Read the book: «Неучтённый. На орбите»

Пролог

Всё это случилось в наваждении… Василий Аркадьевич – виновник громкой случайности проклинал себя вслух и вынужден был всё бросить и уехать лишь бы забыться – на Чукотку. В столь спонтанном выборе не было ничего необычного, ведь сотворённое напугало вусмерть Василия.

Шёл две тысячи семьдесят четвёртый год… Василий Аркадьевич Наумов оккупировал своим мятым мясцом кровать тихим сентябрьским вечером – последним из чётных, и не сдавался до глубокой ночи. Родовое определение «Наумов» подстёгивало Василия обзавестись прекрасными знаниями с самого детства; поощрялось в нём необузданное стремление познавать и напитываться – эта чарующая привычка и вывела его из школы – уникумом, из университета – ботаником, из астрофизики – на Чукотку. Последнее казалось приятной шалостью ума, житейской прихотью сверхспособного Василия Аркадьевича, но между астрофизикой и Чукоткой были некие подводящие события, начинающиеся безобидно.

Василий Аркадьевич был крайне увлечённым человеком – донельзя широкое определение, но такова была его природа. Всё как бы не дотягивало до стандартов понимания Василия, бросало вызов. Для натруженного ума простые вещи представляются погрешностями даже совершенно упрочившиеся в обществе, вычисляемые – неровное количество дней в месяце, високосных годах, рубцах на шурупах и проч. Василий сыскал себе отвлеченье от погрешностей. Когда его запирала усталость, он растворялся, терял вкус гонки, обмякал в ложе – полуживой тахты, становился узником телевизора на час-другой и подходил к своему бесхитростному отвлечению с церемониальным настроем: раскладывал чай, печенье, буженину и сервелат, пышный сахар – доставал всё самое лучшее и в кальсонах, боксёрке устраивался ведущим дегустатором. Василий перещёлкивал телевизионные программы бесцельно и логики, точно отчасти копировал себя: в подобном блуждающем темпе перещёлкивались будни и жизнь. Можно провалиться в условия хуже и жить, как закупоренное гниющее варенье; можно поменять условия, чтоб гнить чуть дольше и приятней. Смена условий была накладна и тягостна человеку затвердевающего возраста – Василию, недавно переплясавшему свои сорок семь лет. До телевизионных церемоний Василий бросался в спорт и пошевеливался весьма изгибисто. Он мог закинуть на макушку ногу и не находить успокоения в своём прорыве, хотя стремился к этому до плача. В отдельных позициях приливы деятельности подкатывали к нему, непостижимо настигало желание перечитать свою жизнь по мгновениям. Обычно жизнекопательная часть Василия спала в рабочих отчётах вне действий, вне мира. Василий обдувался надеждами приучить себя к прогулкам, чтоб обзавестись початочным, но полезным для здоровья действием. Благодаря исключению из ежедневного потока общественного транспорта шаги Василия вышли за пределы квартиры и работы. Он почти произвёл себя в спортсмены, но отсырел и заболел после одной экстремальной прогулки. Лежал, млел, ковырял телевизор, отвыкал шагомерить; мазки спорта усохли на больничной койке. После выздоровления совершенно несусветное стало твориться с Василием: что ни день – то благоденствие, избыточное празднество пускай и бездейственное: ощущение праздника не пропадало даже в полной обездвиженности под телевизором с сервелатом. Василий не считал свои выходные завеянными. Он любил слушать сборник в кокошнике из трубящего пластика, смотреть анимации к сборнику – разное: дачные забавы, рулевые рейки и обзоры о камуфлирующихся удильщиках. Всё это вызывало необъяснимое смещение календарных дат в голове. Он приползал на работу, ковылял к столу, полагая, что движется вполне естественно, и с пугающей наивностью удивлялся, когда узнавал, что наступил вторник, и коллеги вполне законно ещё с понедельника ожидают какой-то отчётной ахинеи, а Василий прикидывался зевающей тенью, полагая, что ещё бежит выходной. Как-то раз он услышал из кокошника, что экология рушится, вода грязнится и безвозвратно мельчает, а в селе «Забытово» родился козлёнок с пятой ногой. Это оглашалось для дешёвых впечатлений, хоть и оглашённое было правдой. Василий крепенько призадумался: «Скоро ль ожидать восстания цыплячьих лапок? Наверное, этой ночью они выступят во всеоружии… с педикюром. Вот тогда можно самим мутировать.»