Нюргун Боотур Стремительный

КЛЯТВА НЮРГУН БООТУРА

 
Э-гей! Ээ-ге-гей!
Пусть прославленный пляшущий истукан,
Медная баба
Дьэс Эмэгэт,
В навозную глыбу величиной,
Дух обмана, руки простерши свои,
Убийственно на меня поглядит!
Пусть трех преисподних хохочущих бездн
Червивое божество
В середину темени моего
Пронзительно поглядит!
Пусть Уот Кюкюрюйдээн сама —
Шаманка погибельных бездн,
Духа смерти подняв с подземного дна,
Огненным взглядом своим
Через пяты моих ног
На́смерть меня поразит!
Породивший в древние времена
Огнереющее безбрежное море,
Ледовитое Муус-Кудулу,
Тот, чье имя до сей поры
Было страшно произносить,
Муус Солуоньай, вещий мудрец,
Пусть он смертоносным взглядом своим
Сквозь ребра
Печень мою пронзит!
 
 
Пусть жертвенного дерева дух,
Пустынный Кулан Дьалык
Коленные чашки мои сокрушит!
 
 
Слушай! Смотри!
Вот я —
Солнечного племени сын
С поводьями за спиной,
Поддерживаемый высшею силой
Племени милосердного сын,
На просторах великой земли
Не встретивший никого,
Кто бы мог меня впрячь в ярмо,
Владеющий Вороным конем,
Молнией летающим в высоте,
Стоя рожденным
На грани небес,
Стремительный Нюргун Боотур
Явно, видимо – сам
Я здесь, пред тобой,
Левую руку в скалу погрузив,
Правую руку к небу подняв,
Священную клятву даю,
Великою клятвой клянусь,
Что Уот Усутаакы-исполина,
Когда он крепко уснет,
Украдкою не убью!
И если клятву нарушу свою,
По-разбойничьи нападу на него,
Пусть вечным посмешищем буду я
Белопегих лаек-собак,
Пусть игралищем буду я
Для чернопегих собак!
 
 
Если я ударю рукой,
Если я ударю ногой
Противника спящего моего,
Пусть обе руки мои
По локоть отгниют,
Отпадут,
Пусть обе ноги мои
До колен сгниют,
Отпадут!
Пусть блистающие
Зеницы мои
Из глубоких впадин глазных
Выпьет свирепый дух Чээкэй,
Как в потоке, промерзшем до дна,
Проруби – опустошит!..
Пусть незрячими будут мои глаза,
Как отверстия в городьбе,
Если клятву нарушу свою!
Нерушимо слово мое,
Неколебима воля моя. —
 
 
Так поклялся Нюргун Боотур,
Так он клятву свою произнес.
 
 
Обросшая шерстью кривая ступня,
Бродящая в темноте,
Разбойник и вор ночной,
Трех нюкэнов лихой кознодей,
Трех хохочущих пропастей
Прославленный властелин
Клятвой Нюргуна был поражен,
Понравилось это ему.
Будто опилками красной меди
Осыпанный, стал багровым он.
Как бездонную яму, рот
Адьарай раскрыл во всю ширь,
И как будто гром загремел,
Заговорил он —
Запел.
 

КЛЯТВА УОТ УСУТААКЫ

 
Аар-дьаалы! Аарт-татай!
А ну – несуразно и я теперь
Попробую – поклянусь!
Если я украдкою, воровски
Задумаю убить
Спящего крепким сном
Нюргун Боотура-богатыря,
То пусть меня взглядом
Прежде убьет
Сотворенный в начале времен
Великий владыка, отец
Мутноогненного
Гремящего моря,
Грозно кипящего моря —
Ледовитого Муус-Кудулу
Древний Муус Суорун,
Уот Солуоньай-старик!
Если спящего я ударю рукой —
Пусть владычица духов зла
Гибельной нижней страны
Уот Кюкюрэйдээн Удаган
Огненным своим языком
Руки мои проклянет,
Пусть по локоть они отпадут!
Если спящего я ударю ногой —
Пусть владычица
Червивой темницы
Трех моих хохочущих бездн —
Медная Дьэс Эмэгэт
Ноги мои проклянет,
Чтобы сгнили ноги мои,
Отвалились бы до колен!
Пусть обманчивый мой истукан
В мерзлую глыбу навоза
Величиной
Взглядом смерти меня поразит!
Пусть дерево жертвенное мое,
Увешанное коленными чашками
Девяти шаманов былых времен,
Увешанное языками и челюстями
Восьми шаманок
Седых времен,
Опору черепа моего
Чарами сокрушит!
Пусть лопнет
Мой единственный глаз,
Пусть, как яма, вырытая для столба,
Станет не видящей ничего
Глубокая глазница моя,
Как прорубь в ручье,
Промерзшем до дна!..
Если теперь мой язык
Ложь произнес,
То пусть он до половины своей
Отгниет во рту, отпадет!
Пусть корень языка моего
Затвердев, как древесный сук,
Сквозь нёбо мое прорастет,
Немотой меня поразит!
Много слов – нет добра!
Одно слово – добро!
Неколебимо слово мое,
Нерушима клятва моя! —
 
 
Так прославленный адьарай
Клятву свою произнес,
В глыбу камня,
Как в черную печень коровы,
Руку по локоть погрузив…
 
 
Как закончил слово клятвы своей,
Закружился на месте абаасы,
Ветви рук широко распластав,
Грянулся на спину он,
Вверх лицом упал и уснул.
Шум дыханья его ноздрей
Неистово зашелестел.
Раскатистый храп его,
Как подземный гром, загремел…
 
 
И сказал Нюргун Боотур:
– Если я сейчас
Его истреблю —
Беспомощного, погруженного в сон,
Беззащитного передо мной;
Если я сейчас у него —
Обладателя восьмидесяти восьми
Убегающих чар,
Семидесяти семи
Ускользающих чар,
Насылающего напасть
На сияющий Средний мир,
Нападающего по ночам
На солнечные улусы айыы,
Если я у него во сне
Раздеру кровавую пасть,
Если толстую голень его ноги,
Топчущей солнечный мир,
Я, как ярмо, сокрушу,
Если утробу его
Сталью меча распорю
И своею мокрой рукой
Становую жилу ему разорву,
Если черную печень его
Пополам рассеку,
Если вырву из клетки грудной
Многожильное сердце его,
На съедение брошу хищным зверям
Самовластное сердце его,
О, тогда, я знаю! – тогда
Люди лучшие в трех мирах
Мое имя проклятию предадут.
Буду облаян я
Стаями лаек-собак,
Буду посмешищем я
Бешеных пегих собак…
Этому не бывать вовек!
Не для бесчестья на свет
Рождается человек.
Жеребенок дикий в степи
Для лучшей доли рожден.
Не дано нам – живущим знать,
Где нам жить
И где пропадать.
Вот когда пройдет
Условленный срок,
Вновь я с ним
Поединок начну.
Снова крепко схватимся мы,
Спины будем
Друг другу ломать,
Друг у друга на дюжих боках
Кожу толстую разрывать;
Иль себя я не пощажу,
Или насмерть его уложу.
Друг у друга
Длинные кости мы
В осколки превратим,
Друг у друга
Короткие кости мы
В мелкую шугу сокрушим.
Кажется, он и сам,
Как человек живой,
Кожу носит на теле своем,
Которую можно пронзить…
Кровь по жилам его течет,
Которую можно пролить…
Убивающей воинственный дух
Усталости, как у людей,
Подвержены мышцы его,
Железные мышцы его.
Пока один из нас
Не окажется наверху.
Пока другой из нас
Не окажется внизу,
Прикован смертью к земле, —
До тех пор мы будем бой продолжать,
До тех пор я не отступлю.
И пусть – если мне суждено —
Сокрушится шея моя,
Разорвется сердце мое…
Это – твердое слово мое,
Это крепкая мысль моя! —
Так подумал Нюргун Боотур
И двинулся вверх —
По кровле крутой
Покрытого толстым льдом
Дома Уот Усутаакы,
Кого никто еще не уличил
В разбое и воровстве,
Чье своеволье и злобный дух
Никто еще не укротил.
На кровле дома
Нюргун Боотур,
Как прорубь во льду вековом,
Отверстие увидал.
В темном отверстии том,
В той горловине крутой
Лестница кованая вилась;
Кровь на лестнице запеклась.
Это вход был
В проклятый дом.
 
 
Прославленный богатырь,
К провалу лестницы ухо склоня,
Прислушиваться стал.
И вот – из глубины ледяной —
Послышался ропот ему,
Послышался плач и стон,
Печальный, тихий напев,
Голос пленницы абаасы,
Дочери улусов земных.
 
 
Этот голос, как молния, пронизал
До костного мозга тело его;
Этот приду́шенный плач
Душу его потряс.
Сжалось сердце богатыря,
Жалость его обожгла.
Прислушиваться к песне он стал
И такие слова различил.
 

ПЕСНЯ ЖЕНЩИНЫ

 
Ыый-ыыйбын! Аай-аайбын!
Прежде не знавшая слез,
Плачу и плачу я…
И откуда такая беда?
И откуда такая напасть?
А когда я на свет родилась,
А когда я росла без забот
Среди солнечного народа айыы
С поводьями за спиной,
Поддерживаемая
Силой небес
В радостной щедрой отчей стране,
Не думала я тогда,
Что буду разлучена
С ясным, белым солнцем моим,
С матерью изначальной землей,
С домом моим родным!
О! Горько,
Обидно мне,
Что я в жертву обречена
Чудовищу-абаасы,
Что насильно унесена
В бедственный Нижний мир!
Родичи солнечные мои,
Видите ли меня?
Слышите ли меня?
 
 
Не гадала я в те года —
Когда в холе, в счастье росла,
В радости, в веселье цвела,
Средь свободного народа айыы,
Что похищена буду я
С лучистого лона
Отчей страны,
С зеленеющих луговин,
С золотистых ее долин,
Где в мареве синем
Тонет простор
Бескрайней средней земли!
Не думала я тогда,
Что буду заточена
В эту гнилью пропахшую тьму
Хохочущих трех преисподних бездн
И – в тяжелую ржавую цепь
Закованная —
В железный чулан
Брошена буду я!
 
 
Лучше мне б совсем
Не рождаться на свет
От матери среброволосой моей,
Чем такое горе терпеть!
Лучше мне б не являться на свет
От златоволосого
Отца моего,
Чем такие муки терпеть!
О-о! О-о!
 
 
Видно, сильные владыки судьбы
Мне могильный, вживе, удел предрекли,
Чтобы в цепях коченела я,
Чтобы мученья терпела я,
Оторванная от родной земли!
О скоро ли, скоро ли он, —
Владеющий Вороным конем,
Стоя рожденным
На грани небес,
Могучий Нюргун Боотур,
Скоро ли он придет,
Теплое дыханье мое защитит,
Белое дыханье мое отстоит
И подымет из бездны меня
К белому солнцу дня,
К блеску его девяти лучей,
Чтобы в Среднем мире,
На милой земле,
На четырех могучих столбах
Изобильный свой я устроила дом
И зажгла священный очаг!
 
 
Эй, владеющий
Серо-стальным конем,
Кюн Дьирибинэ,
Старший мой брат!
Ты к чему прислушиваешься, дорогой?
Почему так тяжко вздыхаешь ты?
 
 
А у меня
Приметы дурны…
Не к добру
Мои страшные сны.
Знаешь, что сегодня приснилось мне?
Будто летающий над землей
Выше изгороди столбовой
На Мотыльково-белом коне
Юрюнг Уолан,
Возлюбленный мой
Убит…
Длинные кости его
В осколки сокрушены…
Проснулась – и плачу я,
Плачу без конца…
Видно, больше я никогда
Не увижу его лица.
 
 
Неужель для того
Такой красотой
Мать-земля одарила меня,
Чтобы гибли из-за моей красоты
Лучшие люди айыы?
Неужель моя красота
Для того была создана,
Чтобы в прах превратились из-за нее
Племена уранхай-саха.
О горе! О горе мне! —
 
 
Словно песня белого журавля,
В подземелье голос
Звучно звенел:
Это плакала в заточеньи своем
Светозарная
Туйаарыма Куо.
Могучий Нюргун Боотур
Голос ее узнал.
Этот голос сквозь поры тела его
Болью в сердце ему проникал.
 

ГОЛОС КЮН ДЬИРИБИНЭ

 
Успокойся, голубка моя,
Не плачь!
Ты для того создана,
Чтобы род прославить людской,
Ты для того рождена,
Чтобы размножился род
Уранхай-саха!
О том, что спустился
В подземный мир
Владеющий Вороным конем,
Стоя рожденным
На грани небес,
Сам Стремительный
Нюргун Боотур,
Что он, пробежав
По свежим следам
Вора Уот Усутаакы,
Вверх лицом его повалив,
Может быть, в этот час
Булатным мечом
Брюхо распарывает ему —
Вот об этом
Илбис Кыыса,
Свирепая тетка моя,
Кружась над моей головой,
Пронзительно пела мне.
 
 
О том, что Нюргун Боотур,
Мерзлую тропу протоптав,
Настиг Уот Усутаакы
И крепко его схватил
За шелковую узду —
Об этом Осол Уола,
Воинственный дядя мой,
Над моей головою
Вопил, орал
Тридцать суток тому назад…
 
 
Это правда,
Этому верь!
Как вода в лохани берестяной,
Всколебался весь Нижний мир;
Из-за толстого свода его
Слышался гул и гром,
Оттого, что в самом
Средоточьи своем
Зашатался и задрожал
Бедственный Средний мир…
 
 
Видно, где-то там, вдалеке,
Тридцать ревущих дней,
Тридцать грохочущих дней
Великая битва шла,
Великим пылала огнем.
Этот гул и гром,
Что шатал весь дом,
Как свирепой бури разгул,
Недаром до нас долетал;
Неспроста это все,
Неспроста!
 
 
Летающий над землей
Выше изгороди столбовой
На Мотыльково-белом коне
Юноша Юрюнг Уолан —
Возлюбленный твой,
Если даже погиб,
Он не умер —
Он крепко спит…
В изумленьи однажды проснется он,
Воспрянет – снова живой.
 
 
Жаворонок среброгрудый мой,
Златогрудая синичка моя,
Не убивайся, не плачь!
От тяжелых вздохов и слез
Тяжелым станет дыханье твое…
Из-за стонов твоих и слез
Изверится в тебе
Изливающая благодать,
Сияющая Иэйэхсит! —
 
 
Так успокаивающие слова,
Утешающие слова,
Как серебряного колокольчика звон,
У пленницы прозвенели в ушах
И замерли в тишине.
Вскормленная духом тьмы,
Что для трех преисподних
Хохочущих бездн
Тяжелые засовы ковал
Из семидесяти железных полос,
Дородная, как дитя,
Рожденное в богатырской семье,
Медная баба
Дьэс Эмэгэт,
Отбрасывая за щеколдой щеколду
Трех гремящих от хохота пропастей,
Разбрасывая синий огонь,
Подпрыгивая,
Вертясь,
Мельтеша,
Песню свою завела.
 

ДЬЭС ЭМЭГЭТ

 
Эхээ! Эхээ!
Это я сама!
Ух, как хорошо
Раскружилась я,
Ух, как здорово
Всполошилась я!
Все засовы с толстых дверей
Трех грохочущих пропастей
С треском, лязгом сбросила я,
Распахнула за дверью дверь,
И теперь —
Хэхэкаю,
Бэбэкаю.
Вернусь, кружусь,
Пляшу, мельтешу,
Песню пою,
Просеваю слова…
Ух! Бедовая, медная голова!
Ух! Победная моя голова!
Эхээ! Эхээ!
Эхээ! Эхээ!
Слух прошел, что сам
Припожаловал к нам,
Провалился к нам
В преисподний мир
Прославленный богатырь,
С поводьями за спиной,
Словно бык, до сих пор
Не впряженный в ярмо,
Стремительный Нюргун Боотур.
 
 
Как дошел до моих ушей
Грузный топот его ступней,
Гул тяжелый его шагов,
Дрогнуло медное сердце мое,
Помутились мысли мои…
Эх, пропала моя душа!
Ни покупки, ни барыша!
 
 
Тетушка беленькая моя,
Тетерочка
Туйаарыма Куо,
Чтоб не выйти тебе вовек,
Чтоб не вырваться никогда
Из пропасти,
Из бездонной мглы,
Из-под нёба, что поглотило тебя,
Из утробы трех пропастей!
Чтоб вовек тебе детей не рожать,
Чтоб вовек тебе счастья не знать!
Юрюнг Уолана
Тебе не видать!
Тут в чулане тебе
Сидеть, пропадать!
 
 
Девять пестрокрылых моих журавлей,
Девять милых моих журавлей
В темный нюкэн,
В бездонный нюкэн,
Курлычат – летят,
Крылами свистят!
Восемь белозобых моих гагар,
Восемь большеголовых гагар
«Кюллюр-халлыр» кричат,
В подземный мир
Спешат, летят!.. —
 
 
Так напевая,
Вихрем мелькая,
Медная баба
Дьэс Эмэгэт,
Треща сверчком,
Крутясь волчком,
Искры синие рассыпая,
То раскатисто хохоча,
То по-медвежьи ворча,
Уменьшаясь, тускнея, вдруг
Покатилась в темень,
В глухой уголок
И погасла, как уголек.
 
 
Слыша такие слова, богатырь
Средней земли
Медлить не мог.
По кровавой кованой лестнице вниз,
В горловину
Ринулся он.
Заржавленные ступени
С грохотом пересчитал,
Пережабину поворотов крутых
Опрометью миновал.
А когда до самого низа дошел,
Осмотрелся и увидал
Темное в глубине
Огромное дома нутро,
Где просторно вихрю летать,
Где привольно ветру гулять.
 
 
Посредине
Сумрачного, как пещера,
О тридцати боковухах жилья,
В средоточии пространном его
Высился огромный утес.
Вырублена была
В том утесе
Просторная печь,
А в печи бушевал огонь,
Деревья горели, треща.
 
 
По левую сторону
В том жилье,
Дверью на ржавых петлях скрипя,
Провалом зиял железный чулан,
Что спальней хозяина был.
К косякам чулана того
Прикованные на цепях,
В колодках заклепанных,
В кандалах
Стояли Кюн Дьирибинэ-богатырь,
Владеющий Серо-стальным конем,
И, как солнце, блистающая лицом,
Прекрасная Туйаарыма Куо.
Тут посмотрел Нюргун,
Думая, какова же она?
Посмотрел на блистающую лицом,
Трепетную звонкой душой,
Как жаворонок в небесах,
Посмотрел на прекрасную дочь
Источника солнцерожденных племен —
Милосердного рода айыы-аймага
С поводьями за спиной;
Посмотрел
На прославленную в трех мирах
Синичку златогрудую ту,
Дорогую доченьку
Рода айыы,
Что живет с поводьями на хребте,
Поддерживаемый силой небес.
И увидел Нюргун Боотур
Невиданную красоту,
Неслыханную красоту,
Несказанную красоту.
 
 
Золотые ланиты ее
Рдеют, как заходящее солнце
На вечерней тихой заре.
Белеет ее лицо,
Как белое восходящее солнце
На утренней заре.
Просвечивает сквозь меха одежд
Лучистое тело ее;
Сквозь нежное тело ее
Стройные кости видны;
Видно сквозь тонкие кости ее,
Как играет, переливается в них
Желтый мозг золотой.
Черные, длинные брови ее,
Будто черные с серебром
Камчатские соболя.
Как из ости соболя-одинца
Подобранные,
Ресницы ее —
Синие – блестят.
Черные, сверкающие глаза
Прищуривает она.
Светлая улыбка ее,
Как весенняя степь в цвету…
А порой
Глаза округлив,
Как пламенем блеснет;
Белая шея у ней стройна;
Гордо, как белый стерх,
Голову держит она;
Как у лебедя на весенней воде,
Пла́вны все движенья ее.
Поступь у ней легка,
Тихая речь сладка;
Слово ее, словно песня, звучит.
Красивые губы ее
Красны, как ягодный сок.
Слово молвит,
Чуть приоткроет рот —
Ровными зубами блеснет.
Румянец на нежных ее щеках
Огненно-красных лисиц красней.
Черная волнистая коса у ней
В девять маховых саженей.
Такова она —
В трех мирах
Прославленная красотой.
 
 
Во всех краях,
На всех путях,
Все, чье сердце бьется в груди,
Услыхав о такой красоте,
Поневоле стремились к ней.
Величайшие богатыри
Населяющих мир племен
Подымались и шли в поход —
Состязаться из-за нее.
Вот как Нюргун предстала та
Несказанная красота —
Светлая духом,
Смелая сердцем,
Лучшая девушка
В трех мирах.
Словно рассвет
Весеннего дня,
Блистая, стояла она;
Словно ясный свет
Осеннего дня,
Все вокруг озаряя,
Стояла она.
 
 
Когда богатырь
Срединной земли,
Играющий головою своей, —
В правой руке держа
Прямой сверкающий меч,
Чье пойло – черная кровь,
В левой руке держа
Рогатину боевую свою, —
Когда он вошел
С открытым лицом,
Что вспыхивало серным огнем,
С глазами, из-под густых бровей
Сыплющими
Синим огнем,
Не сидеть же им было,
Не горевать.
 
 
Кожу лба от страха
В складки собрав,
Всем телом трепеща,
Разом вскочили они,
Оковами загремев;
Пред Нюргуном Боотуром
Встали они,
Поклонились
Трем его темным теням,
Славному богатырю
Радостно сказали они.
 

БРАТ И СЕСТРА

 
Великому исполину айыы,
Защитнику средней земли, —
Уруй-айхал!
Уруй-айхал!
Призванный защитить
Рожденных с поводьями на хребте
Людей айыы-аймага,
Посланный оградить
От напастей
Солнечный род
С поводьями на спине,
Наконец, ты явился к нам,
Владеющий Вороным конем,
Стоя рожденным
На грани небес,
Стремительный
Нюргун Боотур,
Старший наш
Прославленный брат!
Высокому имени твоему,
Высокой славе твоей,
Трем твоим темным теням,
Сгибая свой
Хребет становой,
Кланяемся мы!
 
 
Дух-владыка
Немерянной глубины
Ледовитого моря
Муус-Кудулу,
Своевольный
Уот Усутаакы,
Безнаказанно до сих пор
Верхнего мира
Лучших людей,
Величайших богатырей
Хватал, похищал,
Во прах обращал.
Огневым арканом своим
Он захлестывал их —
Одного за другим.
В бездонную темницу свою,
Где, лязгая и гремя,
Защелкиваются затворы дверей,
Бросал одного за другим.
 
 
Знать, владыки судьбы
В небесах предрекли,
Чтоб человеческие племена
Стерты были
С лица земли…
Знать, родились мы для того,
Чтоб из племени уранхай-саха
Не осталось никого.
 
 
Не надеялись больше мы
К белому солнцу глаза поднять!
Изобильную
Желтую благодать
Среднего мира —
Цветущей земли
Мы не надеялись увидать!
Так в печаль глубокую впали мы,
Так вот плакали,
Горевали мы…
 
 
А теперь,
Когда ты явился к нам,
Будто с неба
Свалился к нам,
Нам легко,
Просторно дышать!
Мы оба полны надеждой живой
Снова жить на земле родной!
Мы оба перед тобой
Колени рады склонить!
Восемьдесят и восемь раз
Ускользающий лиходей,
Девяносто и девять раз —
Оборотень,
Чародей,
Исполин-адьарай,
Исполненный сил,
Видно, непобедим.
Никому не даст он свернуть в бою
Закомелистую шею свою!
 
 
Если мы все сообща
Навалимся на него,
Если возьмемся все сообща
Закручивать шею его —
Может быть, тогда
Одолеем мы
Одноглазого сына тьмы…
 
 
Если ты не сломишь его,
Кто же к нам придет?
Кто из пропасти выведет нас,
Чтобы снова солнце увидели мы,
Чтобы снова ожили мы?
Ты сможешь ли
На нем раздробить
Восьмислойную стальную броню?
Ты сможешь ли
Мечом разрубить
Девятислойную литую броню?
Ты силен ли – десницей своей
У чудовища в дюжей спине
Становую жилу его,
Боевую жилу его разорвать?
Неоткуда нам помощи ждать!
Не от кого пощады ждать!
 
 
Ты получше с силами соберись,
Освободи от цепей
Сорок и четырех
Пленных богатырей.
Как подымемся мы,
Да как поднапрем…
Или вместе
С честью умрем,
Иль железный этот дом разнесем,
Заколдованные двери его,
Гулкие затворы его
Вдребезги разобьем.
Или все тогда мы выйдем на свет,
Или вместе все пропадем! —
Так у Нюргуна совета прося,
Владеющий Серо-стальным конем
Кюн Дьирибинэ-богатырь,
Кланяясь, говорил.
 
 
Видно – не по нраву пришлись,
Видно – до сердца не дошли
Нюргун Боотуру эти слова.
Словно лиственница,
Распрямился он
Во весь исполинский рост.
Голосом громовым своим
Он ответное слово сказал,
Словно песню, в ответ пропел.
 

НЮРГУН БООТУР

 
Посмотрите-ка на него!
Послушайте-ка его,
Что придумал он, что он сказал?
Я пришел в погибельный Нижний мир,
Чтоб из плена освободить,
Чтобы вывести к жизни
На свет
Светоносных людей
Айыы-аймага!
Я пришел сюда,
Чтобы защитить
Всех живущих в мире людей!
И поэтому —
Пусть один я умру!
Пусть один я паду в бою!
Лучше уж мне одному пропасть,
Чем напрасно губить людей,
Томящихся в темноте
Трех гремящих
От хохота пропастей,
В заколдованной западне
Трех бездонных Нижних миров!
Лучше погибнуть мне одному,
Чем погубить остальных —
Несчастных
Не видящих света людей,
У которых и так
Прервется вот-вот
Слабый последний вздох…
Одинокий птенец
Проклюется, иль нет?
Одному и смерть не страшна!
Или всех вас отсюда
На свет уведу,
Или пусть
Один – за всех пропаду!
 
 
Ты – избранная в роду
Солнцерожденных людей
С поводьями за спиной,
Жаворонок заревой,
Синичка с грудкою золотой;
Светлая мыслью,
Смелая духом
Светозарная Туйаарыма Куо,
Выращенная в неге, в любви
Благородными матерью и отцом,
Говорившими о тебе:
Зеница нашего ока – она!
Белых наших зубов она —
Розовая десна!
Чтобы копоть с чистых небес
Не омрачила твою красоту,
Они в собольи меха
Укутывали тебя;
Чтобы пыль с лучезарных небес
Не запылила твою красоту,
Мехом рыси
Они укрывали тебя…
 
 
И расцвела, и прославилась ты,
Единственной наречена
Среди тридцати шести
Племен уранхай-саха.
 
 
Услыхав о твоей красоте,
Со склонов гремящих Верхнего мира
На лоно средней земли
Гурьбою двинулись богатыри
И страшные бедствия произошли…
А из пропасти Нижнего мира
Вышли сонмища богатырей;
И горе на Средний мир
Обрушилось, как гора…
Разгулялась, как буря,
Беда по земле…
Длинные, толстые кости
Лучших богатырей
Переломаны, сокрушены,
Их короткие тонкие кости,
Как ледяная шуга,
В осколки превращены.
А когда из мира исчезла ты,
По свежим твоим следам,
В нелюдимой пустыне
По мерзлым следам —
Помчался тебя спасать
Летающий над землей
На Мотыльково-белом коне
Юрюнг Уолан – младший мой брат,
Дорогое дитя мое.
Залетел он в пропасть сюда,
И попал в беду,
И пропал.
Высокое темя его
Проломлено… разбиты виски.
Изранено мощное тело его,
Разорвана толстая кожа его,
Черная кровь его пролита,
Могучие, длинные кости его
Сломаны, сокрушены,
Короткие, тонкие кости его
В осколки превращены.
 
 
Из высокой страны,
Из далекой страны,
С песнею боевой,
Словно перьями маховыми орла
Оперенная трижды стрела,
Я прилетел сюда.
 
 
Не знавший усталости никогда,
Неужель теперь я устал?
Тридцать дней и ночей
Боролся я
В поединке с Уот Усутаакы,
Но могучего не победил,
Исполина железного не сломил.
Даже не почувствовал я,
Что противник мой ослабел.
Он мне верхнею силой
Не уступил,
Дух свирепый его не померк.
В преисподнем мире
В чужой стороне,
Встретился, наконец,
Ратоборец, равный силою мне.
Мы в бою с ним насмерть сошлись,
И ничто нас не разведет,
Покамест один из нас
Гибель свою не найдет.
Ты, красавица
Туйаарыма Куо,
Если впрямь тебе суждено
Воротиться в солнечный Средний мир,
Поселиться на милой земле,
Где долины в дымке синеют,
Где луговины весь год зеленеют,
Где каймак белеет,
Как солончак,
По колена коню-бегуну,
Где земля изобильем желтым полна
По колена коню-скакуну;
Если впрямь твой удел, сестра,
Воротиться в средний солнечный мир,
Женщиной-матерью стать —
Вот тогда-то я одолею его,
Вот тогда-то я повалю
Великого богатыря —
Уот Усутаакы!
Могучую клетку грудную его
Стальным мечом разрублю,
Становую жилу ему разорву
И мокрой от крови рукой,
Железной своей рукой
Вырву черную печень его,
Многожильное сердце его!
 
 
Слушай, девушка —
Туйаарыма Куо,
Как только увидишь ты
Похитителя своего,
Ты скажи ему обо мне,
Ты пожалуйся ему на меня:
Что, мол, Нюргун Боотур
Приходил,
Расправою угрожал…
«За то, что ты погубил
Брата возлюбленного его,
Бывшего жениха моего,
Юрюнг Уолана-богатыря,
За то, что будто бы я сама
Заманила его в западню,
Угрожал он в рабыню меня превратить,
Чтобы я убирала за ним
Чудовищные изверженья его!
А тебя,
Властелина подземных сил,
Он так позорил,
Так поносил!
Говорил:
Как по темени тресну я
Вора Уот Усутаакы, —
Расколется у него голова!
Говорил, что руки и ноги твои
От тела он оторвет,
Что вытянет жилы он из тебя,
Отрежет уши твои,
В раба тебя превратит…
Называл тебя шелудивым псом,
Насмехался Нюргун над тобой;
Да еще напоследок сказал,
Что тебя оседлает он,
Будет тебя гонять, как коня,
На излучине девяти дорог,
Что сделает он тебя
Подъяремным своим волом…»
 
 
Так, жалуясь на меня,
Ты его
До красного каления доведи,
Криком и плачем своим
Ты его
До белого каления доведи.
Но когда здесь бой начнется у нас,
Ты в углу где-нибудь затаись,
Чтоб тебя ненароком я
Не задел оружьем своим! —
 
 
Дочь прекрасная
Серопятнистой земли,
Светлая Туйаарыма Куо
Поклонилась радостно богатырю,
Позабыв мученья свои,
И пропела ему в ответ.