя «труд» поведать о «тысячелетних забытых царствах славян». Значительная часть фактов о начале, вернее появлении народа «рус-рос» до так называемого «призвания варягов» довольно хорошо известна широкому кругу академиков и докторам исторических наук. Однако, несмотря на сменяющиеся эпохи (царизм, коммунизм, демократия) мифическая часть начальной русской истории странным образом остаётся неизменной. К сожалению, причины этого лишь с натяжкой можно назвать естественными, поскольку ранние упоминания о руси до варяжского «призвания», как правило, не приветствуются в учебных пособиях и научных журналах.

Но проблема искажения истоков Руси, гораздо сложнее, чем может показаться. И связано это не только с некими определёнными идеологическими установками. Уже в XI веке, киевские летописцы, создававшие и редактировавшие русские летописи, лишь отдаленно представляли себе истоки происхождения «руси», а именно киевской династии. Пытаясь отвечать на вполне определённые вопросы: «Откуда есть пошла Руская земля, кто в Киеве нача первее княжити, и откуда Руская земля стала есть», летописцы, тем не менее, давали странные ответы, зачастую содержавшие в себе противоречивый смысл.

Данная книга задумывалась как некое аналитическое пособие справочных материалов по истории как дорюриковой Руси, так и отчасти после «призвания варягов», а также разъяснения значения термина «Русь» в течение целых столетий его употребления. А употреблений было немало, в том числе и с кажущимися на первый взгляд весьма неожиданными значениями. Систематизация – это необходимый стержень во многих науках, однако для отечественной истории она предстает в несколько искажённом виде.

Да, но если существует научные пособия по истории, спросит читатель, какова же необходимость в данной книге? Ведь сведения в них попали не с потолка, а помимо учебников даже в наше время на полках книжных магазинов можно увидеть солидные многотомные труды историков Карамзина, Соловьёва и Ключевского, продолжит читатель и будет отчасти прав.

Автор книги еще добавит, что на полках, к сожалению, появились помимо историков и увесистые фолианты разных «писателей», в том числе профессионального НЕисторика Акунина с довольно весёлой аннотацией примерно следующего содержания: «Борис Акунин адресует свою историю Отечества широкой читательской аудитории: людям, которым интересно узнать (или вместе с автором увлеченно вычислить), как было на самом деле, и попытаться понять, что в нашем тысячелетнем государстве так и что не так».

Это «вычислить» звучит поистине бесподобно, но лишь для тех, кто действительно надеется найти истину в очередном копировании академических мифов, ибо под «своей историей» Акунин подразумевает разные выдержки и статьи давнишних историков, сведения которых либо частью устарели, либо известны еще из школьных учебников. И «как было на самом деле» из всего это понять будет очень трудно. Об обещанном «вычислении» нет речи даже и близко. Стоит каждый том этого сомнительного акунинского удовольствия больше тысячи рублей (на осень 2019 года).

Никто не подвергает сомнению определенную ценность известных собраний сочинений (например, Татищева, Карамзина, Соловьёва), но лишь отчасти и для общего понимания, потому как труды вышеперечисленных историков, солидны в целом только по объему, но никак не по содержанию. Процесс обновления, уточнения и пересмотра значительной части исторических фактов непрерывен, подобно тому, как подвергаются пересмотру факты в других науках. Если бы этого не было, человечество до сих пор передвигалось бы на лошадях, готовило еду на костре и вместо связи использовало бы только почтальонов.

Как же так, может снова спросить удивлённый читатель, ведь сравнение с физико-математическими законами кажется некорректным. Касательно истории ведь существуют различные древние летописи, хроники. Текст в них не менялся тысячу и более лет. Что нового, казалась бы, могут дать древние тексты? Невозможно ведь прочитать слова, написанные в стародавние времена и сто раз переведенные известными учёными с прямо противоположными смыслами? Казалось бы, что главный смысл не должен меняться из-за тех или иных неточностей перевода.

Выше описанное возможное недоумение, к сожалению, весьма ошибочно. Несмотря на то, что в идеале различия в интерпретации источников действительно никак не должны быть диаметрально противоположными, жизнь, тем не менее, вносит свои коррективы. И в данной книге мы будем то и дело возвращаться к особенностям интерпретаций древних текстов, а кое-где озвучивать источники, которые плохо вписываются в «варяжскую легенду», а потому они оказались вычеркнуты из широкого употребления.

Что касается упомянутых историков Карамзина и Соловьёва, то дело конкретно вот в чём. Археологии по древностям Руси фактически не было почти до середины 1850-х годов. Соответственно критического изучения письменных источников подкрепляемых, либо опровергаемых археологией не существовало также. Такое изучение появилось еще позже, чем сама археология как наука, потому как время на анализ и осмысление результатов археологических экспедиций требовалось немало.

Если кратко отследить этапы становления археологии в России, то дело обстояло следующим образом. Самым первым по времени основания археологическим обществом в России было Московское общество истории и древностей, открытое в 1804 году. До 14 декабря 1810 г., когда последовало его закрытие, общество успело обнаружить свою научную деятельность только в издании 80 страниц (листов) летописей. Вновь возродилось оно в 1811 г. с целью критического разбора летописей, их издания, собирания древностей, медалей, монет и других памятников.

«Другими словами, в деятельность нового общества должны были входить две области: прежде всего историческая и затем археологическая, как имеющая вспомогательное, служебное значение для первой, принимая здесь разыскания археологические в тесном смысле – разработки древностей путем археологического метода. За время его существования (до 1890 г.) можно легко убедиться, что оно, главным образом, обращало внимание на издание летописей и вообще исторических письменных памятников и на составление исторических исследований, разыскания же археологические носили характер случайный и затрагивали только некоторые части археологии» [Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона].

Вторым археологическим обществом, более соответствующим этому названию, было «Императорское одесское общество истории и древностей». Оно было основано 23 апреля 1839 г. Главнейшими задачами его были, по уставу: собирание, описание и хранение всех остатков древностей, открывающихся в Южной России или имеющих к ней отношение, и приготовление материалов для будущей истории края собиранием верных сведений о настоящем его состоянии в отношении к географии и статистике. Результаты труда этого общества были более впечатляющими, что способствовало образованию при нем музея в 1846 г., который на тот момент по богатству предметов, относящихся к эллино-скифскому периоду, принадлежал к числу богатейших собраний Европы [Там же].

Следующим этапом стало возникновение Императорского русского археологического общества в Санкт-Петербурге (1846 г.), имевшее целью разработку одной только археологии. Многие из отраслей археологических знаний, в особенности по части исследования вещественных памятников, оставались еще совершенно нетронутыми. Такое положение дел не обошлось без влияния следующих обстоятельств: во-первых, еще мало было известно предметов древностей чисто русских, во-вторых, почти все тогдашние находки относились к миру античному и, в-третьих, перевес научных сил в то время, по крайней мере в среде членов-основателей общества, был на стороне иностранцев (президентом стал герцог Лейхтенбергский, вице-президентами – Рейхель и Жиль). Дошло до того, что русский язык из русского ученого общества тщательно изгонялся до 1849 года. Все, даже русские члены общества, должны были представлять статьи в обществе, написанные на французском или немецком языках, не смотря на требование в одном из статутов общества, что оно «обязано заботиться, дабы те из них, которые касаются собственно до России, были всегда писаны или переводимы на природный язык» [Там же].

В 1849 г. 26 октября был высочайше утвержден новый устав общества, переименованного в «Императорское археологическое Общество». По смыслу этого нового устава круг действий общества по-прежнему должен был оставаться тот же самый, ограниченный областью археологии классической и нумизматики западной и восточной. После избрания в 1852 г. председателем общества великого князя Константина Николаевича дело в изучении «древностей преимущественно русских или тесно связанных с Россией» значительно сдвинулось. Начинают появляться первые сборники по результатам археологии русских древностей, в том числе: «Труды Восточного отделения Императорского археологического общества» (1-й том вышел в 1856 г.) и «Известия Императорского археологического общества» (1-й том вышел в 1859 г.) [Там же].

Исходя из этого краткого экскурса, ни 8 томов «Истории Государства Российского» Карамзина Н. М. (1816–1817 гг. издания), ни первые тома «Истории России с древнейших времён» Соловьёва С. М. (всего было 29 томов, а первый том появился в 1851 г.) в настоящее время для иного пользования кроме как ознакомительного использовать нельзя. Для своего времени это был без сомнения внушительный труд, но без подкрепления теми дисциплинами, которыми на сегодняшний момент располагает наука. Поэтому, когда в XXI веке в России на всю страну транслируется сериал («История государства Российского», созданный в 2007–2009 гг.), базирующийся на уровне знаний двухсотлетней давности, ничего кроме недоумения у вдумчивого зрителя это вызвать не может.

Стоит ли удивляться после этого появлению уже в наше время во вполне серьёзных изданиях таких архаичных пассажей примерно следующего содержания: «Норманны видели в аборигенах Поднепровья не столько своих подданных, сколько добычу, военные трофеи, рабов. А «древляне» в нашем представлении – это межплеменной союз славян, которые, в конце концов, объединились для отпора врагу… Можно сказать, что «древляне» – это партизаны 10 века, а их бунт, подавленный княгиней Ольгой, – освободительная борьба против захватчиков и угнетателей. Таким образом, впору говорить о скандинавском иге над славянами, которое длилось больше столетия» [Арсеньев, 2019]. Иго норманнов, иго хазар, потом треклятые монголо-татары, имеет ли смысл спрашивать после этого, а было ли хоть что-то светлое в истории России?

С историей, и тем более с историей России, а если точнее с её началом всё сложнее, однако буксование в «старых исторических колеях» на государственном уровне заметно невооружённым взглядом. Это тем более удивительно, что сам процесс исторического обновления и переосмысления отдельных положений на месте не стоит. Однако на сегодняшний день гораздо более ценную информацию об интересующем предмете можно получить из определённых научных статей и монографий, куда меньших по объёму страниц, но куда более ёмких по содержанию, чем из очередного курса лекций и фолианта альтернативного «специалиста» или даже настоящего доктора исторических наук.

Главная историческая мысль отечественной исторической доктрины, к сожалению, продолжает вращаться вокруг Повести временных лет (далее по тексту ПВЛ) и «варяжской» легенды. С одной стороны, это кажется логичным, ведь это родное так сказать, литературное творение пытается рассказать о начале славян и Руси соответственно. Но это впечатление уже давно является обманчивым для большинства специалистов. Еще в XIX в. у ряда исследователей был вполне справедливый скепсис относительно правдоподобности ПВЛ: «историческая критика и просто здравый смысл не дозволяют поздние летописи признавать достоверными источниками» [Морошкин, 1842, с. 22].

Историки давно обратили внимание на то, что средневековые письменные источники, употребляя одно и то же название Русь, зачастую относят его к совершенно разным территориям. На этом основании ряд исследователей приходил к выводу о существовании в раннем Средневековье разных государственных и территориальных образований с таким названием [Федотова, 2019]. Однако главная странность до сих пор заключается в том, что умолчание об этих фактах в ПВЛ, тем не менее, сделало её основным, а главное, практически непогрешимым источником по началу русской истории.

Тезис ряда исследователей о том, что «Повесть временных лет» представляет собой уникальный исторический источник, на основании которого можно не только реконструировать общий ход историко-политического развития средневековой Киевской Руси от этапа её появления и до эпохи феодальной раздробленности» [например, Мельников, 2018], является глубоко ошибочным и более того, сильно дезориентирующим неподготовленного читателя. ПВЛ не объясняет даже тех вещей, которые по умолчанию должна объяснять (происхождение княжеской династии, полян, варягов, конкретно не даёт сведений ни об Олеге, Аскольде, Дире, даже о Рюрике, не объясняет искусственно затянутое «малолетство» Игоря и пр.). Явная тенденциозность позднего редактора летописи заметна также и в вопросе о культурном влиянии южных и западных славян на Древнюю Русь.

Например, с первых страниц своего труда летописец дорожит исторической связью и родством Руси со славянством и не менее шести раз подчеркивает эту связь – как в отношении племенном, так и в отношении средств просвещения. Но после 898 г. влияние славянской культуры на Русь почти бесследно исчезает из древнейшего летописного свода. Такое загадочное отношение Повести временных лет нельзя рассматривать как «случайную оплошность» [Никольский, 1930].

И это только беглый взгляд. А ведь помимо этого она не разъясняет упоминания о Руси до 860 г., что, разумеется, выдает в очередной раз либо излишнюю тенденциозность, либо попросту неинформированность поздних летописцев. А полное молчание о таинственном кагане русов, живущем на острове, посольстве того же кагана русов в 839 г. к франкам, походах русов в Закавказье и нападениях на византийские Сурож (нач. IX в.) и Амастриду (до 842 г.) – подтверждает эту полную неосведомленность позднейших составителей ПВЛ о руси, как народе в IX в., а, следовательно, прояснить именно начало руси согласно ПВЛ весьма затруднительно.

Между тем, нападения руси на византийские владения до 860 г. факт настолько же известный, насколько известны сведения о нескольких центрах русов, как самостоятельных протогосударствах. А помимо этого есть ещё несколько свидетельств разных хронистов, упоминающих русь гораздо в более древние времена, которые мы обязательно рассмотрим в данной книге. И поскольку о фактах существования руси, как народа свидетельствуют слишком многие источники, прежде чем отмахиваться от этих сообщений, официальной науке необходимо освободиться от новгородско-киевских догматов, хотя бы в части непомерного раздувания территории Киевской Руси в самом начале её существования и переоценённого информативного значения легенды о призвании Рюрика.

Еще на рубеже 80–90-х годов ХХ в. Фрояновым была сформулирована идея о том, что вплоть до конца X в. то, что обычно было принято называть Древнерусским государством, представляло собой конфедерацию племен, и столица вплоть до времени Владимира Святославича не отождествлялась с Киевом [Котышев, 2011]. Киев же до середины X в. включительно, служил резиденцией для княжеского семейства [Назаренко, 2009]. А ведь круг других вопросов, возникающих при прочтении ПВЛ, возникает в геометрической прогрессии.

Чтобы у читателя не дай бог не возникло подозрения, что данная книга – это очередной вариант некой альтернативной истории в духе «Фоменко и Ко», а также «переобувающихся на ходу» в историки писателей детективов или фантастики, сразу отметем это подозрение как безосновательное. Имеются ввиду печально известные псевдоисторики, объединившиеся в группу (или группировку?) под названием «Хронотрон» по сути, вполне подходящей разговорному определению «лохотрон». Характерной чертой этого псевдонаучного сообщества (математики, писатели детективов, журналисты) является то, что на обвинения научного сообщества в публикации исторического абсурда [см., например, «Мифы «новой хронологии», 2001], они с полной решительностью отвечают публикацией ещё большего абсурда [см., например, «Носовский, Фоменко, 2007]. И надо признать такой маневр является эффективным психологическим рекламным ходом для некритичного читателя, особенно в такие смутные времена для российского государства, в каком оно прибывает последние 30 лет.

Но вместе с тем, необходимо оговорить, что такое количество историков-альтернативщиков в настоящее время и смогло появиться в основном (хотя и не только) из-за крайне путанной, противоречивой и даже лишенной всякой логики официальной версии о начале Российского государства.

Каждого исследователя или профессионального историка, задумавшего понять и изложить видение того, как начиналась Русь, или, по крайней мере, что именно предшествовало Киевской Руси, ждут на этом пути серьёзные сложности. Главные ловушки подстерегают его в области исторического и источниковедческого кругозора.

Стоит допустить в некоторых моментах своего изложения случайные, а то и намеренные умолчания тех или иных работ, в которых уже давно раскрыта суть той или иной проблемы начала Руси, но которую исследователь пытается трактовать как неразрешенную или спорную, в тот же момент всё его дальнейшее повествование можно считать практически пустой тратой времени. Также важно со значительной долей вероятности понимать, какие вопросы по-прежнему спорные, а какие не нуждаются в очередном «промывании».

Можно привести конкретный пример по взаимоотношениям Руси и Восточной римской империи (Византии), когда конкретный исследователь начинает углубляться в их начало путём вроде бы внимательного анализа тогдашнего мироустройства, показывает Константинополь, как условный центр мира, вокруг которого вращаются все варварские народы, потенциально поданные или зависимые от вселенского центра. Эти народы обращаются в Константинополь за легитимацией своих государственных образований очень часто путём вооружённого нападения, что вполне естественно. Империя всегда признавала только силу: от Пунических войн до войн с германцами уже в раннее Средневековье.

Но когда, автор этого на первый взгляд вдумчивого исследования внезапно пишет, что «первое появление русов в поле зрения Византии в 860 г. становится событием. С этого времени имперские авторы говорят не об отдельных северных племенах, но о народе «Рос» [Фогель, 2008], то возникает стойкое ощущение, что читателя сего труда, мягко говоря, дезинформируют.

Ведь общеизвестно, что посольство народа «Рос» к франкам состоялось в 839 г. Послы прибыли в город Ингильгейм, однако до этого посольство народа «Рос» побывало в Константинополе (838 г.), откуда собственно с поручительством византийского императора и прибыло в резиденцию франкского императора. Самыми вероятными причинами прибытия посольства можно считать мирный договор с Византией, и просьбы дружбы с франкским императором, чтобы вернуться через территории Франкского государства обратно домой, так как путь назад был перекрыт некими «свирепыми народами».

Касательно договора с Византией, это вполне могло быть нападение на Амастриду, время которого историки оценивают до 842 г., что как раз примерно сходится со временем посольства. Подобные мирные договора опять же после нападений русов, будут заключаться князьями Олегом, Игорем и Святославом. Поэтому незнание такого общеизвестного факта, как первое известное русское посольство, сразу переводит указанный выше труд в разряд непрофессиональных. И это только один пример, взятый навскидку.

Между тем, даже древнерусские летописи совершенно однозначно говорят о том, что Русь в Восточной Европе существовала и до призвания варягов. Об этом говорит Лаврентьевская летопись, перечисляя тех, кто обратился к варягам: «Рѣша русь, чудь, словѣни, и кривичи». Но в данном случае условные оппоненты приводят и классическую контраргументацию, сложившуюся благодаря норманизму. Поскольку, в летописи по Радзивилловскому списку эта фраза написана как: «Рѣша руси чюд(ь), и словене, и кривичи, и вси», то здесь следует видеть падежную форму: сказали кому? Ответ напрашивается сам – руси. Однако никакого падежного окончания в Радзивилловской летописи нет, а есть мн. число руси (русы) наряду со «словени» и кривичи.

Можно провести аналогию с Никоновской летописью, где сказано, например, «Роди же нарицаемие Руси, иже и Кумани». То есть название народа русь могло быть и в форме мн. числа руси или как нам более привычно – русы [Грот, 2012, с.35]. Однако, в любом случае Лаврентьевский список приоритетней Радзивилловского, просто потому, что он самый древний из сохранившихся. Вышеизложенный факт делает несерьёзными лингвистические изыскания по поводу устаревших шведо-финских словообразований Рослагена – Руотси, весьма распространённых у норманистов, тем более что ранние упоминания этнонима «Русь» локализуются гораздо южнее, а иногда восточнее, и даже не в Европе.

Из-за обилия многочисленных трудов по истории России появившихся за последние лет двести и, к сожалению, довольно часто не отражающих глубину проблемы, вдвойне сложно отделить спорные вопросы, от уже решённых и в достаточной степени освещённых наукой исторических моментов. Для любителей и новичков изучения и понимания истории как непрерывного процесса велик риск «подсесть» на мнение какого-то одного «авторитета» от истории, вне зависимости от того насколько профессиональны и объективны его взгляды. А ведь нередки случаи, когда учёные от истории с весьма серьёзными степенями и заслугами оперируют теми или иными «фактами», на деле являющихся лишь допущениями и недоказанными предположениями.

Автор данной книги, принимая во внимание все эти риски, тем не менее, решился на её написание. На первый взгляд это лишь изложение фактов, версий, цитирования первоисточников, но, тем не менее, для подавляющего большинства читателей, в том числе и профессионалов от истории, эти факты, а также их анализ в какой-то мере могут стать весьма неожиданными.

В данный момент в отечественной науке сложилась крайне парадоксальная ситуация. Хотя понятие «момент» довольно условно и охватывает как минимум несколько десятков последних лет. Несмотря на то, что норманская теория оказалась несостоятельной по всем пунктам, тем не менее, она до сих пор преподносится как вполне научная и влияние на умы ее достаточно велико. Люди с весьма серьёзными степенями наук продолжают внедрять ошибочные теории, взгляды и заблуждения, которые были опровергнуты ещё лет сто-сто пятьдесят назад, что вызывает справедливый отпор у других участников дискуссии, а по сути это являет собой старое продолжение спора между норманистами и антинорманистами.

Напомним, норманизм (норманская теория) – направление в историографии, в основу которого положена гипотеза о происхождении «варяго-русов» из Скандинавии периода экспансии викингов, именуемых в Западной Европе норманнами. Сторонники этой теории, начиная с ее истинного создателя – шведского автора П. Петрея, опубликовавшего в 1614–1615 гг. в Стокгольме «Историю о великом княжестве Московском», массово пропагандируют данный постулат и считают норманнов (скандинавов) весьма активными участниками ранней русской истории, в том числе – основателями Древнерусского государства и княжеской династии на Руси. Самым уязвимым местом этой теории по-прежнему является отсутствие серьёзных доказательств о наличии на Скандинавском полуострове народа или племени под названием русь. Ни в одном древнескандинавском источнике не упоминается этнонимы русь и варяги применительно к Скандинавскому полуострову.

Антинорманизм – направление в историографии, противоположное норманизму. Сторонники антинорманизма (несмотря на широкий спектр мнений в рамках данного направления), учитывают влияние варягов и руси на процесс формирования Древнерусского государства, но не считают их норманнами [Исакова, 2018]. Двумя уязвимыми местами большинства антинорманистов являются (до сих пор!) такая же слепая вера в ПВЛ, как и их антагонистов, а также недоказанное славянство древних русов, поскольку корневая основа –рус – несоизмеримо древнее как славянских, так и скандинавских народов.

Автор данного труда постарается не приближаться ни к тем, ни к другим, поскольку главная задача книги – объективность и раскрытие как можно большего корпуса свидетельств о Древней Руси, и интерпретация их согласно фактам науки и даже простому здравому смыслу. Последнее обстоятельство, как ни странно весьма часто не выдерживается даже порой в серьёзных трудах, не говоря уже о любительской литературе.

Предлагаемая же книга являет собой обобщенную попытку (к сожалению неполную, так как это слишком наукоёмкая тема и в пределах одной книги охватить огромный период довольно сложно) показать основной массив накопленных наукой знаний о начале как дорюриковой Руси, так и отчасти Киевской, и сведений, которые лишь за редким исключением, бывают доступны рядовому читателю, вынужденному восполнять свои пробелы в истории возникновения Руси-России из общедоступных и нередко ангажированных источников, в подавляющем большинстве своём, не дающих исчерпывающей информации о предмете интереса.

Трудно открыть какой-либо новый документ или источник, относящийся к древней Руси и не охваченный изданием или переизданием, поэтому к данной работе привлечены не только в полной мере новые, но и малоизвестные и малоизученные письменные источники, которые оказались «забыты» по тем или иным причинам. Однако в совокупности, дающие возможность по-новому подойти к разрешению ряда проблем и осветить наиболее темные вопросы истории Руси, которые на основе одних лишь общеизвестных и распространенных документов разрешить не удаётся.

Так в основном получается из-за того, что, большинство работ, тем более современных, копирует общеизвестную информацию и преподносит ее под разными «соусами», отчего правдивость этой информации оказывается под угрозой. Например, если обратиться к полулегендарным правителям – Рюрик и Олег, то одни писатели, ибо на исследователей авторы подобных опусов никак не подходят, копируя и переписывая предыдущие аналогичные опусы, слепо вставляют в них фигуры Рюрика и Олега и с пеной у рта расхваливают подвиги скандинавов и на самом деле других людей.

Другие писатели смело утверждают, что это славянские вожди и далее перечисляют в целом то же самое. А именно озвученные Повестью временных лет (ПВЛ) подвиги. Таким образом, в подобном изложении различия имеются только в этносе этих первопроходцев «варягов», а та же ПВЛ сама довольно редко подвергаются критическому анализу, хотя это правило должно быть применимо к ней по умолчанию. Мифологизация начала точки отсчёта различных государств – явление вполне обычное в мировой истории.

Однако многим антинорманистам, прежде чем идентифицировать русов с древними славянами (венедами, антами и склавинами), следует понимать, что «проблема венедов все еще остается загадкой», и «несмотря на то, что информация письменных источников о склавинах и антах хронологически наиболее близка к нам, нежели сведения о венедах, археологическая идентификация этих раннеславянских народов, тем не менее, так же весьма неоднозначна» [Богачев, 2011, с. 43–44].