Read the book: «На сети», page 5

Глава 16

Воспоминания о том дне, хоть и притупились спустя столько времени, но все еще остаются яркими, словно вспышки, вонзаясь острыми шипами прямо в сердце.

Открываю от солнечного света глаза и снова закрываю – от недосыпа веки кажутся наждачной бумагой. Зря я так долго откладывала подготовку к экзамену. Последние билеты были мной дочитаны уже в четыре утра; на сон пришлось всего около двух часов, и теперь было очень тяжело сосредоточиться. На вопросы экзаменатора я каждый раз давала не те ответы, которые он хотел от меня услышать; и все его многочисленные попытки вытянуть меня, предлагая все новые дополнительные задания, я проваливала одну за другой.

– Нет, я, конечно, могу поставить тройку, мне абсолютно не жалко, но ты предмет не знаешь.

Сгорая со стыда перед экзаменатором, перед одногруппниками – свидетелями моего позора, я вышла из кабинета в слезах. Впрочем, я еще долго не могла успокоиться и бесшумно плакала и глотала слезы в маршрутке по дороге домой.

Добравшись до съемной квартиры, я легла в кровать полностью обессиленная: это был последний экзамен, и если бы я сдала его сегодня, могла бы теперь отдыхать, поехать на каникулы в поселок. Но впереди меня снова ждали стресс и бесконечная череда зубрежек. Как бы я ни старалась, экономика давалась мне очень непросто.

Слезы от усталости, от обиды на себя, на настырного преподавателя застилали глаза. Я думала, это мой худший день. Наивная.

Жизнь преподнесла мне урок – проблемы бывают намного больше и серьезнее несданного экзамена. Раздалась телефонная трель, которая перевернула все с ног на голову.

Мне позвонили из больницы, чтобы сообщить о Насте. Оказалось, она указала меня как человека, которого можно оповестить о ее состоянии. Меня – из всех своих знакомых. Радость, что мы с ней так близки, на секунду придала мне ценности в собственных глазах. Как же убого.

Примерно в полдень ее доставили в приемный покой с синяками на животе, руках, и кровотечением. Случился выкидыш. Настя позвонила в скорую сама, в полуобморочном состоянии, когда боль в животе стала нестерпимой и пошла кровь.

У меня не было сомнений, кто мог довести ее до такого состояния, а после спокойно уйти на работу, оставив одну.

Выслушав, в какой палате находится Настя и что необходимо привезти ей в больницу, я еще некоторое время просидела в немом ступоре, пока соль от высохших слез не стала стягивать и колоть щеки.

Несданный экзамен превращается в незначительную мелочь, когда жизнь близкого человека под угрозой, когда погибает неродившаяся душа.

Настя лежала, почти потерявшись на фоне белых стен и подушек. Мирно капала капельница, и девушка сосредоточенно следила за ней, видимо, пытаясь отвлечься. Я села рядом на пустую кровать. Две другие были заняты: одна пациентка читала книгу, другая спала.

– Это сделал Тимур?

– Спасибо, что пришла. Не хотелось беспокоить родителей. Завтра уже обещают выписать.

Она не смотрела на меня: мысли ее были далеко. Едва предположив беременность, Настя воспарила над действительностью. Частичка их с Сергеем любви отныне всегда была с ней, под ее сердцем: она билась, она была живой. Но Настя никому о ней не сказала. Вместо того она стала каждый день пытаться представить будущее своего ребенка. Сможет ли он объединить своих родителей? Или, наоборот, разлучит их еще больше? Облегчит ли он ее жизнь? На кого похожим вырастет, кем станет?

Но ответов не было. Как бы крепко она ни закрывала глаза, как бы искренне ни спрашивала у ночного неба, ей представлялась впереди лишь ужасающая пустота. В этом мире, она чувствовала все яснее с каждым днем, нет места для этого ребенка: Настя не могла представить ни его лица, ни его улыбки. Не могла вообразить реакцию бабушки и дедушки на его рождение. На его месте не было ничего.

В ней поселилась душа, заранее не способная жить, дефектная – теперь Настя это ясно понимала. Тимур стал катализатором того, чему было суждено случиться. Проснувшись, он понял, что жена в положении: ежедневная утренняя ее тошнота не скрылась от его внимания. Мужчина также догадался, что отец не он: по испуганным глазам жены с тщательно скрываемой надеждой в них. И потому ударил по столу, а потом, не в силах сдержать нахлынувший гнев, ударил ее в живот. Ему было обидно, она понимала.

В то утро она встретилась со своим ребенком. Едва за Тимуром закрылась дверь, ноющая боль в животе усилилась. По ногам потекла теплая жизнь, она покидала ее тело со слезами и кровью. Девушка не была готова к такой встрече. В какой-то другой вселенной ребенок должен был сделать в этот момент первый вдох и закричать. Но ее малыш остался молчаливым осуждением несбывшейся любви, и девушка заперлась в ванной, до последнего не в силах расстаться с ним: пока не начало темнеть в глазах, пока не посинели губы…

Сколько сил таится в женщине. Она способна нести и взращивать внутри себя чью-то целую жизнь, чью-то невинную душу. Быть ее создателем и пристанищем, но при этом принимать полностью ее выбор: остаться на еще один миг или уйти навсегда? Решать не тебе. Но ответственность за этот выбор все равно будет возложена на тебя. Сколько сил нужно, чтобы это принять?

Я взяла Настю за руку, возвращая в настоящий момент.

– Ты должна рассказать мне, что случилось.

– Я… упала в ванной. Случайно наткнулась на раковину животом.

– Это я уже слышала от врача. Но синяки на руках? На шее? Тоже упала? Мы же не дураки, Настя.

В ответ она заплакала.

– Это я во всем виновата. Он давно подозревал. Меня тошнило последнее время. Но он всегда предохраняется, не хочет пока лишних проблем.

– Презервативы не защищают на сто процентов, – начала я.

– Это не его ребенок. Я хотела сделать Тимуру больно, признавшись в этом, но, как видишь, в этом мне мужа никогда не переплюнуть, – и полные слез глаза посмотрели на меня с отчаянием. – Теперь его нет, моей последней маленькой надежды. Он и не мог быть, как я поняла.

Она положила свободную руку на живот. Ее безразличный голос пугал меня больше, чем слезы.

– Ты должна написать заявление! – начала закипать я.

– На Тимура? – она было засмеялась, но лицо ее сразу же исказилось в болезненной гримасе. – Нет, так его не победить.

– Но он избивает тебя!

– Ш-ш, тише.

На соседней кровати женщина подняла голову, оторвавшись от книги, но, оглядев замолкших девушек, продолжила чтение.

– Это не новость и не проблема.

– Да какого… – я запнулась на секунду, но потом решительно продолжила яростным полушепотом, – он… Он изнасиловал меня, это для тебя тоже не новость?

Мы переглянулись. Так долго охраняемый секрет внезапно вырвался из-под моего контроля, словно гремучая змея жаля всех вокруг в слепой ярости. Но глаза Насти вдруг оживились, в них, как в зеркале, отразилась моя злость, и, глядя на нее, я продолжала взахлеб рассказывать, пересиливая себя и свой стыд. Боль и страх последних месяцев мощной стихией вырывались из тьмы небытия, куда я их старательно загоняла столь продолжительное время.

– Так вот почему ты наговорила мне столько гадостей тогда, перед свадьбой? О нем и моем выборе?

Я ошарашено замолчала. А в Настю отныне заселилась моя месть. Эта девушка стерпит все, но никогда не даст в обиду других, было ясно. Мой дорогой, ненаглядный Тимур… Что же я наделала. Однако пути назад не было.

– Он жестоко обошелся с тобой, с твоим ребенком… И со мной.

– У него есть знакомые в полиции, он узнает о моем заявлении и замнет его. А нам не поздоровится.

– И что же делать? – любовь, страх и ненависть во мне смешались в плотный капкан, из которого, наверное, уже не выбраться.

А Настя оказалась в настоящей смертельной ловушке. Однако теперь она была полна ярости и силы, они явно прослеживались в лихорадочном румянце, который появился на ее щеках и в блеске глаз. С небывалой твердостью подруга заверила меня:

– Не беспокойся, я обязательно что-нибудь придумаю.

Глава 17

Не секрет, что месть подают холодной.

Только не Настя. Она довела ее до кипения, а потом бросила туда свежую зелень. И один необычный штрих – белые цветы, которыми она натерла его любимый фарфор. Тарелка супа и стакан смузи на ужин – вот она, свобода.

Я стараюсь фиксировать внимание на простых вещах. На улице идет дождь. Сегодня суббота. Приехал лифт. Но ощущение, что я во сне, не покидает меня.

Настя действительно сделала это. Я знала, подозревала, на что она способна пойти. Но не отговорила. Я просто не в силах переварить эту мысль.

А он… Тимур лежит сейчас дома, безуспешно пытаясь переварить ужин. Яд из цветов постепенно проникает в его кровь, и она вскипает, начинает жечь сосуды изнутри. Он превратил ее жизнь в ад, и теперь этот ад бежит под его кожей ядовитыми змеями.

Девушка с синяками на запястьях давно сбежала из дома и сидит теперь в парке у озера. Шумные ивы скрывают от прохожих ее всхлипы. Муки совести заглушаются мыслями о свободе, о будущем счастье.

Но яд из тарелки Тимура словно проникает повсюду и отравляет все вокруг. От него теперь не получится скрыться.

Настя не могла перестать плакать от облегчения, что ее муки закончились. Я же оплакивала потерю своего счастья.

Ему больше не суждено сбыться. Нашим детям не суждено родиться. Не будет их старых игрушек, когда каждое оторванное ухо зайца, криво пришитое обратно, вгрызается в память навсегда; расшатанных кроватей, с которых дети выросли и потому их пора выкидывать. Не будет поздних подъемов по выходным, когда всей семьей можно, дурачась, спокойно проваляться в постели до обеда. Всего этого никогда не будет.

Я должна перестать думать о человеке, который исчез из моей жизни. Это просто ненормально – продолжать фиксироваться на нем. Нужно уметь отпускать прошлое: как можно острее прочувствовать его всем сердцем, а потом дать ему раствориться в пространстве. Нужно пообещать себе, что буду счастливой назло ему с другим – более любящим, заботливым, добрым.

К сожалению, без него не хочется и счастья. Лишь наоборот – быть специально несчастной, чтобы видел, помнил и знал о том, что он натворил. Как со своей женой, более красивой и любимой, чем я, он добивал своим довольным видом одинокую и сломанную меня. Да, для кого-то это было бы достойным наказанием. Но не для Тимура – он все равно даже не посмотрел бы в мою сторону.

Что ж, поделом мне.

Тимур появился в моей жизни довольно вовремя, он отвлекал меня от переезда в поселок, от привыкания к новой семье. Развлекал, как мог и как умел. Я благодарна ему уже за это.

Да, было больно. Но что, если без всего этого было бы еще больнее? Страдание – лишь напоминание, что когда-то была радость. Сейчас она ушла, как волна в необъятном океане, но она всегда возвращается снова. Нужно лишь дождаться.

Глава 18

Настя аккуратно причесалась и смочила щеки водой. Вышла из ванной.

Стоны Тимура больше не раздавались из спальни. Грязной посуды на столе не оказалось – муж всегда убирал за собой после еды, его педантизм в этом вопросе всегда удивлял ее.

Она только что пришла домой, посетив парикмахерскую и прогулявшись по парку: везде ее видели люди, у нее есть алиби.

Собравшись с силами, Настя набрала скорую помощь.

– Смерть зафиксирована в девятнадцать ноль-ноль, – сказал полицейскому фельдшер, и тот записал его слова в протокол.

Тело укрыли. Широко распахнутые красные глаза Насти, ее нервно заломленные руки и дрожащие пальцы все присутствующие приняли за тяжесть горя, что так неожиданно свалилось на молодую вдову. Подозрений пока не строили – следов насильственной смерти не было.

– Отпечатки в квартире все равно возьмем, хоть вы и говорите, что квартира была заперта. Это займет некоторое время.

Девушка обреченно кивала.

– После вскрытия и всех необходимых анализов причина смерти прояснится, – тон полицейского был сочувствующим, а Настя выглядела по-настоящему сломленной горем. – А вы сами кого-то подозреваете? Были ли у мужа проблемы со здоровьем?

– Даже не знаю… Дела в фирме шли в последнее время не очень, постоянные стрессы. Два года назад был поджог на заводе, виновника так и не нашли. Но это… – голос девушки задрожал.

Когда, наконец, тело увезли и отсняли везде отпечатки, а ошарашенные понятые разошлись по своим квартирам, Настя закрыла дверь, и обессилено села прямо на пол. Она обхватила себя руками и на всякий случай еще немного подождала – но долгожданное ощущение свободы все никак не приходило.

Как завороженная, девушка смотрела на стену напротив и чувствовала, что начинает задыхаться. Это действительно произошло, она и вправду убила своего мужа.

Наспех собрав вещи, уже поздним вечером Настя поехала к родителям.

Она расскажет отцу все лично – он и так в последние месяцы очень ослабел морально. Известие, что его фабрика осталась без руководителя, может сломать его окончательно. Наследника Настя с Тимуром ему так и не подарили, а теперь уже никогда и не подарят.

В окнах такси замелькали знакомые виды города, но казались сегодня почему-то мерзкими и грязными, словно на каждом запечатлелся отпечаток ее ужасного преступления. Она все еще в клетке, все еще в тисках Тимура. Даже после смерти он не отпускает, и это осознание испугало ее не на шутку.

Отец сам вернется к фирме или передаст дела заместителям? Или своей дочери? Она рассмеялась про себя от этой мысли – папа никогда не считал, что женский пол вообще способен на что-то серьезное. Главной задачей и призванием женщины он полагал рождение детей и украшение мужской жизни. И даже его жена за долгие годы брака не смогла его в этом переубедить.

Настя вдруг подумала: если бы фирма отошла к ней, она сейчас же выставила бы ее на продажу. А потом они с Сергеем уехали бы навсегда: в другие города и страны, где солнце светит каждый день, а рядом всегда шумит океан, где можно встречать закаты на пляже, и воткнутая в землю простая сухая палка через пару недель начинает цвести. А Тимур и все горести, что он ей причинил, покажутся смутным сном – кошмаром, который так легко забыть, будто не было никогда. Они бы залатали свои раны, и она ощутила бы, наконец, абсолютную свободу. Ненадолго Настя улыбнулась своим мечтам. Такси подъезжало к дому родителей, но в душе девушки уже осторожно затеплилась надежда на светлое будущее.

Настя предвкушала встречу с Сергеем – сейчас лето, он вернулся на каникулы в поселок, и она уже неделю изнывала от мыслей о его постоянном присутствии в такой близости от нее.

Впервые за долгие месяцы ее заточения она встретится с любимым просто как свободная девушка, без лишних обязательств перед своей семьей. Все будет, как раньше, – так говорила себе Настя.

Глава 19

Этот город был всем для нее. Лишь только она появилась на свет, он встретил ее распростертыми объятиями, первыми свежими листьями, пустынными утренними улицами.

Она узнавала его постепенно – все началось с дома напротив, с садика во дворе, позже прибавилась школа через дорогу. Вскоре уже появились знакомые пути, любимые места. Она открывала новые районы, обустроенный центр, новостройки на окраинах. И город стал родным, знакомым, порой даже предсказуемым. Пока не появился Сергей.

На этой аллее он впервые ее встретил. По этой длинной лестнице они шли однажды, щурясь от весеннего солнца. А здесь, в парке, гуляли замерзшие и пытались, дурачась, согреть ладони друг друга дыханием.

У этой остановки он ждал, недовольный ее очередным опозданием.

На этом месте она встретила его после учебы с двумя стаканчиками капучино.

Здесь он жил. А в этом скверике они впервые поцеловались.

Ее знакомый любимый город превратился в настоящий живой музей их отношений.

И все бы хорошо, но после расставания каждый экспонат этого музея стал отзываться в ее сердце щемящей болью, воспоминания стали острыми, как ножи.

Настя пыталась игнорировать значимые места, ходить другими путями, но все равно натыкалась и ранилась об них. А порой, когда настроение было особо тоскливым, специально проходила по этим экспонатам долгой экскурсией, стараясь сделать себе еще больнее.

Так все и случилось. Он заставил ее возненавидеть этот город–музей.

Глава 20

Настроение было паршивым. Оно всегда было таким, если снился он. Сны напоминали Насте о тайных мечтах, от которых она умело убегала днем.

Каждый день был похож на предыдущий: девушка вставала рано, выпивала крепкий кофе, готовила на завтрак кашу, нарезала маковый батон, жарила яичницу. Потом гладила рубашку для Тимура – к этому времени он уже поднимался с постели, недовольный и хмурый, но с утра обычно безопасный. Муж надевал костюм, закидывал за плечо галстук.

– Все вкусно, спасибо, – притворная улыбка доставалась ей ближе к концу завтрака.

По его глазам она видела, что сейчас он проснулся до конца и уже немного ненавидит ее. Он ненавидел вещи, которые любил, казалось, просто за то, что они существуют. Из-за них он чувствовал себя слабым и уязвимым. И ему не нравилось это чувство.

Жена с вымученной улыбкой в ответ подставляла ему щеку для поцелуя на прощание. Он с силой поворачивал ее лицо и собственнически целовал в губы. С этого момента ее день был окончательно испорчен. Осознание, что она его и полностью принадлежит ему, девушке хотелось выскоблить из себя острым ножом, раздирая, если надо, кожу до крови.

Не верилось, что ее любимые родители хотели этого, что допустили такое существование для своей дочери. Стали ли они от этого счастливее? Купили ли себе спокойствие взамен жизни Насти? Таких сделок судьба не простит никому, и об этом тоже хотелось кричать.

Но девушка принималась убирать посуду, чистить плиту. Потом запускала стиральную машину, вытирала пыль, собирала разбросанные по всей квартире вещи мужа. О домработнице речь даже не заходила: чистота в доме – дело жены, считал Тимур. К тому же он не мог допустить, чтобы кто-то оставался наедине с Настей в его отсутствие: он был слишком большим собственником, да и в лишних свидетелях их жизни не нуждался. В самом начале к молодым супругам часто наведывалась крестная Тимура – осматривала подоконники, ненароком заглядывала по ящикам.

– Я по делам в этом районе, записалась в один салон неподалеку. Говорят, их пилинги для лица – это нечто, – щебетала она, бросая на юную жену недовольные взгляды. – А вы тут уже неделю не убирались? Все так пыльно, а у Тимура – аллергия на пыль. Я поговорю с Николеттой Васильевной.

Настя терпеть не могла, когда ее осуждают. Она с остервенением начинала чистить и намывать квартиру, не желая расстраивать свою маму. Со временем, хоть визиты тети Лены стали реже, она привыкла к ежедневной уборке – и даже находила в ней удовлетворение. Немного прояснялись мысли, и становилось легче дышать, когда вокруг не было признаков того, что здесь живет еще и Тимур. Все его вещи она тщательно убирала по шкафам, так что отыскать их позже было непростой задачей. Его это злило, а она тайком ликовала.

В послеобеденное время Настя ложилась перед включенным телевизором или устраивалась на кресле в наушниках, забивая музыкой непрошеные мысли, тупо уставившись в стену. Она пыталась убедить себя, что это все, что у нее было и есть. Что иного не будет никогда.

Потом шла развешивать постиранные вещи на балкон – от скуки подбирая прищепки под цвет одежды. Это казалось ей забавным.

Готовила ужин: старательно, разнообразно, строго следуя рецептам, заранее одобренным Тимуром или его тетей.

Но весь день был не таким, если ей ночью снился он. Просыпаясь, она не торопилась встать с кровати, и Тимур, взбешенный уже с утра, уходил на работу голодный и во вчерашней рубашке. Если не получалось взять себя в руки и вынырнуть из своих иллюзорных мыслей – она лежала в кровати весь день, отказываясь принимать действительность, либо страдала на полу, так и не добравшись за весь день даже до ванной комнаты.

Тимур возвращался с работы, видел пустую кухню, неубранную гостиную, и с тяжелым сердцем шел в спальню, к жене.

Он знал, что она думает о ком-то другом, что все хорошие дни до этого она притворялась. Но на самом деле – она не выносит его. И он шел, чтобы наказать ее, выплеснуть гнев и получить удовлетворение от того, что может заставить жену чувствовать хоть что-то по отношению к нему. Пусть это будут страх, ненависть – главное, не безразличие.

Да, настроение всегда было паршивым, если снился Сергей. Настя забывала, что он делал во сне, о чем просил, может быть, они о чем-то говорили? Любое напоминание о любимом было мучительным.

Но, случись им быть вместе, рано или поздно он все равно мог покинуть ее – разлюбить или умереть. И ушел бы не через пару месяцев, а годы спустя. Что стало бы с ней при таком раскладе, если всего после нескольких месяцев, проведенных вместе, она не может жить без него? Получается, все могло быть еще тяжелее, если бы их счастье продлилось дольше? Или они насытились бы друг другом, и получилось бы легче отпустить? У Насти не было ответов ни на один из вопросов.