«Ты не спросишь в ночи буйные, первой страстью прожжена, чьи касанья поцелуйные зацеловывать должна», или:
Вспомнились эти глаза с невероятным зрачком…
…Но под ударом любви ты – что золото ковкое!
Я наклонилась к лицу, бледному в страстной тени,
Где словно смерть провела снеговою пуховкою.
Или о цыганке:
«Тех крестили в крестильной купели, эту – в адском, смоляном котле».
И рядом с этими нотами исступления и боли, в лирическом голосе С. Парной есть уклоны грации и нежности, достойные греческой «Антологии»: «Ах, как бабочка, на стебле руки моей, погостила миг – не боле – твоя рука»… «Когда я твое губами слушала сердце»… Сомнения быть не может: в этой лирике звучит тот волнующий и странный голос, о котором Теофиль Готье сказал:
Que tu me plais, I timbre etrange!
Son double, homme et femme a la fois,
Contralto, bizarre melange.
Hermaphrodite de la voix.
Что по-русски можно перевести так:
Меня пленяет это слиянье
Юноши с девушкой в тембре слов –
Контральто! – странное сочетанье –
Гермафродит голосов!
Рядом с этим гибким и разработанным женским контральто, хорошо знающим свою силу и умеющим ею пользоваться, юношеский бас О. Мандельштама может показаться неуклюжим и отрочески ломающимся. Это и есть отчасти. Но какое богатство оттенков, какой диапазон уже теперь намечены в этом голосе, который будет еще более гибким и мощным.