Read the book: «Лишнее счастье. Избранные стихотворения»

Font:

ISBN 978-5-4490-0354-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предисловие

О мои дорогие читатели! Чтобы понимать истинную поэзию, нужно быть внешне мудрецом, духовно – богачом, а в глубине души – немного ребёнком. Как же следует благодарить того человека, который мгновенно делает вас такими? Лёгкими весёлыми фразами он открывает запертый на множество психологических замков ящичек подсознания, чтобы позволить всем читающим взглянуть на мир его глазами, а через это – глазами его персонажей. Он – поэт, повелитель духовных жизней, мастер настроений и создатель миров. Какой же награды заслуживает поэт, способный огранить слова, высветить их суть, связать в изысканное ожерелье мысли – и преподнести нам с вами новое понимание мира? Не придумано ещё человечеством более достойной награды ему, чем уважение читателей и их интерес.

Собственно говоря, на этом можно бы и остановиться: самое главное о моём мнении по поводу стихотворений Сергея Черепанова я уже высказал. Наверное, он и сам поступил бы так же – остановился бы, чтобы сменить тему. Ему чужды всякая поза и рисовка, а в наши дни, в трудные послесоветские воинственные времена скромность приравнивается к безвестности, а искренность – к слабости. Возможно, поэтому читающая публика знает Черепанова меньше, чем он того заслуживает. И хотя он – член Межрегионального союза писателей Украины, автор нескольких книг, поэт, прозаик, публицист, член редакционной коллегии журнала «Радуга», лауреат международных литературных премий, дипломант Набоковского клуба, предприниматель, доцент, кандидат экономических наук (эти регалии я из Интернета взял), все его прежние достижения блекнут и рассеиваются, когда читатель остаётся наедине со страницей книги. На странице – стихи. И либо они возьмут читателя за душу, либо нет. И если возьмут – славно!.. но кто же в этот миг о прошлом вспомнит? И если не возьмут – жаль!.. но кому же тогда прошлые заслуги помогут? Чувство юмора позволяет автору веселить других, не становясь смешным, а разумная сдержанность и тактичность учат говорить о всеобщей боли без надрыва. И всё же: о боли – говорить! О счастье – говорить! О смешном – говорить! О запомнившемся – говорить, и память – хранить, даже самую раннюю. И говорить откровенно и правдиво, без всякой позы и рисовки, хотя искренность в наши дни приравнивается к слабости – впрочем, это я уже сказал.

Так вот, если почему-то вдруг, случайно, стихи Сергея Черепанова сразу не схватят вас за самую душу, как схватили меня, и если, прочитав хотя бы пяток страниц, вы ни разу не улыбнётесь и трижды не задумаетесь – значит, у вас просто выдался трудный и неудачный день. Повторите попытку назавтра. Ручаюсь вам – душевные открытия и поэтические вершины, открывающиеся в этой книге, дорогого стоят.

Сергей Черепанов – поэт удивительный. Могучее чувство стиля и острейший литературный слух позволяют ему создавать запоминающиеся образы, не применяя ни помпезного антуража, ни искусственных красивостей. Иногда возникает ощущение, будто окружающие люди говорят и думают стихами Черепанова, сами не подозревая об этом. И в качестве награды за способность прочитать чужую мысль у поэта возникает лишь обязанность эту чужую мысль записать.

Да, и для лучшего понимания этой книги нелишне будет отметить, что Сергей Черепанов живёт и работает в Киеве, в столице Украины, – великом, многогранном и своеобразном городе, который некоторым удавалось захватить, но никому ещё не удавалось полностью подчинить. Украина переживает трудные времена, но пока жив Черепанов и такие, как он… Вот именно: пока жив Черепанов и такие, как он!

Андрей Зоилов, литературный критик

Поэзия путешествий

О.

Остров – часть суши, со всех сторон окруженная приключениями
Детская энциклопедия

Завет принимая буквально,
Лечу на какой-нибудь о.
О с точечкой – звук не печальный,
Восторженный звук – изначальный:
И Бог,
И Любовь,
И Добро!

Тайна—О—Пасхи

Хейердал
убеждал
наповал.
Потому я и вещи собрал.
Тур манил,
Тур манил,
Тур манил.
Потому и билет я купил.
И добрался – взобрался – расправил – взлетел.
И поплыл…
И, как голубь,
об этом
запел.

– Да, да! – киваю в ответ. – То есть нет!
– Тайна любит неясности.
– И неточности.
– И восточности.
– И отточия…
– Туман, мираж, белые ночи…
– Ещё не зашло, а уже светает…
– А вам случалось в Китае?..
– Случалось!
– А вы на Тибете?..
– И я…
– «Тарелки», йети…
– И я!
– Ожидание чуда…
– И я!
– Атлантида, Бермуды…
– И-а! И-а!
– А пермская зона морочила?
…(многоточие)
– Четырехпалость у Виракочи
Кто, думаешь, подсказал?
– Хейердал?
– Не тот ли, кто сам – четырехпал!
– О, да! – киваю в ответ, – с малых лет.
– То есть – да? Или нет…

«Здесь камень так близок…»

Здесь камень так близок…
Так хрупок и тонок
Застывшего времени слой…
Чу? – ропот ли,
Шёпот ли,
Гул монотонный,
Невнятный, густой,
Настойчивый шум неолита
Из швов отшлифованных плит,
Подогнанных так, что меж «нео» и «лито»
Иголки не всунешь,
Молитва, молитва
Сочится, звучит, не молчит…

Бывало во сне, а бывало – спросонок,
Гу-гу и шу-шу из глубинных потёмок —
Чу? – точится – там, за стеной
Базарят-вокзалят, и плачет ребёнок,
Голыш, валунёнок, скалёнок, лавёнок,
Не деда ли Као внучок-осыпёнок?
А может, и сам он…
Постой…
Да вот же
В тени эвкалипта
Свернулся в комочек, лежит…
Молитва, молитва, молитва
Звучит, не молчит…

И я поклонюсь и присяду,
Прикрою глаза и прильну.
И чувствую сердцем – душа его рада.
И слышу:
«Да ты ль это, милое чадо?
А ну, покажись-ка? А ну?!

Удачливых встретишь нечасто.
Я вижу – доволен судьбой.
Веселая пташечка вольного счастья
Кружит над твоей головой.
Ты жив! Ты – живой!
Для чего же «Осанну!»
Поёшь
и зовёшь непрестанно
Бессменно Несущего Крест?
Скажи, разве мало тебе океана?
И острова нашего – чем не Буяна?
И неба, и неба окрест?

Давай-ка, дружок, подымайся.
Успеешь о горнем, поди…
Как ласково солнышко осенью майской!..
А хочешь – да ты, если что, не стесняйся —
Поешь, посиди, отдохни…

Тебя, голубок, не неволю
Шептания слушать мои…»

Разбросаны камни по дикому полю.
И ветер,
и шелест,
и шёпот прибоя…

– Я слушаю, Рапа-Нуи…

«Иду напрямик, напрямик, напрямик…»

Иду напрямик, напрямик, напрямик.
Иду по камням, по камням.
И если ты спросишь меня напрямик —
Ответа не дам я, не дам!

Не дам, потому что камнями земля
Меня приковала. Поля-не-поля…
Сплошь камни-да-камни, конца не видать,
И глаз не поднять, не поднять.

Но дай мне мечту – после тяжких трудов,
На склоне моих каменистых годов —
Окликни! Окликни! Я сдохнуть готов!
Улыбки Твоей не боюсь.
Окликни! И я оглянусь!

«Близость тайны нераскрытой…»

Близость тайны нераскрытой
Слаще всех раскрытых тайн.
Не раскрыта – не убита,
Не убита – не забыта,
– Милая, не улетай!
Погоди, моя жар-птица,
Нам ещё не рассвело!
Подари, моя жар-птица,
На прощание перо.
Чтобы светом поделиться
Чтобы следом устремиться…
Ни за что! – сказала птица, —
Нет и нет и нет и нет!
Только мниться, только сниться,
И в глазах твоих – лучиться…
Только вера, только свет.

Гроза

Где пальцы срубленные вязов
И вздыбленные тополя,
Вдали от света и жилья,
Где я за свой тревожусь разум,

Гроза натянута, гроза
В каталептическом припадке.
Сквозь рваных туч густые прядки
Луны белковые глаза.

Очнется стоном великанным,
Слезой обильно изойдет,
И воздух яблочный стаканом,
Захлёбываясь, жадно пьёт.

Коста-Рика

Пахнет пальма пожухлым листом,
Будто осени поздней истома.
Пляж направо. Отель «Ла Палома»
Дружелюбно виляет хвостом
За собачкой трусит старичок.
Мне привязанность эта знакома.
– Не в приюте же бедного Лома
Оставлять, да и он нипочем…
Мы с женой разделились: кота,
И машину, и ранчо впридачу…
Мне же – Лом. Серенада хвоста
В нашем возрасте кое-что значит…
Пахнет пальма пожухлым листом
Будто осень ей тоже знакома,
Пляж направо. Отель «Ла Палома»
Дружелюбно виляет хвостом.

Вулкан Ареналь

Ареналь прощается со мною.
Закурил и смотрит вдаль.
До чего же хороши порою
Мужики. И я от вас не скрою —
Славный мачо этот Ареналь.
Он стоит могучий и роскошный.
А на что мы, в сущности, ему?
Много ль вы о комарах и мошках?..
Мне ж подчас и люди ни к чему…
– Ареналь… Пустое… Я ж не дама,
Чтоб по мне выказывать печаль.
Помнится, красотка Фудзияма…
Расставанье, вздохи, слезы – драма.
Чтож, бывало… Бросьте, Ареналь.
Но стоит роскошный и могучий
Родич океанов и морей,
Добавляя облакам и тучам
Из печальной трубочки своей.

Посох

Мне посох тот не позабыть —
Бамбучный. То, что надо!
Мне удалось его добыть
В чащобе Корковадо.
Нет, я его не подрезал,
Хотя мачете в ножнах, —
Он на тропе моей лежал,
Он поджидал, он встречи ждал,
Вибрируя тревожно.
Бамбучный, звонкий, как душа,
Идущая тропою,
Он пел, и молк, и не дышал —
Наверное, воображал
Органною трубою.

Конечно! Я ведь сам орган!
И мне звучать – отрада…
Но он припал к моим ногам,
К моим глазам, к моим рукам,
И плакал – верь, я не предам! —
Возьми меня – и «аз воздам»
Чащобам Корковадо!
Бери, бери меня скорей,
Я сдам – и пауков и змей,
Кошмар небес и мрак морей,
И прочий страх Господень —
И лучше всяких егерей —
Я сдам – и мирру, и елей,
И сень лесов,
И ширь полей,
И испечённую в золе
Картоху,
И вишневый клей,
И щебет на восходе!
Пешком? – Пешком!
Ползком? – Легко!
Приплясывая? Кувырком?
В дугу? – Могу!
Верхом? – Иду!
И из ночного… в поводу…
И отражением в пруду…
А хочешь – птицей-тройкой?..
Он дул, он пел, в дуду, в трубу:
– Всю нутрь, все тайны, все табу!
Предам – тебе, и только…

Я не поднять его не мог —
Бамбучного Иуду…
И он повлёк меня, повлёк
К спасению и чуду.

«Достойный посох отыскать непросто…»

Достойный посох отыскать непросто.
К примеру вот: «Товарищ генерал».
И вид, и форма, и как раз по росту!
А как по мне – не тот материал.

У «Тайской девушки» изящная герлыга.
Бамбучья легкость, ласка, чистота.
А всё же, брат, когда мозги, что фига,
То и душа – убога и пуста.

Есть посохи, как положил в десятку,
Как верный друг средь барсов и лавин…
Я с ним прошел Калимантан и Вятку,
А вот забыл у входа в магазин.

Такие – редкость… Помню «Моисея».
Он вёл меня к созвездью моему.
Под именем настырного еврея
Учил он верить всем и никому.

Такие – случай, результат везенья.
Таких – и не купить, и не достать.
По всем законам посохотворенья
Посредством них нисходит благодать.

Ищи же свой! Зовущий благодатно
В далёкие и чудные края,
Висящий не как сабля надкроватно,
Не как ружьё, а как судьба твоя.

Костел в Мае¹

Какой простой католицизм! —
Ни окон, ни дверей.
Входи, кто думает «за жизнь» —
Хоть русский, хоть еврей.

Стропила да гипсокартон.
А в центре – крест простой.
Не нужен ни орган, ни звон…
И пастор выходной…

Ах, боже ж мой – небесный хор
На веточках сидит.
И храм, и весь церковный двор
Щебечет, верещит.
Рулады, трели, фирлюлю —
Божественность сама!
Нет, братцы, я не повторю,
Так, мабуть, янголы в раю
Спивають задарма.

И нам не надо до весны
Любовь свою копить.
Не лучше ль птичек завести
И радость жизни пить!

Чудесный хор, небесный хор
Секунды не молчит.
И сердца пламенный мотор
С звездою говорит.

Китай

Пекин—Шанхай—Лоян—Сиань—Пекин.
Неровный круг любви.
Путь мудрости и детства.
Пять городов – теперь моё наследство.

Мао

По желтой Янцзы я за Вами плыву, поражаясь.
В небе «Илов» и «Ту» не видать – «Аэробусы», «Боинги».
Небоскребы, как «горы стоят вдалеке».
Крокодилов повывели здесь со времен цзаофаней.
Плывём хорошо.
– Послушайте, Мао!
Не слышит.
– Послушайте!
Мао плывёт.
– Я…
Не слышит. Ему ленинизм мелковат.
Как когда-то и нам маоизм:
«Если враг наступает, – смеялись, – мы отступаем.» (Смеялись.)
– Послушайте, Мао, Небесный Дракон, экспонат мавзолейный!
Я прошу Вас, пожалуйста, не отвечайте, ни откуда плывем, ни куда!
Ни секретов, ни планов, ни целей!
Одно только – как мой народ, мой китайский народ полюбить?
Научите!
Иначе – зачем Вы плывёте за мной по Днепру?

Цунами

24 декабря 2004 цунами унесло
более миллиона жизней

1

Сколько ж, выходит, промчалось над нами?
«Добрая» сотня цейлонских цунами.
Чёрная…
Каждая – по миллиону.
Ну-ка, жиды, становитесь в колонну!
Следом – кацапы, хохлы, татарва…
Что нам цунами, коль память жива…

2

Йогин Свами – на улицах, в храме:
– Большая волна! Большая волна!
Он не знал слова такого – «цунами»…
Но ведал – идёт
Волна – сатана…
Стена
Такого большого плача.
Стена – война!
– Господи!
Ей ничего не значит!
Зачем она?
Зачем Тебе чистые души
Твоих рыбарей – моих рыбарей?
Зачем Ты простенький рай разрушил?
И сыновей, и дочерей
Забрал у Нишанты, оставив Нишанту…
Господи! Разве не Ты говорил?
Разве Тебе Нишанту не жалко?
Господи Иисусе? Дева Мария?..