Взгляд Романа вновь забегал по кухне. Остановившись на хромированной, явно крутой и дорогой кофеварке Птачек завистливо цыкнул и направился на выход. Шагающие на звук плача, ноги привели его в соседнюю комнату – с шиком обставленную зальную. Картина с подсолнухами на стене, в углу в вазе живые цветы. Огромные блистающие шторы закрывают окна, а широкий плоский телевизор смотрит на стоящий напротив него кожаный, разбитый на три отделения диван.

– О господи!

Сидя на нём сверкает мокрыми щеками женщина лет тридцати. Прямо надрывается… С её глаз то и дело срываются по подбородку и падают на белую блузку капли. Тряпочка в тонких пальцах то и дело прижимается к носу, трёт его и падает на колени только лишь за тем, чтобы в следующее мгновение снова подняться.

– О господи! О бо-о-оже мой!

Лицо женщины всё в веснушках, но сейчас это почти незаметно, настолько оно раскраснелось. Большие серые глаза покрыты красной разбухшей сеточкой.

– Прошу вас, Людмила, успокойтесь…

Рядом с женщиной сидит Кирилл. На его коленях планшет с бумагами, в пальцах старенькая шариковая ручка. Словно вылепленный очень строгим, очень придирчивым мастером старлей весь из себя собран, твёрд и скуп.

Оба оглянулись на вошедшего – женщина вяло, сквозь слёзы; Кирилл спокойно, словно давно ждал.

– Пожалуйста, не обращайте на меня внимания. – Глядя на женщину Роман помотал головой. – Я всего лишь вместе с остальными.

Страдающая зажмурилась, сквозь содрогания из неё вырвался новый всхлип.

– Людмила Рахимовна… – Кирилл нацелился на неё снова. – Ну Людмила Рахимовна… Перестаньте. Не плачьте. Я вас понимаю, у вас разрывается сердце… Но ведь мы же должны что-то понять. Мы же должны схватить убийцу. Так пожалуйста, помогите нам…

Взгляд старлея стал совсем не как всегда: в нём появилась глубина, можно даже стало найти в нём сочувствие. Роман отошёл в сторонку, опёрся об угол и стал с интересом разглядывать картину с подсолнухами. Весь он превратился в слух.

– Да… – Женщина шмыгнула и стёрла запястьем новые слёзы. – Да, простите… Просто… Просто я не могу, вы понимаете? Не могу! Всё это так ужасно!

– Согласен… – Кирилл смотрел на плачущую как удав, не моргая. – Но тем более: чтобы начать действовать, мы должны скорее понять, что здесь произошло. Людмила Рахимовна… Расскажите, пожалуйста, как вы сюда пришли. Расскажите всё с самого начала…

Размазывая тушь, мокрая тряпочка скакнула с носа несчастной на её глаза. В тихих, еле сдерживаемых спазмах женщина промокнула веки, отвела руку и внимательно осмотрела оставшиеся на тряпке ресницы.

– В общем… – Слова дались ей с трудом. – В общем… Я уже ведь всё рассказала так-то… Я сегодня пришла навестить брата… Ох, не могу. Не могу! – Она снова зажмурилась, всхлипнула… но всё-таки сдержалась. – Эммануил с воскресенья не отвечал на звонки. Вчера весь день ему звонила. Не берёт трубку и всё… Я… Я собралась… – Она снова закрыла глаза, её рот скривился в подступающем вое. – Я пришла, а тут… тут…

Больно, сломлено, убийственно несчастная вновь заревела. Кирилл терпел, смотрел на неё молча. Роман претворился, что его не существует. Спустя минуту звериного, рвущего душу рыдания женщина снова немного успокоилась. Глянув на полицейского мокрыми, ещё больше раскрасневшимися глазами она постаралась продолжить.

– Эммануил… он… понимаете… – Её речь прерывалась частыми, задыхающимися вздохами. – Он никогда бы не… Он непременно позвонил бы, если бы мог. Он очень обязательный… Боже, какое горе! Я пришла и… и-и-и… смотрю – а дверь-то и не закрыта… И ключи в ней висят. Я её открыла… прошла немного… и там… – против воли она снова начала содрогаться, – там в машине… О Бо-о-оже! О Го-о-оспадиии!..

Кирилл повернул голову, взгляды капитана и старлея встретились. Кивнув на дверь Роман развернулся и, ступая тихо, вышел в коридор. Седого криминалиста уже нет. Дверь в гараж распахнута, оттуда веет холодом. Шагнув к стене Птачек крутнулся и упёрся спиной в твёрдое. Спустя пару мгновений перед ним возник и старлей.

– Дело ясное. – Кирилл заговорил приглушённо, будто кто-то может подслушивать. – Это точно ОН. ЕГО подчерк.

Роман приподнял подбородок.

– Думаешь?..

– И думать нечего: все следы налицо. – Кирилл поднял руку, его пальцы принялись загибаться. – Жертва убита у себя дома и никакого взлома на первый взгляд не видно. Ты же помнишь, что наш поэт мастер по проникновениям?.. Прикончили мужчину ножом, при этом на кухне все ножи на месте. Их проверят, конечно, вдруг одним из них и воспользовались, а потом вымыли… Но я уверен, что поэт пользовался своим. Он делает так всегда. Правда пока не понятно, зачем он перетащил тело в гараж…

Задумчивый взгляд оперативника стрельнул мимо Романа, при этом он отстранённо закусил губу. Птачек молча ждал.

– М-да, действительно – зачем?.. Так… – Кирилл поморгал, его глаза снова сфокусировались на собеседнике. – Далее… Не знаю пока, что с жертвы снято, но не сомневаюсь, что что-то наверняка пропало. Может сестра его скажет… Ну и вот, конечно-же… – Кирилл покопался во внутреннем кармане, достал телефон. – В пиджаке убитого найден листок со стихом. Я сфоткал прежде, чем его в пакет сунули. Ты почитай – может на какую мысль наведёт… С телефоном разберёшься? Просто открой последнюю фотку.

Роман кивнул, его внимание уже приковалось к чёрному прямоугольнику на ладони.

Из зала донёсся новый, ещё более громкий плач. Кирилл нехотя оглянулся, его губы скривились. Старлей несладко вздохнул.

– Походи пока везде, посмотри. – Он повернулся плечом. – Поизучай. Я пока всё-таки попробую с ней поговорить; может чего и добьюсь…

Проводив его взглядом Роман уставился в телефон. Сперва сунувшись по ошибке в какие-то приложения, с недовольным лицом он залез в камеру и перешёл к последним снимкам. Ага, вот – согнутый, отсвечивающий от вспышки, явно вырванный из обыкновеннейшей тетради листочек. Ровным, хорошо поставленным подчерком на клеточках выведены строки: «Человек Искусства – это человек высоких мыслей. Думы его витают вокруг небесных высей. Взгляды очень многих на него обращены. В камень, в плёнку, в музыку труды его превращены. Выставляет он свою работу напоказ. Внимает он в ответ народный глас. Человек Искусства – это образец. Своей и чужой жизни искусный певец. Непорочным должен быть, незапятнанным. Не таким, чтоб пришлось осуждать его нам. Ты же – запятнал себя, замарался. Будто со свиньёй в одной луже искупался. Не таким ты должен был быть, не таким. Оставишь отныне своё дело другим».

Дочитав до конца Роман потёр челюсть и призадумался. Взгляд его снова пробежался по строчкам… потом ещё раз…

В зале взорвался новый, ещё более надсадный рёв! Вслед за ним пошли тихие, но настойчивые утешения Кирилла. Старлей заверяет, что убийцу обязательно найдут, что не стоит сейчас предаваться эмоциям, что нужно обязательно вспомнить нечто, способное помочь…

Решив осмотреть дом ещё раз Роман сунул телефон в карман и опять побрёл на кухню. Держа за ручку миниатюрный чемоданчик мимо него прошествовал второй криминалист.

– Только аккуратно, пожалуйста! – бросил он, встретившись взглядом. – Там ещё не всё проверено. Могут быть улики.

Кивнув, Роман дошёл до кухонного порога и замер. Нет, входить он не будет – отсюда видно лучше.

Кухня – ну просто образец аккуратности. Либо у этого самого Эммануила прирабатывала уборщица, либо была любовница – радетельница чистоты… Ну или сам он был чистюлей, этого тоже нельзя исключать.

Взгляд снова остановился на высохшей тёмно-алой луже. Линии бегут из неё в коридор. Кстати… Капитан обернулся, его глаза поймали дверь почти напротив, наискосок от кухонного входа. Закрытая, почти одинакового цвета со стеной она будто спрятана прямо на виду. Пройдёшь мимо – не заметишь.

Птачек пошарил по одежде – в заднем кармане штанов отыскалась его любимая тряпочка-выручалочка. Пальцы вытащили её на свет. Как-то совершенно бездумно, словно подчиняясь инстинкту Роман её понюхал – ноздри уловили запах свежести, аромат моря и грозы. Любимый дочкин порошок… Перед глазами тут же всплыла сцена: плачущая девчонка и этот лоску, насквозь промокший её слезами. Даша… Интересно – как она?.. Всё ли с ней в порядке?..

Опамятовавшись, Роман вновь сконцентрировался на двери. Пальцы спрятались за тканью, взятая за самый кончик дверная ручка с натугой поддалась. Щелчок! Тихо-тихо, очевидно прекрасно смазанная дверь отворилась и открыла вид на узкую, заставленную коробками комнатку. Выключателя что-то не видно… Где тут свет зажечь?.. Роман встал на пороге, его взгляд метнулся от стенки к стенке, прошёлся по углам и остановился на еле заметной паутине под самым потолком. Пол чистый, без пыли…

Ничего.

Капитан сжал губы и разочарованной вздохнул. Почему-то в этой кладовке ждалась какая-то тайна… Не став закрывать дверь Роман отошёл и, развернувшись, снова побрёл вдоль тёмных полос. Прошёлся, глядя на них и на всё вокруг до самого гаража. На удивление там не оказалось никого. Курить все вышли, что ли?.. Стараясь не ступить в уже не такие заметные в полутьме пятна Роман приблизился к машине и взглянул на убитого со стремлением заметить что-то новое.

Светло-синий пиджак жертвы выпачкан алым. Сиденье, руль – всё в засохшей крови. Наверняка убийца, когда запихивал тело, и сам испачкался. Знать хотя-бы, во что он был одет… Может из соседей кто его видел? Эх, жалко, что тело не обнаружили раньше – если кто убийцу и заметил, то чем больше времени прошло, тем меньше человек вспомнит и при показаниях запросто запутается, а то и хуже – наболтает с уверенностью чего и не было, а ты гадай…

Взгляд Романа зацепился за растрёпанный рукав. Одна рука убитого на руле, вторая свисает. В первый раз это не привлекло внимания, но сейчас капитан прищурился, даже наклонился ниже и рассмотрел лучше. Рукава у пиджака узкие, легко не закатаешь – порвутся. Вот и пуговичка на манжете отстёгнута… С руки что-то сняли?.. Это был браслет?.. Может часы?..

Ещё минут пять Птачек рассматривал покойного, но больше ничего не заметил. Проверив время, – половина третьего, – он вернулся в коридор и бесшумно, чуть ли не на цыпочках прокрался ко входу в зал. Плач оттуда как лился, так и льётся, разве что стал потише. Кирилл молчит – наверное утомился успокаивать, решил дождаться, когда женщина сама иссякнет. Что ж… Подождёт и Роман.

В заглушающих его шорох рыданиях капитан опёрся спиной о стену, скрестил руки на груди и крепко-крепко задумался, даже большой палец от натужного размышления закусил.

Да-а-а… То, что убийца оставил здесь, в самом деле смахивает на то, что имеется в записях. Это не похоже на разборку на почве страсти. Это не ограбление. Нет никакого взлома. Кстати ключи, которые снаружи в замке – чьи они?.. Убили беднягу ножом, явно одним смертельным точным ударом. Для подобного нужна и выдержка, и привычка… Да, всё указывает на НЕГО… Но пока не стоит принимать эту версию, как единственную, всё-таки есть отличие: труп перетащили из кухни в машину. Стоит ли искать в этом особый смысл?.. Что-то есть в самой машине?.. В гараже?.. Ни в одном эпизоде ещё не упоминалось о таком, везде одно: где жертва встретила поэта… вот, теперь и он привык к этому слову… там и осталась. Либо убита в схватке, либо исподтишка, как тот доходяга, ещё в начале зимы во сне зарезанный. Последнее дело Анисина, кстати… И эта его теория о «грешных» жертвах… Этот однозначный, прямолинейно мотивирующий стих…

Пока капитан рассуждал плачь смолк. Слыша уже не рёв, а скорее тихие поскуливания Птачек приободрился. Оторвавшись от стены и ступая твёрдо, но в тоже время сдержанно он вновь появился в зале. Перехватив взгляд Кирилла Роман многозначительно подмигнул и мотнул подбородком на выход.

В глазах старлея что-то блеснуло, но одобрение или нет – не понять. Кирилл – Роман немного прибалдел, когда увидел – взял женщину за руку и подчёркнуто уважительно, даже галантно произнёс:

– Людмила Рахимовна… Прошу извинить, но мне нужно выйти по делам. С вами посидит мой коллега. Его зовут Роман Павлович, он очень хороший следователь. Постарайтесь, пожалуйста, помочь ему, чем сможете.

Не рыдая в голос, но всё ещё плача, сквозь слёзы и закрытые глаза женщина покивала. Отпустив белую, покрытую веснушками руку Кирилл взглянул на Романа в последний раз и вышел так, будто в самом деле куда-то торопится.

– Здравствуйте, Людмила Рахимовна… – Старясь быть и в голосе и в движениях ровным Роман приземлился на не успевшее ещё остыть место старлея. – Мой коллега меня только что представил… Жаль, что произошло такое горе, что приходится разговаривать с вами при таких обстоятельствах…

Пока Роман говорил, женщина безмолвно плакала и ни на что, кажется, не реагировала.

– Мне нужно задать вам несколько вопросов… – Глядя на тихо роняющую слёзы и не смотрящую на него гражданку Птачек положил ладони на колени и незаметно вытер их от пота. – Всего два, если быть точным. Об основном вы уже, наверное, со старшим лейтенантом поговорили?..

Не в силах выдавить что-то связное Людмила кивнула.

– Скажите пожалуйста, Людмила Рахимовна… Не могло ли у вашего… Брата, да?.. Не могло ли у него пропасть что-то с руки?..

Женщина прекратила хныкать, сглотнула. На Романа поднялись её красные, блестящие от влаги очи.

– Пропасть? – Она облизала солёные, покрытые слезами губы. – Вы имеете ввиду, что у него что-то украли?..

Намекая на неопределённость Роман склонил голову вбок.

– Возможно… Так могли у него взять что-то? Может быть браслет?.. Часы?..

Взгляд Людмилы на мгновение опустился, она поморгала – и тут же уставилась на капитана вновь.

– Часы! У Эммануила на левой руке должны быть часы! Я сама… – её снова начало корёжить, – я сама их ему дарила…

Стремясь предотвратить новые рыдания Роман, точно зеркаля её вдруг вспыхнувшее удивление, повысил голос:

– Часы?! Вы уверены?!

Немного опешивши женщина вытерла белыми запястьями под широко раскрытыми теперь глазами и с готовностью закачала головой.

– Да! Они такие, ну… мужские такие, красивые. Там ещё надпись на задней стенке. Что-то вроде «Любимому брату от любящей сестры»… Помню, как заказывала их. В часовой мастерской, в ТЦ на…

Роман слушал её, кивал, а у самого мысль – вот часы-то трофей и есть. Надо будет раздобыть их рисунок или снимок. Что ж, с этим тоже сходится… А как насчёт «грешности»?

Зацепившись за часы так, словно они единственное, на чём пойдёт расследование, женщина стала описывать их во всю мощь воображения. Улучив момент, когда она сделала паузу, Птачек прервал:

– Хорошо, с вашим подарком ясно. А вот скажите, Людмила… Чем ваш брат занимался? Где работал? С какими людьми общался?..

Сбитая с мысли женщина снова опешила. На Романа она посмотрела, как ребёнок, которому дали задачку из курса теплодинамики.

– Ну… – Она сглотнула, растерянно поморгала. – Эммануил работает в театре. Он режиссёр-постановщик…

Капитан удивился уже неподдельно.

– В театре?..

Женщина сложила ладони на колено. В её глазах отразилась, должно быть, вся простота мира.

– Да, в театре. А что вас так удивляет?.. В театре имени Яблочкиной. Здесь, на Центральной площади восемь.

Разговор

Как-то незаметно время перевалило за четверть пятого. Решив заехать в управление попозже Роман распрощался с операми и отправился в театр. Наткнуться на что-то особенное он не надеялся, но всегда, когда можно поговорить с человеком, которому ещё только предстоит услышать нечто плохое до того, как ему об этом скажет кто-то другой – лучше такую возможность не упускать: порасспрашивать неготового к расспросу дорогого стоит.

Рулил капитан уверенно, дорого сама ложилась под колёса. Через два подряд перекрёстка удачно проехал на зелёный. За время, в которое не успел бы выпить и кружку чая, он одолел весь путь.

Красивое, с занесённой снегом крышей и каменным, плавно втекающим в площадь крыльцом перед взором выросло здание театра. Припарковавшись на старом, облюбованном ещё в прошлый раз месте Роман не стал надевать шапку и выбрался на улицу прямо так. Захлопнув машину он заспешил к театру. По дороге поднял воротник, закрылся от кусачего ветра и с досадой выругался: а шапку-то всё-таки надеть стоило.

Выметенное от снега крыльцо простучало под ботинками. С некоторой натугой открылась удерживаемая доводчиком дверь. Миновав кассу Птачек оказался в приёмном зале. Его глаза остановились на гардеробной. С громким вжиком разъехалась на куртке молния. Рука нащупала во внутреннем кармане удостоверение – вдруг понадобится.

Из-за узорчатой решётки на посетителя взглянула гардеробщица. Женщина на шестом десятке, пухленькая, с собранными «беляшом» неестественного красного цвета волосами она, как заметила вошедшего, сразу приготовилась, а когда тот расстегнулся – встала к окошку.

– Добрый день. – Роман сделал вежливый поклон. – Извините за беспокойство. Не могли бы вы сказать, где можно найти директора вашего театра? Как бишь его… запамятовал…

С лицом работницы произошла метаморфоза: только что она готовилась улыбнуться, но вот уже смотрит настороженно, как на попрошайку, вставшего слишком близко к её сумочке. Спросила так, будто не расслышала:

– Валерия Олександровича?..

– Ну такой он… – Роман сделал движение рукой у подбородка. – С бородой такой. Брюнет. Могли бы вы подсказать, где я могу его отыскать?..

На капитана уставилась сейчас будто и не гардеробщица, а охранник на заводе, клепающим ядерные ракеты. В её глазах загорелось желание самой спрашивать и получать ответы.

Придав голосу и взгляду проникновенности Роман важно покачал головой и произнёс:

– У меня к нему весьма важный разговор. Пожалуйста… Вы бы мне очень помогли…

Женщина сверлила прощупывающим взглядом. Роман не шевелился, лишь не моргая смотрел в ответ.

– Кажется… – начав она остановилась, но будто уступая, всё-таки сказала: – Кажется я слышала, что Валерий Олександрович в буфете. Возможно, что вы найдёте его там…

– Большое спасибо. – С улыбкой благодарности и новым поклоном Роман отступил. – А буфет где? В той стороне?..

Гардеробщица выглянула, уставилась туда, куда показывают.

– Да. – Она бодро кивнула. – Пройдёте немного по коридору, там как раз и увидите. Он близко. Чувствуете, как даже здесь едой пахнет?

Роман честно принюхался. Глядя на гардеробщицу он помотал головой.

– Нет. Ничего не чувствую.

И снова прежняя метаморфоза: вот у женщины лицо простенькое, даже приветливое – и вдруг она хмурится, будто про неё зло сострили. С ноткой категоричности она произнесла, словно саблей махнула:

– Ну, в буфете директора и найдёте! Вам чем-то ещё помочь?..

Капитан Птачек лишь с лёгкой улыбкой вновь помотал головой. Глянув на нужный коридор он зачем-то достал телефон, проверил время – без двадцати пять – и пошёл.

В буфет, как и в актовый зал, тоже ведёт красная ковровая дорожка. Пока шагал Роман с интересом приглядывался – не попадутся ли крошки?.. Одноразовые ложечки для кофе «три в одном»?.. Забавно бы это выглядело… За углом в ближней к улице стене показалась распахнутая двойная дверь. Оттуда слышен говор телевизора – кто-то смотрит новости. Ноздрей коснулся аромат кофе и выпечки. И чего-то приторного, как сладкая вата.

Внезапно порог переступил мужчина в изысканном костюме-тройке. Пиджак, галстук, начищенные до блеска ботинки. Подбородок украшает заметно ухоженная бородка, а карие глаза прямо-таки художественно сочетаются с зачёсанными тёмными волосами. Выйдя из буфета он остановился, его рука полезла в карман пиджака. В холёных пальцах появилась конфета. Развернув обёртку бородач закинул сладость в рот а фантик скомкал – кругляшок из бумаги и фольги полетел в угол, отбился от стены и замер на красном ковре.

Роман сбавил шаг и направился на вышедшего неторопливо, позволяя тому без суеты обратить на себя внимание. Против воли на его лице возникло отвращение: губы так-таки сами скривились, даже зубы обнажили, будто их хозяин начнёт сейчас злобно скалиться и шипеть. А то и лаять! Через усилие Роман заставил себя фантик не замечать, а на лик надел маску выдержанности. То, что кто-то мусорит, где попало – это, конечно, раздражает, но сейчас гораздо важнее донести до человека скорбную весть… и, возможно, узнать от него о что-то важное.

Директор театра оглянулся. Его карие, кажущиеся тёмными, как космос глаза поймали идущего в фокус. В них не отразилось даже вялого интереса. Не дожидаясь, когда к нему подойдут, он поправил пиджак и уже хотел уйти…

– Здравствуйте. – Как бы случайно Роман перегородил дорогу. – Извините за беспокойство… Не вы ли директор этого замечательного заведения?

У мужчины приподнялась бровь. Выражение его вообще стало таким, будто он смотрит на проштрафившегося подчинённого.

– Я… А чем, простите, могу помочь?..

Капитан протянул ладонь и, сохраняя нейтральный тон, произнёс, глядя собеседнику прямо в глаза:

– Меня зовут Роман Птачек. А вас, если не ошибаюсь, Валерий Александрович?.. У меня для вас очень важная новость – дело касается одного из ваших людей. Не могли бы вы найти время для маленького разговора?..

Здороваться директор вовсе не поспешил. Его глаза стали изучать стоящего перед ним, как рентгены. Очень-очень осторожно, на самом крае учтивости он всё-таки ладонь протянул и даже немножко её сжал.

– Олександрович… А что это, простите, за тайны? И насчёт какого из моих людей речь?..

С видом явного неудобства Роман бросил взгляд по сторонам. На директора он взглянул уже просительно, будто с надеждой, что тот поймёт.

– Валерий А… Олександрович. Дело очень серьёзное. Не для лишних ушей… Пожалуйста, давайте отойдём куда-нибудь, где нас не услышат.

Теперь уже на лице бородатого ничего, кроме неприязни, не нашёл бы даже и завзятый оптимист. Вернув ладонь так быстро, как это можно сделать, не выказывая спеси, он весь надулся, как павлин, и взглянул теперь свысока. Ответил театральный глава с чёткостью логопеда:

– Прошу меня извинить, но у меня нет времени на какие-то там ваши… простите, левые разговоры. Если хотите со мной побеседовать, то запишитесь на приём.

И, уже не глядя на оппонента, устремился мимо… как в грудь ему что-то упёрлось. С недовольным изумлением директор обнаружил, что его держит рука, в пальцах которой зажат какой-то документ. Глаза Валерия округлились: он прочёл несколько строк, узнал на фотографии человека перед собой, узнал герб…

– Вынужден вас всё-таки задержать. – Роман взял тон, словно между ними течёт обычная светская болтовня. – Дело очень важное, Валерий… Олександрович. Вы уж выкройте минутку из своего плотного графика, постарайтесь.

Лицо бородача исказило двоякое выражение – смесь высокомерия и беспокойства. Взгляд его метнулся с лица нежданного собеседника на удостоверение. Вернулся. Опять метнулся туда-обратно. Роман помалкивал, ждал… Выпрямив спину директор наконец принял вид, словно ему привели аргумент, с которым нельзя не согласиться. Точно гордыня, которая прямо у тебя на глазах надевает маску учтивости.

– Что ж… Если ваше дело действительно такое срочное… – Он кивнул за собой и повернулся к гостю спиной. – Пойдёмте. Тут недалеко есть закуток, там редко кто появляется. Расскажите, зачем пришли…

Выпятив подбородок, с осанкой, которой позавидовал бы и кремлёвский курсант Валерий зашагал прочь. Удостоверение прыгнуло обратно в карман и Птачек с видом скромника поплёлся следом. Шли тихо: ковёр заглушает поступь, тут и взвод солдат прокрадётся неуслышанным. Валерий не оборачивался. Роман поглядывал то на его затылок, то за его плечо.

Одна из коридорных дверей открылась. Поправляя на ходу длинные ниже плеч цвета коньяка волосы на пути возникла женщина лет тридцати. Прямо-таки модельно накрашенная, с тонкими изогнутыми бровями, большими глазами и вообще лицом, с которого можно картину писать. Пиджак в полоску подчёркивает стройную фигуру и приподнимает грудь, розовая рубашка расстёгнута на несколько верхних пуговиц. Взгляд, как магнитом, затягивает в этот вырез, заставляет что-то там в глубине искать…

Женщина остановилась. Её глаза примагнитились к директору, потом перескочили на бредущего за ним незнакомца. Снова остановились на директоре. В них прочёлся явный вопрос. Роман заметил, как затылок Валерия чуть скакнул влево-вправо. Тут же потеряв к идущим всякий интерес незнакомка отвернулась и пошла куда-то по своим делам.

Коридор привёл к массивной двойной двери с табличкой: «ЗАПАСНЫЙ ВЫХОД». В нос ударил запах табака. На глаза Роману попалась прозрачная лужица у самого порога. Растаявший снег…

– Вот. – Остановившись, Валерий развернулся. – Здесь редко кто ходит. Может быть иногда выбегают покурить… – Его взгляд кольнул гостя требовательностью. – А теперь выкладывайте, пожалуйста, зачем пришли. Меня ещё работа ждёт.

– Боюсь, что у меня дурные вести. – Роман полез в карман. – Вам знаком этот человек?

Валерий поглядел на вынутую фотографию, его глаза сузились.

– Разумеется! Это же Эммануил, наш режиссёр постановщик… – Он вдруг понизил голос, нахмурился. – А что такое?.. Мы уже несколько дней с ним не виделись. Что-то случилось?..

Роман снова огляделся, прислушался, нет ли кого вблизи. На директора он поглядел уже с пристальностью охотника. Но в голосе сохранил мягкость.

– Прошу вас, только без нервов… Эммануил убит. Позавчера. Предположительно вечером, в воскресенье.

У Валерия раскрылся рот, как у рыбы, и точно как у рыбы из него не вылетело ни звука. Брови взлетели и упали, как испуганные и подстреленные птицы! Всё напускное слетело с него, точно от ветра пыль. Перед капитаном быстро очутился растерянный, будто грязной палкой по голове ударенный человек.

– Простите, что не могу предложить вам сесть… – Не отрывая от собеседника глаз Роман почесал нос. – Только прошу – без восклицаний. Я вас специально попросил уединиться, чтобы никто нас не услышал лишний.

Валерий всё-таки сумел найти голос:

– Лишний?..

– Да. Не хочу кутерьмы. – Птачек кинул взгляд по сторонам, будто кто-то просто обязан подсматривать или подслушивать. – Всё равно потом все всё узнают, но сейчас мне нужно спокойствие. И мне нужно задать вам кое-какие вопросы…

– Но погодите… – Валерий выглядел всё ещё, будто его холодной водой окатили. – Вы сказали… Эммануила убили?..

С терпеливостью детсадовской няни Роман кивнул.

– Да. К сожалению. Кто-то прокрался в его дом и… Его сестра нашла его и позвонила в полицию. Я приехал сюда сразу после осмотра.

– Так вот почему он на звонки не отвечал… – Во взгляде директора что-то поменялось… Уже начиная брать себя в руки он добавил: – Да это же просто кошмарная новость… Люди будет поражены… Но чем же могу помочь вам я?..

Прежде чем ответить Роман подумал. Стараясь быть и открытым, и не сболтнуть лишнего он очень аккуратно заговорил:

– Понимаете ли… Это ещё пока не точно… но есть определённое подозрение, что это убийство – это дело рук… эм… одного маньяка, который уже несколько лет терроризирует этот город… То есть я хотел сказать Тольятти. – Подбирая каждое слово Птачек следил за лицом театрального главы внимательнейше: за его глазами и губами, за малейшей мимикой. – Дело очень серьёзное. Без преувеличения – архиважное…

В памяти Романа всплыла фотография стиха. Какие там строки? «Ты запятнал себя, замарался». Весьма однозначно…

– Может быть вы знаете… – Он не сводил с директора глаз. – Эммануил не был замешан в чём-то… тёмном? Были у него враги? Возможно он во что-то такое ввязался?..

Как по щелчку к Валерию прилипла прежняя спесь. На Романа вновь посмотрел уже не растерянный, но привыкший и себя и других держать человек. С гримасой еле скрываемого отвращения он сжал губы.

– Нет уж, простите… – Он решительно замотал головой. – Чтобы Эммануил, да что-то крутил… В такое поверить никак невозможно! Мои работники, КАК И Я САМ, ничего плохого нигде не совершают! Мои работники, КАК И Я САМ, просто не способны быть в чём-то замешаны!

У Романа появилось желание отойти – настолько от собеседника понесло протестом. Впечатлительный мог бы даже увидеть, как глаза Валерия горят огнём, а изо его рта вырывается пламя! Однако даже и без тени смущения чужой дерзостью уловив момент капитан вставил:

– Позвольте, но я про вас и ваших людей вовсе ни на что и не намекаю, просто по долгу службы я обязан таким интересоваться. Ради дела, разумеется… – Тут, будто что-то вспомнив, он добавил уже более сухим тоном: – И, кстати, насчёт интересов дела… Есть ещё один вопрос. Видите ли… Эммануила убили на кухне, но потом почему-то отволокли в гараж и усадили в машину. Недешёвую, кстати. Я был у него дома, видел – ваш работник жил, это заметно, в достатке, однако машина, на которой он ездил… Такую могут позволить себе только люди с деньгами. То, что несчастного после убийства специально усадили за руль… Что-то в этом кроется. Валерий Олександрович… Вы не подскажите, на что тут намёк?..

Если бы директор театра был воздушным шариком – он бы лопнул! Его лицо покраснело, он даже затрясся, будто его ударило электричеством!

– Это что – допрос?! – Валерий не говорил, а точно молотом по наковальне отбивал. – Вы же сами только что сказали, что речь идёт о работе какого-то сумасшедшего! При чём тут цена машины Эммануила?!

На мгновение Валерий примолк, но Роман лишь спокойно следил за ним, как следят за рыкающим в клетке тигром.

– Я и так в шоке от услышанного! – Директор ткнул себя в грудь. – А вы мне такие вопросы бросаете! Да вы понимаете, что это не только чья-то личная трагедия?! Да вы осознаёте, что теперь весь будущий репертуар под угрозой?! Целый сезон! А вы мне тут делаете какие-то грязные намёки!..

Роман молчал. Смотрел на разъярённого он со спокойствием змеи: видал сцены и покруче. Главное тут, чтобы слюнями не обрызгали. А вообще… Конечно этот тип ведёт себя нервно. Но – кто бы на его месте не нервничал?.. Может это просто потрясение смертью человека, которого он знал. А про его надутость – да редко так бывает, чтобы человек при должности, и не надутый. Нет, это пустое. Да и цена авто, если вдуматься – не главное. Главное – убийство. И следы, оставленные на месте этого убийства. А уж чего там мутил-крутил этот их режиссёр, где и как «замарался» – забота десятая. Уж не его, Романа, это забота. Его забота – маньяк.

Выдержка гостя на директора всё-таки подействовала. Весь напор его разбился, как волна о морской утёс. Когда Валерий замолчал, Роман подождал секунд десять и подчёркнуто вежливо, без даже намёка на раздражение подытожил: