Read the book: «Война и Мир. Полное издание в одном томе»

* * *
Отзывы читателей
От TarasProkopyuk
От данного произведения Льва Толстого во все время прочтения оставался в восторге. Именно от стиля повествования, от тончайшего и очень выразительного описания чувств и настроений множеств героев романа, от поднятых столь важных тем для их анализа читателями, да и просто практически всё было в нём великолепно. И наверное самое главное это то, что как будто после прочтения повзрослел на несколько десятилетий.:)
Нет всех этих слов неизмеримо мало, чтоб по достоинству оценить сию работу. Хотя сам Лев Толстой в глубокой старости на благодарность и восторг одного из своих посетителей за создание «Войны и мира» и «Анны Карениной» сказал следующее: «Это все равно, что к Эдисону кто-нибудь пришел и сказал бы: «Я очень уважаю вас за то, что вы хорошо танцуете мазурку». Я приписываю значение совсем другим своим книгам». Из этих слов следует то, что стоит прочитать еще много его работ.:)
От Ion Grosu
Мастер старых времен. Где-то в 20 лет пытался его читать, тщетно. Показался тогда нудным и поверхностным, так что записал себя в фан-клуб Достоевского.
Через другие 20 лет прочитал за три дня с другими глазами. Оказывается граф тонкий шутник, отличный рассказчик и играет с читателем в прятки. Он во всех героях, да и читатель тоже.
Через 20 лет надо будет перечитать.
От Katerina
Вот смеху-то будет, когда в конце года я начну выбирать книгу года, а ею окажется «Война и мир».
Кроме шуток, с каждым разом масштаб текста потрясает все сильнее: здесь и смех, и слезы, и прочие штуки, которые, возможно, даже Александру Сергеевичу не снились; удивительной силы перспектива и кинематография (вот, например, ехал Петя Ростов и думал свои детские нервно-задорные мысли, а мимо пролетела пуля, и буквально в той же фразе уже нет Пети, а рядом «похожим на собачий лай» плачем заливается Денисов, это же просто аааа); и тонны не замечаемого в школе сарказма, и плотные ткани платьев и судеб; это, конечно, в школе обязательно надо читать, как надо ходить на балет и слушать Рахманинова: не все и не сразу будет понятно, но разбудить в душе волнение и подготовить ее к тому, что в тридцать она будет стонать над каждой фразой в описании Бородинского сражения – это, безусловно, совершенно необходимо.
От Marina Polovinkina
Я так рада, что прочитала «Войну и мир» только сейчас, когда мне 31, а не еще тогда, в школе. Но я так же рада, что делала первые попытки прочитать именно тогда, в школьной программе. Что читала критиков, краткое содержание, смотрела фильмы. Все эти мимолетные обрывки теперь собраны, наконец, в один большой пазл. Ах вот что это было, ах вот оно как на самом деле.
Оказывается, это не ‘долго, муторно, скучно, войну надо перелистывать.’ Это такой легкий слог, такой красивый русский язык – и на удивление, какой-то очень современный, – это легко читать, как сериал. Война не скучна – это такой же сериал, переплетение стратегий, интересов, людей и чувств. Это жизненная философия в начале глав и в речах героев, это мысли о вечном, глубоком, легком. Сколько в этой книге старого, из пережитков прошлого, того, чего сейчас уже нет: божественного преклонения перед любимыми, образ жизни, устои общества, условия игры; столько же в этой книге абсолютно и совершенно актуального, до сих пор: вопросы смысла жизни, возникновения войн и роли власть имущих, любви, дружбы, сомнений, мечтаний. Удивительно, как тонко чувствовал Толстой. Его мысли про правителей и народ, войны и движение истории, их можно взять и переложить на год 2024, и все будет работать.
Грустно расставаться с этими героями, с этой одной большой семьей, в которой столько пороков, сколько и любви. Грустно расставаться с их создателем, который видел насквозь, видел наверняка, на столетия вперед.
P. S. А перелистывать хотелось, пожалуй, только про масонов.
От SnezhArt
Подпишусь кровью под тем, что, когда перечитываешь это в 30, начинаешь видеть, как любит Толстой подъёбывать человеческое, а еще писать про войну так, что прижимаешь руку к сердцу и молишься, только бы не прилетела шальная пуля (а она берет и прилетает, потому что Толстой).
Поделитесь своими мыслями и впечатлениями о книге
Благодарим вас за покупку и прочтение «Война и мир». Мы очень признательны и надеемся, что вы нашли в ней что-то ценное. Пожалуйста, поделитесь ею с друзьями или семьёй и оставьте отзыв в интернете. Мы всегда будем рады вашим отзывам и поддержке и сможем продолжать заниматься любимым делом.
Оставить отзыв довольно просто, это не займет много времени.
Об авторе

Лев Николаевич Толстой (9 сентября 1828 года – 20 ноября 1910 года) – один из наиболее значимых и влиятельных фигур мировой литературы, чьи произведения оставили глубокий след в истории русской культуры и общественной мысли. Родившись в аристократической семье в имении Ясная Поляна, расположенном в Тульской губернии, Толстой получил начальное домашнее образование, а затем поступил в Императорский Казанский университет, хотя и не завершил там свое обучение, бросив учебу ради военной службы.
Его военная карьера началась в 1851 году, когда он отправился на Кавказ, где принимал участие в боевых действиях против горцев. Этот опыт оказал сильное влияние на написание его первых рассказов, таких как «Детство», «Отрочество» и «Юность». Позже Толстой участвовал в Крымской войне, что нашло отражение в его цикле «Севастопольские рассказы», принесшем ему первую известность.
Однако истинный взлет Толстого как писателя произошел благодаря его монументальным романам, таким как «Война и мир» (1865–1869), «Анна Каренина» (1877) и «Воскресение» (1899). Эти произведения стали классикой мировой литературы и до сих пор изучаются и читаются во всех уголках мира. В них Толстой исследует глубокие социальные и психологические темы, поднимая вопросы о смысле жизни, любви, верности, чести и моральной ответственности человека перед обществом.
Особенностью творчества Льва Николаевича является его стремление к глубокому пониманию человеческой души и взаимоотношений между людьми. Он часто использовал эпопеи для раскрытия сложных характеров героев, показывая их внутренние противоречия и борьбу с самими собой. Например, в романе «Война и мир» Толстой мастерски изображает судьбы нескольких семей на фоне исторических событий Отечественной войны 1812 года, демонстрируя, как личные драмы переплетаются с судьбой всей нации.
После завершения работы над «Анной Карениной» мировоззрение Толстого начало меняться. Он стал активно интересоваться вопросами религии, этики и социальной справедливости. В этот период были написаны такие важные философские труды, как «Исповедь» и «Царство Божие внутри вас», в которых он критиковал официальную церковь и выступал за идею ненасильственного сопротивления злу. Эти идеи оказали огромное влияние на многих деятелей того времени, включая Махатму Ганди, который черпал вдохновение из учения Толстого.
Несмотря на признание и уважение современников, Лев Толстой оставался человеком, полным внутренних конфликтов. Он неоднократно пересматривал свои взгляды на жизнь, общество и религию, что отражалось в его поздних работах. Последние годы Толстой провел в постоянной борьбе с самим собой, пытаясь найти гармонию между своими убеждениями и реалиями окружающего мира.
Лев Николаевич Толстой скончался 20 ноября 1910 года на железнодорожной станции Астапово (ныне Лев Толстой) Липецкой области. По пути из Ясной Поляны он простудился, что привело к крупозному воспалению легких. Состояние его здоровья быстро ухудшалось, и врачи пытались оказать помощь, однако сам Толстой отказался от лечения, сказав: «Бог все устроит».
Последними осознанными словами Толстого были обращены к его старшему сыну Сергею: «Сережа… истину… я люблю много, я люблю всех…»
Том первый
Часть первая
I
– Eh bien, mon prince. Gênes et Lucques ne sont plus que des apanages, des поместья, de la famille Buonaparte. Non, je vous préviens, que si vous ne me dites pas, que nous avons la guerre, si vous vous permettez encore de pallier toutes les infamies, toutes les atrocités de cet Antichrist (ma parole, j’y crois) – je ne vous connais plus, vous n’êtes plus mon ami, vous n’êtes plus мой верный раб, comme vous dites.1 Ну, здравствуйте, здравствуйте. Je vois que je vous fais peur,2 садитесь и рассказывайте.
Так говорила в июле 1805 года известная Анна Павловна Шерер, фрейлина и приближенная императрицы Марии Феодоровны, встречая важного и чиновного князя Василия, первого приехавшего на ее вечер. Анна Павловна кашляла несколько дней, у нее был грипп, как она говорила (грипп был тогда новое слово, употреблявшееся только редкими). В записочках, разосланных утром с красным лакеем, было написано без различия во всех:
«Si vous n’avez rien de mieux à faire, M. le comte (или mon prince), et si la perspective de passer la soirée chez une pauvre malade ne vous effraye pas trop, je serai charmée de vous voir chez moi entre 7 et 10 heures. Annette Scherer».3
– Dieu, quelle virulente sortie!4 – отвечал, нисколько не смутясь такою встречей, вошедший князь, в придворном, шитом мундире, в чулках, башмаках, и звездах, с светлым выражением плоского лица.
Он говорил на том изысканном французском языке, на котором не только говорили, но и думали наши деды, и с теми тихими, покровительственными интонациями, которые свойственны состаревшемуcя в свете и при дворе значительному человеку. Он подошел к Анне Павловне, поцеловал ее руку, подставив ей свою надушенную и сияющую лысину, и покойно уселся на диване.
– Avant tout dites moi, comment vous allez, chère amie?5 Успокойте меня, – сказал он, не изменяя голоса и тоном, в котором из-за приличия и участия просвечивало равнодушие и даже насмешка.
– Как можно быть здоровой… когда нравственно страдаешь? Разве можно, имея чувство, оставаться спокойною в наше время? – сказала Анна Павловна. – Вы весь вечер у меня, надеюсь?
– А праздник английского посланника? Нынче середа. Мне надо показаться там, – сказал князь. – Дочь заедет за мной и повезет меня.
– Я думала, что нынешний праздник отменен. Je vous avoue que toutes ces fêtes et tous ces feux d’artifice commencent à devenir insipides.6
– Ежели бы знали, что вы этого хотите, праздник бы отменили, – сказал князь, по привычке, как заведенные часы, говоря вещи, которым он и не хотел, чтобы верили.
– Ne me tourmentez pas. Eh bien, qu’a-t-on décidé par rapport à la dépêche de Novosilzoff? Vous savez tout.7
– Как вам сказать? – сказал князь холодным, скучающим тоном. – Qu’a-t-on décidé? On a décidé que Buonaparte a brûlé ses vaisseaux, et je crois que nous sommes en train de brûler les notres.8
Князь Василий говорил всегда лениво, как актер говорит роль старой пиесы. Анна Павловна Шерер, напротив, несмотря на свои сорок лет, была преисполнена оживления и порывов.
Быть энтузиасткой сделалось ее общественным положением, и иногда, когда ей даже того не хотелось, она, чтобы не обмануть ожиданий людей, знавших ее, делалась энтузиасткой. Сдержанная улыбка, игравшая постоянно на лице Анны Павловны, хотя и не шла к ее отжившим чертам, выражала, как у избалованных детей, постоянное сознание своего милого недостатка, от которого она не хочет, не может и не находит нужным исправляться.
В середине разговора про политические действия Анна Павловна разгорячилась.
– Ах, не говорите мне про Австрию! Я ничего не понимаю, может быть, но Австрия никогда не хотела и не хочет войны. Она предает нас. Россия одна должна быть спасительницей Европы. Наш благодетель знает свое высокое призвание и будет верен ему. Вот одно, во что́ я верю. Нашему доброму и чудному государю предстоит величайшая роль в мире, и он так добродетелен и хорош, что Бог не оставит его, и он исполнит свое призвание задавить гидру революции, которая теперь еще ужаснее в лице этого убийцы и злодея. Мы одни должны искупить кровь праведника. На кого нам надеяться, я вас спрашиваю?.. Англия с своим коммерческим духом не поймет и не может понять всю высоту души императора Александра. Она отказалась очистить Мальту. Она хочет видеть, ищет заднюю мысль наших действий. Что́ они сказали Новосильцову?.. Ничего. Они не поняли, они не могут понять самоотвержения нашего императора, который ничего не хочет для себя и всё хочет для блага мира. И что́ они обещали? Ничего. И что́ обещали, и того не будет! Пруссия уже объявила, что Бонапарте непобедим и что вся Европа ничего не может против него… И я не верю ни в одном слове ни Гарденбергу, ни Гаугвицу. Cette fameuse neutralité prussienne, ce n’est qu’un piège.9 Я верю в одного Бога и в высокую судьбу нашего милого императора. Он спасет Европу!.. – Она вдруг остановилась с улыбкой насмешки над своею горячностью.
– Я думаю, – сказал князь улыбаясь, – что ежели бы вас послали вместо нашего милого Винценгероде, вы бы взяли приступом согласие прусского короля. Вы так красноречивы. Вы дадите мне чаю?
– Сейчас. A propos, – прибавила она, опять успокоиваясь, – нынче у меня два очень интересные человека, le vicomte de Mortemart, il est allié aux Montmorency par les Rohans,10 одна из лучших фамилий Франции. Это один из хороших эмигрантов, из настоящих. И потом l’abbé Morіo:11 вы знаете этот глубокий ум? Он был принят государем. Вы знаете?
– А! Я очень рад буду, – сказал князь. – Скажите, – прибавил он, как будто только что вспомнив что́-то и особенно-небрежно, тогда как то, о чем он спрашивал, было главною целью его посещения, – правда, что l’impératrice-mère12 желает назначения барона Функе первым секретарем в Вену? C’est un pauvre sire, ce baron, à ce qu’il paraît.13 – Князь Василий желал определить сына на это место, которое через императрицу Марию Феодоровну старались доставить барону.
Анна Павловна почти закрыла глаза в знак того, что ни она, ни кто другой не могут судить про то, что́ угодно или нравится императрице.
– Monsieur le baron de Funke a été recommandé à l’impératrice-mère par sa soeur,14 – только сказала она грустным, сухим тоном. В то время, как Анна Павловна назвала императрицу, лицо ее вдруг представило глубокое и искреннее выражение преданности и уважения, соединенное с грустью, что́ с ней бывало каждый раз, когда она в разговоре упоминала о своей высокой покровительнице. Она сказала, что ее величество изволила оказать барону Функе beaucoup d’estime,15 и опять взгляд ее подернулся грустью.
Князь равнодушно замолк. Анна Павловна, с свойственною ей придворною и женскою ловкостью и быстротою такта, захотела и щелконуть князя за то, что он дерзнул так отозваться о лице, рекомендованном императрице, и в то же время утешить его.
– Mais à propos de votre famille,16 – сказала она, – знаете ли, что ваша дочь с тех пор, как выезжает, fait les délices de tout le monde. On la trouve belle, comme le jour.17
Князь наклонился в знак уважения и признательности.
– Я часто думаю, – продолжала Анна Павловна после минутного молчания, придвигаясь к князю и ласково улыбаясь ему, как будто выказывая этим, что политические и светские разговоры кончены и теперь начинается задушевный: – я часто думаю, как иногда несправедливо распределяется счастие жизни. За что́ вам судьба дала таких двух славных детей (исключая Анатоля, вашего меньшого, я его не люблю, – вставила она безапелляционно, приподняв брови) – таких прелестных детей? А вы, право, менее всех цените их и потому их не сто́ите.
И она улыбнулась своею восторженною улыбкой.
– Que voulez-vous? Lafater aurait dit que je n’ai pas la bosse de la paternité,18 – сказал князь.
– Перестаньте шутить. Я хотела серьезно поговорить с вами. Знаете, я недовольна вашим меньшим сыном. Между нами будь сказано (лицо ее приняло грустное выражение), о нем говорили у ее величества и жалеют вас…
Князь не отвечал, но она молча, значительно глядя на него, ждала ответа. Князь Василий поморщился.
– Что́ ж мне делать? – сказал он наконец. – Вы знаете, я сделал для их воспитания все, что́ может отец, и оба вышли des imbéciles.19 Ипполит, по крайней мере, покойный дурак, а Анатоль – беспокойный. Вот одно различие, – сказал он, улыбаясь более неестественно и одушевленно, чем обыкновенно, и при этом особенно резко выказывая в сложившихся около его рта морщинах что-то неожиданно-грубое и неприятное.
– И зачем родятся дети у таких людей, как вы? Ежели бы вы не были отец, я бы ни в чем не могла упрекнуть вас, – сказала Анна Павловна, задумчиво поднимая глаза.
– Je suie votre20 верный раб, et à vous seule je puis l’avouer. Мои дети – ce sont les entraves de mon existence.21 Это мой крест. Я так себе объясняю. Que voulez vous?..22 – Он помолчал, выражая жестом свою покорность жестокой судьбе.
Анна Павловна задумалась.
– Вы никогда не думали о том, чтобы женить вашего блудного сына Анатоля. Говорят, – сказала она, – что старые девицы ont la manie des mariages.23 Я еще не чувствую за собою этой слабости, но у меня есть одна petite personne,24 которая очень несчастлива с отцом, une parente à nous, une princesse25 Болконская. – Князь Василий не отвечал, хотя с свойственною светским людям быстротой соображения и памяти показал движением головы, что он принял к соображению эти сведения.
– Нет, вы знаете ли, что этот Анатоль мне сто́ит 40 000 в год, – сказал он, видимо, не в силах удерживать печальный ход своих мыслей. Он помолчал.
– Что́ будет через пять лет, если это пойдет так? Voilà l’avantage d’être père.26 Она богата, ваша княжна?
– Отец очень богат и скуп. Он живет в деревне. Знаете, этот известный князь Болконский, отставленный еще при покойном императоре и прозванный «прусским королем». Он очень умный человек, но со странностями и тяжелый. La pauvre petite est malheureuse, comme les pierres.27 У нее брат, вот что́ недавно женился на Lise Мейнен, адъютант Кутузова. Он будет нынче у меня.
– Ecoutez, chère Annette,28 – сказал князь, взяв вдруг свою собеседницу за руку и пригибая ее почему-то книзу, – Arrangez-moi cette affaire et je suis votre29 вернейший раб à tout jamais (pan, comme mon староста m’écrit des30 донесенья: покой-ер-п). Она хорошей фамилии и богата. Всё, что́ мне нужно.
И он с теми свободными и фамильярными, грациозными движениями, которые его отличали, взял за руку фрейлину, поцеловал ее и, поцеловав, помахал фрейлинскою рукой, развалившись на креслах и глядя в сторону.
– Attendez,31 – сказала Анна Павловна, соображая. – Я нынче же поговорю Lise (la femme du jeune Болконский).32 И, может быть, это уладится. Ce sera dans votre famille, que je ferai mon apprentissage de vieille fille.33
II
Гостиная Анны Павловны начала понемногу наполняться. Приехала высшая знать Петербурга, люди самые разнородные по возрастам и характерам, но одинаковые по обществу, в каком все жили; приехала дочь князя Василия, красавица Элен, заехавшая за отцом, чтобы с ним вместе ехать на праздник посланника. Она была в шифре и бальном платье. Приехала и известная, как la femme la plus séduisante de Pétersbourg,34 молодая, маленькая княгиня Болконская, прошлую зиму вышедшая замуж и теперь не выезжавшая в большой свет по причине своей беременности, но ездившая еще на небольшие вечера. Приехал князь Ипполит, сын князя Василия, с Мортемаром, которого он представил; приехал и аббат Морио и многие другие.
– Вы не видали еще, или: – вы не знакомы с ma tante?35 – говорила Анна Павловна приезжавшим гостям и весьма серьезно подводила их к маленькой старушке в высоких бантах, выплывшей из другой комнаты, как скоро стали приезжать гости, называла их по имени, медленно переводя глаза с гостя на ma tante,36 и потом отходила.
Все гости совершали обряд приветствования никому неизвестной, никому неинтересной и ненужной тетушки. Анна Павловна с грустным, торжественным участием следила за их приветствиями, молчаливо одобряя их. Ma tante каждому говорила в одних и тех же выражениях о его здоровье, о своем здоровье и о здоровье ее величества, которое нынче было, слава Богу, лучше. Все подходившие, из приличия не выказывая поспешности, с чувством облегчения исполненной тяжелой обязанности отходили от старушки, чтоб уж весь вечер ни разу не подойти к ней.
Молодая княгиня Болконская приехала с работой в шитом золотом бархатном мешке. Ее хорошенькая, с чуть черневшимися усиками верхняя губка была коротка по зубам, но тем милее она открывалась и тем еще милее вытягивалась иногда и опускалась на нижнюю. Как это всегда бывает у вполне-привлекательных женщин, недостаток ее – короткость губы и полуоткрытый рот – казались ее особенною, собственно ее красотой. Всем было весело смотреть на эту, полную здоровья и живости, хорошенькую будущую мать, так легко переносившую свое положение. Старикам и скучающим, мрачным молодым людям казалось, что они сами делаются похожи на нее, побыв и поговорив несколько времени с ней. Кто говорил с ней и видел при каждом слове ее светлую улыбочку и блестящие белые зубы, которые виднелись беспрестанно, тот думал, что он особенно нынче любезен. И это думал каждый.
Маленькая княгиня, переваливаясь, маленькими быстрыми шажками обошла стол с рабочею сумочкой на руке и, весело оправляя платье, села на диван, около серебряного самовара, как будто всё, что́ она ни делала, было partie de plaisir37 для нее и для всех ее окружавших.
– J’ai apporté mon ouvrage,38 – сказала она, развертывая свой ридикюль и обращаясь ко всем вместе.
– Смотрите, Annette, ne me jouez pas un mauvais tour, – обратилась она к хозяйке. – Vous m’avez écrit, que c’était une toute petite soirée; voyez, comme je suis attifée.39
И она развела руками, чтобы показать свое, в кружевах, серенькое изящное платье, немного ниже грудей опоясанное широкою лентой.
– Soyez tranquille, Lise, vous serez toujours la plus jolie,40 – отвечала Анна Павловна.
– Vous savez, mon mari m’abandonne, – продолжала она тем же тоном, обращаясь к генералу, – il va se faire tuer. Dites moi, pourquoi cette vilaine guerre,41 – сказала она князю Василию и, не дожидаясь ответа, обратилась к дочери князя Василия, к красивой Элен.
– Quelle délicieuse personne, que cette petite princesse!42 – сказал князь Василий тихо Анне Павловне.
Вскоре после маленькой княгини вошел массивный, толстый молодой человек с стриженою головой, в очках, светлых панталонах по тогдашней моде, с высоким жабо и в коричневом фраке. Этот толстый молодой человек был незаконный сын знаменитого Екатерининского вельможи, графа Безухова, умиравшего теперь в Москве. Он нигде не служил еще, только что приехал из-за границы, где он воспитывался, и был в первый раз в обществе. Анна Павловна приветствовала его поклоном, относящимся к людям самой низшей иерархии в ее салоне. Но, несмотря на это низшее по своему сорту приветствие, при виде вошедшего Пьера, в лице Анны Павловны изобразилось беспокойство и страх, подобный тому, который выражается при виде чего-нибудь слишком огромного и несвойственного месту. Хотя, действительно, Пьер был несколько больше других мужчин в комнате, но этот страх мог относиться только к тому умному и вместе робкому, наблюдательному и естественному взгляду, отличавшему его от всех в этой гостиной.
– C’est bien aimable à vous, monsieur Pierre, d’être venu voir une pauvre malade,43 – сказала ему Анна Павловна, испуганно переглядываясь с тетушкой, к которой она подводила его. Пьер пробурлил что-то непонятное и продолжал отыскивать что-то глазами. Он радостно, весело улыбнулся, кланяясь маленькой княгине, как близкой знакомой, и подошел к тетушке. Страх Анны Павловны был не напрасен, потому что Пьер, не дослушав речи тетушки о здоровье ее величества, отошел от нее. Анна Павловна испуганно остановила его словами:
– Вы не знаете аббата Морио? он очень интересный человек… – сказала она.
– Да, я слышал про его план вечного мира, и это очень интересно, но едва ли возможно…
– Вы думаете?.. – сказала Анна Павловна, чтобы сказать что́-нибудь и вновь обратиться к своим занятиям хозяйки дома, но Пьер сделал обратную неучтивость. Прежде он, не дослушав слов собеседницы, ушел; теперь он остановил своим разговором собеседницу, которой нужно было от него уйти. Он, нагнув голову и расставив большие ноги, стал доказывать Анне Павловне, почему он полагал, что план аббата был химера.
– Мы после поговорим, – сказала Анна Павловна, улыбаясь.
И, отделавшись от молодого человека, не умеющего жить, она возвратилась к своим занятиям хозяйки дома и продолжала прислушиваться и приглядываться, готовая подать помощь на тот пункт, где ослабевал разговор. Как хозяин прядильной мастерской, посадив работников по местам, прохаживается по заведению, замечая неподвижность или непривычный, скрипящий, слишком громкий звук веретена, торопливо идет, сдерживает или пускает его в надлежащий ход, – так и Анна Павловна, прохаживаясь по своей гостиной, подходила к замолкнувшему или слишком много говорившему кружку и одним словом или перемещением опять заводила равномерную, приличную разговорную машину. Но среди этих забот всё виден был в ней особенный страх за Пьера. Она заботливо поглядывала на него в то время, как он подошел послушать то, что́ говорилось около Мортемара, и отошел к другому кружку, где говорил аббат. Для Пьера, воспитанного за границей, этот вечер Анны Павловны был первый, который он видел в России. Он знал, что тут собрана вся интеллигенция Петербурга, и у него, как у ребенка в игрушечной лавке, разбегались глаза. Он всё боялся пропустить умные разговоры, которые он может услыхать. Глядя на уверенные и изящные выражения лиц, собранных здесь, он всё ждал чего-нибудь особенно умного. Наконец, он подошел к Морио. Разговор показался ему интересен, и он остановился, ожидая случая высказать свои мысли, как это любят молодые люди.