Dualitate II

Text
Read preview
Mark as finished
How to read the book after purchase
Font:Smaller АаLarger Aa

Евгений Байков (Овгенъ Байковъ)
Dualitate II

…Отражаются въ перстнѣ,

… … Пепельно‐рваныя,

Выгорѣвшія томительнымъ зноемъ.

Гордой поступью, крикомъ гортаннымъ

Еще снисхожу подъ угрюмымъ конвоемъ

Незабытой и многогранной.


Оберегъ на тонкомъ запястьѣ,

… Что изъ чистаго серебра —

Внѣ исполненной давней сути

Голыхъ улицъ холоднаго сентября.

Если на цыпочкахъ по минутамъ

Наугадъ добираться до монастыря,


Открывая старыя двери

… Забытаго алтаря,

Внизъ, сквозь лѣстницы и предѣлы,

Горы, море и пыль съ привкусомъ янтаря,

Еще кто‐то дождется тамъ,

На краю, насъ, вышедшихъ изъ туманной пѣны.



Овгенъ Байковъ

(Можайскъ)

MCMLXXVIII


© Е.Н. Байков, 2021

Dualitate. Liber II

Divina. Musa: S. B

«На утро свѣтъ, дарящій память слова…»

 
На утро свѣтъ, дарящій память слова.
Сворачиваетъ нотныхъ становъ кружева.
По горечи квартирнаго простора
Мы ходимъ нехотя едва.
 
 
Все ждемъ, когда польется голосъ
Съ угла упрятанной портьеры.
Пропитанъ тишиною каждый волосъ
И холодомъ бѣснуются примѣры.
 
 
Всмотрясь въ ушедшей дали ставни.
По вечеру гуляя босикомъ.
За небомъ изъ прозрачной марли
Къ намъ двое пробираются тайкомъ.
 
 
Одинъ несетъ спины тѣнями
Большой мѣшокъ смѣшныхъ портретовъ.
То не простится съ якорями
По лжи отпущенныхъ секретовъ.
 
 
Другой по сну печалится во свѣтѣ,
Забытому во каменномъ предѣлѣ.
Не показаться въ скомканномъ отвѣтѣ
Ему приходится въ недѣлѣ.
 
 
Крикъ – стертъ. Заледенѣлыя площадки
По голосу не прячутся въ заборахъ.
Пустоты улицъ, вечеръ гладкій…
Осталось все въ столахъ при спорахъ.
 
 
Не вспомнить сновъ про окна, выносимы
Въ отраду ждать по сценамъ крова.
Раскиданы по крошкамъ дикіе мотивы,
Тепломъ сложившіе во слова
 
 
Прошальномъ выходѣ въ пустующемъ бокалѣ,
Все держится лѣвѣе съ новыхъ лужъ.
Во строкахъ мы себя до дна лакали
И былъ въ безпамятствѣ притворный гужъ…
 

«За дней молчанье – полный вѣкъ…»

 
За дней молчанье – полный вѣкъ
Ушедшихъ по приватности игры
Въ долину. Каждый человѣкъ
Вдыхаетъ подметенные дворы.
 
 
Тамъ музыка тиха. Но сонъ на берестѣ
Подложенъ ожиданіемъ укора
Отъ гибкихъ пальцевъ въ полной темнотѣ
Намъ ожидать послѣдняго затвора.
 
 
Второй – на выходъ! Пала шаль.
Синѣя выдержаннымъ воемъ.
Не кажется концомъ оборванная сталь.
Кого-то приближая теплымъ моремъ.
 
 
Нѣть жаждущихъ! На остовѣ минутъ
Мой взоръ, цѣпляясь за людей,
Сказалъ себѣ: «Я – лилипутъ.
Прошедшій дверь сюда за ней».
 
 
За мѣсяцъ скомкана преграда
Не находить отвѣтныхъ словъ.
Ты кто? Она, конечно, рада
Искать тебя среди отиовъ.
 
 
Среди дѣтей, въ надменности чужихъ
Не ставя запятыхъ. Зачемъ предубежденья?
Отжившій кленъ быстрѣй пойдетъ на чихъ.
Чѣмъ за тобой основа для сложенья.
 
 
Но… Стой! Ударился о тлѣнъ
Прямой здѣсь счетъ своихъ къ стеклу.
Вернись… Не спрашивай «отъ лѣн…
Отъ лѣности ты задвигаешься въ углу?»
 
 
А я не знаю, чѣмъ разжечь бумагъ
Скупую дерзость отъ дивана.
Я здѣсь живу уже не такъ;
Себя не видя, коли Солнце рано
 
 
Велитъ искать на горизонтѣ пчелъ,
Вблизи – раздвинутую пасть
Всѣхъ книгъ, которыхъ не прочелъ:
Людей, дающихъ сладко снасть.
 
 
Я – жертва самъ. Хожу угломъ домовъ.
Гдѣ, позабудуть отпечатанные сроки.
Среди безчисленныхъ холмовъ
Не такъ видны промашки и пороки.
 
 
Но мигъ насталъ. Хлопки – поддѣлка пряжъ.
Залепленная мудрость, ложный поводъ.
Я вижу безконечный пляжъ.
Дарующую стихъ и долгожданный проводъ.
 
 
Гдѣ разница: чертить ли тонко грань
Иль прекратить наведываться въ дни?
Такъ по-сосѣдски полита герань!
Такъ безполезно плавать на мели!
 

«Кидая ложь по основанію пути…»

 
Кидая ложь по основанію пути.
Ощупываю слѣдъ отъ остановки.
Свѣти, фонарь! Звѣзда, свѣти!
Вы – вѣхи скомканной веревки!
 
 
Все возвращается на круги…
Слѣдъ въ слѣдъ пылятся вечера.
По незнакомости округи
Слова безплотны. Нѣмчура!
 
 
Кто свяжетъ въ узелъ отмѣненные ходы?
Привставъ, отходимъ отъ экрана.
Ища во тьмѣ неистовство воды.
Намъ путь дается, словно рана.
 
 
Встрѣчать такъ дни не доводилось:
Отъ звуковъ длинны стали слога.
Безпутство транспорта сломилось,
Кидаясь къ тѣни на порогѣ.
 
 
Два знака. Дважды пелена.
Раскрыта тайна мѣсяца рожденья.
Рука подъ музыку – волна!
Глаза – преграда для движенья.
 
 
Верните часъ! По чайной ложкѣ.
По записямъ, оконно превращеннымъ
Скрываться въ ненавязчивой подложкѣ,
Гдѣ сердце стало учащеннымъ
 
 
Придаткомъ тайны каждаго ухода
Къ оставшимся надъ пропастью годамъ.
Пусть я скрываюсь и полгода.
Но каждый мигъ я прикасаюсь тамъ
 
 
И къ воздуху межъ тайны отъ чернилъ.
И къ волѣ выдать напряженно
Себя для всѣхъ, кто не доплылъ,
Но смотритъ снизу протяженно.
 
 
Изъ мѣстъ, гдѣ кончится трава.
Воспрянетъ имя пыльными главами.
Ты въ каждой строчкѣ вновь права.
Но мой отвѣть скрывается надъ нами.
 
 
Пусть безымянно небо! Пустота!
Влеку съ собою благодарность
Сказать: «Привѣть! Какъ ноша та?
Не помѣшаетъ ли бездарность
 
 
Твоимъ порывамъ воли напряженья?»
Молчишь и смотришь въ черноту
Вечернихъ пѣнъ. Имъ всѣ служенья
Пророчатъ въ чертахъ сироту.
 
 
И такъ правдиво стонетъ залъ
Прилетовъ птицъ. Названья безполезны!
Въ тебѣ я царствіе призналъ.
Въ которомъ поцѣлуи тоньше лезвій.
 
 
Благословенъ твой путь отъ славы
До проявленія именъ!
Года – какъ мощныя булавы!
Я съ ихъ мгновеній отрѣшенъ.
 
 
И всѣ слова, что шли отъ устъ…
Все – правда безъ единаго изъяна!
Мой міръ безбожно малъ и пусть.
Когда уходишь… Былъ бы пьянымъ!
 
 
Узналъ бы въ новостяхъ, какъ жить потомъ.
Но… Только звукъ останется вполнѣ
Мнѣ душу рвать съ закрытымъ ртомъ
И все сметать куда-то тамъ вовнѣ.
 

«На женскій стихъ въ потемкахъ уповая…»

 
На женскій стихъ въ потемкахъ уповая
Ищу отвѣтный риѳмъ склокъ.
Безумствуя причинами, листая
Подборки словъ, кричу, какъ патефонъ.
 
 
Кричу, не вѣдая упрековъ:
Молчу, глаза пуская въ путь
По выдавленнымъ опьяненья сокамъ
И уповая, что найду чего-нибудь.
 
 
На сложности не смахивая бѣды.
А принимая свойски антуражъ,
Для поддержанія лирической бѣседы
Вкрапляю все, какъ въ скорый фаршъ.
 
 
Труды не подбирая въ осени молчаньи.
Все ждемъ иныхъ въ бѣлесости отвѣтовъ.
Намъ надоѣло странствовать въ изгнаньи.
Ломая дни за ложностью портретовъ.
 
 
Не вспыхнетъ листъ, дрожащій отъ надрыва
Издать свой блескъ поганой тьмой.
Ты написала все красиво.
Иди за собственной мечтой…
 

«Что часъ ночной велитъ порою?»

 
Что часъ ночной велитъ порою?
Читать друзей слова на потолкѣ,
Бороться со звѣзды суровою игрою.
Чтобъ стать однажды налегкѣ.
 
 
Не знаю вкуса здѣшнихъ узъ
Межъ шрамами, ушедшими въ тиши.
Переверну на бокъ иной я грузъ,
Мечтая повторить сіюминутные вирши.
 
 
Но не читается въ туманѣ горизонтъ.
Не снится обрученіе дорога
И той поры, что, выворачивая зонтъ.
Смѣется, выгоняя за порога.
 
 
Пусть блескъ состаритъ эту тьму;
Мы безъ ролей опустошимся.
Не нарушая сотвореній кутерьму
Самими къ нѣжности мы разрѣшимся…
 

«Такъ мало жизни по угламъ!»

 
Такъ мало жизни по угламъ!
Сѣрѣетъ небо, льда капризы
Не все кидаютъ сразу къ намъ,
Но послѣ безысходности репризы.
 
 
У всѣхъ по линіямъ руки
Расходится дорогъ разнообразье.
До чувствъ на пальцахъ медляки
Насъ топятъ въ неожиданности фразѣ.
 
 
Насъ льютъ, асфахьту не давая мухъ
Свободы стариться на полкахъ.
Свободенъ онъ, покамѣстъ сухъ;
Рѣшительность – три капли на иголкахъ.
 
 
Но кровь – нѣма. Подъ фонаремъ
Живется вѣтру средь тѣней.
Живѣй меня въ пустынѣ водоемъ.
Что сдулъ утесъ какъ брадобрей.
 
 
Быстрѣй меня – вся ложь открытыхъ книгъ:
Раскованнѣй – стучаніе въ окно
На безымянности, отвѣтившей: «Старикъ!
Съ тобою все давно предрѣшено».
 
 
Но я молчу. Я въ вѣрности листа
Иду съ бугровъ на городахъ.
Считая про себя отъ двухъ до ста.
Не путаюсь во лжи и бородахъ.
 
 
Не оставляю пепла. Нѣтъ бумагъ
Со мной сравниться у постели.
Сорву и раскидаю спѣлый макъ
Подъ сумерки отпущенной мнѣ трели.
 

«Бытъ органомъ разлуки – навсегда…»

 
Бытъ органомъ разлуки – навсегда.
Себя закрыть – пощада лучшихъ дней.
И хоромъ, крикомъ скажутъ всѣ «да»,
Но въ топкѣ паровоза – графъ Елей.
 
 
И имярекъ надежнѣй бѣлыхъ рамъ;
Цѣннѣй подола съ Солнцемъ ожиданья.
Коря себя за нерастаявшій туманъ.
Сожму звѣзды огарокъ въ скрежетанье.
 
 
Не ожидая ярости уснувшихъ проводовъ
Я растворюсь на поворотахъ безъ именъ.
Съ Морфемъ подѣлюсь совсѣмъ уже безъ сновъ
Однимъ осколкомъ, съ коимъ оживленъ
 
 
Разстаться съ болью, выросшей изъ датъ.
Покончившей съ собой на смѣха плахѣ.
Рожденный жить безъ нѣжности утратъ
Довольнымъ стать не сможетъ въ
театральномъ взмахѣ
 
 
Своихъ тѣней, что, сгорбившись, въ ряды
Выбрасываютъ кости размышленій.
Все такъ. Но за деревьями костры
Не ждутъ отъ глазъ твоихъ прошеній.
 
 
Ломай же сцену, ибо правды нѣть
Въ прошедшихъ падать подъ навѣсомъ
Всего, что помѣняло на совѣтъ
Отдать слезу за занавѣснымъ лѣсомъ.
 
 
Гони портье съ его дрожащими руками:
Милѣе вой трамвайныхъ перегоновъ.
Мѣняемъ въ легкости мы пѣны съ потолками,
Не ожидая кресельныхъ поклоновъ.
 

«Ушла, другого взявъ за руку…»

 
Ушла, другого взявъ за руку;
Во тьмѣ оставивъ переулка свѣтъ.
Въ прикосновеніяхъ по стуку
Я все беру, чего ужъ больше нѣть.
 
 
Не длится вечеръ безпощадно.
Минутамъ создавая крахъ.
Ложь оконъ ожиданія – всеядна.
Когда ты погібаешь на столахъ.
 
 
Безликій ножъ сильнѣе поворота
На даль, что въ сломанныхъ крестахъ.
По справедливости бездарнаго Кихота
Осѣла пыль въ червленыхъ головахъ.
 
 
Сто верстъ пути задушены подъ громъ
Дверей, не помнящихъ рѣзцовъ.
Все снова ставится на томъ.
Въ которомъ сняты путы образцовъ.
 
 
Идти сквозь стѣны – полный домъ
Намъ не позволитъ биться разомъ,
Чужихъ овацій буреломъ
Художникомъ прикинется чумазымъ.
 
 
Но кисти воздухъ рвутъ во злобѣ!
Дано имъ лгать въ ночной патронъ.
Что, возлагаясь на утробѣ
Стиховъ, та обретаешь свой уронъ…
 

«Въ бѣлой лжи отпечатана рана…»

 
Въ бѣлой лжи отпечатана рана.
Предававшая сотни именъ.
Томной совѣстью ржаваго крана
Этотъ часъ для любви измѣненъ.
 
 
Глазъ печаль въ отраженіи утра
Отдается хромому въ пути.
Въ тонкой жизни временъ перламутра
Безболезненно тѣни скрести —
 
 
Дать напутствіе шагу въ отрепье
Отказавшихся биться въ лѣсахъ.
Заходя со спины въ благолепье
Все теряешь на ломанный страхъ.
 
 
Тонкой нитью ночного пробора
Остановки считаешь на разъ.
Въ мятой сухости длиннаго слова
Ждешь отвѣта въ усталыхъ глазахъ.
 
 
Разверни на похожести струнъ
Обезличенный въ пѣснѣ сонетъ.
Снѣгомъ скопится радости лгунъ,
Подвязавшій утерянный свѣтъ.
 
 
Изъ домовъ по убранству дворцовъ
Нѣкто сложитъ разбитый фарфоръ.
Въ окнахъ гиблыхъ въ ночи бѣглецовъ
Ложь стремится въ рѣшающій дворъ.
 
 
На конечной сойду потеряться
Въ проходящихъ, курящихъ судебъ
Прислоняясь въ надеждѣ разстаться
И ломать вечерѣющій хлѣбъ.
 

«Я не шелъ по вашимъ костямъ …»

 
Я не шелъ по вашимъ костямъ
До орѣховой рощи во свѣтѣ.
И былъ радъ приходящимъ гостямъ.
Возрожденнымъ въ молчащемъ поэтѣ.
 
 
Я усталъ въ одиночествѣ струйномъ
Походить на смѣшливыхъ друзей
И охватывать радостью буйной
Солнца ярость въ объятьяхъ вѣтвей.
 
 
Нескончаема старость на волѣ
Отъ осознанныхъ въ камнѣ временъ.
Но на бѣлой, какъ облако, соли
Новый день безъ именъ утаенъ.
 
 
Грозенъ мигъ, исходящій землей
Отъ осиновыхъ остововъ мукъ.
Поросло на бумагѣ зарей
Все съ начальнаго слова за рукъ
 
 
Оголтѣлое, ночью приведшее въ стаю.
Но сѣда лишь макушка овацій.
Никого на крыльцѣ не встрѣчаю:
Никому не желаю разстаться.
 
 
Пусть по стѣнамъ дрожащіе звуки
Расползутся, считая въ себѣ
Гордость часа за вѣчность до скуки
И пропавшій остатокъ въ огнѣ.
 
 
Прочь съ земли, окаянныя вѣхи!
Только капли изъ пота чернильныхъ.
Виноватыхъ въ окружной потѣхѣ,
Доберутся до склеповъ могильныхъ.
 
 
Но и тамъ, пригорюнившись скупо.
Разойдется по свѣту бумаги.
Отъ Москвы до сараевъ – не глупо
Посодѣйствовать лезвію саги.
 
 
Задыхаясь отъ словъ утаенныхъ,
Замирая на каждомъ шагу.
Не ищи въ облакахъ приземленныхъ
Въ этой сѣрости сладкой пургу…
 

«Ночныхъ бульваровъ изступленье…»

 
Ночныхъ бульваровъ изступленье
Дождемъ смывается съ колоннъ.
Что рвутъ на части поколѣнье
Глупцовъ по очереди вонъ.
 
 
Разлука улицъ, парами на свѣтъ
Не возвращается на дѣлѣ.
Въ молчаньѣ недосказанности нѣтъ;
То доказали свиристели.
 
 
Внимаю каплямъ какъ одышкѣ
Сорвать дворовъ унылый вой.
Съ дворца несчастья въ новой вышкѣ
Кидали люди свой покой.
 
 
То – пепелъ части откровенья.
Въ рукахъ оставшійся да впрокъ.
На горизонтѣ – два имѣнья.
Во мнѣ – облезлый потолокъ.
 
 
Но то прощается во днѣ.
Намѣченнымъ въ случайной датѣ,
Поэмъ берите оптомъ. Двѣ
Частицы бродятъ по палатѣ
 
 
Горящихъ оконъ въ мутности именъ,
Ворвавшихся дозволенной печалью.
Я въ темнотѣ особенно силенъ
Дышать навязчивости далью.
 
 
Въ бѣгахъ отъ красокъ, старыхъ глазъ,
Намѣренныхъ дѣлить все по пустынѣ,
Сижу и жду, когда войдетъ для насъ
Порхающая въ пѣсни новой тинѣ.
 
 
Не мнѣ понять, чужимъ годамъ
Приклеивая маски благородства,
Какъ Солнце лезетъ къ городамъ,
Черпая насъ отъ имени отцовства.
 
 
Не мнѣ шершавостью стѣны
Лепить на страхѣ отчужденья
Кривой вамъ слогъ. Но часто вы
Кидаете безъ слезъ все въ умерщвленье.
 
 
Къ ступенямъ рискъ податься скоръ.
Топить стихи во центрѣ таломъ!
Но… Гласъ! Сильнѣе, чѣмъ просторъ.
Гдѣ я забылъ себя вѣкъ старымъ.
 
 
Глаза – вернуться по домамъ
И сжечь имперіи и ноты.
Что воспѣвали по чертамъ
Не тѣхъ. Я видѣлъ позолоты
 
 
Бродячій приговоръ. Что кости мнѣ?
Родился быть прозрачнымъ тиромъ
Для окрыленныхъ томно въ сторонѣ,
Летятъ пусть дальше по квартирамъ.
 
 
Имъ роль – стрѣлять на этомъ шарѣ:
Отъ каменныхъ фигуръ до хлада строя
Свирѣпостей тѣхъ лѣтъ. А то и парѣ
Не покалѣчить рукопись героя.
 
 
Пусть вечеръ запылится въ вашемъ ложѣ
И страхомъ станетъ наугадъ.
*** я. На то похоже.
Но въ глубинѣ искрится маскарадъ.
 

«Не ночь становится темнѣй…»

 
Не ночь становится темнѣй,
Скрипя дворами безвозвратно.
Въ приличіи безсмертности огней
Тьма точитъ перстни аккуратно.
 
 
Не сказанъ хрустъ бѣлесыхъ ногъ
Въ картинѣ частаго восхода.
Слова кидая точно въ бродъ,
Звѣзда становится у входа.
 
 
И все ломается вовѣки!
Все тонетъ ложью городовъ.
Глаза припрятаны за вѣки.
Гдѣ холостъ чай слѣпыхъ стиховъ.
 
 
Взбивая воздуха потокъ,
Вкушая разъ за разомъ Цицероновъ.
Легка она, какъ въ горницѣ цвѣтокъ;
Всѣ звуки знаетъ патефоновъ.
 
 
Что день, начертанный въ кустахъ?
Пусть давится несноснымъ поцѣлуемъ!
По матерямъ при сгинувшихъ отцахъ
Всѣхъ приходящихъ зариѳмуемъ.
 
 
И ждать – просторъ блаженныхъ лицъ.
Отточенныхъ несносностью итоговъ.
Крикъ полонъ чуда отрѣшенныхъ птицъ,
Что краемъ оперенья станетъ Боговъ.
 
 
То станетъ меньше. Рукъ обои
По стѣнамъ въ прахъ вгоняютъ зерна.
И ароматъ сильнѣе новой крови.
И крѣпче пахатнаго дерна.
 
 
Ты ждешь разрыва, плача, дали…
Все вспомнивъ яблоки заботъ.
Но взглядъ… То жестче хладной стали.
Не приберегъ себѣ народъ
 
 
Похожихъ тайнъ на проклятые сны.
Пусть теплота охватитъ руки вмигъ.
Въ январской пляскѣ съ нотками весны
Взойдетъ не недоступность напрямикъ.
 

«Все рву! Теряю благочинность…»

 
Все рву! Теряю благочинность
Дверей закрытыхъ. Въ темноту
Не тянетъ слова безпричинность
Вмѣнять зашедшимъ красоту.
 
 
Большихъ покоевъ нарожденье
Накроетъ частъ передо мной.
Людей пустых нагроможденье
На Рижской тянетъ простотой.
 
 
Обратный путь не глубже забытья
И рѣже глубиною по картинамъ
Идетъ по мѣрѣ безъ себя
По переходамъ, сильно хилымъ.
 
 
По тѣснотѣ безмѣрнаго молчанья.
Вверяя внутренность пути,
На отраженьи созерцанья
Свое хотѣлось бы найти.
 

«По хладу въ ровности дорогъ…»

 
По хладу въ ровности дорогъ,
Ступая ко потеряннымъ заборамъ
У сердца обреченности порогъ
Я обошелъ по сказаннымъ минорамъ.
 
 
И пусть былъ дня огарокъ вѣчный.
И гулъ людей – пространство наливать.
То – въ покушеніе сердечный
Посылъ себя не забывать.
 
 
Томясь найти въ вѣтрахъ основу
Для жизни сразу въ двухъ мѣстахъ,
По брегу камни прибивая къ полу
Стрѣлять въ танцующихъ невѣстъ! Ахъ!..
 
 
Все отмахнулъ, не говоря ни съ кѣмъ.
Пусть льются въ ночь по островамъ!
Простая безтѣлесность хрупкихъ темъ
Пристроится къ оборваннымъ мечтамъ.
 
 
Смотри, скулящій словомъ другъ:
То отнесло от откровеній
Съ другихъ краевъ подобранныхъ тамъ слугъ:
Здѣсь пустотою стала чаша рвеній
 
 
Гулять продольно, складывать въ перстахъ
Оттѣнки вѣчности, горящіе въ испугѣ…
Обрывки пьесъ, кидаемы въ кустахъ.
Не померещатся въ кровавости подругѣ.
 
 
Не въ окнахъ – лучъ на столъ кидаемъ,
А въ паркъ – отъ тяжести поклоновъ
Къ прошедшимъ, коихъ угнетаемъ
Своими чувствами патроновъ
 
 
Замерзшей волѣ, сырости отвѣта.
Все сглажено, что рвется на куски!
Уѣхала отрадностн карета.
Смотрю я въ точку. Голые мыски
 
 
Тепло хотѣли обѣщать по строю
Рябящихъ рамъ въ невѣдомыхъ узорахъ.
Часъ прожитъ лужей холостою.
Мигъ спрятанъ въ ложныхъ порахъ.
 
 
Рука во рвеніи причалить къ серенадѣ
Отъ поворота памяти до боя
Велитъ растаять въ променадѣ
И васъ запомнить, прочно стоя.
 

«Вторая дверь, что давится закатомъ…»

 
Вторая дверь, что давится закатомъ.
Въ себя впускаетъ, замышляя сонъ.
Сидишь въ углу ты виноватомъ
И ждешь того, что выйдетъ вонъ.
 
 
И куришь, несмотря на рукъ
Нѣмые перекрестки въ жесткомъ джазѣ,
Стоишь въ надменности разлукъ.
Въ ихъ прошломъ выражаемомъ приказѣ.
 
 
Косноязычіемъ приправивъ остроту
Цитатъ на черномъ фонѣ умиленья.
Глядишь попутно незнакомому коту
Безъ надобности знать мѣстоимѣнья.
 
 
Все пусто. Ярокъ безымянный домъ.
Дождь сгинулъ въ памяти безъ дна.
Потомъ… Затѣмъ… Еще потомъ!..
Все свалится въ безумное «едва».
 

«Ты думалъ, что темень подола и рясъ…»

 
Ты думалъ, что темень подола и рясъ
Задержится вѣтромъ, хромымъ и нелѣпымъ?
Не то насъ обманетъ съ тобою сейчасъ;
Не такъ мы умремъ на холстѣ многоцвѣтномъ.
 
 
Насъ въ мірѣ считаютъ по вмятинамъ глазъ,
Что цѣпкими волнами рвутъ на береты
Холеный въ проулкахъ испачканныхъ лазъ.
И тамъ на стѣнѣ существуютъ отвѣты.
 
 
Скреби по квартирамъ, гдѣ нѣтъ на страницъ
Удушливомъ тѣлѣ холодныхъ пословицъ.
Тамъ доля твоя – на слова или ницъ;
Ни больше, ни меньше стеклянныхъ околицъ.
 
 
По углямъ распахнутыхъ въ сырость дверей
Иди босикомъ. Не вернется кроваво
Погибшій въ любовномъ угарѣ морей.
Что жилъ обѣщаньемъ немного направо.
 
 
Но вытащилъ ложь оголенныхъ красотъ.
Дымящихся въ вѣчности скользкою славой.
За Марсомъ нетлѣннымъ, какъ злой приворотъ,
Все кончится скоро желѣзной облавой.
 
 
По перьямъ взъерошеннымъ, какъ на очагъ
Во приступѣ новыхъ, но рваныхъ мѣрилъ.
Найдется на чувства смиренный дуракъ.
Онъ въ воздухѣ ночь безъ людей сотворилъ.
 

«Кто спитъ, ввѣряя день угрюмый…»

 
Кто спитъ, ввѣряя день угрюмый
Величію непознанныхъ началъ?
Кто сжегъ дотла фитиль свой юный.
Что крахъ отъ сказки отличалъ?
 
 
Не вѣря въ страхъ и странную усталость
Отъ складокъ недовѣрчивыхъ вопросовъ,
Поэтъ, мѣняя въ риѳмѣ малость.
Въ тѣни находить альбиносовъ.
 
 
Въ дрожащемъ звукѣ порванныхъ началъ
Садится въ центрѣ многолюдномъ.
Не долюбилъ… Не довстрѣчалъ…
Мы вмигъ коснулись обоюдно.
 
 
И все пошло. Искать воспоминанья,
Шуршать листвой въ заброшенномъ саду…
Все пусто. Будутъ обѣщанья…
И будетъ шагъ въ слѣпую темноту.
 
 
Услышь себя внѣ помощи полета
(Хвататься за руки – мое благословенье
На грани въ пальцахъ звѣздочета).
Не узнавай сокрытаго везенья.
 
 
Ломай тропу, приведшую судей
Тебѣ впиваться въ размышленья
О томъ, что призраки вѣтвей
Все пронесутъ до сотворенья.
 
 
Читай все сразу. Вѣрь карандашу
Со сломленнымъ горбомъ въ тѣни еловой.
Не тѣмъ я тихо завершу
Сіянье порчи безголовой.
 

«Лѣтній часъ – нѣмѣютъ скулы…»

 
Лѣтній часъ – нѣмѣютъ скулы,
Ночь длиннѣй по покрывалу.
Спятъ безъ имени аулы,
Собирая насъ помалу.
 
 
Тѣнь крыломъ лежитъ устало
Межъ свидѣтелей дорогъ.
Все себя здѣсь оправдало:
Каждый въ чести уголокъ.
 
 
И воспрянетъ свѣтомъ срокъ
Насладиться ложнымъ дѣломъ —
Не боясь давать зарокъ
Мы живемъ здѣсь неумѣло.
 
 
Снѣгъ считаемъ малымъ градомъ.
Ждемъ въ тоскѣ иныхъ путей…
Сквозь ограду старымъ садомъ
Различаемъ крикъ дѣтей.
 
 
Блескъ наводимъ въ рамахъ мятѣ:
Дивенъ срѣзъ былыхъ вѣковъ.
Въ головахъ живетъ проклятій
Чистый рядъ иныхъ вѣнковъ.
 
 
Главъ найдешь ли имъ въ опору.
Поражаясь зеркаламъ?
Знать про все въ иную пору.
Прикасаясь ко угламъ…
 
 
Хватитъ руки брать на вѣсъ.
Ожидая пополудни Новыхъ звѣздъ.
Огонь и лѣсъ Вырастаютъ снова въ будни.
 
 
Ложь разскажетъ незнакомцамъ
Все, какъ есть. Иди на югъ.
Не кидаясь къ царедворцамъ
Возымѣй всю силу вьюгъ.
 

«Не вдыхая еловыя сотни вѣтровъ…»

 
Не вдыхая еловыя сотни вѣтровъ.
Въ перекресткѣ срывается лѣто.
Путь не пройденъ. Законъ не таковъ.
Чтобъ увидѣть позорности свѣта.
 
 
Въ тучѣ странныхъ сосѣдей сливая предѣлъ.
Загребу, не мѣшая, посуду.
Каждый въ силѣ своей не у дѣлъ,
Но стихи прибиваетъ повсюду.
 
 
Больше слухомъ онъ пачкаетъ трассъ
Въ безымянности вѣчнаго моря
Имена, почивавшія въ насъ,
Ожиданія слова покроя.
 
 
И силенъ предсказуемый часъ!
По вѣтрамъ, что не вѣдаютъ страха.
Новый міръ разукрасился въ разъ.
То – сильнѣе въ безуміи маха
 
 
Безъ пера недвижимой руки!
Но не станетъ бояться сюжетъ.
Что по бревнамъ идутъ каблуки,
Подавая поэту монетъ.
 
 
То – изъ тлѣна пустая бесѣда!
Бѣлый путь: все – притворность судебъ!
Выводя на приступокъ сосѣда,
Риѳму ровно кладешь ты на хлѣбъ.
 
 
Пусть не строятъ свои положенья
Тѣ, кто смотритъ изъ дальняго ряда.
Ты – поэтъ отъ начала рожденья.
Внѣ цвѣтовъ и фасоновъ наряда.
 
 
Я рожденъ, дабы слушать по вѣрѣ
Сильный рядъ твоихъ письменныхъ виршъ.
Не смыкая глаза на ривьерѣ
И на томности старыхъ кассиршъ
 
 
Мимо шлю по загадкамъ исторій
Всѣхъ, кто жаждетъ сравняться съ поэтомъ.
И кому ты живешь не въ фаворѣ —
Тому – тазъ съ отмѣненнымъ билетомъ.
 
 
Пусть гремятъ, заглушая на скрипъ
Завороженный тонкостью рукъ
Образъ ряда похвальности липъ
И колесъ безымянности стукъ.