– Все равно, хоть маленькое стеклышко в угол вставишь, все больше свету войдет. – Лиха беда начало!
Петр промолчал, но, видимо, он с этим был не согласен. Андрей ушел от сапожника все с тем же смутным чувством.
В сумерки, когда Андрей стоял у двора, он заметил, как по дороге шло несколько девушек, и вдруг навстречу им вышел Петр и остановил их. Пошло зубоскальство, смех. Вдруг рявкнула гармоника, и вся компания повернула назад и пошла на тот конец деревни. Андрей долго стоял, думал, что девицы оторвутся наконец от Петра и придут к Луизе. Но с того конца продолжало доноситься пение, и хор делался все разноголосей. Видимо, к нему прибавились и другие, вышедшие на улицу.
У двора появилась Луиза; она вышла налегке, с жакеткой внакидку. Увидав стоящего Андрея, Луиза спросила:
– Не видно, не идут девушки?
– Они и не придут…
– Почему?
– Их перебивает у тебя давешний твой гость.
– Какой гость?
– Марфушин брат Петр. Он обиделся на тебя и вот погляди, будет отбивать от тебя учениц.
– Неужели это правда, Андрей?
– Думается, что правда.
– Ой, как это печально. Неужто он такой нехороший человек?
– Человек-то он хороший, да нрав у него не совсем гожий, – криво усмехаясь, выговорил Андрей.
Луиза помолчала, постояла, постояла немного, повернулась и ушла в свою избу, а Андрей пошел домой.
IX
На другой день в обед к Стуловым пришла Луиза. Она была грустная, взволнованная и как будто чем обиженная. Это бросилось в глаза всем, и Татьяна спросила:
– Что с тобой сделалось?
– Со мной ничего, а вот только я на неприятности нарвалась. Никак я такой неприятности не ожидала.
И Луиза стала рассказывать, что сегодня к ней не пришли Марфуша. До сего время она приходила вовремя, усердно работала, что ей давали, была очень довольна – и вдруг сегодня не пришла. Отпустив девушек на обед, Луиза решила сходить к Смолиным и самой узнать, почему девочка осталась дома. И вот посещение дома богача так на нее подействовало.
– Ой, не хорошо! – воскликнула Луиза и закрыла лицо руками. – Никак я этого не ожидала. Я думала: богатые люди – больше светлые люди, а они так же темны, как бедняки, а то и хуже. Сам хозяин грубый, хозяйка грубая, а парень этот сидит за столом, и у него глаза горят, как у волка. А Марфуша, как я вошла, отвернулась и спряталась. Я спросила их, отчего сегодня Марфуша не пришла, а хозяин говорит: она у тебя ничего хорошего не нашла. Я говорю, что же ей нужно. Обучаю я тому, что всем полезно, а он говорит: а нам это ни к чему. Мы, говорит, что ты учишь делать, все купить можем. Я сказала, что купленное не прочно. Так что ж, говорит хозяин, не прочно – скорей сносится, а на ее место свежее заведешь, все с обновой. Да еще, говорит, ты нехорошо заводишь: учить учишь, да людей мутишь. Какие там еще чтения заводишь? Твоих книжек-то начитались да нашего Петра на смех подняли. До тебя над нами никто не насмешничал, а от тебя стали насмешничать. Я, говорит, на тебя в волость могу подать.
– Да неужели ж так и сказал? – всполохнулась Татьяна.
– Так и сказал. Девчонки, говорит, к себе не жди, и платить за ее науку ничего не будем – потому не стоит.
– У него хватит совести и на это, – проговорил Мартын. – Чванный мужик. Любит, чтобы во всем его верх был.
– Но чем я виновата? Дочери его я желала добра. Она даже заплакала сейчас, как слова отца услыхала. Сына его я не знала. Разве я знала, что он на Митрофанушку похож?
– Они это от непонятия, – стараясь успокоить Луизу, проговорил Андрей.
– Нет, они понимают. Это они оттого, что дурные люди. У вас кто сильный, тот и дурной. Нужно от вас сниматься да ехать в другое место…
– Что ты, бог с тобой! – испугалась Татьяна.
Андрей сразу побледнел, а у Наташки вдруг потемнели глаза стали заволакиваться слезами.
– Ну, всякое лыко нельзя ставить в строку, – успокаивающе сказал Мартын. – На всякий роток не накинешь платок.
– Зачем же они так поступают?
– Настолько совести хватает. Только не все люди равны. Одни такие, другие и другие…
– А в других ни зла, ни добра… обидят тебя, и никто не заступится.
Луиза разволновалась, встала и пошла вон из избы. Хозяева остались подавленные, невеселые.
– А ну, как он, правда, в волостное подаст? – высказала свое опасение Татьяна.
– Ну, вот еще! – уверенно выговорил Мартын. – С какими глазами-то? Будет того, что поговорит.
– В волостное подать он не имеет права, – убежденно проговорил Андрей. – Чем она виновата? Что она, окромя хорошего, кому что сделала? Она нас на прямую дорогу выводит, мозги всем протирает, а тут какой-то самодур не знамо что говорит. Это совсем без совести!
– Знамо так, – согласилась Татьяна и, вздохнувши, добавила: – А ну, как они, правда, из нашей деревни уедут?
– Что ж, уедут и уедут. Не привязанные, – равнодушно выговорил Мартын.
Наташка быстро вскочила с места и убежала в чулан.
И Андрей поднялся и стал надевать полушубок.
– Ты куда? – спросил Мартын.
– Так, – не своим голосом ответил Андрей и вышел.
– Сохрани это бог, если они уедут. У нас у одних что пойдет! – вздохнувши, выговорила Татьяна.
Мартын задумчиво молчал. Ему, видно, что-то пришло в голову, и он соображал.
Татьяна поглядела на него и, помолчав, – промолвила:
– Если попытать их под свое крыло взять?
– Как?
– А как следует, честным манером. Не миновать парню жениться: вот ему и невеста.
– А она ему пара?
– А чем не пара? Девка парню всегда пара, а хорошая девка тем паче.
– Не нашей природы-то она.
– Природа не важно, было бы согласье. А то будут жить-поживать да добра наживать.
– Чего с такой не жить, – согласился Мартын.
И, подумавши, опять проговорил: – Что ж, можно закинуть слово. Какие речи услышим от них?..
– Вот сберусь с духом, схожу…
X
Ни собралась с духом Татьяна не сразу. Выпустила она слово легко, но начать, что задумала она, – вышло тяжело. У ней как-то прошла смелость. А в самом деле, подходящее ли это дело? Про Андрея она чутьем понимала, что для него в Луизе все, а для девушки будет ли в этом какой выход? Все-таки их семья серая, мужицкая. Все у них просто, не так, как они привыкли. Придется переиначивать уклад. И чем дальше, тем больше пропадала в ней уверенность в удачном окончании того, что она задумала. И у бабы меньше становилось смелости.
Но развязывать узел было надо. Андрей вернулся угрюмый. Ни слова не говоря, лег на коник, отвернулся к стене. У матери сжалось сердце, и она решила пойти к латышкам и завести разговор.
И только начало смеркаться, Татьяна тихонько перекрестилась и пошла к беженкам. Она шла с трепещущим сердцем. И когда вошла в избу, у ней немного отлегло в груди. В избе стоял сумрак. Беженки еще не зажигали огня. Они молча коротали время. Анна сидела на печи, а Луиза лежала на конике. Татьяна усиленно веселым голосом проговорила:
– И вы сумерничаете. И у вас ничего не делают. А я пришла к вам было скуку разогнать.
– У нас тоже много скуки, – проговорила Анна, но осталась сидеть, как сидела.
– А вам чего скучать была нужда?
– Все беды. И дома беды, и здесь не радость. Какая может быть радость? Ведь только подумаешь…
– А вы не думайте. От дум, говорят, сердце сохнет… Вы вот лучше послушайте, что я вам скажу…
Татьяна села на лавку, и хоть последние слова она выпустила свободно, но в груди у нее как-то похолодело. Говорить дальше нужны были большие усилия. Но она все-таки силы нашла и продолжала:
– Мои мужики, как узнали, что с Луизой плохо торговцы обошлись, очень обиделись. И вас стало жалко, и на тех злоба. Правда, когда худой человек захочет кому зло сделать, он сделает. Особливо таким, у кого поблизости твердой заступы нет.
Татьяна почувствовала, что она подошла к тому, когда можно сказать самое главное, и ее опять взял какой-то страх, и она опять сделала усилие и решила скорей высказать то, зачем она пришла.
– Вам нужна хорошая заступа. Зачем вам жить на бобыльском положении? Полезайте-ка вы под крепкое крыло. Мы вот что надумали: пусть-ка Луизушка выходит за нашего Андрея. Повенчаются они, и уж тогда никто к вам подступа не сделает. Будут, с нами со всеми, в чем нужно, считаться.
Татьяна высказала эти слова и вдруг почувствовала большое облегчение. Она даже глаза закрыла от радости, что свалила с себя эту обузу. Ей сразу стало много спокойнее, и она легко могла ждать, что ей скажут на ее слова.
Первое, что увидала Татьяна, это то, что Луиза сейчас же поднялась с изголовья и, выпрямившись, осталась сидеть в своем углу. Шевельнулась на печке и Анна, но сразу никто ничего не сказал. Татьяна ждала, кто первый из них отзовется на ее слова, но они почему-то ничего не говорили. Тогда Татьяна опять развязала язык:
– Аль я не к месту эти слова выпустила? Тогда не обессудьте, коль вам это не во нрав. Мы от простоты сердца. Вы, мы думаем, вы люди хорошие, породниться с вами за честь… Опять Луизушка нашему парню по душе пришлась, вот мы и отважились.
– Нет, нет, нам это не обидно, – поспешила успокоить Татьяну Анна и соскользнула с печки. – Только все это скоро, неожиданно. У нас такое время, такой год. Сколько бед перенесли! И вдруг девушка замуж… Нам в голову не приходило. Надо об этом подумать хорошенько.