Студентка, коммерсантка и просто красавица!

Глава 1

Я уже домывала полы, когда в магазин зашёл последний покупатель, чертыхнувшись и даже не вытерев рук, протопала за прилавок. Кого ещё на ночь глядя принесло?

Передо мной стоял хамоватого вида мужчина, лет пятидесяти, бывший сильно «под мухой», он глупо улыбался и пытался отыскать глазами своё самосознание. Я его знала, работая в магазине, который народ окрестил «у дома», вольно-невольно перезнакомишься со всеми обитателями двора. Этот клиент никогда не пропускал выходные, вот и сегодня завершал свой «алкотур» у моего прилавка. Сейчас, как обычно, возьмёт бутылку водки, а завтра будет ждать с утра возле двери, требуя пива.

– Чего тебе? – автоматически бросила ему.

– Здравствуй, Ирочка! Мне как обычно, – мужик сглотнул, уже предвкушая будущие посиделки, где в качестве визави будет вожделенная бутылка.

– Для кого Ирочка, а для тебя Ирина Петровна, держи, – я протянула пакет, где на дне притулилась водка.

– А з-закусь? – возмутился покупатель.

– О, зарплату, что ли, получил? Чего надоть, говори быстрей, видишь, закрываю уже!

Мужик осоловело осмотрел полки, задержал взгляд на колбасе и потом неуверенно протянул:

– Один пирожок с картошкой… Нет, два.

– Гуляешь, – ухмыльнулась я, бросила в пакет продукты, даже не удосужившись разогреть. Ничего, и сам справится. Отсчитала деньги за товар, которые мужик сунул мне в руки грязным комком, и протянула сдачу, – всё, на выход. У нас закрыто.

Поздний покупатель, прижимая к груди пакет и улыбаясь своим мыслям, пошёл домой продолжать свой еженедельный праздник.

Я оглядела полы и устало вздохнула, опять перемывать. Стерва-хозяйка любит заглянуть в неурочное время – ключи-то есть. Увидит, с зарплаты вычтет за грязь.

С силой плюхнув тряпку в ведро с мутной водой, снова принялась за наведение чистоты. Работа в мелком магазинчике за копейки давно опостылела, но мизерной пенсии не хватало даже на продукты и оплату коммуналки. Хорошо, хоть квартира своя, всё не по чужим углам мыкаться.

А сегодня мой день рождения, шестьдесят три года никчёмной жизни. Отнесла в угол ведро и швабру, и достала из своих закромов небольшой кексик, он был просрочен, вряд ли хозяйка кинется на меня за такую малость.

Вынула из кармана замызганную свечу для торта, отряхнула и осторожно воткнула в изрядно помятую выпечку, с давно опавшими боками.

– С днём рождения, Ирина Петровна! – поздравила себя вслух. А перед мысленным взором стремительно пролетели прожитые годы.

Наша семья была дружной, так думали мы с Аллой, моей старшей сестрой. Но закончились школьные годы, а с ними и наше счастье. Мама заболела от тоски и предательства отца, который ушёл к другой, и постепенно угасла, как ни билась я в поисках новых лучших докторов и лекарств. Общение с отцом свелось к нулю, видеть его было выше моих сил. Перед глазами стояло измученное затяжной болезнью лицо мамы. Образование получила случайное и нелепое, пошла, как тогда казалось, на самое денежное и лёгкое, товароведом. Но учёба пролетела, а я очутилась за прилавком. Сначала эта работа радовала, все улыбались привлекательной молоденькой продавщице, мужчины, не скупясь, платили за товар больше положенного. Несмотря на тяжёлый уход за мамой, казалось, жизнь налаживается. Бывший одноклассник, с которым мы начали встречаться ещё в десятом классе, сделал предложение. Сам Николай, так звали избранника, учился на инженера. Поженились мы после смерти мамы, Коля получил диплом, а с ним и направление на работу. Как оказалось, в краснознамённый колхоз, имени одного из генсеков. А продавцы требовались везде. Так и начался наш семейный путь: в деревне, в старом ветхом домишке и удобствами во дворе. Кто жил в селе, тот знает, что трудиться приходится от рассвета и до заката. Вода в колодце, овощи в огороде, из одежды – пара халатов и одно платье на выход, да стоптанные туфли, хлеб в печке, если испекла. Колхоз, получивший высокие награды и признание партийного руководства, находился так далеко от города, что автобусы туда ходили лишь рейсовые, один раз в день. Продукты подвозили раз в неделю. В общем, процветала наша колхозная жизнь на границе тайги, где из всех развлечений – обсуждение последних вечерних новостей и смакование самогона, что гнала бабка Глаша, не боящаяся ни местного участкового, который ей во внуки годился, ни бога, ни чёрта. Да и не было их тогда, если верить тем, кто так сказал.

Николай, видя, что радужным мечтам о карьере где-нибудь в областном центре, а то и столице сбыться не суждено, запил. Одной мне приходилось тянуть всё хозяйство. Беременность не принесла радости, мне было страшно за будущее и жаль дитя, которое должно было влачить существование у дремучих стен леса, днями играя в придорожной пыли с соседскими мальчишками. Но увидеть свет моему малышу было не суждено. На третьем месяце открылось кровотечение, Николай лишь отмахивался, говоря, что оно всё само пройдёт, когда я просила отвезти меня в райцентр. Фельдшер, бывший на тот момент в деревне за всю бригаду докторов, сделать ничего не смог. В итоге меня загрузили в машину, что возила в деревню продукты, и отправили в район. В больнице врач, после того как я очнулась от операции, долго отчитывала меня за халатность, а потом сказала, что детей больше не будет. На тот момент это не казалось страшным. Не такой жизни я хотела своим чадам.

После больницы жизнь закрутила точно карусель. Смерть спившегося мужа, распад Советского Союза и вот, стою я на вокзале родного города, с потёртым чемоданом в руках, перетянутым ремнями, и с опытом работы в деревенской лавке.

Возвращение в нашу старую квартиру сильно озадачило мою сестру. Мы хоть и были обе наследницами, но делить нашу двушку в её планы не входило. Суды тянулись, казалось, бесконечно, пока мы не продали квартиру родителей и не разъехались в разные концы города, проклиная друг друга.

С работой стало совсем плохо, приходилось мёрзнуть днями на рынках, обогащая «челночников» и новых русских. Потом удалось пристроиться в рыбный магазинчик, где моя кожа, казалось, навсегда пропиталась запахом несвежей сельди и требухи.

Мужчины надолго не задерживались в моей жизни. Случайные знакомства, мимолётные встречи, пару романов, так и не доживших до заветного обручального кольца.

И вот, я стою за старым прилавком, с трещинами в стёклах витрин, в маленьком магазине одна. Кекс с подмятыми боками есть не хотелось, но на мою ничтожную зарплату даже торт себе можно позволить только на Новый год, да и то я предпочитала сэкономить. Зачем тратить деньги на дорогие сладости? Лучше купить на них несколько куриных окорочков и запечь в духовке.

– Как бы я хотела вернуть время назад, – непонятно кому сказала в пустом магазине, глядя в потолок, – хотя бы на миг вспомнить свою беззаботную молодость!

И задула свечу.

Желание казалось бредовым, но такими были они все последние годы, чего хотеть одинокой стареющей женщине? Принца? Хорошую зарплату? Счастья в жизни? А жизнь уже прошла и не будет в ней ничего, кроме маленькой квартиры со старой истрёпанной мебелью, допотопного телевизора, привезённого когда-то из Китая, и стоптанных тапочек.

И ещё одинокие серые выходные, рядом с тумбочкой, где лежали любимые книги и всё увеличивающаяся шеренга лекарств.

Я всё-таки откусила кусочек кекса, скривилась, он давно прогорк. Сунула остатки в пакет и засобиралась домой. Оглядела прилавки, выключила свет, закрыла дверь.

Ночь встретила меня мелким промозглым дождём, под ногами шуршала прелая прошлогодняя листва, в переулках задувал ещё по-зимнему холодный ветер. Начало весны. Как я любила это время года в детстве, когда небо наливалось яркой синевой, а дни становились теплее. Теперь же, подняв воротник, спешила домой, боясь, что продует мою многострадальную спину.

В переулке заскулила собака, на которую я впотьмах чуть не наступила.

– Чего тебе, дружочек? Голодный небось? – наклонилась к жавшемуся у стены псу. Вынула из пакета остатки кекса и протянула ему. Пёс, благодарно взглянув загадачно блестящими карими глазами, аккуратно взял из рук кусок и тут же проглотил. Худые бока намекали, что он не отказался бы ещё от одной порции, но больше с собой ничего не было. Я погладила беднягу по голове:

– Пусть сбудутся хоть твои желания, дружочек. Прощай. – и осторожно продолжила свой путь.

Глава 2

Над головой затрезвонило, я разлепила веки, соображая, когда успела поставить такую гадостную мелодию на будильник в сотовом. Перед глазами немного плыло со сна. Я оглядывала свою комнату и не могла понять, что происходит. Вот знакомая мебель, стоявшая в квартире родителей. И старый отцовский будильник, что и поднял шум. Сев на кровати, отыскала глазами тапки. Сунула ноги в новенькие ярко-красные «сланцы», которые купила мне мама в десятом классе.

Что это? На кухне раздалась незатейливая мелодия позывных радио «Маяк». Откуда этот до боли знакомый звук? Радиоточки отключили так давно, что уже и память о них стёрлась. Я встала с постели, накинула халат и оглянулась на трюмо, которое занимало промежуток от моей кровати до двери маленькой комнатушки.

В зеркале отразилась девчонка, с непослушными вихрами густых рыжеватых волос и большими карими глазами. Худощавая, с голенастыми ногами и нескладными пока пропорциями подросткового тела.

Что происходит? Я всё ещё сплю? Да, точно. Ощупала руки, с вечными заусенцами. Как настоящие… Ущипнула себя. Ауч! Больно!

На кровати сонно хлопала глазами Алка:

– Ты чего там рассматриваешь, на себя налюбоваться не можешь? Давай, одевайся быстрее, в школу опоздаешь. Мама уже, наверное, завтрак приготовила.

Мама?..

Мама!

Я вылетела в маленькую кухню, обклеенную клеёнкой с вырвиглазными ярко-зелёными листьями, и резко притормозила, выпучив глаза по максимуму.

– Мама! – и кинулась обнимать молодую женщину, которую помнила лишь по чёрно-белым фотографиям.

– Что тебе, стрекоза? – матушка отвернулась от плиты, поцеловала меня в нос и мягко засмеялась, – с утра уже неймётся? И до сих пор не одета. Иринка, марш в комнату и быстро приведи себя в порядок, – мама шутливо погрозила мне кухонной лопаткой и повернулась к пригоравшей яичнице.

– Что за шум, а драки нет? – на кухню с газетой под мышкой вошёл отец, шаркая растоптанными тапками.

– Папа! – я повисла у него на шее, поцеловала в заросшую щетиной щёку. Какой чудесный сон, вот бы он длился как можно дольше!

А может, я умерла и это рай? Заслуживает же моя жизнь такого рая? Где всё, как прежде. И счастье не мимолётный миг молодости.

– Ира, ты в порядке? – отец кинул взгляд сверху вниз, вытащил газету и шлёпнул меня по спине, – мать кому сказала одеваться?

– А она вечно так, – пожаловалась на меня Алка из нашей комнаты, – сейчас ещё и ванную займёт на полчаса. Семнадцать лет уже, а в голове как у одуванчика – один ветер.

– Алка! – я влетела в комнату, – как я рада тебя видеть!

Сестра посмотрела на меня из-под накрученной чёлки и аккуратно отодвинула плойку:

– Ты чего Ирка? Будь осторожней, обожжёшь ещё.

– Рада тебя видеть, вот и всё, – я села на кровать и принялась натягивать простенькую белую блузку, пальцы дрожали, сердце ходило ходуном. Какой сон замечательный, всё будто настоящее!

– Каждый день видимся, – буркнула Алла, густо намазывая на глаза синие тени.

Я надела школьную форму, которая досталась от сестры, повязала фартук с приколотым к груди значком комсомольца. Заплела непослушные пряди в короткую косу. Взяла с трюмо заколку.

– Ты чего? – возмутилась Алла, – бант завязывай, – выхватила заколку у меня из рук и надула губы, – вечно на чужое заришься!

Пожав плечами, взяла длинный бант и долго пристраивала его к прядям, сноровки не хватало.

– Ма-ам! Заплети меня, пожалуйста.

– Идём, горе луковое, когда уже научишься сама? Дождёшься, отведу к тёте Зине, да и обрежу тебе волосы.

И всё же, какое чудесное видение! Наверное, смерть подобралась так близко, что грёзы, как настоящие, и боль от щипка кажется всамделишной. Но я была рада шансу прожить хотя бы день тут, прочувствовать то давно позабытое счастье.

Я сидела на кухне, дожёвывая яичницу с сосисками и прихлёбывая из щербатой кружки сладкий чай. Рядом были все мои родные: мама, подкладывающая нам сосиски со сковороды, Алла, недовольно ковырявшаяся в тарелке, отделяя желток – она с детства не ела белок, папа, медленно жующий свою порцию, уткнувшись в газету, нет-нет строго поглядывающий на нас поверх очков в роговой оправе.

Снова раздался перезвон «Подмосковных вечеров», отец глянул на часы:

– Девчонки, бегом, опоздаете. Алла, тебе сегодня к какой паре?

Сестра училась в педагогическом институте на первом курсе.

– К первой – отозвалась она с набитым ртом, дожёвывая последнюю сосиску, – уже бегу.

– Иринка, бери портфель и топай, нечего рассиживаться, – мама отвернулась от раковины, вынимая на ходу бигуди из волос.

– Иду, мам, – подхватила в комнате свой ранец, надеюсь, там собрано всё, что надо. Даже во сне выглядеть глупо не хотелось. А с домашкой как-нибудь разберусь!

Расцеловала родителей на прощанье, чем вызвала их недоумённые взгляды и, накинув куртку, выскочила в подъезд, окрашенный в такой знакомый синий цвет напополам с белым.

На улице ярко сияло мартовское солнце, вокруг спешили люди, кто на работу, кто на учёбу. На лавках присаживались бабульки, что «дежурили» у подъезда до самой темноты.

Вот и наша соседка – Клавдия Ивановна, по сравнению с ней Джеймс Бонд – просто неумелый школьник, любопытный нос активной старушки вынюхивал все перипетии нашей дворовой жизни.

Я приветственно кивнула ей и заспешила на автобус. Вот и моя остановка, сложённая из тяжёлых бетонных блоков, словно в ней готовились выдержать осаду.

Скоро подкатил жёлтый автобус, лязгнул дверьми и выпустил пассажиров. Внутри пахло бензином и женскими духами. Так, теперь бы вспомнить какая моя остановка по счёту, вроде третья. Ладно, буду смотреть, где больше школьников сойдёт.

Вот и знакомая аллея, голые ветки слегка покачивались на ветру, словно зазывая быстрее весеннее тепло, чтобы одеться в свои зелёные одежды и прикрыть зимнюю наготу.

По дорожке семенили дети с мамами за руку, неподалёку от школы был детский сад. Кто топал сам, а кто хныкал и протягивал к матери ручонки. Галдели, как стаи сорок, мальчишки. Десятиклассники степенно шагали, не маленькие, чтобы орать на всю улицу. Кто-то нёс портфель за понравившейся одноклассницей, ловя на себе завистливые или насмешливые взгляды одноклассников. Девчонки поправляли друг другу банты, или делились первыми в нашей жизни тенями и тушью-самоплюйкой «Ленинградской», красясь на лавках втайне от родителей.

Глава 3

Я вдыхала горьковатый весенний запах, медленно брела по аллее, наслаждаясь такими новыми и одновременно знакомыми ощущениями. В молодом теле бурлила жизнь, не ломило спину и суставы. До чего же хорошо!

– Ирка, – окликнул меня сзади девчачий голос, да это же Светка! Закадычная подруга, живущая в соседнем подъезде, – ты почему ушла без меня? – Светка поправила крупные локоны, что вились от рождения и были её гордостью и завистью всех девчонок в классе.

– Прости, боялась опоздать и совсем забыла, – я виновато развела руками.

– До уроков ещё пятнадцать минут, – Светка неодобрительно покачала головой, – опять книжку до утра читала?

– Каюсь, – что ещё ответить, сразу и не придумала.

– Ну, ты даёшь, подруга, – Светка взяла меня под руку и потащила к школе, – пошли быстрее, первым английский.

– Ты не учила? – я вспомнила, как подтягивала подружку в школе по-иностранному, который никак не хотел задерживаться в её прекраснокудрой голове.

– Ирка, ты же знаешь, не дано это мне, и на что мне тот дурацкий инглиш, я на переводчика идти не собираюсь. Дай списать, – так было каждый раз, в той, прошлой моей жизни.

– А я вот взяла и не сделала домашку.

Светка замерла на дорожке:

– Да ладно! Не-е-е… Шутишь, что ли?

Я и сама не знала, шучу или нет. И вообще, хотелось свернуть дальше по аллее, где призывно блестело стёклами маленькое кафе-мороженое. Это всё же мой сон, пусть и невероятно реалистичный, так что могу и прогулять! Хотя нет, хочется увидеть всех одноклассников снова и учителей, посидеть за партой.

– Пошли, подруга, – подтолкнула я Светку, – разберёмся с английским.

Родная и давно забытая школа встретила нас весёлым гомоном голосов и толкучкой возле гардероба. В последний раз я была здесь на вечере встречи выпускников, который спонтанно организовал наш внезапно разбогатевший однокашник Юрка Сорокин. Через несколько лет старенькую школу отправили под снос и сейчас на её месте сверкал глянцевыми боками очередной торговый центр.

В коридорах, разрисованных нашим учителем ИЗО, царила суета, все торопились по классам, а кто-то списывал уроки, сидя на подоконнике. Вот и наш кабинет, набрав в грудь воздуха и зажмурившись, я переступила порог большой классной комнаты. Замерла. Огляделась.

За партами уже рассаживались девчонки и мальчишки, в ласковых лучах солнца игриво плясали еле заметные глазу пылинки. Через большие окна потоки света заливали класс, заставляя невольно жмуриться.

Кто-то толкнул в спину:

– Иванова, чего встала на пороге? – это Витька Басов, наш хулиган, который еле-еле тянул из класса в класс, списывая отобранные домашки у субтильных «ботаников».

Светка дёрнула за рукав:

– Ну, Ирка, инглиш же, – и жестом указала на нашу парту.

– Да, иду, – я всё ещё осматривалась, разглядывая молодые, не испорченные жизнью, лица ребят.

Достала учебники, Фух, английский сделан:

– Пиши, – протянула я тетрадь Светке.

Подруга засопела, выводя иностранные буквы. Смешно закусив губу и нахмурив лоб. Так хотелось сгрести её сейчас в охапку и крепко обнять.

Радостные впечатления переполняли меня – я была полна любви ко всем сразу.

Наши пути с подругой разошлись после школы: её отца перевели работать в иную страну нашей некогда огромной державы. Первое время мы обменивались письмами, но потом сообщений стало всё меньше, взрослая жизнь расставила свои приоритеты, и в итоге связь пропала насовсем.

Раздался звонок и в помещение вошла Галина Николаевна, преподаватель иностранных языков. Класс поднялся, я пихнула Светку в бок. Та, оторвала взгляд от моей тетрадки:

– Ой, – тихонько пискнула подруга, – не успела.

Поздоровавшись и рассевшись по местам, в классе началось обычное перешёптывание.

– Разговаривать здесь можно только с моего разрешения, – сердито оборвала нас учительница. Наступила тишина.

– Сдаём тетради. Готовимся к пересказу диалога.

Про диалог я не знала. Может, повезёт и она не вызовет меня? Суровый взгляд Галины Николаевны скользил вниз по журнальному списку.

– К доске пойдёт, – ручка неумолимо опускалась к моей фамилии, – Зорина!

Глаза Светки стали круглыми от страха. Она вся сжалась под взглядом учителя:

– Я не готова, – тихо прошелестел её голос.

– Следовало ожидать, – поджала губы иностранка, – Иванова, выходи, покажи своей подруге, как надо выполнять домашнее задание.

Я судорожно сглотнула, хоть бы примерно представлять, что там за диалог! Английский я знала неплохо, училась в эпоху перестройки, хотела устроиться в элитный бутик, прошла многомесячные курсы. Вообще, языки всегда хорошо мне удавались. Не все знания сохранились за давностью лет, но худо-бедно объясниться я могла. Молча прошла к доске, встала за спиной Галины Николаевны. Она держала учебник в руках, где была открыта необходимая страница. Бегло прочитав нужные мне реплики, я уже представляла, как можно ответить. Начала рассказывать.

– Иванова, ты немного путаешь текст, – поправила меня иностранка в конце моего монолога, – а так, неплохо. Заслуженная четвёрка, хотя ты можешь гораздо лучше, садись, – взглянув на меня поверх больших очков, иностранка указала головой на моё место.

Ура, прорвалась! Адреналин продолжал бурлить в крови, постепенно стихая. Ощущения были точь-в-точь как в детстве. Сердце взволнованно билось в груди, руки слегка подрагивали от волнения, но счастье переполняло. Я готова провести остаток дней в этом сне, хоть бы это была кома, где меня посетило чудесное видение! Возвращаться в убогую реальность не хотелось. Проснись сейчас в своей жалкой халупе, единственным желанием будет пойти и свести счёты с жизнью. Но я даже для этого не гожусь, увы, слишком трусливая.

Тряхнула головой, отгоняя от себя горькие мысли, отчего бант слетел, и мои вихры рассыпались по плечам.

– Иванова, выйди и приведи себя в порядок, – услышала я строгий окрик, – Что сегодня с тобой, влюбилась?

По классу пронеслись короткие смешки. Выйдя в коридор, пошла в уборную, волоча за собой дурацкий бант. Кое-как стянув волосы узлом на затылке и получив нагоняй от вечно недовольной уборщицы, вернулась на урок. Возле доски пыхтел красный как рак, Юрка, пытаясь вспомнить заветные слова из учебника, под уничижительным взглядом Галины Николаевны. Увидев меня, она молча махнула рукой в сторону парты, и я тихонько проскользнула на место.

И всё-таки быть здесь, а не в серой реальности, оказалось чертовски здорово!

Глава 4

Вторым уроком шла математика. Достав тетрадь, увидела, что домашняя работа осталась не выполнена, на листке одиноко красовалась запись: задача №, и на этом всё. Впереди перемена, может, хоть одно задание успею решить. Рядом притулилась Светка:

– Ты матешу сделала? – она заглядывала мне в тетрадь через плечо.

– Нет, как видишь, – я уже и подзабыла, что подруга крайне халатно относилась ко всем заданиям на дом, – ты тоже сильно не усердствовала?

– Ирка, ты знаешь, нулевые способности, – она наигранно вздохнула.

– Или лень на все плюс сто, – почему-то начинало раздражать её несобранность, хотя в школе всё это казалось таким обыденным.

От сквозняка хлопнула входная дверь, я подняла голову, и сердце на миг замерло. В класс вошёл мой Николай, ведь в это время мы уже с ним встречались. Все чувства смешались. И радость увидеть его снова, таким, каким я его полюбила, и боль от того, каким он в итоге стал, печаль и скорбь за потерянного ребёнка, ненависть к его пьяным выходкам.

Математика была напрочь забыта. Как заворожённая смотрела я на своего давно почившего мужа. Ярко-голубые глаза, непослушная чёлка, которую он постоянно поправлял пятернёй, скуластый, с маленькими конопушками на курносом носу. Высокий, удивительно хорошо сложенный для подростка. И перед глазами всплывал его предсмертный облик: пропитое почерневшее лицо, неряшливая щетина, вечно сальные патлы с проплешиной на темечке, которую он тщательно зачёсывал остатками шевелюры. Неизменно грязные руки с чёрными ободками под ногтями и тяжёлый смрад давно пропитого нутра. Вспоминала я и нашу свадьбу, мы были молоды, красивы и безумно счастливы. Помню нашу первую ссору, когда я отказалась брать его фамилию. Не захотела стать Кривцовой, хотя Коля кричал, что ничего банальней фамилии Иванова быть не может и наши дети всё равно будут Кривцовыми. Не знаю почему, но я настояла на своём, так на всю жизнь и оставшись Ивановой. Муж долго дулся на меня, а потом привык.

Коля, запустив руки в карманы, постоял возле доски, разговаривая с мальчишками, после пошёл на своё место – третья парта в крайнем ряду. По пути поднял на меня глаза и, улыбнувшись, подмигнул. Я опустила взгляд к тетради. Этот чудесный сон я не хотела проводить с ним. Каждый день после уроков он провожал меня до дома, если всё повторится как впредь, то лучше сбежать с последнего, чем снова вспоминать ту боль, что принёс мне мой брак.

Подняла глаза, Коля удивлённо смотрел в мою сторону, я смущённо улыбнулась и кивнула в знак приветствия. Только тогда он, усмехнувшись в ответ, развернулся к парте и начал доставать тетради и учебники.

Прозвенел звонок, все потихоньку рассаживались по своим местам, последним в класс вошёл Витька Басов, кинув сумку через весь класс на свою «галёрку». Сегодня он на удивление, решил посетить аж два первых урока, наверное, опять его родителей вызывали к директору.

Я оглядывала своих одноклассников. Такие молодые и полные планов на грядущую жизнь. Многих она сломает, девяностые дались людям непросто. Вот первая красотка класса – Ольга Еремеева, высокая, с длинными, стройными ногами и красивой грудью. Её отец был военным, не последних чинов. У них была большая квартира в центре и, мечта миллионов – машина. Чёрная волга, что блестела своими полированными боками у школы, когда отец заезжал за Ольгой, вызывая восхищение и зависть всех мальчишек. Потом её отца посадят за хищение, а первая красавица класса погибнет в глупой аварии по вине пьяного мажора, сыночка одного из нуворишей.

Юрка Сорокин, заурядный мальчишка в девяностые неожиданно хватко занялся бизнесом, сначала сам мотался за шмотками в Китай и Турцию, потом нанял помощников, открыл по городу сеть бутиков, где тот же ширпотреб продавали под красивыми лейблами итальянских дизайнеров. Сейчас он жил где-то в Испании, оставив свой бизнес детям.

Взгляд упал на нашу тихоню, Танечку Свиридову. Невысокая, сильно сутулая, с невыразительными чертами лица и блёклыми серыми глазами. Так её и звали за спиной – Мышью. Она всегда была незаметной, тихонько появлялась за партой и исчезала после уроков, училась ровно на четвёрки, без особенных успехов. Её воспитывал отец, мама Тани погибла при родах. С детских лет она тянула на себе всё небольшое хозяйство, наверное, поэтому и была слишком серьёзной для своих лет. После школы она неожиданно выскочила замуж за красавца из очень обеспеченной семьи дипломатов. Все были в шоке, но через год нашу Мышь было не узнать. Глаза сияли, как и её бриллианты на шее и руках, она стала похожа на супермодель с глянцевой обложки. Ухоженная, в дорогих мехах. После распада союза родители уехали за границу, оставив сына с женой здесь. Муж Тани подсел сначала на элитный алкоголь, ветер перемен принёс с собой невиданные доселе удовольствия, когда попойки перестали приносить былую радость, в ход пошли наркотики. Он погиб от передозировки, а Таню стали всё чаще встречать с мужчинами, сначала в дорогих ресторанах, а потом и просто в «шашлычках», где не первой свежести стареющая красотка, сидела на коленях у знойных седеющих мужчин, вечно пьяная, с размазанной косметикой и не по годам фривольных нарядах.

Почему я сначала вспомнила этих троих? Может, оттого, что так сильно разнилась наша судьба, хотя все мы вышли из одной страны и одного круга, с посредственным заработком, средними квартирами и обычными семьями.

Уже не замечая присутствия учителя, я всё продолжала вспоминать судьбы моих друзей. Наш ботаник – Валя Тихонов, хрупкий, сутулый, в огромных очках на вечно серьёзном лице. Стал авиаконструктором и уехал в Америку, говорят, сделал там отличную карьеру.

Тот же Витька Басов. После школы неожиданно взялся за ум. Выучился на инженера, хотя все твердили, что в институт ему дороги нет. Женился на своей сокурснице. От его разгильдяйства не осталось и следа. Он не хватал звёзд с неба, однако достойно пережил перестройку и новое лихое время. Нашёл работу по душе и крепко стоял на ногах. Всю жизнь прожил со своей женой, воспитали двух сыновей, которые из-за своего коренастого сложения напоминали двух боровичков.

Кто-то их одноклассников уехал по распределению после учёбы, да так и остался в одной из бывших республик Советского Союза, кто-то умотал за границу, как только это стало возможным. Проредили наши ряды алкоголь и наркотики.

Прервал мои размышления окрик Михаила Борисовича, нашего математика:

– Иванова, проснись! Сдай домашнюю работу!

Растерянно перевела на него взгляд, всё ещё находясь в плену воспоминаний:

– Я…Я забыла дома тетрадь, – щёки покраснели от неловкости.

– Эх, весна, – неожиданно по-доброму улыбнулся учитель, – сам молодым был. Но в понедельник сдашь две работы, – он строго погрозил пальцем.

– Хорошо, – краска стыда всё ещё не желала покидать моего лица.

Остальные уроки пролетели одним мгновением, пучина нахлынувших воспоминаний не желала отпускать, и я так и просидела, задумавшись о прошедших днях юности.

Подходил к концу пятый урок, когда вспомнила, что после занятий предстоит разговор с Николаем и поход до дома. И, сказав Светке, что у меня очень болит голова, трусливо смылась на перемене.

Дома могла быть Алка, поэтому время до окончания занятий я провела в небольшом сквере, рассматривая прохожих и любуясь той удивительной атмосферой спокойствия и умиротворённости, что была присуща семидесятым годам. Ей, казалось, был наполнен воздух. На лицах прохожих играла лёгкая улыбка. Не как теперь, либо взгляд в пол, либо фальшивый оскал в тридцать два зуба. Так непривычно было видеть маленьких детей, серьёзно шагающих по своим делам без родителей, не боящихся, что их украдут или заманит в подворотню педофил. Тогда и слов таких не ведали. И можно было обратиться за помощью к любому, зная, что тебе её окажут. Без денег, без напускного равнодушия. Просто так. От всего сердца. И большое сердце было словно у самой страны. Горящее от доброты миллионов людей, не напоказ заботящееся о каждом человеке без исключения.

Наверное, так подходят к концу самые счастливые сны. Скоро я проснусь и, кряхтя и разминая спину, отправлюсь на свою нудную, тяжёлую работу. Ноги к концу смены отекут, наливаясь взбухшими узлами вен, руки будут болеть от хлорки, давление скакать вместе с переменчивой весенней погодой. И опять потянется вереница лиц покупателей. Равнодушные ко всему подростки, с набитыми жвачкой ртами, приветливые старушки-склочницы, которые выходят «в люди» за очередным скандалом, всегда спешащие после работы женщины с маленькими детьми, что вечно хнычут и клянчат сладости.

Разница времён так больно ударила по нервам, что на глаза выступили слёзы. Смахнув их, я пошла домой. Если у меня есть ещё возможность провести время с родителями, то не надо её упускать.

Квартира встретила меня знакомым запахом греющегося на плите обеда, только сейчас я поняла, насколько сильно проголодалась. Странно для сна, но загружать себя очередными грустными мыслями не стала. Разувшись, прошла на кухню, там хозяйничала Алла:

– А, уже вернулась? Доставай себе тарелку, сейчас будем обедать, – она раскладывала на столе приборы, резала хлеб.

– Что на обед?

Сестра с тревогой взглянула на меня:

– Ты сегодня какая-то странная, сама же вчера у мамы котлеты просила с пюре.

– Точно, я забыла.

Алла подошла и положила руку мне на лоб:

– С тобой всё нормально, сестрёнка? Чудная какая-то. С Колькой поругались?

– Н-нет. Откуда ты про него знаешь? – не помню, чтобы я до окончания школы рассказывала родным о нашем романе.

Сестра усмехнулась: