Душа и тело

– Эберт, я уже еду! – предвосхитив вопрос своего мужа, сообщила я, – буду дома через несколько минут.

– У тебя странный голос, – сходу отметил Эберт, за пять лет брака научившийся распознавать оттенки моего настроения, – что-то случилось?

– Ничего, -солгала я, резко выжала сцепление и круто вывернула руль. Я вся дрожала от предвкушения грядущего разговора с мужем, но честно старалась сохранить хладнокровие.

– Ну и хорошо, – с легкостью поверил Эберт, – тогда я ложусь спать, с ног валюсь от усталости после Амстердама, думал отдохну, спокойно выпью пива с Куртом, как тут меня Ханна из дома выдернула. Пришлось ехать с ней в Хорнебург и уговаривать Йенса открыть дверь, но у него уже совсем ум за разум зашел от пьянства, начал нам полицией угрожать, можешь себе представить? В общем, ты одна ужинай, у меня уже глаза слипаются.

Нажав кнопку отбоя, я едва не разрыдалась от разочарования. Откладывать объяснение с Эбертом до завтра, ждать, пока он выспится после бурной ночи в квартале Красных фонарей и считать секунды до его пробуждения, чтобы поставить точку в нашей семейной жизни. Состояние мое было сейчас таково, что отрывистые удары сердца фактически заглушали голос разума, я лишь волевым усилием сдержала непреодолимое желание вернуться в Хорнебург. Собравшись с духом, я загнала машину в гараж, на цыпочках поднялась в спальню, мельком взглянула на крепко спящего Эберта и бесшумно спустилась в гостиную. Я по шею укуталась в плед, свернулась калачиком на диване в расчете на бессонную ночь, однако, так и уснула в крайне неудобной позе. Не удивительно, что, когда рано утром Эберт кое-как меня растолкал, я первым делом почувствовала ноющую боль в многострадальном позвоночнике, а уже затем сообразила, что мой всё еще муж настойчиво пытается донести до меня какую-то очень важную информацию.

– Беата, да проснись ты уже! –всячески тормошил меня Эберт, – только что Миа звонила, сегодня ночью Ханну убили.

ГЛАВА VIII

Невзирая на то, что остатки сна моментально сняло, как рукой, в течение следующих нескольких секунд я была непоколебимо уверена, что мне всего лишь приснился ночной кошмар. Но жуткое наваждение упрямо не собиралось развеиваться без следа, а когда исчерпавший все доступные способы меня разбудить Эберт резко сдернул покрывало, я окончательно осознала, что страшное известие прозвучало из уст моего мужа наяву, и распрямившейся пружиной подскочила на диване.

–Что ты сказал? – дрожащим голосом переспросила я, искренне надеясь, что все-таки ослышалась спросонья, и насильственная смерть Ханны – это не более, чем плод моего воспаленного рассудка.

–Я говорю, Ханну нашли мертвой! – безжалостно заставил меня проститься с иллюзиями Эберт, – давай вставай, одевайся побыстрей и сразу поедем. Нужно поддержать Мию…

Я потерла виски, надвое разламывающиеся в остром приступе внезапной мигрени, нервно сглотнула и рывком поднялась на ноги. Голова опасно закружилась, окружающее пространство качнулось и поплыло, а размытые контуры предметов слились в одно разноцветное пятно.

–Ты чего? – испугался Эберт, придерживая меня под локоть, – все еще болеешь, что ли?

–Недомогаю слегка, – неопределенно пожала плечами я, волевым усилием подавила мучительный рвотный рефлекс и уверенно заявила, – со мной все в порядке, сейчас только умоюсь…

В ванной я наспех ополоснула лицо, скрутила в тугой жгут растрепавшиеся во сне волосы, натянула первую попавшуюся на глаза одежду и почти бегом вернулась в гостиную к нетерпеливо приплясывающему на месте Эберту.

–Ты в курсе, как это вообще произошло? – уточнила я, уже сидя в машине рядом с мрачным, словно черная осенняя туча, мужем.

–Сама понимаешь, Миа в шоке, она постоянно плачет, половину из ее слов я и разобрать не смог, – Эберт вырулил из гаража, предупреждающе просигналил выехавшему на проезжую часть велосипедисту и с филигранной точностью встроился в поток автомобилей. Подавляющее большинство трудоспособных жителей Ор-Эркеншвика работало за пределами нашего маленького городка, и по утрам и вечерам на узких улочках наблюдалось весьма оживленное движение личного транспорта, тогда как днем здесь обычно стояла, что называется, тишь да гладь. Особняк Ханны располагался практически на выезде из Ор-Эркеншвика, и в эти ранние часы на дороге скапливалось довольно внушительное количество машин.

–Я мало, что понял, но я, в принципе, догадываюсь, как всё случилось, – Эберт притормозил пешеходном переходе, пропустил закутанную в платок турчанку с галдящим выводком разнополых детишек, и в ответ на мой вопросительный взгляд, пояснил, – не знаю, зачем Ханну опять понесло в Хорнебург, среди ночи, да еще и в одиночку. Она же прекрасно видела, что Йенс превратился в тупое и агрессивное животное, с которым совершенно бесполезно разговаривать человеческим языком.

–О, господи! – бесконтрольно вырвалось у меня, – ты хочешь сказать, что Ханну убил Йенс?

–Ну а кто же еще? – без тени сомнения подтвердил Эберт, – Хайнц Майстер застал его на месте преступления, притом, Миа сказала, что этот ублюдок спал мертвецким сном, и полиция его еле добудилась. Я всегда знал, что Йенс плохо кончит, но чтобы такое… Я же просил Ханну к нему не соваться, ума не приложу, почему она меня не послушала…

–Эберт, Йенс не мог этого сделать! – убежденно воскликнула я,– он не способен на убийство!

–Беата, прошу тебя, не будь наивной дурой, -раздраженно бросил Эберт, – вчера я сам слышал, как Йенс угрожал Ханне.

–Полицией, а не убийством! – напомнила я, – это разные вещи.

–Беата, ну что за глупости ты несешь? – выразительно скривился мой муж, -Йенс уже давно деградировал до скотского состояния, у него от пьянства все мозги к черту атрофировались. Ты просто его давно не видела, вот и думаешь, что он нормальный, а я только вчера был в Хорнебурге. Поверь мне, от прежнего Йенса в этой злобной твари ничего не осталось, у меня уши завяли, когда он Ханну матом покрыл. А она ему помочь хотела, к себе домой везти собиралась…

–Я все равно не верю, что это Йенс, – с упрямством заклинившей пластинки повторила я, чувствуя, что вот-вот сорвусь на истерический крик.

–Ханна тоже не верила, – мрачно парировал Эберт, – и где она теперь? Поплатилась жизнью за своё же милосердие. Всё выходим, и прошу тебя, не надо при Мие демонстрировать свою жалость к убийце ее матери. Уважай хотя бы ее положение, ей вот-вот рожать.

–Йенс никого не убивал! – в очередной раз не сдержалась я, но нечто в стальном взгляде Эберта мигом вынудило меня прикусить язык. Возможно, мне показалось, но, похоже, мой муж уже занес руку, чтобы влепить мне пощечину и лишь в последний момент передумал применять ко мне физические меры воздействия.

–Эберт, Беата, как хорошо, что вы так быстро приехали! – одной рукой Миа терла опухшие от слез щелочки глаз, а другой придерживала огромный живот. Ее прямые, светлые волосы неряшливыми патлами свисали по плечам, а сама она безостановочно шмыгала покрасневшим носом и периодически сморкалась в бумажный платок.

–Миа, прими наши соболезнования, и, главное, держись! – Эберт осторожно приобнял девушку, и решительно не позволил ей вновь разразиться безудержными рыданиями, -Миа, хватит! Ханну уже не вернуть, но ты сама скоро станешь матерью, и должна беречь себя ради малышки. Ну всё, успокойся, и лучше присядь…. Беата, налей Мие воды!

–Спасибо! – Миа залпом осушила стакан и бессильно растеклась в кресле. Эберт присел на корточки, аккуратно взял девушку за руку и ненавязчиво спросил:

–Полиция уже была? Что они говорят?

–Да, – кивнула Миа,– полицейские только что уехали. Эберт, боже мой, как такое возможно? Он задушил маму и спокойно лег спать. Хайнц его даже разбудить не смог! Разве это человек? Это чудовище, которое надо пристрелить, как бешеную собаку! Знаете, что сказал мне офицер? Когда они растолкали Йенса, он даже не вспомнил, что убил мою маму, это как вообще может быть? Он валялся пьяный в ноль и ему было все равно, что в коридоре лежит мамино тело. Что это за зверство? Сколько раз я говорила маме, не трогай его, пусть сдохнет своей смертью, но у нее была такая добрая душа, что она до последнего продолжала заботиться о Йенсе, помогала ему, и что получила взамен? Я ненавижу его, я бы сама его убила, я…

–Миа, тихо, тебе нельзя так волноваться, – мягко прервал излияния девушки Эберт, – мы с Беатой разделяем твое горе, для каждого, кто был знаком с твоей мамой, ее смерть – это невосполнимая потеря. Это ужасная трагедия, Миа, но ты должна быть сильной, хорошо? Ханна была чудесной женщиной, мы очень ее любили, и скорбим вместе с тобой. Ты можешь во всем рассчитывать на нас, дорогая, не стесняйся просить о помощи, мы в любой момент придем к тебе на выручку.

–Спасибо, Эберт, – растроганно пробормотала Миа, – я не знаю, как мне жить дальше. Йенс разрушил всю нашу жизнь, он оставил детей без матери, внуков без бабушки…Я осталась одна в этом доме, мне так страшно… Лукас приедет только завтра, бабушка с дедушкой тоже доберутся лишь к вечеру… Мне так плохо здесь без мамы…

–Миа, Беата побудет рядом до приезда твоих родственников, – не считая нужным предварительно заручиться моим согласием, обнадежил глотающую слезы Мию Эберт, – к сожалению, у меня есть неотложные дела в Дортмунде, но я постараюсь надолго не задерживаться.

–О, Беата! – Миа заключила меня в объятия, и к своему стыду я кое-как пересилила желание отстраниться, – не бросай меня одну, пожалуйста!

–Конечно, я тебя не брошу! – клятвенно пообещала я в приливе бурных угрызений совести, – я буду с тобой столько, сколько потребуется. Ты, наверное, со вчерашнего дня ничего не ела, а это вредно для твоей малышки. Сейчас я заварю тебе чаю и приготовлю что-нибудь легкое, договорились?

–Беата, я не хочу есть, – начало было Миа, но Эберт на корню пресек ее слабые возражения.

–Дорогая, ты несешь ответственность за свою дочку, и Беата полностью права: мы никогда себе не простим, если еще и с тобой что-то случится. Поэтому попробуй немного поесть, Миа. Ну всё, меня ждут в Дортмунде, оставляю тебя на Беату. Если что, я на связи.

–Что бы я без вас делала? – из глаз Мии опять полились слезы, – еще вчера у нас было столько планов на будущее, а сегодня все вдруг покатилось под откос! Как только земля носит на себе таких нелюдей!

–Я понимаю, что это тебя навряд ли утешит, Миа, но я верю, что по закону Йенс понесет самое суровое наказание, а после смерти отправится прямиком в ад, – Эберт по-отечески поцеловал убитую горем девушку в лоб и жестом поманил меня за собой.

–Беата, я могу быть уверен, что ты не усугубишь состояние Мии, защищая убийцу? – не сулящим ничего хорошего тоном осведомился мой супруг в прихожей, с подозрительным прищуром вглядываясь в мое лицо, – картина преступления кристально ясна, ты же сама слышала, что рассказала Миа? В лучшем случае, Йенс действительно не ведал, что творил, хотя это и никоим образом не смягчает его вину, а в худшем, он осознанно расправился со своей женой, потому что мне прекрасно известно, как сильно он ее ненавидел. Что ты молчишь, Беата? Или до сих пор сомневаешься, что Ханну убил Йенс?

–Существует презумпция невиновности, Эберт! – сквозь зубы процедила я, и моя неуместно дерзкая реплика вызвала у Эберта новый всплеск гнева.

–Ты в своем уме, Беата? – поинтересовался мой муж, уже и не пытаясь совладать с эмоциями, – Йенса нашли рядом с телом Ханны, о чем здесь говорить? Не надо делать умный вид и рассуждать о том, о чем ты понятия не имеешь! Побойся Бога, вот что я тебе скажу!

Миа всё так же полулежала в кресле, ее глаза были закрыты, но короткие, белесые ресницы, слипшиеся от постоянного плача, то и дело вздрагивали. Я мимолетно прикоснулась к плечу девушки, та встрепенулась и осипшим голосом спросила:

–Эберт уехал?

–Да, но я с тобой, – вымученно улыбнулась я, – ты отдыхай, а я на кухню…

–Нет, Беата, умоляю, не оставляй меня одну, -пухлые, отечные пальцы Мии мертвой хваткой сомкнулись на моем запястье, – я пойду с тобой, посижу на кухне.

–Хорошо, как ты скажешь, – вынужденно согласилась я, превозмогая бесконтрольный порыв немедленно высвободить руку и ощущая себя в это время распоследней сволочью, начисто лишенной элементарного сострадания, – я помогу тебе встать, обопрись на меня…

Кухня у Ханны, точнее, теперь у Мии, выглядела просторной, светлой и под завязку напичканной современной техникой. Мебель и отделка интерьера открыто свидетельствовали о немалых инвестиционных вложениях, и я испытывала непрерывный дискомфорт о мысли, что вся эта кричащая, пафосная роскошь приобреталась исключительно на деньги Йенса, которого сейчас иначе как «нелюдем» никто и не именует.

Пока я инспектировала холодильник на предмет наличия в нем подходящих для приготовления завтрака продуктов, Миа неподвижно сидела на диванчике, обеими руками обхватив живот, и отрешенно смотрела в одну точку. Все вокруг дышало незримым присутствием Ханны, будто она лишь ненадолго отлучилась из дома. Я высыпала из пепельницы гору окурков, помыла чашку со следами столь любимой Ханной губной помады, сгребла в мусорное ведро остатки вчерашнего ужина -складывалось впечатление, что Ханна убегала второпях, на ходу доедая, допивая и докуривая. Что же ее толкнуло навстречу гибели, если они с Эбертом твердо решили не трогать Йенса до утра? Неужели, мой муж прав, и Йенс задушил Ханну в порыве ярости, и только я продолжаю отчаянно убеждать себя в обратном. Разве алкоголь не превращает человека в неуправляемого монстра, даже если это человек из другого измерения?

–Беата, не надо было, ну что ты…, – Миа с неожиданным аппетитом вонзила вилку в салат и в рефлекторном стремлении заесть стресс за считаные минуты опустошила тарелку, – ты почему не ешь?

–Я кофе выпью, это тебе надо за двоих питаться -улыбнулась я, – меня что-то мутит с самого утра, толком ничего проглотить не могу.

–У меня в начале срока ужас какой токсикоз был, – понимающе вздохнула Миа, – вообще от всего выворачивало. Мне кажется, вас с Эбертом можно поздравить, да?

–Нет! – панически замахала руками я и у меня внутри всё заледенело от одной только мысли, что Миа вполне могла оказаться права, и единожды пропущенный прием таблетки в прошлом месяце все-таки возымел последствия.

–Нет, Миа, это просто несварение желудка после антибиотиков, – в большей степени для самой себя открестилась я, – тебе, может, еще подложить?

–Давай немножко, – вошла во вкус Миа, – как ты вкусно готовишь, вот Эберту повезло. А я эту готовку ненавижу, обычно заказываю еду или у мамы в пекарне что-нибудь беру… А теперь мамы не стало… О, боже, я поверить не могу, что ее больше нет, а убийца останется жить. А ведь раньше я думала, что Йенс –хороший человек, он строил маме дом, делал ремонт и был всегда добр к нам с Леони. Как же мы все в нем ошиблись, Беата!

ГЛАВА IX

–Ты извини, что я вмешиваюсь не в свое дело, Миа, но, если честно, мне всегда казалось, что вы с Йенсом не особо ладили, – с максимально возможной деликатностью заметила я, невольно вспомнив прошлогодние посиделки у нас в гостиной, по словам моего мужа, ставшие для собравшейся тогда компании самым большим весельем за долгое время, а на мой взгляд, в итоге обернувшиеся низкопробным, отвратительным фарсом.

–Ну, как тебе сказать, – Миа задумчиво поковыряла вилкой в скудных остатках салата, во всю длину вытянула обутые в стоптанные тапочки ноги и глубокомысленно произнесла, – понимаешь, Беата, мне вообще было как-то по фигу на него… Мама нас познакомила, я посмотрела, вроде нормальный мужик, и всё. Мы как раз с Лукасом начали жить вместе, мне не до Йенса было. А потом, они с мамой стали постоянно ругаться, Йенс стабильно пьяный, грязный, короче, вечно ушатанный, мама злилась на него, ей было стыдно с ним на людях появляться, ну и пошло-поехало… Нет, ну он правда погнал уже совсем, это тебе любой скажет. Мама его сколько могла терпела, мыла, кормила и все-такое, но она же ему в няньки не нанималась! Как она еще с Хайнцем договорилась насчет жилья для Йенса? Он там, в этом Хорнебурге, свободу почувствовал и быстро забыл, кому он всем обязан. Мама меня волновать не хотела, поэтому мало что рассказывала, я и не знала, что Йенс себя с ней по-скотски ведет. Знала бы, давно бы попросила Лукаса, или вон, твоего Эберта, мозги ему на место вправить, может, и мама была бы сейчас жива… Беата, я не могу поверить, что мамы больше нет… Беата…

Я молча гладила Мию по содрогающимся плечам, ждала, пока поток ее слез, наконец, иссякнет, и с невероятным трудом сдерживала в себе желание стремглав выбежать на улицу, вдохнуть свежего воздуха и хотя бы несколько минут просто побыть наедине с собой. Но Миа всё ревела и ревела, и для беременной девушки, только что трагически потерявшей мать, ее поведение выглядело исключительно естественным образом, однако, я всем сердцем жаждала, чтобы она успокоилась и желательно задремала.

–Милая, ты прилечь не хочешь? – в лоб спросила я, отчетливо сознавая, что, если Миа сию же минуту не перестанет плакать, я неминуемо последую ее заразительному примеру. Только в моем случае это будут вовсе не горючие слезы искренней скорби, а злые, полные обиды на вселенскую несправедливость рыдания. Или даже гораздо хуже – я начну яростно сметать со стола посуду, вдребезги бить тарелки, переворачивать мебель и с волчьей тоской выть от безысходности, потому что отчасти Миа была права, пусть она и рассматривала ситуацию с неверного ракурса. Вчера я должна была остаться в Хорнебурге, вот что со стопроцентной гарантией спасло бы Ханну от смерти, а Йенса от обвинений в убийстве.

–Нет, – категорично отвергла мое заманчивое предложение основательно наревевшаяся Миа, – как только я закрываю глаза, то сразу же вижу маму и этого проклятого Йенса. Знаешь, мама все время боялась, что рано или поздно он напьется до беспамятства, устроит пожар и сгорит заживо в своем сарае, беспокоилась за него, проверяла, как он там… А он ее задушил…

–Всё, Миа, подумай о ребенке! – единственное, о чем я сейчас мечтала, это соорудить самодельный кляп из тканевой салфетки и наглухо заткнуть Мие рот, но старательно гнала подобные намерения прочь, причем, удавалось мне это с каждым мигом всё сложнее и сложнее. Никогда до этого я не ощущала настолько ярко выраженного морального дискомфорта: я разрывалась между голосом разума и зовом сердца. Логика и факты были всецело на стороне Мии, но душа неистово протестовала каждый раз, когда в адрес Йенса звучали обличительные фразы. А еще меня жестоко терзало чувство вины: если Йенс на самом деле убил свою гражданскую жену, то меня впору было привлекать за соучастие – если бы я настояла на своем, если бы я уговорила Йенса уехать, да что там, если бы у меня хватило смелости выйти навстречу Ханне и Эберту, всё непременно сложилось бы иначе. Сколько различных «если», отныне не имеющих равным счетом никакого значения для чуждой сослагательного наклонения истории.

–Да, да, -заключительным аккордом всхлипнула Миа, но вдруг снова зашмыгала носом,– моя малышка никогда не увидит бабушку, и все из-за этого зверя…

Похоже, первая стадия озверения неумолимо подкрадывалась и ко мне самой. Желание схватить Мию за волосы и принудительно отволочь ее в спальню невыносимо жгло меня изнутри, но каким-то нечеловеческим усилием я продолжала сочувственно улыбаться.

–Пожалуй, мне все-таки надо лечь, – надеюсь, Миа не заметила шумного вздоха облегчения, бесконтрольно вырвавшегося у меня из груди,– Беата, ты ведь посидишь со мной?

–Конечно, дорогая! – с энтузиазмом кивнула я, помогла девушке встать и заботливо взяла ее под руку. Грузно переваливаясь с ноги на ногу, Миа медленно доковыляла до спальни и в изнеможении упала на постель.

–Беата, если я усну, а мне вдруг позвонит Лукас, или сестра, ответишь на звонки, ладно, – жалобно попросила Миа, -скажешь, что у меня нет сил разговаривать…

–Не волнуйся, я всё сделаю! – пообещала я, – сейчас я закрою шторы, чтобы тебе не мешал свет… Вот и замечательно. Спи, Миа, я рядом.

Довольно быстро девушка забылась чутким, поверхностным сном, а я с ногами забралась в кресло, подтянула колени к подбородку и какое-то время просто наслаждалась долгожданной возможностью побыть в тишине, нарушаемой лишь сопением Мии. Меня всё также неприятно подташнивало, и, машинально обращая взгляд на огромный живот Мии, я постепенно впадала в настоящую панику. В своем нынешнем состоянии я была согласна на любой диагноз, кроме беременности, и слабая надежда на желудочно-кишечную первопричину вышеупомянутых симптомов по-прежнему теплилась у меня в душе. Я не планировала оставаться в Германии ни при каком раскладе, и, если подозрения Мии оправдаются, я готова была пойти на самые радикальные меры. С моим браком было формально покончено еще вчера, и лишь благодаря неудачному стечению обстоятельств, Эберт до сих пор считал меня своей женой. Я собиралась поговорить с ним этим утром, но страшная новость всё перевернула вверх тормашками, сейчас я толком не знала, с чего начать. Расставить все точки в отношениях с Эбертом или прежде всего попытаться прояснить судьбу Йенса.

В хаотичное течение моих разрозненных мыслей ворвался телефонный звонок. Я рывком схватила трубку и пулей вылетела из спальни, чтобы не разбудить Мию.

–Миа, ты? – басовито уточнил Курт и, судя по всему, уже вознамерился выложить стандартный набор банальных утешений, но я вовремя оборвала собеседника на полуслове.

–Миа отдыхает, это Беата, -сообщила я, – Эберт попросил меня побыть с Мией до приезда родственников.

–Я в шоке, Беата, – признался Курт и многозначительно добавил, – когда мне только сказали о смерти Ханны, я сразу понял, что это Йенс сделал. Он там давно свихнулся в своем Хорнебурге, но никому и в голову не приходило, что он зайдет настолько далеко. Бедная Ханна, пригрела змею на груди… Йенс всем казался безобидным, ну пил, ну жил, как свинья, так кто же знал, что он на такое способен? Беата, как Миа?

–Пойдет, – без подробностей ответила я, – разбита, опустошена, но держится. Курт, а ты случайно не в курсе, как все произошло? Мне Мию неудобно расспрашивать, ей и так больно…

–Вот бабье любопытство, – неодобрительно хмыкнул Курт, – моя жена такая же, пристала, что да как. Тут человека убили, а вам, бабам, лишь бы языком почесать. Что я тебе расскажу, сам не так много знаю… Хайнц Майстер договорился с Ханной, что с утра они встретятся в Хорнебурге и вместе поедут выселять Йенса. Около шести Хайнц приехал, Ханны нет, двери нараспашку, ну а дальше уже и так все знают: Хайнц с порога наткнулся на труп, попробовал Йенса разбудить, а тот даже не ухом не повел, так нажрался с вечера… Довольна теперь?

– Курт, а если это не Йенс ее убил? – попыталась осторожно прощупать почву общественного мнения я, – ты же сам сказал, дверь нараспашку, хозяин пьяный спит, заходи и убивай, ведь так?

–Беата, ты чего вообще городишь? – возмущенно пробасил Курт, едва ли не оскорбленный в лучших чувствах содержанием выдвинутой мною гипотезы, – ты часом тоже не выпиваешь? Это что ж по-твоему получается, Ханну сам Майстер задушил и на Йенса спёр? Ты хоть соображаешь, какую чушь только что ляпнула? Твой муж вчера своими ушами слышал, что Йенс открыто угрожал Ханне. Кстати, Эберт сейчас как раз по этому делу показания дает, я ему на мобильный набрал, а он говорит, меня на пути с Дортмунда комиссар вызвонил, пришлось в участок завернуть. Я ему…

–Черт! – выругалась я, весьма невежливо перебив Курта, – прости, я не могу говорить, пока.

– Беата, что за муха тебя укусила, вот же баба дурная, – начал было Курт, но я решительно нажала отбой, пару мгновений посомневалась, а затем обреченно махнула рукой и бесшумно выскользнула из дома. К счастью, Миа так и не проснулась, и мое бегство осталось незамеченным. Наверное, меня следовало бы публично заклеймить позором, но по уровню тяжести угрызения совести, которые я, бесспорно, испытывала, покидая дом покойной Ханны и подло бросая Мию в одиночестве, не выдерживали ни малейшего сравнения с этой дикой болью, что непрерывно мучила меня с того момента, как я проявила трусливое малодушие и покинула убогое жилище Йенса.

Полицейский участок располагался на приличном отдалении от моего текущего местонахождения, и учитывая отсутствие автомобиля, на дорогу я потратила в разы больше времени, чем хотелось бы. Я практически бежала по вымощенным брусчаткой улочкам Ор-Эркеншвика, ловила на себе недоуменно-осуждающие взгляды привыкших к размеренному темпу жизни горожан, отбрасывала падающие на лоб волосы, на секунду останавливалась, чтобы перевести дыхание, и снова продолжала свой торопливый бег. Я не чувствовала ни промозглой сырости обжигающего легкие воздуха, ни оседающей на плечах мелкой измороси, ни холодных порывов встречного ветра, хотя в левом подреберье давно и навязчиво покалывало, а из рта густыми клубами валил горячий пар.

–Что случилось? – сходу насторожился дежурный, когда, запыхавшаяся, и распаленная я локальным смерчем ворвалась в участок, – на вас напали?

–Мне нужно срочно поговорить с комиссаром, который расследует убийство Ханны Леманн! – без прелюдий потребовала я, – передайте ему, что меня зовут Беата Штайнбах и я хочу дать показания по делу.

–Извините, фрау Штайнбах, но вам придется немного подождать, – не спуская с меня подозрительного взгляда, ответил дежурный, – комиссар Берггольц сейчас занят, он как раз беседует с …я так думаю, с вашим супругом. Эбергардт Штайнбах –это ваш муж?

–Да, офицер, это муж, – отчаянно затрясла растрепанной головой я, – умоляю, скажите комиссару, что у меня есть достоверная информация, дополняющая показания Эберта. Это очень важно, офицер, своим бездействием вы препятствуете объективному расследованию гибели моей близкой подруги.

–Хорошо, фрау Штайнбах, я попробую связаться с комиссаром Берггольцем, – неохотно пошел на уступки дежурный, – возможно, он согласится вас принять. Алло, Пауль, тут жена твоего свидетеля, Штайнбаха, просто рвется на допрос. Говорит, у нее есть новые сведения по убийству Ханны Леманн. Сказать, пусть ждет? Хорошо, всё понял. Фрау Штайнбах, проходите, пожалуйста, прямо и налево, там увидите дверь с фамилией Берггольц.

–Спасибо, офицер, – на бегу поблагодарила дежурного я, одним махом преодолела коридор и без стука вломилась в кабинет.

Комиссар Берггольц оказался моложавым, подтянутым мужчиной с торчащим ежиком седых волос и пронизывающим взглядом глубоко посаженных глаз. Вероятно, за проведенные на страже правопорядка годы он с лихвой насмотрелся самого разнообразного контингента посетителей, и при виде тяжело дышащей девицы с полубезумным выражением на раскрасневшемся лице не выразил ни единого признака удивления, чего, впрочем, нельзя было сказать об Эберте. Правильные, идеально симметричные черты моего мужа заметно исказились, а в глазах явственно мелькнуло закипающее раздражение.

–Прошу вас, фрау Штайнбах, присаживайтесь, – пригласил меня комиссар, – ваш супруг уже расписался в протоколе, но, если у вас есть, что добавить, мы оформим ваши показания отдельным приложением.

–Что ты можешь рассказать полиции, Беата, если тебя там даже не было? – вскинул светлые брови Эберт, и я физически ощутила, что лишь присутствие комиссара удерживает моего мужа от того, чтобы взять меня за шкирку и грубо вышвырнуть в коридор.

–Ошибаешься, Эберт! – торжествующе выдохнула я, – Йенс отказался впустить вас с Ханной, потому что внутри находилась я, и Йенс боялся меня скомпрометировать.

ГЛАВА X

–Беата, ты совсем умом повредилась? – после внезапного удара обухом по голове самообладание вероломно изменило моему супругу, и я инстинктивно придвинулась поближе к сохраняющему невозмутимость комиссару, чтобы ненароком не попасть под горячую руку Эберту. Пока еще мой муж до конца не переварил только что сказанные мною слова и лишь потрясенно взирал на меня с откровенным непониманием в холодных серо-голубых глазах. Но следовало отдать Эберту должное, соображал он достаточно быстро, и когда смысл происходящего дошел до него в полном объеме, я непроизвольно втянула голову в плечи. Мое секундное замешательство позволило Эберту моментально перехватить инициативу, и обрести контроль над ситуацией.

–Комиссар, я прошу прощения, но, похоже, смерть Ханны вызвала у моей жены временное помутнение рассудка, – без сомнений пришел к однозначному выводу Эберт, – если у вас больше нет ко мне вопросов, я могу отвезти Беату домой? Вы же видите, ей срочно нужен отдых, а возможно, даже и квалифицированная помощь…

–Ты не посмеешь упечь меня в психушку, Эберт! – я великолепно понимала, что сей ультразвуковой вопль фактически является прямым доказательством в пользу версии о моей душевной болезни, но не сумела сдержать эмоционального порыва и еще теснее прильнула к столу Берггольца в надежде на защиту.

–Беата, о чем ты говоришь? – очень натурально возмутился мой муж, но теперь я лишь укрепилась во мнении, что в точности разгадала его замысел. Эберт искренне считал, что на нервной почве у меня поехала крыша и продолжительное пребывание в обществе Мии, да еще в доме, где всё напоминало о покойной Ханне, сказалось на моей психике далеко не лучшим образом. Конечно, он не ожидал, что я окажусь обладательницей до такой степени тонкой и ранимой натуры, и, быть может, даже испытывал некоторое раскаяние за свое опрометчивое решение оставить меня наедине с безутешно рыдающей Мией. Нет, так не пойдет. Не за тем я, очертя голову, пробежала насквозь весь Ор-Эркеншвик, чтобы в аккурат из участка отправиться в лечебницу.

–Комиссар, я действительно плохо себя чувствую, но мои проблемы со здоровьем носят исключительно физический характер, и никак не помешают мне выполнить свой гражданский долг и дать показания, – твердо заявила я и поспешно добавила, пока Эберт не придумал очередной способ заткнуть мне рот, – я уже сообщила вам, что прошлым вечером ночью была в Хорнебурге и лично слышала, что Йенс Беккер не выдвигал угроз в адрес Ханны, а теперь повторяю свои слова для протокола. Йенс лишь напоминал о неприкосновенности частной собственности и обещал позвонить в полицию, если Эберт и Ханна не прекратят попыток самовольно проникнуть в его жилище.

–Беата, это бред какой-то! – Эберт вскочил со стула, но комиссар предупреждающим жестом пресек его дальнейшее продвижение в мою сторону.

–Успокойтесь, господин Штайнбах! – мягко, но убедительно попросил Берггольц, – мои должностные обязанности предписывают мне внимательно изучить все обстоятельства дела и досконально проверить любые сведения, имеющие отношение к предмету расследования.