Душа без признаков жизни

Двадцать девять лет спустя

Жгучая боль пронзила грудь. Звук выстрела взорвался в голове судьи Феликса. И он осознал: это конец.

Смерть. Она пришла за ним в образе парня с изумрудными глазами. Незнакомец продолжал стоять за спиной, и когда Феликс повернулся, и когда упал, и когда рубашка почернела от горячей крови. Судья упал на асфальт. Последний раз вдохнул запах земли и услышал тоскливую песню ветров сентября. Затем отвел карие глаза, откинул голову и устремился взглядом в черные небеса.

А дальше? Дальше – пустота…

Глава 2. Феликс

Все планеты материального мира, от высшей

до низшей, – это юдоль страданий, где каждый

вынужден снова и снова рождаться и умирать.

Бхагавад-гита

Пробираясь через влажное полотно тумана, Феликс мчался к свету. Нечто призывало его. Манило… Требовало вернуться…

Путь на планете закончен. Он должен возвращаться! Его ждут.

Внезапно скорость снизилась. Что-то потянуло обратно. Ониксовое небо поглотило искрящийся водоворот, к которому Феликс так стремился.

Еще немного… Нет! Так не должно быть!

Рывок назад и бетонная дорога оказалась у носа, однако ни боли, ни удара не последовало…

***

Гром зарокотал в ушах.

Дождь не прекращался третий день, и грязные потоки заполнили каждую трещину центральной улицы города. Воздух пропитался грозовым запахом. Феликс обожал этот аромат… когда-то.

Он вернул взгляд на человека, ради которого здесь оказался. Парень за летним столом кофейни.

Улицы были безлюдны. Тишину нарушал шепот листьев и постукивание сочных капель. Однако объект внимания не собирался прятаться от прихотей погоды, лишь откинулся на железный стул, подставляя лицо пасмурному небу. Ливень вмиг омыл изумрудные глаза и прилизал светло-русые волосы.

Феликс наблюдал за парнем каждый день. Уже несколько месяцев. Единственное важное занятие, с тех пор как судьба свела их снова, с тех пор как Феликс отыскал его, жизнь обрела хоть какой-то смысл.

Он – личный судья и палач, вынесший приговор девять месяцев назад.

Андриан…

Феликс пытался вспомнить хоть одного человека с этим треклятым именем, однако то ли мозги атрофировались, то ли он и вправду не имел подобных знакомых при жизни. Тогда зачем парень убил его?

С их первой встречи Феликс стал незримой тенью следовать за убийцей, он стал свидетелем всех его разговоров, он стал полноправным участником его жизни.

***

Андриан спрыгнул с крыльца и побрел по заросшей сорняком дорожке. В руках убийцы была стопка разноцветных блокнотов. Как и всегда. Как и каждую среду. Парень нехотя покидал дом и направлялся к своему единственному собеседнику – психологу.

Прохладный ветер заставил Феликса встрепенуться.

Еще год назад он не мог позволить себе сидеть без дела. Времени никогда не хватало.

Феликс вставал раньше утренних лучей и спешил на свое место во дворце правосудия. Минуя гору бумаг, высотой с древний Олимп (где, видимо, и обитал Зевс), судья Ларский падал в судебный трон.

Периодами суд напоминал сумасшедший дом. Люди проявляли себя в полной красе, ощущая надлом собственного эго. Кто-то пытался кинуться на обидчика с кулаками во время заседания, кто-то громко рыдал, кто-то проклинал самого Феликса и угрожал кругами ада.

Откинувшись в черном кожаном кресле, Феликс представлял, что он судья не в двадцать первом веке, а в древнем Вавилоне. При царе Хаммурапи. Никаких судебных инстанций и обжалований. Любое твое решение окончательно, хоть в зале суда голову или руку отрубай. Никаких неверных толкований. Весь текст закона высечен на двухметровой базальтовой стеле.

Кроме изнурительной работы блюстителя справедливости, нужно было оставить время и для бизнеса, который отнимал не меньше сил, чем нытье народа. А теперь Феликс думал лишь о делах Андриана.

– Прошу вас, Андри, поясните, что изображено на рисунке, – спросила блондинка с лицом в форме сердца.

На остром носу психолога сидели кошачьи очки. Лавандовые духи наполняли ароматом кабинет.

– Я говорил. Не могу объяснить, – процедил Андриан, постукивая пальцами о поручни белого кресла. – Я рисую эти образы, потому что мне становится легче, когда они есть не только в голове, но и на чем-то материальном, понимаете?

– Хорошо. Откуда они в вашей голове, Андри? Почему они вас волнуют? Вы видите их во снах? – Психолог наклонилась в его сторону, заглядывая в зеленые глаза, однако парень отводил взгляд. – Видеть во снах странные вещи естественно для всех нас.

– Нет! Я… не только во снах… – Он поерзал в кресле. – Образы приходили и наяву.

– Вы хотели сказать – галлюцинации?

– Я не шизофреник, ясно? – прорычал Андриан. – Это не галлюцинации! Это похоже… похоже на воспоминания. Воспоминания, которые врезаются в мозги, когда не хочешь о них думать, и это происходит не так, как когда просто задумался… Они лезут насильно!

– Чувствовать себя больным неприятно. Но если принять этот факт, то получится назначить лечение, – мягко проговорила она и отхлебнула кофе из прозрачной чашки.

Пар кофе разносил запах миндаля.

Андриан подскочил. Вытянулся во весь рост, навострил указательный палец в сторону девушки и закричал:

– Мне не нужны заменители реальности! Напихать меня таблетками, чтобы мозг окончательно отключился – не лечение, а затуманивание правды!

Глаза его полыхали яростью, которую он с трудом сдерживал.

– Правды? – Психолог начала листать один из блокнотов. – Хорошо. Что это?

Она вальяжно поднялась, подступила к Андриану и развернула рисунок. В блокноте было нарисовано скалистое плато в клубах синего тумана и призрачные люди.

– То, что пару раз проявлялось в моей голове.

– У вас богатая фантазия, Андри, но не принимаете ли вы наркотики? Это объяснит неконтролируемые видения.

Парень черно выругался и схватил девушку за плечи. Блокнот шлепнулся на пол.

– Я идиот, по-твоему? Кто вам дипломы выдает?

– Руки… уберите, – прошептала она, но не стала вырываться. – Я понимаю ваши чувства. И хочу помочь.

Андриан сделал шаг вперед и придавил ее к стене.

– Ни черта ты не понимаешь! Совсем не разбираешься в людях.

Лазурные радужки девушки заблестели. Феликс ахнул. Почему она не сопротивляется? Давно пора влепить парню затрещину.

– Андри…

– Тебе нравится, когда тобой управляют, нравится подчиняться, да? Я чувствую, что нравлюсь тебе, уже который день чувствую твое желание отдаться мне, несмотря на то, кем я являюсь. Кажется, тебя заводят такие психи, как я. – Андриан запустил пальцы в ее белые волосы. – А вот мне нет. Но дрянь, которая сидит в мозгах, все контролирует и вспыхивает, когда ей вздумается! Сводит меня с ума! Понимаешь? Нет! Не понимаешь!

Девушка съежилась и попыталась выбраться из-под него. Впрочем, он и не держал.

– Бесполезная трата времени, – прошипел Андриан, пнув кресло. – Есть лишь одно лекарство. Пока мысли забиты тем человеком, видения не отпустят мои мозги. Значит, я должен завершить начатое. Должен во всем разобраться. Пора избавиться от всего, что меня с ним связывает. Уничтожить то, что от него осталось.

– О ком вы говорите? – уточнила психолог, держась за телефон.

Парень одарил девушку ядовитой ухмылкой и громко захлопнул за собой дверь.

Глава 3. Марлин

Прежде чем осуждать кого-то, возьми его

обувь и пройди его путь, попробуй его слезы,

почувствуй его боль. Наткнись на каждый

камень, о который он споткнулся.

И только после этого говори ему,

что ты знаешь, как правильно жить.

Далай-лама XIV

– Будешь сидеть, пока мхом не обрастешь? – раздался звонкий голос за спиной.

Марлин отодрала лоб от стола. Казалось, что дерево срослось с кожей, иначе сложно объяснить, почему голова не желала подниматься, а веки оставались закрытыми. Сколько времени прошло? Пять минут назад за окном было солнце!

Она протяжно зевнула, чихнула из-за пыли и покрутилась на скрипящем стуле. Ужаснулась, заметив себя в отражении зеркального шкафа.

«Одуванчик-утопленник, – посетовала Марлин. Белые пряди растрепались, а тушь на ресницах обратилась в черные синяки. – Господи, видел бы меня Феликс… Жуть».

Протерев сонные глаза, она постаралась улыбнуться, ведь рядом качала головой Яра (на бронзовой шее воображаемая табличка «Не злить после семи вечера») – статная брюнетка с кудрями, вьющимися лозой винограда. Будить Марлин на работе уже стало ее вынужденной обязанностью.

– Да, да… заснула за историей болезни… опять, – вздохнула Марлин, шурша страницами, – и кто сказал, что, если заснуть над текстом, к человеку приходит озарение?

– Твоя шизофрения. Вставай! – Яра толкнула ее в плечо. – Полдня проспала. Думаешь, так просто тебя прикрывать? Зачем ты вообще здесь работаешь, твою мать?

– Потому что я хочу закончить интернатуру?

– Зачем?

– Странный вопрос, – вяло улыбнулась Марлин, прилипнув щекой к бумагам.

– Нет, странно – это когда человек с огромными деньгами и бизнесом сидит в больнице, чтобы стать врачом.

– Это не мои деньги.

– Твои, дурында, – фыркнула Яра, – теперь твои. И на фиг тебе не нужна эта больница. Живи в свое удовольствие.

Марлин поджала губы, заставляя себя промолчать, ведь она не понимала, как можно жить в свое удовольствие на деньги человека, которого больше нет. Яра не переживала о таких вещах. Она относилась к жизни куда проще, в отличие от нервной Марлин, переживающей о каждом сказанном слове.

Никого не обидеть…

Ни с кем не вступить в конфликт…

Не высовываться…

После того как ее чуть не отправили за решетку, Марлин спряталась от мира, но эта больница – единственное место, где она может отвлечься и увидеть благодарные лица людей. После всех тех косых взглядов… это ей необходимо. Одобрение.

Марлин лениво поднялась на ноги и просунула руки в белый кардиган, оторвала бежевую пуговицу – мерзавка стукнулась о паркет и укатилась под стол, – попыталась найти беглянку. Паутина… Грязь. И не одной пуговицы!

Поиски не дали результата. Зато раздался грохот. Марлин больно ударилась макушкой о столешницу. Выругалась. В кабинете пугающе темно, как здесь передвигаться? Кто все выключил? Свет излучала лишь настольная лампа над бесконечными бумагами, среди которых Марлин то и дело засыпала. А вот ночью – в уютной, теплой постели – она не могла уснуть до рассвета. Уже год.

Именно столько времени прошло со смерти ее жениха.

Марлин часами лежала под одеялом, уставившись в потолок. И не спала… вообще не спала. Лишь изучала хрустальные капли люстры, мерцающие в лунном свете.

И так – день за днем.

Яра шлепнула по спине, отчего Марлин окончательно проснулась и выползла из кабинета. Села в автомобиль и отправилась к самому важному человеку, а точнее: к тому, что от него осталось.

***

Плита из черного мрамора превосходила рост миниатюрной Марлин.

Феликс красовался на ней во все семьдесят два дюйма. Художник запечатлел его с той самой иронией во взгляде, по которой она до безумия скучала.

– Привет, Фел, – прошептала Марлин.

Огромная ива задрожала от свистящего ветра: она росла рядом с могилой Феликса и матери Марлин – Анны, которая ненавидела жениха дочери. Тот случай, когда кто-то ненавидит другого просто за то, что он существует. Ее мать была очень тяжелым человеком. Никто, кроме Анны, не смел давать ее дочери советы, поэтому Феликс стал для матери Марлин – соперником.

Теперь они оба покоятся рядом друг с другом в сырой земле…

Жутко уставшая Марлин легла на скамейку. Чуть прикрыла глаза… и до ушей донесся чей-то голос. Источник – за густыми кустами, заросшими клейкой паутиной. Марлин очнулась и осознала, что уже час спит на лавочке, подметая волосами землю.

Проклятье!

С ловкостью пингвина она потянулась. Упала. И разодрала локоть об асфальт. Бурча под нос, она еще раз бросила взгляд на кусты, но никого не увидела.

В следующий момент кто-то позади схватил ее за плечо, и она закричала.

***

За спиной раздался мужской тенор:

– Тише, тише, успокойтесь, господи! Зачем сразу драться?

– Вы кто такой?!

– Уж точно не маньяк, чтобы так визжать и сразу бить в нос, – проговорил он в ладонь, потирая место, куда прилетел кулак Марлин.

К счастью, его нос остался цел. По крайней мере, с виду. Марлин окинула незнакомца взглядом.

Черное пальто, коричневые ботинки и самые сочные зеленые глаза, которые доводилось видеть: будто свежая мята после дождя. Парень смотрел на нее с тенью легкой улыбки, хоть она и зарядила ему с размаху в нос. Его светло-русые пряди резвились в осеннем ветерке.

– Это же кладбище! Зачем подкрадываться?! Вы бы еще с ножом из-за спины выскочили! Чокнутый!

– Вы бьете всех, кто подходит к вам на кладбище?

– Нормальные люди здесь не подходят!

– А нормальные люди избивают других за то, что те к ним просто подошли?

– Вы схватили меня за плечо!

– Нет, я слегка дотронулся до вашего плеча, потому что вы лежали под лавочкой. Я думал, что вам нужна помощь.

– Я упала, ясно?

– А до этого вы спали на лавочке.

– Вы кто такой?

– Спите на лавочке, избиваете незнакомых людей…

– Идите, куда шли, а?

– Уже не помню, куда шел. От удара в голове все перемешалось. Наверное, пойду писать заявление о насильственных действиях в отношении моей персоны.

– Чего?

– Кажется, в двух километрах отсюда есть отделение полиции. Надеюсь, успею добраться, пока вы снова меня не побили.

– Вы издеваетесь? – взвизгнула Марлин, не понимая, шутит парень или нет.

По его лицу было не понять.

А если и правда пойдет?

– Шучу, – загадочно улыбнулся незнакомец и сел на скамью, небрежно закинув ногу на ногу.

Марлин плотнее укуталась в аквамариновый плащ.

– А вы боитесь и призраков, и людей? – странно спросил он.

– Я боюсь психов, исподтишка хватающих людей на кладбище! И я не приглашала вас сидеть со мной, идите, куда шли.

– Сюда и шел, – пожал плечами незнакомец. – Мы навещаем одну могилу.

– Чего? Вы дружили с моим женихом? Что-то я вас не помню.

– Мы не были друзьями, просто знакомые. Скорее враги.

– Тогда какого черта вы здесь людей пугаете?

Марлин заняла лавочку напротив, скрестив руки на груди.

Что-то странное таилось в лице парня, в его блестящих глазах… Она не понимала «что», но ее тянуло продолжать диалог. Незнакомец вел себя сдержанно. Тень улыбки не покидала губ, окруженных темно-русой щетиной.

– Иногда мы сами не можем понять причину своих поступков, не находите? Возможно, я жалею, что не был приветлив с ним при жизни, а может, хочу ощутить себя живым, смотря на старого знакомого, лежащего в земле, когда черви и жуки поедают его внутренности.

Марлин сморщила нос.

– Прекрасно. Вы определенно сумасшедший.

Черви, трупы… великолепные темы для разговора. На секунду Марлин показалось, что она сейчас вскочит и убежит.

– Имя моей очаровательной собеседницы?

– С чего мне называть свое имя? Вашего я не слышала.

Парень театрально хлопнул себя по груди.

– Где мои манеры? Андриан Вериго. Для вас – Андри.

– Марлин Торрес.

– Иностранка?

– Я родилась в России, но родители иностранцы. Точнее, были ими. Они получили гражданство и переехали сюда.

Андриан расплылся в улыбке. Глаза у него миндалевидной формы: узкие, хитрые.

– Каким он был? Ваш жених?

– Сильным.

Андриан засмеялся.

– Мог морду набить? Вы отличная пара.

– Он… не знаю. С ним я чувствовала себя в безопасности. Обманчивое чувство, да?

– Да, люди слабы перед смертью и… – парень запнулся, затем продолжил: – перед планами других.

– Хороший план: убить человека и свалить, – огрызнулась Марлин.

– Я хотел сказать, что никто не может быть уверен в завтрашнем дне. В другом человеке. От смерти никто не застрахован. И от падения на дно тоже. Раньше я думал, что пробиваю второе дно, а потом оказалось, что можно пробить и десятое.

Марлин отвернулась. Слова Андриана пусть и шаблонны, однако они растормошили что-то глубоко внутри, будто парень поковырялся в сердце ржавой вилкой.

Вот, снова она просыпается в холодном поту, уверенная, что Феликс рядом. И надеется, что еще спит. Или сама умерла. Лучше так, чем очередное утро рыдать у камина. Притворяться сильной. Вспоминать, как коллеги привели к Феликсу. В морг. Посмотреть на мужчину, которого она любила. Он лежал на железе. Бледный. Холодный. Подняв зеленое одеяло, она увидела, как в районе его груди зияет багровая дыра с кровью. И этот запах… смерти. Марлин умоляла следствие вернуть ей пулю. Ту самую. Проклятую. Этот кусок стали был ненавистен и почему-то жизненно необходим, когда она осматривала его, то смеялась, не веря в смерть жениха. Такая ничтожная дрянь не могла убить человека, который спас Марлин и любил.

– У меня от тебя голова разболелась, – фыркнула Марлин, шаркнула по мрамору ногами и подперла коленями подбородок.

– А я рад, что мы перешли на «ты».

Андриан снова хмыкнул и облокотился о темно-синие джинсы. Он то и дело поправлял русую челку. Марлин подумала, что ей нравится манера общения этого человека. Слишком нравится… Вокруг них сомкнулась в кольцо удивительная атмосфера непринужденности. Даже ветер затих за пределами этого кольца.

– Как ты познакомился с Фелом?

– Это важно?

Андриан зевнул и, обхватив рукой лавочку, лениво распластался.

– Ты сказал, что вы не ладили.

– И зачем же говорить о грустном? Поведай мне, как ты встретила Феликса. Истории о любви интереснее историй о ненависти.

– Мы познакомились в суде. – Она осеклась: – но это не твое дело.

– Но ты ведь начала, свет мой, а я весь внимание.

– Почему ты разговариваешь, как аристократ при царской России? И тебе не пора домой? Твоя девушка будет волноваться, где ты пропадаешь.

Парень вскинул бровь, и Марлин кивнула в сторону кольца на его руке. Андриан рассмеялся, снимая кольцо с безымянного пальца.

– Ах… нет. Я не женат, – он с размаху закинул украшение в кусты.

Послышалось звяканье о мрамор соседней могилы. Марлин выпучила глаза, не зная, как отреагировать, а парень продолжил:

– Маленькое недоразумение. Кольцо даже не золотое. Подделка. Нужно было притвориться мужем одной девушки. Но разве я похож на человека, у которого есть жена? – усмехнулся Андриан. – Я один. Девушки у меня никогда не было.

– Неужели? – саркастично хмыкнула Марлин. – Прям ни разу? Печально.

Парень вздернул голову к небу, рассматривая пролетающий самолет.

– Не в этом смысле, конечно… А если в этом, то всегда кажется, что чего-то не хватает.

– Меньше философствуй. И будет тебе счастье.

Парень загадочно улыбнулся. Поднялся, обошел цветник и подал руку.

– Выпьем кофе?

Марлин оценивающе оглядела нового знакомого. Длинные пальцы его оказались испачканы по бокам: чем-то зеленым и голубым. Краска? Он заборы окрашивает, что ли? Андриан сконфузился от внимательного взгляда, спрятал руки в карманы. Марлин невольно хихикнула.

– Я тебя едва знаю.

– В этом же и прелесть… м-м-м, кайф, точнее. Раз тебе претит разговаривать возвышенно-культурно. Извини, я заволновался и переиграл в кавалера. Я давно за тобой наблюдал здесь. Просто не решался подойти. В общем… Новый человек – новые впечатления. Разве мы, одинокие люди, куда-то торопимся? Пойдем.

– Ты серьезно? Флиртуешь с девушкой у могилы ее жениха?

Андриан почесал затылок.

– Я не флиртую, а пытаюсь увести грустную девушку от могилы, чтобы поговорить с ней в каком-нибудь другом месте. Менее пессимистичном. К тому же… ты меня ударила. Выпей со мной кофе, и я об этом забуду, а то так… осадочек останется.

Андриан взял Марлин под локоть, и она ощутила волны палящего жара, затем отметила, что Андриан выше почти на две головы. Вспомнила, как плакала перед матерью с вопросом: почему она родила ее коротышкой?

– Ладно. Уговорил. Я уже сто лет в кафе не была.

Андриан прав. Одиноким торопиться некуда, но Марлин так жить не хотела. Возможно, поэтому она взяла под опеку сироту из детского дома после смерти Феликса.

Одиночество толкает на странные поступки.

Марлин боялась остаться одна, но страх стал реальностью. С каждым днем появлялись новые фобии: теперь Марлин боялась темноты, поглощающей ночами, боялась закрытых дверей и пустых домов, ведь даже если закричать во весь голос… никто не услышит. Она одна.

Бывали дни, когда Марлин сидела на окне своей спальни, часами исступленно смотрела вдаль и курила. Хотя всего год назад – ненавидела запах дыма. Ей безумно хотелось жить дальше, но после смерти Феликса… жизнь потеряла смысл.

***

– Сколько тебе лет? – спросила Марлин.

Она грела ладони о чашку кофе. Пар разносил запах капучино с мускатным орехом. От кружки Андриана тянулся шлейф пряного кардамона. Они сидели в кофейне «Сицилия». Недалеко от дома Марлин.

– Какой неприличный вопрос, – покачал головой парень и игриво подмигнул. – Двадцать пять.

– А мне двадцать три, – задумалась Марлин.

Андриан снял пальто, и Марлин отметила, что парень прекрасно сложен и источает какой-то необъяснимый шарм, который так нравится девушкам. Его приподнятые плечи облегала черно-оливковая рубашка. Скулы, нос и подбородок – скульпторы бы назвали произведением искусства. Да что там! Он красив, как дьявол! И ей это не нравилось. Рядом с ним мозг отключался напрочь.

Часы показывали полдесятого вечера – стояли в углу: величественные, потертые, с литыми стеклами и массивным пыльным маятником.

Интересно, здесь всегда так пусто? Ни одного клиента. Марлин около часа не могла налюбоваться старинным английским стилем заведения. Однако – вместо голосов за соседними столами – раздавалось лишь почикивание стрелок на циферблате.

– Ты сказала, что вы с Феликсом познакомились в суде? – спросил Андриан.

Марлин кивнула и уткнулась в чашку с кофе, вдыхая аромат.

– Тебя судили за вторжение по ночам в мужские мысли?

Он обезоруживающе улыбнулся.

– За хранение наркотиков.

Андриан поперхнулся капучино.

Часы захрипели и пробили десять ударов.

– Я преступница, – продолжила она. – Веришь?

– Значит, все-таки надо было идти в полицию, да? – засмеялся он.

– Возможно, – хмыкнула Марлин. – У тебя кулон на шее?

– Тему переводишь? – Андриан достал из-под рубашки крест. – Подарок отца.

– А что…

– Вернемся к твоей преступной жизни, – осек Андриан. Марлин собралась открыть рот, но парень снова перебил, уже настойчиво: – Хочу услышать, как преступница обаяла сердце судьи.

– Сперва откровенничаешь ты. – Она потянулась за красной салфеткой. – С твоим отцом что-то случилось?

– Откуда такой вывод? – Андриан залпом выпил остаток кофе и опустил чашку.

– Когда ты сказал, что это подарок, у тебя верхние и нижние веки подтянулись к бровям, а взгляд резко соскользнул в пол. Так бывает, когда упоминаешь что-то печальное или… винишь себя. А еще ты чуть стол чашкой не пробил.

Андриан закинул руку на спинку кресла, потер верхнюю пуговицу рубашки – бедняжка держалась на хлипкой нитке.

– Кем ты работаешь?

– Я интерн в больнице, – протянула Марлин, мастеря оригами лисенка из салфетки. – Если ты о чтении языка тела, то это Феликс меня научил некоторым штукам. Я плохая ученица… но все же. А ты?

– Вольный художник, – подумав, произнес парень. – Когда-то занимался бизнесом.

– Вот как? Подаришь картину? С автографом. Так и подпиши: от парня с кладбища.

– Буду дарить хоть каждую неделю, если пообещаешь приезжать и лечить меня, когда захвораю. Ненавижу ходить по больницам.

Марлин рассмеялась. Ее пальцы зашуршали в кармане, нащупали черный фломастер для глаз. Прикусывая губу и размазывая зубами любимую малиновую помаду, она нарисовала два глаза и нос. Андриан с интересом наблюдал, пока Марлин не протянула готовое оригами.

– Это кот? – воскликнул он.

– Лисенок, – улыбнулась Марлин. – Не похоже?

Андриан не улыбнулся в ответ.

– Ну что ты, – он осмотрел оригами из красной салфетки и убрал творение в карман. – Вылитый.

– У тебя какие-то проблемы с котами? Почему такая…

К ним подоспел официант и процедил:

– Простите, но мы закрываемся.

На фоне Андриана парень выглядел корявым клопом.

– Разумеется, – она поманила нового друга к выходу.

Подол аквамаринового плаща Марлин взвился пиратским флагом, едва парочка ступила за порог. Сентябрь выдался холодным. Дождь выпускал залпы почти ежедневно. Мрак, промозглость и удары острого ветра – все это разгуливало на улице в поздний час.

Адриан взял Марлин под руку и зашагал по мощенной булыжником дорожке.

Его жесты слегка напрягали Марлин. Хоть ей и самой хотелось к нему прикасаться.

Разбухла, лопнула и разлилась темнота. Лишь провода искрились и потрескивали на мокрых столбах, а звезды опустились настолько низко, что протяни ладонь, и ужалит огнем.

– Так что случилось с твоим отцом?

Марлин почувствовала, как Андриан напрягся.

– Он никогда не был мне отцом, честно говоря. Они с матерью рано развелись, и я его толком не видел. Этот подарок отец вручил, когда я слюни пускал. В года два. А когда было четыре, семейной жизни родителей пришел конец.

– Он умер, да?

Марлин принюхалась. Запах духов с древесной нотой и пряностями струился от шеи и одежды Андриана. Парень пах как весенний лес.

– Пять лет назад. На мертвых не сердятся. Вот и решил достать его подарок.

– Моя мать и отец тоже недавно умерли, – посетовала Марлин.

Может, пригласить его к себе? Нет… нельзя так сразу. И что значит – сразу? О чем я думаю? О, какой красавчик мне на кладбище попался, заберу его домой. А нет… нельзя так сразу… завтра заберу. Господи, Марлин, ты вменяемая?

– Много смертей на одного человека за короткое время, – прошептал Андриан.

Парень оборвал сплетение их рук, и Марлин ощутила некое уныние, будто тепло выкачали насосом. Но Андриан той же рукой обнял ее и прижал к груди.

– Ты дрожишь. Теплее надо одеваться.

– Я… да, ты прав. – Марлин заметила, что со рта вылетает пар.

Но от мороза ли она дрожит?

Она стоит, упираясь ладонями в грудь едва знакомого парня, дышит ему в шею. Еще и бредет с ним по темным улицам. С каких пор она стала такой бесстрашной?

– Слушай, я… вызову такси.

– Ты же сказала, что идти десять минут. Я провожу. Но если хочешь, давай вызову. В такси я тебя тоже сопровожу, уж извини. Раз я тебя пригласил, то несу ответственность за твое возвращение домой в полной сохранности.

– Я…

– Неужели я такой пугающий? – улыбнулся он.

– Дело не в тебе. Впрочем… ты и правда подозрительная личность, которая шпионит за девушками на кладбище.

Он закатил глаза.

– Да не шпионил я. Просто тоже приходил к Феликсу, а ты там часто бываешь. Вот и натыкался на тебя.

– Ага, ага…

– Значит, я тебе не нравлюсь? – низким голосом спросил он и приблизился почти вплотную.

– В каком смысле?

– Ну… как человек.

– Как человек, значит?

– Угу.

Он поморгал. Будто и правда имел в виду простое общение.

– Ты… хороший парень. Наверное.

– Настолько хороший, что ты меня боишься?

– Я тебя не боюсь!

– Разве?

– Ты невозможен.

Марлин вздохнула и потянула Андриана следом, они вновь зашагали по тротуару.

– А теперь расскажи мне о проблемах с законом и о встрече с Феликсом. – Он чарующе улыбнулся. – Интересно же.

Отчего-то захотелось зашить рот иголкой кедровой сосны, высаженной справа от дороги. Только бы не рассказывать этому человеку о прошлых отношениях с мужчинами.

– Два года назад я встречалась с одним парнем… – Прошла четверть минуты, пока Марлин решала, что именно можно рассказывать. – Он спрятал у меня дома псилоцибин. Оказалось, что этот козел занимался сбытом наркотиков. Потом он что-то не поделил с наркоторговцами, и мою квартиру нагрянула обыскать полиция. Нашли эту мерзость.

– Его решили кинуть. Я понял. Он смылся, а ты попала на крючок.

Марлин закивала.

– Ты же девочка, – прошептал на ухо Андриан и взлохматил ее белые волосы.

– А у тебя есть сомнения?

– Неужели ты никогда не рылась в его вещах?

– Что? Нет… – Марлин втянула в легкие запах недавней грозы. – В общем, мне предъявили обвинения, а Феликс… он был моим судьей.

Они свернули за угол. Мимо изредка пролетали автомобили, шурша шинами и поблескивая фарами. Марлин не замечала ни дороги, ни свист ветра. Разум стремился вытолкнуть мысли, запахи и звуки, не связанные с Андрианом. При виде его лукового лица в голову приходили золотые идолы. Прекрасные эталонные статуи из музеев.

– Если бы не Феликс, я бы отсидела в тюрьме, – проронила Марлин и сглотнула ком в горле. – Я все отрицала. Говорила, что их мне подбросили, но не называла имени.

– И это меня ты назвала чокнутым?

– Я… – Марлин ощутила, как багровеет лицо. – Феликс говорил, что я слишком доверяю мужчинам, а еще, что у меня все эмоции на лице написаны. Вот меня и обманывают. Сам он был замкнут. Я завидовала. Его никто не мог обмануть.

– Нельзя верить людям.

– Тогда мне лучше не говорить и с тобой.

Ухмыльнувшись, Марлин попыталась отпрянуть, но Андриан прыснул и прижал ее крепче.

– Поздно. Уже познакомились. Продолжай.

Она почувствовала его ладонь на пояснице… слишком низко… до боли откровенно. Почему он такой теплый?

– Ну… вот и мне Феликс не поверил. Убедил признаться. Его тайными усилиями разузнали о моем бывшем парне. Я созналась и солгала, что мне угрожали.

– Ага. То есть, когда сняли обвинения, он позвал тебя на свидание? Вот Феликс… совратитель маленьких девочек.

Лицо Марлин вновь запылало от смущения.

– Когда с меня сняли обвинения, я хотела одного… поговорить с Феликсом. – Она сжала свободную руку в кулак. – Я выследила его после работы. И спросила: зачем? Зачем было мне помогать? Ведь не должен он был этого делать! С таким количеством доказательств Феликс мог просто вынести приговор и отправить меня за решетку, но он так не поступил.

– И что он ответил?

– То, что мне было необходимо услышать.

Марлин остановилась у ворот дома и выскользнула из объятий нового знакомого.

Улица оставалась пустынной. Тихо. Лишь стрекотание сверчков и звуки трассы за домами будоражили слух. Марлин посмотрела на Андриана, который стал подозрительно молчалив. Свет фонарей мерцал в мятных глазах, парень осматривался, словно ребенок, вернувшийся в родительский дом после долгих лет. Мысли его нырнули в неизведанные глубины Марианской впадины, предоставляя Марлин возможность извлечь их словами, но она – как ни старалась – не могла придумать, что бы сказать.

К глубокому облегчению Андриан нарушил тишину первым:

– Теперь я знаю, где ты живешь, – прошелестел он, изображая таинственный шепот. – Если не дашь телефон, буду караулить у двора.

– Так ты гопник?

– А?

– Хочешь отжать телефон.

Он нахмурился, после чего его губы медленно расплылись в улыбке.

– Язва, – хохотнул он. – Дай мне свой номер телефона… пожалуйста?

Марлин хихикнула и достала из кармана сотовый.

После обмена телефонными номерами Андриан с улыбкой склонил голову и поцеловал ее запястье. Марлин покрылась мурашками и поспешила домой. Шагая навстречу двери, обернулась. Парень провожал взглядом – да таким, будто он ее уже раздел, закончил прелюдию и намеревается распробовать.

Марлин захлопнула входную дверь, припала спиной к холодному металлу и медленно сползла на корточки. Отрывисто задышала. Она забыла, когда последний раз так долго общалась наедине с парнем. Стоит ли ему звонить?