За последние двадцать лет, Н.А. редко бывал дома. Если сложить то непродолжительное время, что он проводил в кругу семьи, едва ли наберется три года в общей сложности. Сестру он почти и не знал, она родилась, когда графу было девятнадцать, в это время он уже давно жил и учился в чужих странах. После учебы он так и не вернулся домой, а полностью посвятил свою жизнь служению Родине. Сколько мостов и переправ было построено за эти годы, он уже и не считал, сколько военных и гражданских сооружений в самых труднодоступных местах. Родителям он писал редкие короткие письма, сообщая, что жив, здоров, все в порядке. А вот с сестрой у него сложились очень теплые, даже доверительные отношения, несмотря на огромную разницу в возрасте. Лизхен, редко видя своего брата, больше знала его по рассказам родных и знакомых, но, тем не менее, часто писала ему, рассказывала обо всем, что творится дома, у соседей, в обществе. Он с нетерпением ожидал от нее вестей и всегда отвечал ей самым подробным образом. Лизхен, маленькая Лизхен, как она там?
Сидя рядом с водителем и бездумно глядя на дорогу, граф размышлял, вспоминая недавние события. Прошел ровно год, с того памятного дня, как он впервые увидел Ванессу. Ее настороженный взгляд, мгновенная перемена в облике, от неприступной надменности, до изумления так поразили его, что он еще долго прокручивал в уме эту встречу, не зная, что могло так испугать гордую красавицу. Только потом, гораздо позже, он понял, что одно упоминание о графе Лерине вызывало у девушки приступ необъяснимого страха. А тогда он крепко задумался, чем же так напугал ее? Ванесса,… удивительная, нежная, заботливая…любимая.… В памяти всплывали каждая встреча, каждый взгляд, слова, робкие намеки, необыкновенный румянец, появляющийся на щеках, стоило им едва встретиться взглядом, серебристый смех… Он перебирал воспоминания, как некоторые перебирают драгоценные четки. Судьба подарила ему невероятное счастье встретить на своем пути эту женщину. И ее друзей… все они собрались в одном месте, оберегая, и защищая друг друга…. И то, что они приняли его в свой круг, казалось необъяснимым чудом… Он всегда считал себя огрубевшим из-за тягот походной жизни, не способным на нежные чувства, пилигримом, не имеющим пристанища. Светские красавицы не вызывали в его душе тепла и восторга, хотя он нравился многим и знал это. Слишком далеки они были от той жизни, где был его удел… Но после той памятной встречи, в душе что-то перевернулось, …И захотелось тепла, домашнего очага, любви, ласки, всего того, чего он был лишен все эти годы. Узнав любовь, он был готов на все, чтобы удержать ее в своих руках. Сомнения, боязнь показаться смешным своими чувствами, душевные терзания, все это чуть не привело к бегству за океан, на край света, куда угодно… Как хорошо, что он все-таки набрался смелости и рассказал Ванессе, что на самом деле чувствует и о чем мечтает. Каково же было его удивление и восторг, когда самая прекрасная из всех когда-либо существовавших женщин, просто призналась, что любит его и хочет быть с ним навсегда, быть его женой. Он помнил каждое мгновение этого дня, все в мельчайших подробностях. Тогда казалось, что теперь-то уже никто и ничто не сможет им помешать. Ведь они – двое взрослых людей, не зависят ни от кого в своей жизни и могут распоряжаться ей как считают нужным. Но, нет, упиваясь своим нежданным счастьем, он совсем забыл о том, что зависть и злоба никуда не делись из этого мира. Такого количества лжи и домыслов, выплеснутых на его голову недоброжелателями, он даже не ожидал. Проведя большую часть своей жизни с простыми людьми, появляясь при дворе только по мере необходимости, он не подозревал, что является таким желанным предметом для пересудов. Зависть к его наградам и уважению монарших особ, даже к внешности, которой его наградила природа и немалому состоянию, перешедшему к нему от бездетных родственников, все это, оказывается, не давало спать спокойно "паркетным шаркунам". Только теперь, когда он захотел жениться на маркизе Уэскара вся эта мерзость вышла на поверхность… Особенно его поразило отношение к нему его сослуживцев. В глаза они в один голос пели ему дифирамбы, удивляясь, как это ему удалось заполучить в невесты самую богатую и красивую женщину, а за глаза поливали его грязью и писали доносы, сомневаясь в его патриотизме. Это, в конце концов, возымело свое действие, и вот уже, он под подозрением в государственной измене, все былые заслуги забыты, честное имя перечеркнуто… Человеческие пороки не находили понимания в душе у графа.
Тогда, в тот памятный вечер, когда он узнал всю правду о доносах из уст своего начальника, толстого коротышки с маленькими поросячьими глазками, брызжущего слюной от бешенства, орущего так, что от стен отлетало эхо, (как он требовал, чтобы граф порвал с Ванессой! Как он угрожал!…). В тот вечер граф долго не мог успокоиться. Принял ванну, гладко выбрился, надел халат и сел в кресло у камина. Сложил несколько поленьев, разжег огонь и стал смотреть на пламя, предаваясь тяжелым мыслям. Пришло время делать выбор, совсем непростой выбор, между служением Родине и любовью. Совмещать это стало невозможно. Агнесс была права, спросив однажды, как отнесутся к его женитьбе в его стране? Теперь понятно, как! Но ведь, не первый раз, у него возникало чувство, что он больше никому там не нужен. Его знания и умения требовались все реже, ходить по различным кабинетам и заводить нужные знакомства он так и не научился, да и не хотел. Вверх по карьерной лестнице семимильными шагами взбегали откровенные выскочки и подхалимы, либеральные болтуны. Жениться на дочери какого-нибудь власть имущего градоначальника он тоже не собирался. Так, что с этой стороны его тоже никто не прикрывал и не продвигал…. Бороться с ветряными мельницами, по примеру Дон Кихота, он совсем не хотел. Работа в торговом представительстве, хоть и не была ему по сердцу, но создавала видимость нужности его службы…. И, вот, среди этой безысходности, вдруг появляется женщина, необыкновенная, непохожая ни на одну из виденных им прежде. Ее любовь возвращает ему все: веру в себя, счастье, мечты, желание жить и постигать новые горизонты… любить…
Мучительные мысли захватили в плен разум и душу и он стал думать о Ванессе, удивляясь своим ощущениям. Одна только мысль о невозможном, невероятном счастье лечили все кровоточащие раны измученного сердца. Стоило ему тогда, в тот памятный вечер, окунуться в любимые воспоминания встреч, взглядов, разговоров, прикосновений, как словно по мановению руки доброго волшебника: тихо открылась дверь и в проеме замерла изящная женская фигурка, в полупрозрачном одеянии, в обрамлении черных как вороново крыло волос. Ванесса смотрела на него с легкой улыбкой:
– Ты еще не спишь? Можно к тебе?
– Конечно, любимая. Не могу лечь, сегодня последний вечер, перед дальней дорогой.
– Можно я побуду с тобой? Я тоже не могу уснуть, Николя. Мне страшно. Ты еще не уехал, а я уже тоскую. Если бы можно было стать птицей, я бы полетела вслед за тобой. Я буду ждать тебя и молиться, чтобы ты вернулся, чтобы беды не коснулись тебя.
– Любимая, как ты прекрасна! Я буду стремиться вернуться к тебе так скоро, как только смогу. Знаешь, я сейчас принял самое главное в своей жизни решение! Я всегда буду с тобой! Где бы мы ни были, где бы ни жили. Важнее и главнее тебя, для меня больше ничего и никого не существует.
– А как же твоя Родина? Ведь ты всегда ставил ее на первое место? Вдруг тебе прикажут идти на фронт или заставят заниматься твоими делами там, в России? Что тогда?
– Ничего! Первое, что я сделаю, когда приеду в Петербург, подам в отставку, до того как они начнут мне приказывать. Все! Я выполнил свой долг перед Родиной. Я отдал ей без остатка двадцать лучших лет своей жизни. Теперь я хочу только одного, я хочу семью, любовь, я хочу заботиться о тебе и наших детях. Вот и все, чего я хочу! Обещаю тебе, что непременно добьюсь этого, чего бы мне это ни стоило.
– Николя! Как я счастлива! Как трудно дается нам наше счастье. Но мы всегда будем вместе! Я это знаю.
Он поднял Ванессу и на руках закружил по комнате …нежно опустил на постель…
Через какое-то время, Ванесса прошептала ему:
– Николя, я ведь шла к тебе, чтобы дать тебе одну маленькую вещичку. Это портсигар. Он из белого золота и не вызовет зависти у недругов, потому что выглядит довольно скромно. Но вот внутри, смотри, за этой тонкой пластинкой…
Она нажала на скрытую пружинку, портсигар раскрылся и за тонкой стенкой оказался миниатюрный портрет Ванессы, выполненный с большим мастерством, обрамленный драгоценными камнями. На свободной стенке была выгравирована надпись:
"Предъявителю сего, Графу фон Корф, оказать любую помощь без ограничения.
Маркиза Ванесса Уэскара".
– Ванесса, любимая! Какая прекрасная вещица! Твой портрет выполнен просто великолепно! Благодарю тебя!
– Николя, это не просто подарок. Это твой пропуск. Где бы ты ни оказался, какой бы безвыходной ни казалась ситуация, он тебя выручит. Если тебе срочно будут нужны деньги, то эти камни ты сможешь продать, они дорого стоят. Если будут другие трудности, то ты позвонишь по этому телефону или телеграфу (она показала клочок бумаги внутри портсигара) Якову Штильману. Поверь, он почти всемогущий. Как только ты решишь, что закончил свои дела в России, позвони, пожалуйста, ему и сделай все так, как он скажет.
– Хорошо, любимая. Я сделаю так, как ты говоришь. Знаю, что ты обо всем подумала и позаботилась. Не перестаю удивляться тебе. Как тебе все это удалось? И вызов в Россию, и дипломатические паспорта на меня и моего денщика, и организация поездки? Признайся, ты колдунья?
– Нет, любимый. Просто я очень люблю тебя. Я хочу быть твоей женой. Хочу иметь от тебя детей. И ради этого готова сделать все, что в моих силах. Возвращайся скорее. У нас с тобой впереди так много дел…
К особняку они приехали глубокой ночью, долго стучали в дверь, дожидаясь пока старый и седой как лунь сторож, добредет и отомкнет все засовы. Н.А. приказал не будить никого, оставив все приветствия на утро, только узнав, что матушка жива и сильно занемогла. Разместив в людской водителя и денщика, он, наконец, добрел до своей комнаты, разделся, кое-как умылся, лег на кровать и забылся тяжелым сном…
Глава 3. События в Нью-Йорке
-К тебе можно, дорогая? Доброе утро, Агнесс!
– Доброе утро, Ванесса! Ты сегодня не поехала в город? Устроишь себе выходной? Как я рада! С тех пор как уехал Николя, ты почти не появляешься дома, живешь постоянно в городе. Мы скучаем без тебя! Кстати, что-нибудь, слышно, от графа?
– Столько упреков, Агнесс, это нечестно! Ты же знаешь, когда я начинаю какое-нибудь новое дело, у меня совсем не бывает свободного времени. Создать холдинг оказалось очень хлопотно, времени на дорогу нет совсем. Но сегодня я задержалась совсем по другой причине. Хочу рассказать тебе одну занимательную историю. Вчера я долго работала в банке. Сижу в кабинете, зарылась в бумагах, тут приходит моя секретарь, протягивает мне визитку и говорит, что золотопромышленник из Калифорнии, некто Джон Карт, просит принять его немедленно. Я ей говорю, что никогда никого не принимаю в банке, пусть обратится к управляющему или другому ответственному лицу. Но, тут открывается дверь и в кабинет буквально вваливается человек просто огромного роста, рыжий, весь конопатый, в каком-то немыслимом кожаном костюме, кожаной шляпе, дикарь дикарем. Я сначала даже слегка испугалась и уже хотела вызвать охрану, как он бросает мне на стол увесистый мешочек и вытряхивает из него довольно приличное количество золотых самородков. Я ему говорю, что для размещения в банке золота, ему необходимо переговорить с другим сотрудником, уполномоченным вести такие переговоры, что мой секретарь его сейчас проводит. Но он смотрит на меня, улыбается и говорит:
– Нет, мэм! Я пришел к Вам сделать предложение руки и сердца! А это я Вам принес, чтобы Вы не думали, что я кто попало! Я очень состоятельный человек! У меня свои золотые прииски! Если Вы думаете, что это и все мое золото, то Вы ошибаетесь! Это так, крохи!
Я просто потеряла дар речи, смотрю на него и не знаю, как его выпроводить, чтобы не обидеть. И так спокойно ему говорю:
– Присаживайтесь, пожалуйста, господин Карт. Вынуждена Вас огорчить, я почти замужем, во всяком случае, обручена. Ваше предложение несколько несвоевременно.
– Ну и на здоровье! Я же не на Вас хочу жениться! Я хочу жениться на рыженькой крошке Софии! И прошу у Вас ее руки!
Я совсем растерялась:
–Замечательно! Но причем же здесь я? Я не распоряжаюсь Софией. У нее есть старшая сестра Виктория, которая несет за нее ответственность, к ней и обращайтесь.
–София сказала, что без Вас ни о чем таком и разговаривать не будет! Пока Вы не дадите своего согласия, она меня на пушечный выстрел к себе не подпустит! Только Вы не думайте, мэм, я человек серьезный и своих решений не меняю! Если я сказал, что хочу жениться на Софии, то так тому и быть!
– Хорошо, господин Карт, я поговорю с Софией. Но мне право, удивительно, а что говорит Виктория? Вы встречались с ней?
– Да, я разговаривал с мисс Викторией. Она спросила, как я буду содержать ее сестру и где мы будем жить. Я ответил, что у Софии будет сто служанок и все платья и наряды, какие она только захочет, а украшений у нее будет больше, чем в ювелирном магазине. А жить мы будем дома в Калифорнии. Там все от зависти умрут! Там таких красавиц и не видывали! Соглашайтесь, мэм!
Он уговаривал меня еще около часа. Я ему говорю, что сама спрошу Викторию и Софию, что это вообще-то не мое дело – решать за кого им выходить замуж. Но он такой упертый, пока не вынудил меня пообещать, что сегодня я точно поговорю с Викторией и Софией, не ушел. При этом хотел оставить все золото у меня на столе, чтобы я убедилась в серьезности его намерений. Мне пришлось самой идти к сэру Джону Лоу и поручать ему оформить золотой депозит сэру Джону Карту. Вот такая история. Как тебе?
– Замечательно! – Отсмеявшись и вытирая слезы с глаз, ответила Агнесс – Давно я так не смеялась. Ну и чем же все закончилось?
– Закончилось все забавно. Я поехала в кабаре к Виктории, рассказала ей об утреннем визите. Она мне говорит, что, да, встречалась с этим джентльменом, и тоже еле-еле от него избавилась, пообещав поговорить с Софией и со мной. Мы вместе пошли к Софии. Она, как обычно спокойно спала. Ты же знаешь, ее ничем не проймешь, спит в любом месте, едва выпадает минутка. Я ее спрашиваю, как она относится к предложению Джона Карта? София смотрит на меня сонными глазами: