Мои встречи с Анной Франк. Откровения выжившей в концлагере

3. Первые впечатления от Берген-Бельзена

Мы не знали, чего ожидать в Берген-Бельзене. Мы направлялись в совершенно неизвестное нам место, подконтрольное нацистам и, вероятно, не самое подходящее место для евреев. В Вестерборке, при всем плохом, что там было, мы все-таки не думали о смерти. Но что будет в Берген-Бельзене?

Мы ехали обычным поездом. Позже мы обнаружили, что это была привилегия, на которую имели право не многие. Евреев, отправляемых в лагеря смерти, перевозили в вагонах для перевозки скота, не оборудованных уборными и без еды. Эти условия были поистине бесчеловечными. Особенно с учетом того, что поездам, идущим на запад, приходилось преодолевать большие расстояния. Дорога до пункта назначения занимала как минимум несколько дней.

В поезде мы в основном молчали. Эта тишина была даже более пронзительная, чем слова. Мы просто боялись говорить о нашем несчастье. Когда кто-то начинал говорить, то быстро умолкал. Я помню, после немецкой оккупации моя мать просила нас с братом быть осторожными в том, что мы говорим. Мол, «и у стен есть уши».

Мы ехали в Германию, как бы мы ее ни боялись. Во время этой поездки нам не давали ничего есть. Компанию нам составили солдаты СС, одетые в черную форму, тяжелые военные ботинки и каски. В них чувствовалось что-то зловещее, как будто у них никогда не было другого занятия, кроме как делать напряженные лица и сверкать взглядами перед собой. Они носили пояса, на которых было написано «Gott mit uns» («С нами Бог»). Что это был за бог? Злой бог, подобный Гитлеру, который приложил все усилия, чтобы научить своих последователей служить ему?

СС, или Schutzstaffel, были созданы в 1925 году с целью сделать их элитными частями, предназначенными для защиты Адольфа Гитлера. Каковы были необходимые предпосылки, чтобы попасть в состав этих войск? Само собой разумеется, что Гитлер мог окружить себя только проверенными рекрутами. Итак, чтобы стать ответственным за безопасность нацистского лидера, нужно было принадлежать к арийской расе и быть горячо преданным нацистскому режиму. Неудивительно, что девизом СС было «Моя честь – это верность». Ясно, что Гитлер искал не простых солдат, а последователей своего учения, способных осуществить его планы.

Начиная с 1929 года СС перешли под командование Генриха Гиммлера, который был таким же злодеем, как Гитлер, их лидер. Гиммлер был одним из самых важных людей в нацистской партии, как и Герман Геринг (министр авиации), Йозеф Геббельс (министр пропаганды) и Мартин Борман (личный секретарь фюрера).

Первоначально элитные части СС были небольшими, но под командованием Гиммлера они существенно расширились, стали очень многочисленными. По оценкам историков, во время Второй мировой войны СС насчитывала в своих рядах почти миллион членов. СС и Гиммлер взяли под контроль концентрационные лагеря в 1939 году. Затем, в 1941 году, – лагеря смерти.

На протяжении всего нашего путешествия в Германию нас сопровождали немецкие охранники, личности и намерения которых нам были неизвестны. Мы понятия не имели, что они могли сделать с нами. Однако четырнадцатилетней девочке их мрачная поза и резкое поведение казались очень страшными. Эти нацисты, конечно же, были там не для того, чтобы дружить.

Как и в Голландии, немецкая сельская местность летом поражает своими пасторальными пейзажами. Но когда наступает зима, серые краски тех же пейзажей делают их неприглядными. По мере того как поезд продолжал свой путь, образы сменялись перед моими глазами: каникулы, которые мы провели в Швейцарии, наши поездки в Англию, чтобы встретиться там с членами нашей семьи, игры, в которые мы с братом играли.

Будут ли еще такие моменты радости? Вернемся ли мы однажды в нормальную жизнь и в наш дом? Смогу ли я вырасти, выучиться, найти работу в будущем?

Все казалось зыбким и неопределенным. Помню, когда мы въехали на территорию Германии, у меня скрутило желудок. Здесь, в этой стране, все началось! Именно здесь в 1933 году граждане Германии демократическим путем избрали лидера, проповедовавшего чистку страны от всего нечистого, включая евреев… Именно эти люди, наделенные такими прекрасными и безмятежными чертами лица, чьи дети были такими милыми, улыбались, играли… Зачем они старались нам навредить?

Когда поезд прибыл в конечный пункт назначения, мое сердце забилось быстрее. Одно дело представлять себе, что может произойти, и другое, когда ваше воображение становится реальностью. Ничего не остается, кроме как двигаться дальше.

Могли ли мы сбежать с этого поезда? Конечно, нет. Чтобы заключенные не сбегали, на крышах вагонов разместили эсэсовцев. Временами некоторые пассажиры впадали в отчаяние и пытались сбежать, полагая, что могут скрыться в Польше. Беглецов калечили или сразу убивали. Шансов на успешный побег практически не было.

Вопреки тому, как было принято в Вестерборке, наша конечная остановка оказалась не в лагере. Все встали со своих мест и собрали то немногое, что смогли взять с собой. Мы направились к выходу, словно в трансе.

Иногда я думаю, что бы они сделали, если бы я взбунтовалась и отказалась сойти с поезда? Если бы я отказалась двигаться дальше, если бы у меня случился припадок – типичный для подростков? Думаю, меня сегодня просто не было бы. В нацистской Германии не находилось места неповиновению.

Когда я вышла из поезда, меня словно ударило током. Жуткая реальность развернулась перед моими глазами. Несколько эсэсовцев спокойно выстроились, словно собираясь приступить к обычному рабочему дню, рядом со своими колоссальными и свирепыми немецкими овчарками. Эти собаки были лицом самого террора. Они лаяли, глядя на нас с этаким демоническим блеском в глазах, словно жаждая кусочков нашей плоти. Я всем сердцем надеялась, что они не развяжутся, не приблизятся ни к моей семье, ни ко мне.

Тогда-то до нас начало доходить, какую роль играет эсэсовская охрана.

Они были там не для того, чтобы помогать. Их учили унижать и мучить нас так долго, как только удастся. Это первое разительное отличие от Вестерборка. Там находились всего несколько нацистов, они почти никогда не доставляли нам хлопот. Здесь концлагерями полностью управляли немцы, а не голландская полиция и не немецкие евреи.

Страх и напряжение усилились. Собаки лаяли, эсэсовцы кричали на нас по-немецки.

Они ругались, строили нас в колонну, так как до прибытия в Берген-Бельзен было еще далеко. Мы быстро выстроились и ожидали команды начать движение. С этого момента никто не осмеливался возражать. Все смотрели в землю, боясь встретиться с чужим ненавидящим взглядом.

Это был решающий момент. Теперь перед нами разворачивалась настоящая, ужасная реальность. Я шла в этом ряду, рядом с теми зверями, которые были обучены нападать на тех, кто не выполняет приказы, рядом с людьми, которые не показывали никаких признаков того, что делают что-то, чтобы помочь нам. Несомненно, иллюзиям уже не было места.

Мы были в Северной Германии, недалеко от Ганновера и Целле, последний из которых представлял собой средневековый городок с несколькими замками. Ничто из того, что мы переживали, не было похоже на жизнь немецких жителей, с которыми мы когда-то были так близки.

Что думали эти немецкие обыватели в своих домах, живя с комфортом, питаясь горячей пищей? Да и думали ли они вообще о нас? В то время мы уже осознавали, что нам не разрешают вести нормальную жизнь, что слово «комфорт» навсегда будет стерто из нашего лексикона. Внутри концлагеря таким словам места нет. Да нет и надежды на лучшую судьбу.

Мы шли по зимнему пейзажу, украшенному множеством деревьев без листьев. Ветки раскачивал ветер. Какая красивая природа… Зимние холода вот-вот должны кончиться, уступив место весне. Как там могли происходить такие зверства? – думала я. Как можно было допустить, чтобы все это произошло?

Шуметь разрешалось только немецким охранникам и их собакам. Нам не разрешалось говорить, спрашивать, куда мы идем, и что они собираются с нами делать. У нас не было права протестовать или жаловаться.

Дети обычно видят в родителях убежище, испытывают уверенность в том, что они всегда помогут. Здесь же ситуация такова, что наши родители боялись за свою жизнь не меньше нашего. Они сами стали как беспомощные дети, не в силах ничего с этим поделать. Думая об этом, я поняла, что теперь сама должна о себе позаботиться. Хотя даже не догадывалась еще, насколько это будет трудно.

Мы шли очень долго. Похоже, никого не беспокоило то, что мы ничего не ели с тех пор, как покинули Вестерборк.

Иногда мы, люди, склонны думать, что у нас больше нет сил выносить события, которые нам навязывают. Но когда это происходит, поневоле начинаешь понимать, что нет другого выбора, кроме как продолжать двигаться вперед. Конечно, в некоторых ситуациях невыносимое оказывается непреодолимым. Это то, что мне предстояло испытать в Берген-Бельзене.

После страшной и столь же бесконечной прогулки мы, наконец, прибыли в лагерь. Мое внимание привлек вид многочисленных железнодорожных путей. После обычной суеты по вторникам в Вестерборке, когда заключенных отправляли в концлагеря, я уже не видела в железных дорогах ничего хорошего. Сегодня я понимаю, что мои самые мрачные мысли подтверждались. Эти рельсы олицетворяли разделение и гибель еврейской общины.

С первого взгляда Берген-Бельзен произвел на меня гнетущее впечатление.

Пейзаж состоял из голой земли с множеством мрачных бараков, обнесенных колючей проволокой. Этот вид был просто ужасным. Зачем все это нужно? Чтобы защитить людей в Берген-Бельзене? Или, наоборот, навредить им? Ясно, что ничего хорошего здесь ждать не приходится.

Берген-Бельзен состоял, по сути, из нескольких лагерей, отделенных друг от друга колючей проволокой. Это был огромный комплекс. Я гадала, куда нас направят.

Концентрационный лагерь Берген-Бельзен. Фотография со сторожевой вышки, сделанная после освобождения лагеря

 

Впрочем, чем ближе мы подходили к лагерю, тем больше во мне росло убеждение, что счастливых дней там не будет. Когда я увидела сторожевые вышки, на вершине которых стояли солдаты СС с оружием, я начала терять надежду когда-либо выбраться отсюда.

Затем я задумалась, смогу ли я когда-нибудь жить в обычном доме, где никто не заставит меня постоянно чувствовать, что я делаю что-то не так. Я уверена, что все еврейские семьи ничего не знали о том, что их ждет, и мало надеялись на будущее.

Не могу сказать, понимала ли я тогда, что значит для меня, для моей жизни нахождение в концентрационном лагере. Понять, что значит быть там, можно, только когда ты провел какое-то время в лагере – другого способа нет. Это то место, которое трудно представить постороннему человеку. Ему покажется, что так просто нельзя жить.

В то время большинство наших знакомых, родственников и друзей оказались в таком же положении, в той же ситуации между жизнью и смертью. Если, конечно, еще оставались в живых. Депортация голландцев началась в июле 1942 года. Голландия была одной из стран, где эта операция проводилась весьма активно.

Сначала, на первых порах нацистская Германия действовала осторожно, используя эвфемизмы, чтобы скрыть свои намерения. Евреев якобы собирались отправить в трудовые лагеря. Похоже, никто не знал, что это значит. Шло время, меры ужесточались, и становилось все яснее, чего хотели добиться немцы. Как и степень жестокости их плана.

На протяжении всего времени нахождения у власти Гитлер занимался «еврейской проблемой». Сначала – на территории Германии. Евреи должны были покинуть его страну, как это случилось с семьей Франк, которая в 1933 году уехала из Франкфурта в Голландию, якобы более безопасную для них. Но спустя несколько месяцев идея сажать противников режима – или считающихся противниками – окончательно оформилась. Лагерь Дахау был построен в то время на территории бывшего порохового завода на окраине Дахау, Германия. Сюда свозили цыган, гомосексуалистов и евреев. С эскалацией войны, усилившейся вторжениями в европейские страны – многие из них оказались оккупированными гитлеровской Германией – нацисты стали заниматься «еврейской проблемой» в континентальном масштабе.

Проблема стала критической в странах Восточной Европы, таких как Польша и Советский Союз. Генрих Гиммлер стал отвечать за безопасность оккупированной территории и обладал полномочиями физически устранять всех, кто мешал его планам, – реальность, принявшая драматический оборот.

Лагеря смерти с газовыми камерами впервые появились в Польше. Первоначально заключенных убивали, заставляя вдыхать угарный газ, вырабатываемый дизельными двигателями. Но, поскольку нацисты искали более эффективные средства уничтожения, они остановили свой выбор на Циклоне Б, промышленном дезинфицирующем средстве. Они использовали его в виде таблеток, вырабатывающих смертельные химические вещества при контакте с воздухом. Это решение было использовано для одновременного убийства тысяч заключенных в таких лагерях, как Майданек, Треблинка и Освенцим-Биркенау.

20 января 1942 года нацистские лидеры собрались в пригороде Берлина на Ванзейской конференции, чтобы обсудить «окончательное решение еврейского вопроса». Когда мы прибыли в Берген-Бельзен, один из многих нацистских концентрационных лагерей, мы совершенно не подозревали о масштабах этого грандиозного плана.

К тому времени мою бабушку и некоторых моих двоюродных братьев уже депортировали в Собибор, лагерь смерти в Польше, откуда некоторые заключенные совершили свой знаменитый побег. Это была единственная и уникальная попытка такого рода. Заключенные объединились, чтобы убить всех охранников, прежде чем сбежать. 14 октября 1943 года, когда пришло время вступать в бой, об операции стало известно, после того как было убито несколько солдат СС. Только небольшой группе заключенных удалось бежать, остальные были схвачены или казнены. Казнили даже тех, кто не пытался бежать. Их всех расстреляли эсэсовцы. Ведь если бы один из них выжил, он мог бы рассказать всему миру, что побег из концлагеря возможен.

Благодаря документам, с которыми я позже ознакомилась, я знаю, что моя дорогая бабушка Мари была депортирована в Собибор 23 апреля 1943 года, где и умерла.

Во время войны у нас не было возможности узнавать, что случилось с теми, кого депортировали в другие лагеря. Это отсутствие информации о близких очень нас угнетало. Исчезали люди, те, которых мы любили, люди, которых мы видели каждый день, и мы ничего не могли с этим поделать. Мы лишь догадывались, что могло бы с ними случиться, но никакой реальной информации не было. Мы переживали то же самое, и наше собственное будущее было столь же неопределенным, как и их будущее. Что должно случиться с нами? – гадали мы все.

Новому поколению может показаться странным, что мы не знали, что тогда происходило. Мы должны помнить, что тогда были другие времена, и средства коммуникации были совсем другие. Далеко не так развиты. Гитлеровцы легко контролировали информацию. Концлагеря, особенно лагеря смерти, располагались в глухих, удаленных местах. Нацисты не хотели оставлять никаких следов, но и не собирались позволять кому-либо встать на пути реализации их планов.

Удивительно, как быстро ваш страх растет и ширится. Особенно когда вы замечаете, что те, кого вы любите, так же беспомощны. Когда мы вошли в Берген-Бельзен, меня охватило это чувство страха. Я поняла, что мне придется бороться за выживание, постоянно беспокоясь за отца, мать и брата. Мы должны были держаться вместе, двигаться вперед вместе и попытаться остаться в живых, думала я. Боже мой, когда же мы увидим конец этой ужасной войны, терзающей нашу и без того опустошенную Европу?