Второй шанс

– Ну и чудненько. Твоя улыбка всегда приносила мне удачу, – чмокнул Кирилл жену в носик.

Он сел в свой любимый БМВ, с которым все не мог расстаться и, подняв два пальца, как знак победы, резко взял с места.

Под утро Василисе позвонили и потребовали привезти сто тысяч евро в погашение долга перед казино.

– Подождите, какого долга? Где Кирилл? – на другом конце что – то заскрипело, зашелестело, а потом она услышала голос мужа:

– Василиса, привези деньги, пожалуйста! И забери меня отсюда. Я тебе все объясню.

– Да что, уж тут объяснять!

Женщина поднялась в большой светлый кабинет Кирилла. Где по прежнему, стояли вдоль стен стеллажи с книгами; большой камин, выложенный из мраморных плит, незыблемо и гордо занимал свое почетное место, – уж его точно никто продать не сможет. Не было только кожаной мебели и роскошного письменного стола – всегдашней гордости хозяина.

Привычно набрав код сейфовой панели, Василиса открыла тяжелую дверь и ахнула. Почти все деньги с таким трудом и унижением вырученные за продажу дорогих вещей, исчезли.

Василиса надеялась, что они купят на них небольшой домик в провинции Испании, где – нибудь на тихом побережье, где живут добродушные, простые жители и убегут туда зализывать свои раны. И начнется новая, спокойная жизнь, в которой не будет бесконечных телефонных переговоров о закупках, сорванных поставках, нарушениях технологий и прочего, – что всегда отнимало у них Кирилла. Эта мысль грела Ваську все хмурые дни, которые она проводила в уже ставшем чужим ей доме.

Василиса выстраивала в мечтах свою будущую жизнь. Строила планы, как пойдет работать: будет садовником, или устроится в турфирму, водить русские группы, или пойдет в гостиницу, будет заполнять музыкальные паузы за роялем в небольшом холле. Работы она не боялась, ей даже хотелось испытать себя.

Но и этого ее лишил Кирилл, поставив все на улетевшую от него удачу.

Она взяла одну оставшуюся пачку, переложила в сумку.

– Васька, ты не представляешь, какая была удача у меня сегодня ночью! Сколько мне пришло! Я бы мог дворец шейха купить, выкупить весь свой бизнес и даже приумножить. Я все ставил и ставил. Вокруг меня собрались все, кто играл ночью. Все говорили, что такого фарта не припомнят.

– Так почему ты не остановился?! – Закричала Василиса. – Почему?!!

– Я не знаю, Вась! Не знаю! Это было наваждение, точно кто – то другой сел вместо меня за стол. Помнишь, как у Достоевского?

– Тебя снова опьянило внимание публики, как и всегда? Получал свою порцию кайфа, стоя на вершине? Господи, да когда же ты спустишься со своей горы? Я ненавижу тебя, Кирилл! – прошептала Василиса.

Но он ее уже не слышал. Он спал, скрестив на груди руки и вытянув далеко вперед свои длинные ноги в мятых брюках. Спал спокойным, тихим сном, даже улыбка искривила его губы. Словно ему снова снилась вершина, которую он покорил много лет назад.

Тогда он вернулся с Кавказа, после восхождения на Эльбрус, другим, словно заколдованным, постоянно возвращаясь к той минуте, когда стоял на самом верху, вместе с другом Вадимом.

– Васька, ради этого стоит жить! Эти эмоции не сравнятся ни с чем. Ты стоишь на вершине, и весь мир лежит у твоих ног в буквальном смысле. Дышать трудно, адреналин зашкаливает, и ты пьянеешь и плачешь от своей победы. А рядом с тобой еще несколько сильных людей, которые испытывают те же чувства.

И он все последующие годы, пытался поймать те ощущения, сравнивая свою жизнь с той минутой восхождения…

Василиса, сжав зубы, вцепилась в руль, и все сильнее давила на педаль газа. Машина разгонялась все стремительней по ровной, еще свободной в ранний час дороге.

«Сейчас будет поворот, который я всегда не любила и боялась и я в него не впишусь», – решила Василиса, бросив взгляд на сонного мужа.

Но он, словно почувствовав что – то, открыл в ту минуту глаза, посмотрел на чужое, серое лицо жены и вмиг все понял. Сжав руль своей рукой, он не дал машине вылететь в кювет…

Татьяна

Таня, подъехала к дому, припарковала машину и с недовольством заметила приличную вмятину на бампере.

– Это когда я успела? – пробормотала она, разглядывая повреждение. – Миша расстроится.

Они оба любили порядок, так уж им повезло друг с другом. Все вещи в их доме лежали на своих местах, то, что ломалось, обязательно отдавалось в починку или просто выбрасывалось. С особым трепетом Миша относился к автомобилям.

– Если в машине появляется лишний стук или скрип, это значит, машина просит о помощи. Вы же не будете спокойно ходить со сломанной ногой или больным горлом? Пойдете к врачу, правильно? Вот и машину надо везти в сервис, – любил он наставлять окружающих.

А, уж, водители, которые продолжали ездить на помятых, разбитых машинах, приводили его в крайнее возмущение:

– Нет, ну как можно так не уважать свой автомобиль? Он и себя этим не уважает. И в жизни у этого шофера такой же хаос, – всегда восклицал он.

– Миш, ну, успокойся! Может, у человека нет пока денег на ремонт его машинки. И он сам от этого страдает, а ездить надо, работа, дела… – успокаивала мужа Таня. – А, может, он записался на прием, и теперь ждет своей очереди. Ты же знаешь, как сейчас долго везут детали.

Михаил немного успокаивался, но свои автомобили сразу вез в автосервис на ремонт.

Вздохнув, Таня направилась к дому и тут заметила большой букет роз, лежащий на газоне.

– А это еще, откуда? – она даже покрутила головой в надежде увидеть этого шутника, бросившего розы.

Цветы были дивными: нежно – розовыми с тонкой зеленоватой каемкой по краю лепестков. Татьяна подняла букет, обнаружив внутри маленькую открытку с одним словом: «Любимой»! Подчерк был красивый каллиграфический, ровный. Миша так никогда не писал.

«Опять с кем – то перепутали!» – вздохнула Таня, но цветы с газона подняла и внесла в дом. Не оставлять же на земле такую красоту!

– Кто – то останется сегодня без своих роз, а кто – то, может, возлагал на этот букет большие надежды. Вон сколько здесь цветков, – принялась пересчитывать Татьяна розы, но в это время раздался входной звонок.

Возле калитки стоял почтальон и, заметив Татьяну, приветливо помахал рукой.

– Вот, распишитесь, пожалуйста, – мужчина протянул ей большой желтый конверт, адресованный Михаилу Пупсоеву. – Тут, правда, написано: «Лично в руки»! – немного замялся почтальон.

– Не беспокойтесь, передам лично в руки, и вскрывать не буду, – улыбнулась Таня.

Конверт был увесистый, плотный, но без обратного адреса. «Такие к нам еще не приносили», – пробормотала Таня, положив послание на небольшой столик в прихожей.

Сменив свой костюм на старые, удобные джинсы и клетчатую рубаху мужа, Таня занялась домашними делами, решив побаловать Пупса пирогами.

Но очередной посетитель отвлек ее от приятного занятия. Звонили долго и настойчиво, Таня даже испугалась и поспешила открыть калитку.

У ворот стояла Настя Сварова. В рыжих волосах запутались капли уходящего солнца, легкая замшевая курточка, отделанная мехом рыси, придавала образу дорогую изысканность, светлые брюки подчеркивали стройность длинных ног. У Татьяны даже дыхание остановилось от такой красоты.

Настя стояла и молча, улыбалась, наслаждаясь маленькой победой.

– Привет, – пропела она мелодичным голосом. – А в дом не пригласишь?

– А как ты узнала наш адрес? – растеряно пробормотала Татьяна.

– Ой, как невежливо, – рассмеялась Настасья и, не дождавшись приглашения, прошла на участок. – Я гостила тут у приятелей и случайно речь зашла о моих школьных друзьях. Оказалось, что вы живете с ними по – соседству. Вот я и решила зайти по старой дружбе. А Михаил дома?

– Миша скоро приедет. Проходи, – Тане стало совсем грустно, даже захотелось плакать.

Ей страшно было представить, что сейчас приедет Миша и увидит эту неземную красоту своей бывшей возлюбленной.

– Ой, а где это ты так машинку помяла? – Настасья остановилась рядом с «Мерседесом» и огорченно рассматривала вмятину на бампере.

– Не знаю, – пожала плечами Таня. – С утра еще ничего не было. Обидно, конечно.

– Михаил будет недоволен. Он с детства не любил поломанные вещи. Приходил к нам и сразу принимался все чинить. Думаю, с годами эта привычка стала только сильнее?

– Правильно думаешь. Проходи в дом, – смирилась с неизбежным Татьяна.

– Дом у вас красивый, – одобрила Сварова, – большой.

Она бесцеремонно обходила комнаты, заглянула на кухню, словно осматривала недвижимость, которую планирует купить.

– А на втором этаже что?

– На втором этаже наша спальня и Мишин кабинет, но туда мы гостей не водим.

– Да, брось, Серова, строить из себя богатую и знаменитую, – махнула рукой Настя, и уверенно стала подниматься наверх.

– Я не строю и я не Серова, – слабо возразила Таня.

– Ну, была Серова. Хотя я бы такую фамилию на Пупсоеву не поменяла.

– Дело же не в фамилии, а в человеке. Я уважаю своего мужа и мне все равно, какая у него фамилия. Я его жена.

– Ой, ой, как трогательно! – подняла глаза к небу Настасья. – А уборкой у тебя кто занимается?

– Я сама. Мне не трудно.

– С ума сошла? – Настя даже остановилась на лестнице, не поднявшись на несколько ступеней. – В таком доме, с таким мужем, в таком поселке сама драишь пол? Лучше бы в салон сходила. Хотя, может, и лучше что ты к красивой жизни не привыкла, – проговорила она тихо.

Но Таня не поняла ее фразы.

– Настя, я давно уже сама принимаю решения: куда мне ходить и с кем. И как мне лучше вести свой дом, я тоже решаю сама. Мне не нужны чужие советы. Если ты пришла для того, чтобы меня учить, то у тебя это не получится. – Таня даже сама удивилась своей смелости.

– Да, ладно, расслабься. Знаю, что давать советы дело неблагодарное. Мне и так все ясно.

– Давай, я напою тебя чаем, – устыдившись своего порыва, предложила Татьяна.

– Да пора мне уже бежать, ждут меня, – махнула красивой рукой с дивным перстнем Сваровски. – Заскочила на минутку, на Пупса посмотреть.

– Миша придет не скоро, – произнесла Таня и покраснела.

– Ты никогда не умела врать, Серова, – засмеялась Настасья. – Но тут я тебе верю.

Гостья быстрым шагом прошла к выходу, бросив на ходу:

– Красивые розы. От тайного поклонника?

– Нет. Не знаю от кого… – залепетала Таня, оправдываясь, и снова покраснела.

Дом опустел, только аромат волшебных духов подсказывал, что его посетила прекрасная женщина, которая знает, как вести дом, как быть ухоженной и как нравиться мужчинам.

«Она хочет отнять у меня Мишу! – всхлипнула Татьяна. – А я не смогу его удержать. Не сумею!»

Василиса

Василиса даже не помнила, как доехали до дома, как она, не раздеваясь, не снимая плаща, легла на кровать. Зубы стучали, словно она прошла по морозу в одном купальнике, как тогда в Крещенскую ночь, когда отважилась погрузиться в темный крест Иордани на их озере.

Но тогда это было больше от восторга, что принимаешь участие в таком таинстве вместе со многими людьми, а сейчас зубы просто стучали, и внутри у нее тоже все стучало и сотрясалось.

– Василисушка, скажи мне, что случилось, – мягкая рука легла на горячий лоб.

Няня Нина сидела на краешке кровати и с грустью смотрела на Василису.

– Ты, вроде успокоилась немного в последние дни. Я подумала: решила что – то для себя моя девочка. Порадовалась. А сегодня, как увидела тебя такую, в плаще… Машина стоит твоя, двери открытые, а Кирюшиной машины нет. Думала, с ним что. А он в кабинете своем на полу лег, тапок под голову положил. Что еще свалилось на вашу голову?

– Проиграл он все, Нина! – не разжимая зубов, произнесла Василиса и сама удивилась своему спокойствию, словно сюжет фильма пересказывала. – И деньги, которые оставались и машину свою, с которой все расстаться не мог. Я и правда, думала купить домик небольшой в Испании. Наш продать пришлось, ты же знаешь. Денег бы хватило, я в Интернете смотрела, еще немного на обустройство бы осталось, а там бы мы заработали. Я не боюсь работать и Кирилл… , но в него словно Бес вселился вечером. Смокинг надел, который мы с тобой продать не смогли, и укатил. А я его даже не остановила, думала на ужин, какой деловой идет, проблемы наши решать будет…

– И что теперь, то?

– Не знаю, Нина! Сегодня пришла в голову шальная мысль, когда везла его из Казино – покончить все одним поворотом руля… да Кирилл проснулся, удержал руль.

– С ума сошла, Василиса?! Это же грех страшный! Самоубийц даже в церкви не отпевают, – замахала руками няня. – А дети?!! О них совсем забыла?

– Я не знаю, что будет завтра, куда мы пойдем. У нас даже на гостиницу нет денег.

– А в мою квартиру и пойдете, – покачала головой Нина.

– Да не могу я ее купить, понимаешь? Ничего в сейфе нет!

– А вы так живите. Пока. За свет и телефон платите только, чтобы не отрезали, ну и за метры. Она не дорого обходится. А там дальше посмотрим. Не всегда же вы в своей яме сидеть будете. Поднимитесь еще. Молодые оба, с мозгами.

– В яме – это ты точно сказала. И из ямы всегда можно выбраться, Нин. Нужно выбраться!

Татьяна

Миша в положенное время домой не приехал, на телефонные звонки не отвечал и где его можно искать, Таня не знала. Свекровь, которой Таня позвонила, недовольно высказала, что сын ее – человек государственный и пора бы, уж это понять, а не отвлекать его по всяким пустякам.

– Ну, я же волнуюсь! Уже поздно, а его нет. Он, обычно, звонит, предупреждает, когда задерживается… – оправдывалась Таня.

– Успокойся и не нагнетай! Только плохое своей паникой притягиваешь! Понимать надо, что не всегда это удобно – звонить жене.

– Простите, – совсем сникла Татьяна, не найдя поддержки.

– Позвонишь мне, когда Миша вернется, – бросила на прощанье свекровь и повесила трубку.

Как – то странно их отношения, такие теплые вначале, с годами сошли на нет. Таня продолжала приглашать свекровь в гости, каждый раз готовилась, дарила подарки по поводам и без. А взамен получала только недовольное молчание, поджатые губы или такие вот колючие разговоры. Михаил, казалось, и не замечал, что две его любимых женщины становятся чужими и не думал разбираться в проблеме, считая ее надуманной Татьяной.

– Миш, ну ты заметь, что она совершенно перестала на меня смотреть, словно я – это пустое место. А уж, про мои дни рождения я вообще, молчу. За последние пять лет она меня ни разу не поздравила. Может, я ее обидела чем? Ты спроси! Так же сложно жить.

– Тань, не говори ерунды! Ты придираешься, как всегда. Выдумываешь какие – то конфликты на пустом месте. Все хорошо. Если бы что – то произошло, мама бы мне сказала.

Так и жили. Без тепла, без ласковых слов, но и без скандалов.

Василиса

«Как странно избирательна наша память, – думала Василиса, сидя за кухонным столом на маленькой кухне. – Иногда она стирает года, не оставляя даже маленькой зацепки, а иногда старательно хранит десятилетиями в своих запасниках несколько ничего не значащих минут жизни. Тихий вечер, улыбку любимого, лучи заходящего солнца на стене, ужин в крошечном южном ресторанчике или вот это побережье с фотообоев».

Тогда они с Кириллом сбежали из слякотной питерской зимы и бродили, обнявшись, там, по кромке белого песка. Не хотелось ни думать, ни говорить. Просто быть друг с другом, чувствовать рядом тепло и любимый запах, смотреть в родные глаза и видеть в них любовь. Она не могла вспомнить, сколько дней они пробыли на том чудо острове: один или десять. Помнила только, как пружинит влажный песок под ногами, как лежит на плече рука Кирилла, как солнце греет щеки…

Неужели это все было в ее жизни? Василиса хорошо помнила еженедельные обеды с соседками по поселку. Это было целое событие. К нему готовились, посещали салоны, делали прическу и свежий маникюр, подбирали наряды. Получить приглашение, считалось большой удачей. Значит, ты в тусовке, ты – избранная и должна это ценить и соответствовать.

Недели летели, а ничего не менялось. И разговоры не менялись и новые спектакли не обсуждались и интересные передачи и большинство новых книг были неинтересны. Главные темы еженедельных обедов – это кто с кем живет, кто, куда едет отдыхать и насколько там круто, чей бизнес более успешен, а кто попал в аутсайдеры. Приближаться к таким было табу. Сочувствие считалось под запретом.

– Господи, сколько же лет я прожила в таком серпентарии? Неужели для меня это было важно? И ничего лучше этих обедов для меня не существовало? Я не обращала внимания на то, как растет Сашка, – оттого и не могу сейчас найти с ней общий язык. Я не видела, как пошел Ванечка. Знаю это только со слов Нины. Это счастье, что у моих детей была такая няня. Просто не няня, а добрая фея крестная, как у Золушки. Где бы мы сейчас были, если бы не она.

Переезд прошел болезненно для всех. Они даже уезжали из поселка поздним вечером, чтобы не было лишних глаз. Хотя Василиса кожей чувствовала, как за ними наблюдают из темных окон. Прощаться, конечно, никто не вышел. Это же не принято в приличных поселках – подавать руку тонущему.

Молча, погрузили несколько коробок с вещами в Васькину машину – любимый набор чемоданов от Луи Виттона был продан почти за копейки, – и так же молча, доехали до своего нового жилища.

Нина помогла им разместиться и ушла ночевать к соседке, собираясь ехать к своим на следующее утро.

Васька пыталась всучить ей свой перстень с розовым бриллиантом, но Нина наотрез отказалась:

– Пригодится еще самой. Потом сочтемся.

Кирилл первое время крепился, уезжал каждое утро по – делам. Говорил, что потерпеть надо немного и все у них наладится. Но время шло, ничего не меняя в их жизни. Точнее, перемены происходили в них самих каждый день, отдаляя их, друг от друга, делая хмурыми, неприветливыми, колючими.

Кирилл все чаще стал возвращаться пьяным, ни с кем не разговаривая, он проходил в комнату и ложился на старый диван. Сашка молчала, бросая гневные взгляды на Василису, словно это она была виновата в том, что жизнь их изменилась. Только Ванечка жался к матери, чувствуя в ней слабую защиту.

Светлана

Поезд медленно подходил к платформе. Те, немногие, которые выходили в Великих Луках, уже стояли в узком коридоре со своими сумками, чемоданами, детьми.

Света вышла в тамбур задолго до прибытия. Путь был знаком еще со студенческих лет. Сколько времени она провела в дороге. Весь первый курс ездила даже на выходные – так скучала по дому, по маме. Потом приезжала на каждый праздник, на каникулы. А к последнему курсу ее визиты стали реже, появилось много друзей.

Появился Павел – смешной, нескладный с длинными руками и ногами, которые, казалось, мешали ему нормально двигаться. Белесые волосы никак не желали аккуратно лежать и топорщились в разные стороны даже после дорогого парикмахера.

Вот только глаза его, цветущего льна, и робкая, застенчивая улыбка, задержала Светлану возле этого смешного паренька.

Она тогда случайно пришла с подружкой за компанию на танцы в военное училище. Никогда не ходила и не любила эти танцевальные вечера, куда бегали многие из ее группы девчонки, в надежде найти себе надежного мужа.

В медицинском институте с кадрами было не очень. Да и сколько бы получал молодой врач после учебы? А тут сразу военный, с приличной по тем временам зарплатой, с жильем.

Но Света как – то не задумывалась тогда о своем будущем. Ей хотелось стать хорошим врачом, а уж как сложится ее жизнь, она не загадывала. Просто была уверена, что все будет хорошо. И муж любящий, и дети хорошие. А как иначе? Все же так живут. А почему у нее должно быть по – другому?

Но вот на том первом и последнем танцевальном вечере она и встретила своего Павла Кротова.

– Что ты в нем нашла? – зашипела подруга, когда заметила, что Света уже пятый танец танцует с нескладным белобрысым парнем.

Вдобавок ко всему, лицо его было постоянно красного цвета. Это уж потом выяснилось, что Павел никак не мог побороть своего смущения, оттого и краснел постоянно.

Но Света смотрела в его глаза, чувствовала, как нежно он касается ее талии, с какой теплотой он говорит о своих родителях и понимала, что это ее будущее. За этим пареньком она готова ехать на край земли, и рожать ему таких же блондинистых ребятишек. А, уж, когда выяснилось, что они родом из одного города и родители их живут на соседних улицах, оба поняли, что это и есть судьба.

Света заметила их первой, и сердце сжалось от волнения и радости, даже ладони вспотели.

Павел с Маришкой стояли на перроне, взявшись за руки, и одинаково втягивали свои белые головы в плечи. Это у них так выражалось волнение. И даже маленький Денис, уже пытался повторять это движение, когда и ему приходилось волноваться в своей маленькой жизни.

Глаза грустные, выражения лиц страдальческое – Вселенская тоска – не иначе. Заметив, радостно машущую им Светлану, Маришка заплакала, а Павел еще больше втянул голову и улыбнулся своей робкой улыбкой.

«Словно на год расставались!» – подумала Света и смахнула навернувшиеся слезы.

– Мы так скучали по тебе, – прошептал Павел, обняв жену.

– Я думаю, Денис заболел, потому, что перестал тебя видеть, – принялась отчитывать мать Маришка. – Сейчас увидит и сразу выправится.

Она крепко вцепилась двумя руками в Светину ладонь и протерла ей свое мокрое от слез лицо.

– Мам, ты нас больше не бросишь?

– Глупая! – Света даже растерялась от такого вопроса. – Кто же вас бросал? Я уехала всего – то на несколько дней, подруг проведать, а вы уже развели мокроту.

– А кто для тебя главнее: семья или подруги? – строго спросил ребенок.

– Конечно, семья!

– Вот и не покидай нас больше.

– Я думала, вы тут отдохнете без меня. С бабушками пообщаетесь. Разве плохо?

– Хорошо, но с тобой лучше. Ты же мама!

– Ой, Маришка, застыдила меня совсем!

– А где твои вещи? – Павел даже остановился, растеряно глядя на небольшую сумку.

– У Тани пришлось оставить. Я, как с тобой поговорила, услышала, что Дениска заболел, так сразу на вокзал. Некогда было за сумкой заезжать.

– Как там твои подруги? – поинтересовался Павел.

– Странно у них все как – то, запутано, – задумалась Света. – Мы лучше с тобой живем, проще. Пусть и в тайге.

– А мне уже сообщили, что мы можем собирать чемоданы. Кончилась наша длительная командировка.

– Да?! – Света постаралась придать голосу радость, но на глаза снова навернулись слезы.

– Свет, да ты, что не рада? Я думал, ты только об этом и мечтаешь? – Павел смотрел на жену и не мог скрыть удивления.

– Не знаю, Паш! Нам там было так хорошо вместе.

– Мы и сейчас будем вместе. Только жить будем в городе. Где кафе, театры, музеи. Ты же так мечтала в театр сходить. Теперь у тебя появится возможность посещать культурные мероприятия хоть каждый день. И в рестораны будем ходить ужинать всей семьей, чтобы ты не хлопотала на кухне.

– Я люблю для вас готовить, мне это нравится, – всхлипнула Света.

– Мам, мам, – затрясла руку матери Маришка, – а я в школу ходила. Меня бабушка Женя водила. И за партой сидела с мальчиком. Представляешь, они там, в своей школе, даже таблицу умножения еще не знают. И английских слов не понимают совсем. Только сидят за своими столиками, ручки вот так складывают, – Маришка положила руку на руку, показав, как складывают руки настоящие школьники, – и выходить могут только когда звонок звенит.

Света не поняла по тону дочки, понравилось ей в школе или нет.

– А ты еще хочешь туда пойти?

– Не знаю, – задумалась дочь. – Странно у них как – то все, запутано, – повторила она слова матери. – У нас лучше.

Татьяна

Таня уснула на диване, возле телевизора. Она все ждала Мишу и не хотела подниматься в спальню одна.

«Он же голодный придет, наверное. А греть себе не любит. Схватит что – нибудь из кастрюли холодное, разве это еда. И поговорить ему всегда хочется перед сном: где он был, что делал, о чем спорили».

Таня всегда садилась напротив мужа, он доставал из буфета два тонких фужера, наливал в них немного красного вина, и они засиживались так за полночь.

Сразу уснуть Миша не мог, ему всегда надо было «выпустить пар», как он говорил, обсудить прожитый день, подумать немного о завтрашнем, и Таня всегда должна была находиться рядом.

Сквозь сон она услышала, как тихо отворилась входная дверь, как вошел Миша, и отчего – то долго стоял в прихожей, не зажигая свет. Она даже испугалась, что это кто – то чужой забрался в их дом, и вскочила с дивана, сжимая в руке пульт от телевизора, как оружие.

Миша стоял, глядя перед собой, и не сразу заметил жену. А заметив, вздрогнул; спросил, не глядя ей в глаза:

– Почему не спишь?

– Тебя жду.

– Зачем? Ложись спать. Я посижу немного в тишине, устал.

– Я с тобой. Ты ел? Хочешь, мясо разогрею? Но его можно и холодным с помидорами…

– Я ничего не хочу, – раздраженно воскликнул Михаил. – Просто хочу посидеть в тишине. Это так сложно понять?

– Ну, ладно, – пожала плечами Таня и стала подниматься по лестнице.

– Откуда такие цветы?

– От тайного поклонника, – бросила она, не оборачиваясь.

«Пусть тоже переживает. Даже поревнует, полезно, освежает семейные отношения. А то ведет себя как – то странно».

Таня долго лежала с открытыми глазами, обида не давала уснуть, требовала выяснить отношения, наговорить друг другу резких слов. Михаил ворвался в спальню и подлетел к кровати, потрясая в воздухе желтым конвертом, доставленным почтальоном.

– Это что? Это что, я тебя спрашиваю? – прохрипел он сдавленным шепотом.

– Ты о чем? – Таня испугалась искаженного гневом лица мужа. В первый раз она видела его таким злым.

– Ты – дрянь, вот ты кто! Я терпел тебя, потому что верил, что ты надежная и верная мне женщина. А ты… ты…

Он кинул ей на кровать пачку фотографий и выбежал из комнаты. Трясущимися руками Таня стала разбирать снимки, что лежали в конверте: вот она на пороге своего дома с букетом красных роз – тогда она отправила букет обратно, не имея представления, кто мог его прислать. Вот входит в гостиницу на Исаакиевской площади, а вот уже в номер этой же гостиницы. А вот ее обнимает симпатичный мужчина на Аничковом мосту, а вот молодой парень в ресторане протягивает ей розу и целует. А это последний снимок, сегодняшний – красавец в светлом плаще с радостной улыбкой кружит ее на Московском вокзале.

Руки дрожали, немного не совпадая с ритмом колотящегося сердца, во рту пересохло, и голова кружилась все сильнее. Успокоиться не удавалось, Таня отбросила одеяло и спустилась вниз, где горел на кухне свет.

– Миша, – тихо позвала она и сама удивилась, как странно прозвучал ее голос. – Миша, ты где? Я тебе сейчас все объясню, ты успокойся только.

– Успокоиться?! – муж выскочил на нее из – за угла, потрясая ножом. – Я же тебя святой считал. Мне говорили, что ты не такая уж тихоня, но я не верил. Глупец! Думал, сидит моя Танечка дома, вся в заботах, хозяйничает, даже помощницу себе не берет, все сама делает – и готовит, и стирает, и мужа встречает. Конечно! Зачем тебе помощница, еще заложит хозяйку. Так же удобнее изменять. Муж целый день на работе, все время твое. Гуляй, Европа!

– Миша, зачем ты так? Неужели ты поверил всем этим снимкам?

– Думаешь, это фотомонтаж и кто – то хочет подставить мне подножку, ослабив тылы? – более спокойным тоном заговорил рассерженный муж.

– Нет, это не фотомонтаж, – начала Таня, но закончить ей Михаил не дал.

Издав не то вой, не то вопль, он поднял руки вверх, швырнув на пол нож; потом закрыл руками лицо, покачался немного на одном месте и выскочил в прихожую. Хлопнула дверь, заворчал разбуженный двигатель машины и наступила тишина.

Когда Таня, опомнившись, выскочила на улицу, то увидела только красные огни машины и задвигающиеся створки ворот.

«Иль меня оклеветали, иль царя околдовали…» – снова вспомнилось из сказки.

– Что – то часто мне в последнее время сказки стали вспоминаться. Так плохо в реальности, что ищу утешения в мире сказок? – подумала Таня и расплакалась, ощущая себя совершенно одинокой на этой земле.

Подруги далеко, им не позвонишь вот так, среди ночи. В последнее время Миша заменял ей и подруг и весь остальной мир. С ним она делилась своими печалями и радостями, с ним строила планы на будущее, с ним ходила в театр, обсуждала новые выставки, забегала по выходным в кафе выпить чашку кофе с любимым пирожным. Даже новое платье показывала мужу, прислушиваясь к его советам.

И все это было так привычно и спокойно и по – настоящему счастливо. И Миша с удовольствием разделял с ней все их маленькие семейные радости.

А что теперь? Теперь – то, что ей делать без Миши, как жить? И Таня зарыдала, уткнувшись носом в подушку

Василиса

Промаявшись в четырех стенах в надеждах на лучшее будущее и поняв, наконец, что Кирилл сломлен, гораздо, сильнее, чем это казалось им обоим, Василиса решила стать кормилицей семьи.

«Ничего, – думала она, – я вполне смогу работать администратором, в каком – нибудь приличном салоне. Главное, что это не наш район, и вероятность встретить знакомую тут равно нулю. Могу пойти в туристическую компанию и рассказывать о тайнах Петербурга. Или потешу надежды родителей и стану аккомпаниатором у оперной знаменитости».

Решив начать с последнего, Василиса позвонила маме и бодрым голосом попросила познакомить ее с какой – нибудь оперной дивой:

– Решила вспомнить о своем консерваторском образовании.

– Слишком поздно, Василиса, – строгим тоном начала мама. – Ты же не сидела за инструментом все эти годы. Так, песенки бренчала. Представляешь, что стало с твоей техникой? Точнее, с зачатками техники. В настоящего пианиста ты так и не выросла, Василиса. А потом, я так понимаю, что няни в вашем доме уже нет? А работа аккомпаниатора требует полной отдачи. Тебя могут вызвать на репетицию в любое время, ты должна будешь сопровождать артиста на гастроли, концерты. А с кем будет мальчик?

Мама никогда не называла Ванечку по имени. «Мальчик» и все. Василисе каждый раз хотелось подсказать имя внука, но она молчала.

– … нет, Василиса. Я даже не смогу рекомендовать тебя начинающему исполнителю. Не могу брать на себя такую ответственность, подводить человека.

«Мама, в моем кошельке осталось пятьсот рублей. Три месяца назад я даже не знала, что бывают такие деньги и что на них можно жить. Через пару дней мне нечем будет кормить и мальчика, и девочку и себя с Кириллом. А он пьет не понятно, на какие средства. И не разговаривает со мной вообще, и Сашка только шипит на меня. А ты боишься брать ответственность…» – все это хотела сказать Василиса, но промолчала, пожелав матери спокойной ночи.

Кризис ударил и по туристическому бизнесу. Туристов было мало, и за группы приезжих шла настоящая битва между профессиональными гидами. О любителях – одиночках никто не хотел даже слушать.

А хороших салонов в этом районе не было вообще. Только убогие парикмахерские. Где роль администратора часто выполняла сама хозяйка, она же мастер, она же уборщица.