Икар

Глава 8. Икар и восьмой апостол

Армия моих сторонников, думал Икар, не успев собраться, стремительно сокращалась. Желающих отправиться в незабываемое путешествие к Солнцу не находилось, но верующий в собственную правоту молодой искатель истины не унывал. Он бодро шагал по улице, украшенной невиданных размеров гирляндой из кустов мальвы, с редкими вкраплениями молодых каштанов и пихтовых свечек, раздававших прохожим волшебные ароматы собственного парфюма просто так, и улыбка на его лице сияла всеми оттенками превосходных эмоций абсолютно счастливого человека.

Встреча с Поэтом не принесла нужного результата, хотя каков он, нужный результат Здесь и Сейчас, вопрос весьма и весьма спорный. Занятый подобными мыслями, Икар незаметно сам для себя ускорил шаг и, двигаясь таким манером, то есть быстро и ничего не замечая вокруг, налетел со всего маха на человека в черном одеянии. Слава Богу, столь неожиданная встреча обошлась без критических последствий благодаря внушительной комплекции незнакомца.

– Осторожно, сын мой, так вы можете покалечить служителя церкви, а это, уж поверьте, занятие скверное и недостойное верующего, надеюсь, коим вы и являетесь.

«Я вознамерился снести саму церковь», – подумал Икар, но вслух извинился за невнимательность, не столько как верующий, сколько как вежливый человек: – Простите, Святой Отец, я так торопился, что не заметил вас.

Священник, обладатель маленьких хитрых глаз и пухлых щек, отчего здорово смахивал на хомяка, полностью удовлетворенный извинениями, собрался двинуться дальше, но, сам не понимая почему, спросил у юноши:

– Какое же дело заставляет вас перемещаться столь безрассудно?

– Я спешу на Солнце, – просто сказал молодой человек и улыбнулся. – Я Икар.

Приход у пастора был немаленький; люди разных сословий, возрастов и умственных возможностей. Не наделал бы глупостей, идиот, подумалось Священнику, надо бы его приостановить, и он, придержав Икара за рукав, успокаивающим тоном предложил:

– Не хотите ли, молодой человек, перед столь дальним путешествием исповедаться?

– С удовольствием, – неожиданно быстро согласился юноша, и удивленный пастор указал рукой в сторону собора, возвышающегося над густо разросшимися каштанами, взявшими «в круг» обитель Господа.

Священник маленьким медным ключом открыл пропахшие ладаном двери притвора, и они вошли внутрь, храм был пуст. Они следовали через главный неф в южный трансепт, где и приютился конфессионал, гулкие шаги их, отражаясь от стен капельной колоннады, создавали эффект присутствия потусторонних существ, перешептывающихся, подглядывающих, внимающих и… осуждающих. Икару стало не по себе, но привычный к подобной обстановке пастор, скрипнув резной дверцей, облегченно плюхнулся на стул внутри исповедальни и преспокойно спросил:

– В чем грех твой, сын мой?

Икар подошел вплотную к решетке, неровное дыхание его выдавало тревогу и беспокойство:

– Г-грех мой, – заикаясь начал он, – в том, что я не нахожу греха в своем желании отправиться на Солнце.

За решеткой конфессионала поперхнулись:

– То, что не видишь в себе греха, есть гордыня, а это – великий грех.

Храм погрузился в тишину, более приличествующую склепу, нежели Дому Господню. Икар размышлял над словами Священника, а тот, в свою очередь, тихо злорадствовал, пусть этот ненормальный переваривает слово Истины, глядишь, одумается.

Узкое окно, собранное из разноцветных стекол в мозаику, неохотно пропускало видоизмененный свет внутрь, бросая к ногам Икара сине-бурые пятна.

– Но я думаю, святой отец, – начал было юноша, обдавая жарким дыханием резную перегородку исповедальни, но пастор резко перебил его:

– Не ищи, сын мой, солнца на Солнце, ищи солнце на Земле.

Сделанное усиление голосом на последнем слоге, запрыгало эхом по храму – е… е… е…

– Да разве такое возможно, святой отец? – изумился Икар, дослушав последние «е, е», сгинувшие за иконостасом, в дальних приделах пресвитерия.

– Всякое «не может быть» есть плод твоего разума, – нравоучительно заметил пастор, – запертого от света, но Господь Бог дал человеку ключи, заповеди. Приложи их к тайне своей жизни и обретешь Солнце на Земле.

Теперь Икар догадался, куда клонит Священник, и парировал его выпад:

– Может быть, на Солнце имеются свои, Солнечные Заповеди?

Пастор хмыкнул и вытер вспотевший лоб шелковым платочком:

– Интересно, сын мой, было бы ознакомиться с таковыми. Тебе, случайно, не ведомы они?

При этом служитель церкви подумал, что фантазер-недоумок, вопреки его ожиданиям, продолжал настаивать на собственной глупости.

– Отчего же, пожалуйста. – Икар почесал затылок и радостно выдал: – Вместо «Не воссоздай себе кумира» – «Не возомни себя кумиром».

«Хват, хоть и придурок», – чертыхнулся про себя пастор, поправляя воротничок сутаны:

– Тянет тебя, Икар, все-таки на гордыню. Но предположим, заметь, я настаиваю на «предположим», солнечные люди существуют, и поскольку они располагаются ближе к Богу, нежели мы, земляне, то имеют, конечно же, иные заповеди, но первая должна быть нерушима везде. Как же ты проинтерпретируешь ее иначе, по-солнечному?

– Ты есмь только часть Бога, – не задумываясь, отчеканил юноша и подивился сам себе.

– Это богохульство, сын мой, – сердито заметил пастор, – и лучше нам прекратить разговор.

– Святой отец, – возбудился Икар, чувствуя прилив сил и страстное желание продолжать беседу. – Вас страшат мои слова или сама возможность услышать их еще раз, на Солнце, куда я вас и приглашаю, практически в гости к Богу?

– Не произноси имени Господа без надобности – вот мой ответ на твои придумки, – парировал Священник, покрасневший до состояния человека, измученного многодневным запором. Икар, абсолютно спокойно, намеренно понижая градус диалога, произнес:

– Это земной ответ, ваша Светлость, на Солнце же, думается мне, соответствующая заповедь прозвучала бы так – Собственной тенью не ослабить Свет, но еще более оттенить себя.

– Об этом же и сказано в Писании, – уже спокойно возразил Священник, – но иными словами.

– Только не указано, почему, – вставил Икар, пытаясь через перфорацию разглядеть собеседника.

Тот ответил на замечание исповедующегося праведным гневом:

– Икар, не смей подтачивать Древо Веры лукавым червем.

Юноша хохотнул:

– Мне не требуется извивающееся тело рептилии или зубы лохматого бобра, я ищу крылья орла, что унесут меня к Солнцу, и я обрету их, с вами или без, но лучше с вами, святой отец.

Священник, пораженный таким напором психа-одиночки, воскликнул:

– Зачем на Солнце пастор, не ведающий тамошних Заповедей?

– Ну, это дело поправимое, – по-свойски успокоил его Икар, – я вас сейчас научу. «Помни день субботний» на Солнце, вокруг коего вращается Земля, нет ни понедельников, ни вторников, ни суббот, но исключительно Сейчас, звучит следующим образом – «Забытое тобой Сейчас несет Пустоту».

Пастор поправил затекший на стуле зад и скептически заметил:

– Смахивает на пустословие и попахивает крамолой. Воздержись, говорю тебе еще раз, Икар, от продолжения лукавого мыслеблудия. Законы писаны не тобой, не тебе их и править.

Юноша облизал пересохшие губы, в храме становилось душно:

– Подозреваю, святой отец, что те Заповеди, о которых вы столь рьяно ратуете, переделывались не раз, и к занятию этому прибегал всяк, кому не лень, лишь бы сутана болталась на плечах, да крест на груди.

Разгневанный пастор привстал с седалища:

– Ежели солнечный разум устроен вот так, не желаю иметь ничего общего с тамошней паствой, да и с их солнечным пастырем, коли оный вовсе есть.

Икар, довольный реакцией собеседника, щелкнул пальцами:

– Святой отец, не ступили ли вы сейчас на скользкий путь лжесвидетельства? На Солнце, кстати, эта заповедь может трактоваться так – Не гаси волной своей вибрацию ближнего намеренно, помни – отсутствие Света есть Тьма.

Пастор резко поднял шторку, отделявшую беседующих друг от друга:

– Работы достопочтенного доктора Юнга известны мне, молодой человек, но применять его теории к духовности я бы не советовал.

После этих слов шторка с грохотом вернулась на место. Икар потер нос, чтобы не чихнуть от клубов пыли, озадаченный неоднозначной реакцией святого отца:

– Но ведь солнечные люди – это прежде всего энергии, а не телеса, присущие нам. Впрочем, и на Солнце, даже в отсутствие у аборигенов костей, обтянутых кожей и заполненных кровью сосудов, актуальна заповедь «Не убий», вот только в ином изложении, что-то вроде «Не погаси».

– Вы снова, молодой фрондер, втягиваете меня в спор о принципах суперпозиции, – пастор нервно поерзал на стуле. – Я не желаю, о чем говорил ранее, погружаться в него, как впрочем, и в тонкости солнечного бытия.

– Но позвольте, святой отец, – Икар постучал ногтем по шторке. – Вы, как яростный поборник церкви, просто обязаны пребывать на переднем крае философских баталий. Пожалуйста, вот вам более «удобный» закон – «Почитай родителей». Не станете же вы возражать против того, что солнечный человек есть дитя Бога в самом чистом виде, некий, еще не вкусивший Яблока, первозданный Адам. «Отвернувшись от Истока, окажешься перед Не-истоком» – вот вам вариант почитания родителя.

– Сын мой, – раздражаясь все больше, произнес Священник, – твоя настойчивость поражает, но я не физик и подобными точно-научными выкладками убедить меня отправиться в предлагаемое путешествие невозможно. Я до сих пор слушал речи твои безбожные по одной причине, во мне еще жива надежда переубедить тебя, уберечь от грехопадения, усмирить бесов, захвативших сознание и ослепивших очи вымышленным солнцем.

Икар, выработавший за время своего путешествия недюжинное терпение, преспокойно ответил оппоненту:

– Я готов покинуть вас, святой отец, но хотел бы сказать пару слов о той заповеди, нарушение коей вы частенько обсуждаете в этих фанерных стенах, о грехе прелюбодеяния.

– Ну-ка, ну-ка, – тут же, потирая вспотевшие ладони, взбодрился пастор, – ваши варианты, юноша.

Икар, не видимый Священнику, довольно улыбнулся:

– Тело света да не сольется с тем, что имеет чуждый ему Код Луча, иначе собственная ткань распадется.

– Что за код? – разочарованно выдохнул пастор. – Что за выдумки, сумасшедший фантазер?

– Код Луча – код резонирующей волны, составляющей «костяк» солнечного существа, – промурлыкал с озаряющей храм лучезарной улыбкой на устах Икар.

– Ты, сын мой, в своих грезах либо пересмотрел на светило, отчего мозги стали плавиться и теперь их следует остудить, либо Лукавый сверкнул в очи твои своим факелом, а для порядка, еще и ткнул им в загривок. Здесь выход один – торжествовал Священник, – всенощное моление и покаяние.

– Святой отец, – Икар сохранял полное спокойствие ума, свойственное уверенному в своей правоте человеку, – мы говорим о Солнце, иной материи, нежели земная твердь, а рассуждаете вы, оставаясь в привычной парадигме. Грезы же мои, как вы, Ваше Святейшество, изволили выразиться, приводят меня всего лишь к отличному от привычного восприятию одних и тех же законов.

«Не кради» на Земле – «Не кради» и на Солнце, но здесь речь о материях физического мира, а там – огненного, и посему, смею предположить, что написано будет так – «Не пере-воспламеняйся из чужого источника».

– И «Не приближайся к чужому Свету», вместо последней, – буркнул Священник, поддаваясь игре Икара.

– Приблизительно так, – миролюбиво согласился юноша.

– Сын мой, я не последую за тобой, ибо разум мой и вера не вмещают Новых Заповедей. На Солнце мне, обряженному в сутану, будет нестерпимо жарко читать проповеди, потому как придется метать не бисер, но стебли сухой травы, и не перед свиньями, а прямехонько в огонь.

Пастор распахнул калитку и вышел в зал:

– Я остаюсь здесь, на погрязшей во грехе Земле, с тем Словом, что призвано очистить ее, в том вижу свой Путь и не сверну с него, даже если появятся на спине крылья.

Икар поклонился Священнику и сказал в ответ:

– Принимаю с благодарностью это решение и прошу вас, святой отец, взять эту рыбу и зерно. – Он достал из кармана дары.

Пастор, казалось, не удивился подношению, даже такому странному:

– Я передам это нищим на ступенях храма. Зерно не накормит, но обнадежит, как покаяние, пусть и крохотное, после согрешения, а рыба утолит голод потребности, но возбудит жажду познания.

– Лучше и не скажешь, спасибо, святой отец, – воскликнул Икар растроганно, – с вашего позволения я сочту эти слова как благословение на Путь.

Глава 9. Икар и девятый апостол

Каменщик готов был завершить кладку арочной бойницы, замковый камень, обтесанный до нужной формы еще вчера, заждался торжественного акта своего уложения, именно так определял мастер сие действо, но на дне корыта не набиралось нужного количества раствора, и Каменщик с негодованием бросил внутрь черпак:

– Дьявол, как всегда.

Подмастерье, хлипкий рыжеволосый мальчуган, сжался от испуга, мастер был суров на язык и скор на руку.

– Дуй за известью, три… – он бросил взгляд на пустоту в кладке, а затем на мальца, – нет, пять пригоршней, и смотри, не перепутай, тащи гашеную.

Помощник, по-обезьяньи ловко скатился с лесов и в самом низу, уже на земле, крикнул, задрав рыжую башку вверх:

– А костной муки?

Каменщик оттопырил жилистый указательный палец, что означало одну пригоршню, и мальчик помчался за материалом. Еще не старый, крепкого телосложения, но уже успевший облысеть мужчина присел на доски подмостей и потянулся к кисету за табаком. Возводимая им башня располагалась с западной стороны замка, прямо на краю крутого обрыва, густо поросшего можжевельником и неизвестным ему колючим кустарником. Внизу сине-зеленой змейкой пробивала себе путь среди белых валунов узенькая речка, скорее даже, ручеек. Мастер поглядывал окрест, пуская желтые клубы дыма на поле, перемежающееся пятнами дубовых рощиц, насаживал табачные кольца на горную гряду и перемешивал причудливые облака на горизонте со струями собственных мутных потоков, процеженных сквозь полусгнившие зубы.

Прошло уже больше часа, а мелкий гаденыш не возвращался. Камень нужно поставить непременно сегодня, дабы завтра поутру можно было начинать новый венец.

– Поймаю, оторву ухо, – вслух произнес рассерженный Каменщик и, подумав, добавил: – Правое.

После чего кряхтя начал спускаться вниз. Последняя перекладина лестницы давно просилась в ремонт, он помнил о ней еще утром, но то было много часов назад, и вот теперь, оперев на беднягу все свое грузное тело, забывчивый Каменщик поймал ногой воздух. Земля встретила незадачливого «акробата» приветственной кочкой в копчик.

– Убью! – прорычал раненый мастер, обращаясь то ли к лестнице, то ли юному помощнику.

– А стоит ли? – услышал он насмешливый возглас и увидел протянутую руку: – Давайте помогу.

– Благодарю, – хмыкнул Каменщик, поднимаясь самостоятельно. – И кто же ты, спаситель?

– Икар, – ответил, как уже догадался читатель, с улыбкой на лице, молодой человек.

– Не знаю, куда ты направлялся, Икар, – продолжил ворчать Каменщик, – но тебе лучше продолжить свой путь.

– Мне бы хотелось сделать это вместе с тобой, – ответил Икар, стряхивая с кожаного фартука мастера приставшие к нему взъерошенные головки репейника.

– Если речь о ближайшем кабаке, тебе придется подождать, пока я закончу работу, – захохотал Каменщик, – во всех остальных случаях нам не по пути.

– Что за работа? – поинтересовался молодой человек с удивительно открытым и располагающим лицом.

– Я возвожу стену, – с гордостью доложил Каменщик и указал рукой на башню.

– Не кажется ли тебе эта работа, возводить стены между людьми, странной? – Икар задал вопрос совершенно серьезно, но Каменщик принял его за сарказм.

– Нет, – желваки его играли под загорелыми скулами, – я защищаю людей с помощью стен.

– От кого? – искренне удивился Икар.

– Как правило, – философски заметил мастер, разминая пальцы, – людей нужно защищать от людей.

– Только не там, куда я тебя приглашаю, – молодой человек указал в сторону заката. – На солнце.

Каменщик покачал головой и ухмыльнулся:

– Неужто надобно строить Город Солнца? Увольте, мил человек, я не поклонник радужных взглядов Кампанеллы, хоть они и не лишены очарования.

Икар отцепил последнюю колючую головку репейника, спрятавшуюся под застежкой:

– Совсем нет желания научиться работать с плазмой и возводить световые стены?

– Это занятие не для рук, а я привык работать ими, – мастер сунул мозолистые кулаки под нос собеседнику.

Икар поморщился от кислого запаха извести, но не отпрянул:

– Боишься обжечься?

Каменщик спрятал руки в карманы фартука и язвительно заметил:

– Боюсь потерять навык, не все стены еще сложены здесь, на Земле.

Икар подошел к лесам и, задрав голову вверх, стал рассматривать будущую башню:

– Сколько построил ты крепостей, бастионов и прочей фортификационной чепухи, но рано или поздно приходит солдат и ломает творения твои. Не наскучило? На Солнце световые стены не разделяют обитателей и их некому разрушать.

Поглядывая в сторону навеса, где несносный подмастерье давно уже должен был закончить свою работу, Каменщик удивленно ответил:

– Для чего же тогда они? Стена из огня будет прозрачна для солнечного ветра, для взора солнечного человека, да и вообще, зачем там сооружения, если естество обитателей и самой среды обитания одно и то же? Свет пребывает в Свете, огонь пылает в огне, светящиеся ткани «живут» в светящемся пространстве. Какова потребность в новых формах у бесформенного мира, да еще и находящегося во всеобщей гармонии. Мой друг, стоит ли намазывать тонким слоем масло на внушительного размера кусок масла?

Икар несогласно закачал головой:

– Солнечный Каменщик обтесывает несовершенство помыслов, оттачивает и шлифует шероховатости эмоций и укладывает приближенную к идеалу заготовку Слова в огненную стену Предопределяющего Текста Замысла.

У мастера от услышанного глаза полезли на лоб:

– Ты сейчас о чем?

– О любви, конечно, – заулыбался довольный произведенным эффектом Икар. – О работе с высокими энергиями, подвластными солнечным жителям, давно прошедшим свои кремниевые и углеродные формы существования.

Каменщик изумленно воззрился на незнакомца, своими полусумасшедшими разговорами он смог заставить мастера позабыть о работе, нерадивом помощнике и замковом камне.

– Здесь, – начал он неторопливо, – меня ждут те, кто мерзнет и мокнет, кто пытается защитить свою жизнь. А кто те, что призовут меня там, – Каменщик указал на заходящее солнце, – в мире Света и Огня? Найдутся ли желающие строить воздушные, о, простите, дорогой фантазер, огненные замки с идеальным архитектурным замыслом, дабы блаженно проживать в них?

– Гармонично, – поправил Икар собеседника.

– Разве гармония не блаженство? – мастер укладывать камни в стены хитро улыбнулся.

Икар не смутился:

– Вытесанное из камня и идеально отшлифованное пушечное ядро вызывает у тебя чувство гармонии?

– Да, определенно, – кивнул Каменщик.

– И испытаешь блаженство, когда узришь, куда врезался плод твоего труда после выстрела? – молодой человек чуть повысил голос.

Мастер пожал плечами:

– Я не обязан знать это.

– Но можешь подумать об этом, – со скоростью опытного фехтовальщика «кольнул» оппонента Икар.

Каменщик, сдаваясь, плюнул с досады:

– Какое отношение слова твои имеют к моей работе, да и к твоему приглашению?

Молодой человек скрестил руки на груди:

– Ты, как и многие, делаешь свою работу, не задумываясь о последствиях оной. За стенами, коих ты нагородил предостаточно, не только вкушают хлеб и рожают детей, но и мучают, обманывают, убивают и, чем толще кладка, тем чернее память о тайнах, ею хранимых, и с этим ничего не поделаешь. Ты прав, но я зову тебя на Солнце, где прозрачны не только стены, но и последствия их использования. Каждый огненный камень, уложенный тобой там, будет нести в теле своем только тот код, который ты задумаешь, разница в этом. Пожелав возвести Дом Счастья, ты точно выполнишь свою работу, не имея желания строить крепость, не возьмешься за нее.

Каменщик тяжело вздохнул, возможно, этот надоедливый молодой человек говорит правду, но какое мне дело до всех его увещеваний, ко всему прочему негодяй подмастерье, теперь уже понятно, не собирался возиться с раствором и просто сбежал, а значит, завтрашнее утро потеряно. Мастер задумчиво поцокал языком, пора заканчивать этот бессмысленный разговор:

– Я доверяю глазам, рукам и инструменту, а также всему тому, чему научил отец. Я чувствую холод камня лучше, чем тепло женского тела, мне проще договориться с осколком бездушного базальта, чем с бессовестным напарником. Мир, в котором присутствуют длина, ширина и высота, мне понятен и близок. Ты же предлагаешь мне все это выбросить из своей судьбы и погрузиться в пространство движущихся с невообразимой скоростью атомов, чтобы, хватая их обожженными пальцами, как собирает рассыпавшиеся бусы ребенок, пытаться сложить их в воображаемую аркаду. От одних таких мыслей, – мастер вздохнул еще раз, – я начинаю потеть.

Он стянул с себя фартук:

– Нет, Икар, я останусь на Земле, в привычных рамках соблюдения вертикали и горизонтали и отсутствия необходимости понимать, как будут вести себя те, кто заказал мне работу.

Икар совершенно спокойно выслушал отказ. Он подумал, это становится доброй традицией, но вслух произнес:

– Тогда возьми зерно и рыбу.

Глядя в непонимающие глаза Каменщика, юноша пояснил:

– Зерно положишь в основание первого здания, которое возьмешься строить после нынешней башни. Пусть новый хозяин сделает в нем мельницу, дабы перемалывать не только пшеницу, но и закостеневшее, привычное и удобное человеческое сознание.

Каменщик улыбнулся, первый раз за встречу:

– А рыбу под таверну, чтобы не переводились у хозяина закуска и выпивка?

Икар сунул дары в карман фартука, лежащего на траве:

– Нет, рыба ляжет в основание Храма, наполненного подвижной, как морская среда, религией, в которой каждый, как рыба в воде, будет свободен в своей вере.

– Как на Солнце? – уже сердечно спросил Каменщик.

– Я верю, что так, – согласился с ним Икар.