Навсе…где?

Глава 5

ПОСЛЕ ПРАЗДНИЧНОГО ОБЕДА Я, ЧУВСТВУЯ НА СЕБЕ ВЗГЛЯД БИ, положила на чистую тарелку побольше еды и постучала в дверь капитанской каюты. Слэйт не отозвался, но, поскольку дверь была не заперта, я открыла ее и вошла.

В каюте было душно и горел приглушенный свет – отец накрыл лампы кусками ткани. От выстроившихся вдоль стен каюты полок, на которых громоздились карты, исходил специфический запах старой бумаги. Слэйт жадно копил карты и хранил их, словно дракон свое сокровище. Каких только карт здесь не было: из бумаги и пергамента, из хлопковой ткани и шелка, из шкуры кенгуру и акульей кожи. Здесь можно было увидеть карты, оттиснутые на медных листах, нарисованные на погребальных урнах. В том числе имелась одна, нацарапанная на шляпке высушенного гриба. У отца была даже изготовленная в 1906 году карта Роберта Пири, с изображением Крокерланда – материка, в существовании которого человечество было уверено почти семь лет. Затем данную теорию признали ошибочной, и после 1914 года Крокерланд больше не появлялся ни на одной карте.

Чувствуя, что мне не хватает свежего воздуха, я пересекла каюту, споткнувшись о стопку книг на полу, и открыла иллюминатор. В каюту ворвался свежий ветер. От его дуновения заколебались черные занавески, за которыми скрывалась койка. На ней я увидела спящего капитана. На его груди, словно бумажное одеяло, лежала карта. Я крепко стиснула кулаки, чтобы сдержать желание, подкравшись, завладеть ею.

Справившись с собой, я шагнула к чертежному столу, на котором лежала карта 1981 года, придавленная сверху чашками с остатками кофе. Сняв с абажура лампы накрывавший его кусок ткани, я склонилась над столом, вглядываясь в очертания береговой линии. Картограф весьма подробно, во всех деталях изобразил окрестности Нью-Йорка, раскрасив районы прилегающей к городу местности в разные цвета. Я не увидела никаких внешних признаков того, что карта может не сработать.

Вздохнув, я скатала ее в трубку и засунула в сундук, набитый картами, не оправдавшими надежд. Именно в этом сундуке лежали остальные карты Гавайских островов 1868 года. В любом случае у меня не было оснований беспокоиться по поводу того, что наше новое приобретение, купленное на аукционе, может чем-то отличаться от предыдущих. Ни малейших.

Я нарочно захлопнула крышку сундука с громким стуком, но капитан даже не шелохнулся. Тогда я решила заняться уборкой. Поднимая книги, беспорядочно разбросанные по полу, я принялась расставлять их по полкам. Затем отправила в плетеную корзину грязную одежду. На одной из полок стояла клетка с каладриусом. Я наполнила плошку птицы водой.

Рядом с койкой валялось на полу скомканное покрывало. Подняв его, я увидела под ним открытую шкатулку, в которой хранились самые ценные для Слэйта предметы: героин в виде куска темного смолистого вещества, старая трубка, иглы для шприца, флакон с таблетками. Еще в шкатулке была карта 1866 года – периода, предшествовавшего моему появлению на свет, после которого все пошло не так.

Я отправила шкатулку под койку пинком – таким сильным, что она ударилась о стену.

Почувствовав, что мои ладони стали влажными, я вытерла руки о запасной комплект постельного белья и комком бросила его на пол. Затем сделала несколько глубоких вдохов и выдохов, чтобы в голове хоть немного прояснилось. К счастью, солнце давно уже зашло, и легкий ночной бриз, дувший с океана, наполнил каюту свежестью и прохладой. Слэйт, укрытый купленной на аукционе картой Гавайских островов, датированной 1868 годом, по-прежнему не шевелился, если не считать мерных движений грудной клетки. Не в силах больше бороться с собой, я осторожно зажала уголок карты между большим и указательным пальцами и потянула к себе. Слэйт тут же беспокойно задвигался и обеими руками прижал карту к груди, а потом открыл глаза и уставился на меня.

– Я хочу положить ее на стол, – объяснила я.

Отец увидел тарелку, которую я принесла, и отпустил карту. Я взглянула на нее, и сердце у меня сжалось. Карта была совсем не такой, как остальные. Все линии были тщательно прорисованы от руки чернилами, которые успели сильно поблекнуть. Четкими цифрами и печатными буквами на ней были проставлены дата и подпись составителя – А. Сатфин. Я сразу поняла, что передо мной оригинал. Впрочем, это еще не гарантировало, что карта сработает. Внезапно я почувствовала, что отчего-то безумно рада тому, что мы не попали в Нью-Йорк 1981 года.

– Хорошая карта, не правда ли? – спросил Слэйт.

Я посмотрела на него. Он сидел на краю кровати с тарелкой на коленях. К еде он пока еще не притронулся, напряженно ожидая моего ответа.

Бросив на карту еще один взгляд, я слегка пожала плечами:

– Надеюсь, она стоит денег, которые за нее заплатили.

– Она просто бесценная, Никси.

– Пожалуй.

Ни одной складки, ни единого постороннего пятнышка… Кто-то хранил эту карту как зеницу ока.

– Спасибо, – произнес Слэйт.

– За что? – удивилась я.

– За карту, – ответил капитан и взял в руку вилку. – И за обед.

Я поджала губы. А чего я, собственно, ждала? Теперь, когда Слэйт получил, что хотел, он мог позволить себе быть благодарным и великодушным.

– Не за что, капитан, – негромко отозвалась я, продолжая разглядывать карту. На ней был изображен только остров Оаху, но зато во всех деталях. Я не могла не восхититься красотой и точностью работы составителя.

Решив, что в полной мере отдал дань правилам вежливости, отец с аппетитом принялся за еду.

– Вкусно, – пробормотал он с набитым ртом.

– Я рада, – рассеянно промолвила я, по-прежнему изучая карту в поисках дефектов или неточностей и не находя ни того, ни другого. Изготовитель карты обозначил даже основные улицы Гонолулу – Нууану, Беретания, Кинг-стрит. Он также не забыл отметить местонахождение почты и главных церквей. В самом центре города находился дворец Иолани, резиденция гавайского короля. Неподалеку от него, всего в нескольких кварталах к северо-востоку, располагался местный Чайна-таун. Я скрипнула зубами.

– Между прочим, – сказал отец, энергично жуя, – в последний раз я ел сандвич с бастурмой от Каца, когда мне было столько же лет, сколько тебе. Это ведь из заведения Каца, верно?

– Да.

– А почему ты такая спокойная? Ты что, не рада?

Внезапно лицо Слэйта вытянулось, и он уронил вилку на пол. Добрую минуту мы оба молчали. Потом отец поднял вилку и закрыл глаза.

– Была праздничная вечеринка, – тихо пробормотал он.

– Ничего страшного. – Я пожала плечами.

– Прости, Никси. Мне очень жаль.

– Я не хочу говорить об этом, капитан.

– Кашмир предупредил меня, а я забыл.

– Я все понимаю.

– Но я же извинился! Я сказал, что мне очень жаль! И это правда. Я просто очень рассеянный, ты же знаешь. А тут еще эта карта. – Слэйт отложил в сторону тарелку. – Она замечательная, правда? Можно считать, что это подарок.

– Подарок?

– Ну да. Тебе.

Мне стало так горько, что я не смогла больше сдерживаться.

– Мне? – переспросила я таким тоном, что отец понял, что перегнул палку.

– Ну… разве ты не хочешь повстречаться со своей матерью?

Я уловила в его вопросе расчет – отец явно хотел вызвать у меня чувство вины.

– Моей матери больше нет, Слэйт. – Я положила карту на стол и разгладила ее. – На той карте, откуда я родом, она мертва.

Слэйт заметно побледнел:

– Именно поэтому мы раздобыли новую карту!

– Новая карта – иная версия происходящих событий. – Я провела пальцем по тропику Рака. – Тебе нужна новая жена?

– О чем ты говоришь?

– Я очень много думала об этом. На той карте, на которой ты познакомился с моей матерью, она умерла. Значит, на другой карте это будет уже не она. Она будет другая.

И я – тоже. Я не стала произносить это вслух. Но интуиция подсказывала, что отец не придал бы моим словам никакого значения.

Слэйт встал и скрестил руки на груди.

– Но ведь место то же самое, – возразил он.

– И что?

Я открыла створки одного их шкафов, того, который был набит сказочными картами, и наугад вытащила одну.

– Вот, смотри, Слэйт! Греция. Гора Олимп, населенная богами. А теперь гляди сюда. – Я достала еще одну карту. – Двести лет спустя другой картограф заменил Зевса Юпитером. Дальше – больше. Во времена Османской империи на горе Олимп уже не было никаких богов. Так что, вернувшись в то место, где ты бывал раньше, не надейся, что там все будет по-прежнему.

– Нет, будет! Нужно только оказаться там в то же самое время!

Я мрачно улыбнулась, глядя, как отец возбужденно забегал по каюте:

– Ты помнишь, где мы нашли Кашмира? – снова заговорила я. – На французской карте Персии 1740 года, в Ваади-аль-Маас. А вот карта империи Надир Шаха, тоже 1740 года. Взгляни-ка. То же время, то же место, но города с таким названием здесь нет. Да и береговая линия тоже другая. По-твоему, если бы мы отправились сюда, то нашли бы Кашмира? Где – посреди Персидского залива?

– Но ведь эти карты изготовлены двумя разными людьми. Нельзя сравнивать представления какого-то француза о…

– Митчелл и Сатфин – тоже два разных картографа.

– Но они составляли карту одних и тех же Гавайских островов.

– Каких именно? Тех, которые существуют в моей памяти? Или в твоем романтическом представлении, где они больше похожи на сказку?

– Это вовсе не сказка!

Последнюю фразу отец не сказал, а выкрикнул. Это меня немного отрезвило. Глаза Слэйта горели опасным огнем.

– Ну, хорошо, – примирительно промолвила я. – Предположим, у тебя все получится. А что потом?

– Что значит – «что потом»? Что ты имеешь в виду?

Я открыла было рот, но тут же одернула себя. Мне не хватило решимости произнести вслух то, что я хотела сказать. Что тогда будет со мной?

Отец глубоко вздохнул, чтобы успокоиться.

– Дальше мы все будем жить долго и счастливо, – сказал он. – Ты многому научилась, Никс. Ты хорошо разбираешься в картах. Но есть вещи, в которые я верю, и это для меня главное.

У меня перехватило дыхание – слишком уж недвусмысленно Слэйт сформулировал свою мысль.

– Что ж, ясность – это хорошо, – с горечью заметила я. – По крайней мере, теперь я буду знать, что не слишком много для тебя значу – вместе со своими мыслями и стремлениями.

– Я вовсе не это хотел сказать. – Слэйт неуверенно протянул ко мне руку, но тут же опустил ее и с такой силой сжал кулак, что у него побелели костяшки пальцев. – Если я раскрою тебе один секрет, тебе станет легче?

Я раздраженно закатила глаза:

– Капитан, мне не двенадцать лет!

– Это касается Навигации.

От этих слов Слэйта мои горечь и гнев разом улетучились. Я столько раз просила его открыть мне эту тайну! Почему он решил сделать это именно сейчас? Было ли это выражением благодарности? Или, может, чувства вины? Так или иначе, это было единственное, что мне было нужно от Слэйта.

– Ну, и в чем же он? В чем состоит секрет?

Отец обернулся назад и некоторое время молча смотрел на тарелку, которую оставил на кровати. Затем он отломил кусок хлеба от сандвича и просунул его сквозь прутья клетки каладриуса. Птица склонила голову набок и спрыгнув с жердочки, принялась доверчиво клевать хлеб, который Слэйт держал в руке. Я молчала, боясь, что новый вопрос заставит отца передумать и отказаться от своего намерения.

– Навигация – это не только карты, – произнес он наконец, не сводя глаз с птицы, словно обращался к ней. – Это еще и вера.

– Вера? – переспросила я. – Что ты хочешь этим сказать?

Стряхнув крошки хлеба, прилипшие к пальцам, Слэйт снова уселся на кровать.

– Я никогда не мог попасть в место, в существование которого не верил. Сомнение может привести к тому, что карта перестает работать.

Край карты, изготовленной человеком по фамилии Сатфин, слегка задрался. Я легонько провела по нему пальцами.

– Значит, ты просто веришь, что карта сработает? Но это никакой не секрет.

– Если вера в успех определяет, будет ли работать карта, думаю, от нее вполне может зависеть, что именно ты найдешь там, где окажешься.

– Думаешь или знаешь?

– Ну, хорошо, хорошо, знаю. – Слэйт провел руками по волосам. – Я знаю, что твоя мать окажется там, где я ожидаю ее увидеть, и все будет хорошо.

– Как ты можешь быть уверен?

– Потому что это судьба. – Отец рассеянно посмотрел на меня или, точнее, сквозь меня. – Есть вещи, которые неизбежны.

Я стиснула зубы, почувствовав себя обманутой.

– То, что ты сказал, не имеет никакого отношения к Навигации. Это всего лишь твои фантазии.

Мне казалось, что по моему лицу нетрудно понять, насколько я разочарована, но отец, похоже, ничего не заметил. В каюту снова ворвался порыв ветра, и я поежилась.

– Если ты действительно встретишься с Лин, мы сможем выбросить все это за борт. – Я указала на стоявшую под койкой шкатулку. – Ты ведь знаешь, если она это увидит, ей будет неприятно.

Я отвернулась, чтобы отец не видел выражение моего лица. Мой взгляд снова упал на злополучную карту. Хотелось, чтобы она не сработала, но стоило ли бередить раны Слэйта? Ведь он хотел лишь одного – спастись бегством от ошибок прошлого, и я его прекрасно понимала.

– Расскажи мне еще что-нибудь про Навигацию, – попросила я.

– С какой стати? – спросил Слэйт и рассмеялся.

– С такой… С такой, что я прошу тебя об этом.

В ответ я снова услышала смех и словно окаменела, но все же смогла выдавить из себя:

– Пожалуйста.

Слэйт не ответил. В каюте стало так тихо, что я не могла расслышать даже дыхание отца. Наконец, не выдержав, я взглянула на него. Он смотрел прямо на меня, и его лицо было серьезным.

– Зачем тебе это, Никси? – снова спросил он, однако было ясно, что он уже о чем-то догадывается.

Все же я предпочла ничего ему не отвечать. Если бы я сказала правду – что мне хочется расстаться с ним и больше никогда его не видеть, отправиться туда, где его нет и где он никогда не появится, – отец втянул бы меня в долгий и бесполезный спор. Если бы я принялась настаивать на своем, он отказался бы меня учить.

– Затем, что я тебе помогала, – произнесла я наконец.

Слэйт состроил недовольную гримасу:

– Мы здесь не торгуемся и не заключаем сделки, Никси. Только не мы с тобой. И спорить нам с тобой не пристало.

– Что ж, я припомню тебе это в следующий раз, когда тебе потребуются деньги на покупку карты.

– Это очень хорошая карта, Никси, – сказал Слэйт и, протянув руку, нанизал на вилку клецку. – Так что следующего раза не будет.

Глава 6

Я ВЫШЛА ИЗ КАЮТЫ, ОСТАВИВ СЛЭЙТА ДОЕДАТЬ ОБЕД. Вечеринка давно закончилась. На палубе не было ни души. Опершись о борт, я стала смотреть на машины, проезжающие по скоростной магистрали, которая соединяла Бруклин и Куинс. Ночной воздух был довольно прохладным. Из-за повысившейся влажности вокруг ярко горящих уличных фонарей и фар автомобилей возникли туманные круги из мельчайшей водяной взвеси.

Прижав большой палец к переносице, я стала думать о том, что напрасно затеяла спор с капитаном. В этом не было никакого смысла. Он уверен в успехе – во всяком случае, так он сказал. А значит, уговорить его изменить свои намерения невозможно.

Впрочем, я все же извлекла кое-какую пользу из нашего разговора. Ничего существенного, правда, но все-таки. По поводу Навигации капитан всегда держал язык за зубами, и теперь я понимала почему. Может, он, наконец, обнаружил, что я стащила одну карту? Впрочем, нет… Если бы это было так, он бы наверняка догадался, что я надеюсь когда-нибудь взять управление кораблем в свои руки. К тому же отец не настолько хорошо знал свою коллекцию, чтобы заметить пропажу.

Я спрятала карту в своей каюте, на самом дне матросского сундучка, рядом со сбережениями, которые теперь составляли шестьсот сорок два доллара. Это была карта Карфагена времен Римской империи, изготовленная в 165 году нашей эры – желто-коричневого цвета, маленькая и очень ветхая. В те времена обычная соль, которой в современной Америке так много, стоила столько же, сколько золото и драгоценные камни. За небольшое количество соли я вполне могла бы купить небольшой, но быстрый и маневренный корабль.

У Слэйта было огромное количество карт, и однажды я подумала: почему бы и мне не обзавестись хотя бы одной, но такой, с помощью которой я могла бы обеспечить свое будущее? Не проводить же мне всю жизнь на палубе корабля отца, испытывая на себе влияние сокрушительных перепадов его настроения, в ожидании момента, когда ему удастся наконец бросить якорь в гавани, где поет именно его сладкоголосая сирена? Мне нужна была свобода – даже если бы это означало, что я никогда больше не увижу никого из остальных членов экипажа. Если бы я научилась самостоятельно осуществлять Навигацию, ничто не удержало бы меня на борту «Искушения».

Я услышала тихие шаги босых ног по палубе и сказала:

– Мне не нравится, когда ты ко мне подкрадываешься.

– Знаю, – кивнул Кашмир. – Вы что, решили не ложиться?

– Мне что-то не спится.

– Если так, вы не будете возражать, если я повешу ваш гамак здесь? – спросил Кашмир и, подняв бровь, показал мне полотняный комок, который держал в руке.

Разумеется, у каждого члена экипажа «Искушения» имелась отдельная каюта. На любом другом корабле свободного места гораздо меньше – из-за более многочисленной команды, а также необходимости разместить где-то мотор или какое-нибудь имущество. И все же я предпочитала в теплые, безветренные ночи спать на палубе. В моей каюте было слишком пусто, и это порой мешало мне заснуть. Другие члены экипажа держали в своих каютах множество предметов, напоминавших об их прежней жизни – той, которой они жили до того, как оказались на борту. Мне же из моей прежней жизни нечего было взять с собой.

Мы повесили гамак между мачтой и поручнями бортового ограждения, и Кашмир отвесил мне изящный поклон.

– После вас, – сказал он.

Когда я устроилась в гамаке, Кашмир тоже забрался в него и уселся у меня в ногах лицом ко мне. При этом гамак, когда Каш залезал в него, почти не качнулся – мой приятель был прирожденным акробатом. У толстого англичанина в Калькутте не было никаких шансов поймать его.

Наверное, Кашмир заметил мое восхищение. С довольным видом он, закинув руки за голову, потянулся и искоса взглянул на меня.

– Мне из-за тебя ничего не видно, – недовольно произнесла я.

– Там не на что смотреть, амира, – последовал ответ. – Главный вид – это я.

Кашмир с помощью ладоней изобразил вокруг своей головы нечто вроде рамки и рассмеялся. Однако в следующую минуту выражение его лица стало серьезным.

– Мне очень жаль, что вы не попадете на тот семинар про Армению, – сказал он.

– Не переживай. Благодаря тебе у меня появился шанс узнать кое-что интересное. – Я выудила из кармана вырезку из газеты, которую Каш для меня украл. Развернув листок, я прочитала вслух: – «Исчезнувший остров. Остров Песчаный… расположен неподалеку от Австралии… Впервые появился на картах в 1850 году… До недавнего времени его можно было найти и на Гугл-картах. Однако недавно его не обнаружили на спутниковых снимках. Группа ученых попыталась посетить остров, но отыскать его не удалось. По этой причине с Гугл-карт его тоже убрали».

Кашмир нахмурился:

– И что же с ним случилось?

– Возможно, это был небольшой коралловый атолл, который однажды ушел под воду – такое случается нередко. А может, его и вообще не было. В общем, теперь этот островок точно больше не существует.

– Что ж, в мире нет ничего вечного.

Я лягнула Кашмира, заставив закачаться гамак.

– Ты что, не понимаешь? У нас целые кипы карт, на которых изображены места, существовавшие когда-то. С лица земли исчезает то, что уникально, неповторимо.

– Время исследований и открытий прошло, амира. Наступила эпоха глобализации. Если весь мир решает тот или иной вопрос каким-то определенным образом, все другие варианты его решения исчезают.

Я снова сложила вырезку в аккуратный небольшой квадратик. На моих пальцах остались следы типографской краски.

– Жаль, что мы все вынуждены соглашаться с таким порядком вещей.

– Но мы вовсе с ним не соглашаемся. Вы, например, его явно не приемлете. – Кашмир озорно улыбнулся. – Не беспокойтесь. Я все еще люблю вас. Кстати, чуть не забыл!

Он достал из кармана рубашки изящную серебряную цепочку. На ней висел кулон – черная жемчужина в виде готовой распуститься почки, которая пряталась между двумя искусно изготовленными из серебряной пластины листочками. Кашмир покачал кулоном перед моими глазами, словно гипнотизер маятником.

– О нет! – выдохнула я.

– О да. Неужели вы думали, что в качестве подарка получите от меня только вырезку из украденной газеты?

– Похоже, ты и в самом деле не заплатил ни за то, ни за другое.

– Откуда вам это известно? У меня ведь были деньги, полученные от капитана.

– Оттуда, что я не вчера родилась.

– Да ладно вам, амира! – рассмеялся Кашмир. – Вчера вы радовались тому, что я искусный вор.

С сердитым видом я скрестила руки на груди:

– Я знаю, но все-таки это нехорошо.

– Какое мудрое замечание. С ним не поспоришь. И все-таки рискну напомнить, что, если бы я не был вором, мы бы никогда не встретились.

– Это точно, – кивнула я и, не выдержав, улыбнулась.

Кашмир, спасаясь от преследователей, забрался на борт «Искушения» в порту фантастического, невероятного города под названием Ваади-аль-Маас, где змеи длиной и толщиной с главную корабельную мачту скользили по коврам из бриллиантов, каждый из который был размером со сливу. Я стояла ночную вахту, когда худенький юноша вскарабкался на борт и спрятался за фальшбортом. Увидев меня, он предостерегающим жестом приложил палец к губам. Следом за ним из темноты на пристань выбежал целый отряд гвардейцев. Я хорошо помню, как в лунном свете заблестели обнаженные клинки их сабель. Когда командовавший отрядом капитан посмотрел в мою сторону, я показала в сторону ближайшей улицы.

Разумеется, мне следовало догадаться, что присутствие на борту Кашмира создаст немало проблем. А также о том, что он будет оказывать на меня дурное влияние. Но главное было в том, что он стал моим другом.

Кашмир оставался им все два года, которые я провела в местах и эпохах, где никогда бы не оказалась, если бы не мое прошлое. Через несколько дней Слэйт, узнав о появлении на корабле нового члена экипажа, предупредил меня: «Он не всегда был здесь и не останется тут навечно». Вспомнив об этом сейчас, я сглотнула, чувствуя, как у меня внезапно пересохло в горле. Мой отец провел с Лин всего два года. Что было бы для меня лучше – потерять Кашмира или никогда не знать его? На несколько мгновений я вдруг остро посочувствовала Слэйту.

Кашмир снова покачал у меня перед глазами серебряной цепочкой с кулоном. Я протянула руку. Он разжал пальцы, и украшение скользнуло мне в ладонь. Где и у кого он его украл? Узнала ли его обладательница о том, что кулон похитили, или решила, что просто потеряла его? Что ж, теперь ему предстояло пополнить мою коллекцию, состоявшую из золотого браслета, пары рубиновых серег и толстого платинового кольца, которое было мне слишком велико. Ни один из этих предметов я никогда не надевала, но Каш не упускал возможности пополнить набор ворованных драгоценностей. Причем его нисколько не волновало, что сама я украшения никогда не покупала. Видимо, ему нравилось красть их.

– Спасибо, Каш.

– Не за что. К тому же, – добавил он, слегка понизив голос и кивнув в сторону капитанской каюты, – у вас на шее уже висит украшение. Подарочек еще тот.

– Оно досталось мне от матери. Так сказать, фамильная драгоценность.

– Вам не повезло, амира. Глядя на вас, я иногда радуюсь, что у меня никогда не было семьи.

Почувствовав дуновение ветра, я собрала волосы в узел за затылке.

– Значит, тебя никто нигде не ждет?

Кашмир улыбнулся одними глазами:

– Никто. И никто не будет по мне скучать, если что-нибудь случится. В отличие от вас.

– Ты явно переоцениваешь привязанность ко мне нашего капитана, – усмехнулась я.

На этот раз улыбка тронула и губы Каша:

– Я имел в виду вовсе не его. – Кашмир подмигнул мне.

Я засмеялась. Протянув руку, он осторожно заправил мне за ухо прядь волос. Я почувствовала, как гамак мягко раскачивается – наверное, это покачивался на едва заметной волне корпус корабля. Неподалеку от нас жил своей жизнью огромный город, огни которого отражались в темной воде гавани.

– Вам никогда не хотелось узнать, где ваш дом? – поинтересовался Кашмир.

– Во всяком случае, не на Гавайях. Там я только родилась. Но даже если бы меня вдруг стало разбирать любопытство и удалось бы выяснить, где мой дом, я не хотела бы провести там всю жизнь. На свете столько интересных мест!

– Что ж, – сказал Кашмир, выбираясь из гамака. – Я вижу, вы копите побрякушки – наверное, собираетесь сбежать. Может, я брошу свой последний подарок в общую кучку? – И он протянул руку.

Кашмир шутил, но его слова меня насторожили. Неужели он обо всем догадался?

– С какой стати ты решил, будто я собираюсь бежать? – спросила я и сразу подумала о своей карте Карфагена времен Римской империи и тоненькой пачке купюр. И то, и другое было спрятано на дне моего сундука – именно в том месте, где любой стал бы искать нечто подобное. – Я бы хотела, чтобы ты держался подальше от моей каюты.

– Смешная шутка, принцесса, учитывая, что вы говорите с вором.

Я снова передала ему цепочку с кулоном.

– Вещица не так уж хороша – вряд ли ради нее стоило рисковать.

– Я так люблю это, что просто не могу удержаться.

– Что именно? Воровать у людей украшения в порту?

– Дарить вам драгоценности, к которым вы равнодушны. – Шутливый тон Кашмира не изменился, но он перестал смотреть мне в глаза, и в его голосе я уловила боль одиночества. Пауза в несколько секунд показалась мне вечностью.

– Ты не прав, – проговорила я наконец. – Я к ним вовсе не равнодушна.

Глядя на сверкающую цепочку в его ладони, я вдруг словно увидела ее другими глазами: при том что мы постоянно испытывали недостаток в деньгах, мне почему-то никогда не приходило в голову продать украшения, подаренные мне Кашмиром. Интересно, почему?

– Помоги мне надеть ее, – попросила я и, наклонившись вперед, приподняла волосы с шеи и плеч.

После недолгого колебания Кашмир ловко застегнул замок цепочки у меня на затылке. Пальцы у него были теплые, а его дыхание пахло гвоздикой.

Я напрягла память, пытаясь найти в ее закоулках слово на фарси, которое однажды заметила в иранском путеводителе и держала в голове для подобных случаев.

– Такашор.

Кашмир рассмеялся, сверкнув кипенно-белыми зубами.

– Ташакор, – поправил он.

– Я так и сказала.

– Нет, не так.

Я сердито сжала губы:

– Ну, хорошо. Дай мне попробовать еще раз. Спасибо тебе, мой друг, – произнесла я на родном английском языке и накрыла жемчужину ладонью. – Она прекрасна.

– Как и вы, амира, – сказал Кашмир и положил руку на мою ладонь.

Мы оба улыбнулись так, словно это ничего не значило.

На следующий день мы покинули гавань Нью-Йорка и вышли в устье Гудзона, подняв ослепительно-белые на солнце паруса. Перед нами катила свои зеленоватые белопенные гребни Атлантика. Страх снова принялся терзать мою душу, сужая круги вокруг сердца, точно голодные акулы около добычи.

Горизонт был чист, в голубом небе – ни облачка. Вскоре берег Лонг-Айленда превратился в узкую полоску, затянутую дымкой. Би стояла у штурвала, едва касаясь пальцами его рукояток, Ротгут устроился на мачте на площадке впередсмотрящего, свесив ноги вниз. Я стояла у борта, опираясь на ограждение, и жемчужина на цепочке раскачивалась в такт легким колебаниям корпуса корабля. Капитан все еще оставался в своей каюте. Кашмир проверял работу парусов.

– Хотите, я помогу вам с уборкой, амира? – крикнул он.

Мы с ним выдраили палубу, как всегда делали перед Навигацией… или попыткой Навигации. Работа давала возможность немного отвлечься от терзающих меня опасений. Но, закончив, я снова оказалась наедине со своими мыслями.

Стоя в тени мачты, я подставляла волосы южному ветру, смотрела на искрящиеся в солнечных лучах воды океана и убеждала себя, что волноваться глупо. Карта не должна была сработать, как бы отец ни верил в то, что все пройдет гладко.

Наконец дверь капитанской каюты со скрипом отворилась, и Слэйт вышел на палубу. Я осталась на месте, наблюдая за ним. Капитан приблизился к Би, и она, шагнув в сторону, уступила ему место у штурвала. Слэйт стал вглядываться в горизонт. Я – тоже, но тумана вперед по курсу не было. Я накрыла ладонью жемчужину на груди.

Кашмир легонько толкнул меня локтем, и я словно очнулась, сообразив, что всю последнюю минуту не дышала. Как хорошо, что Каш рядом, подумала я и незаметно пихнула его в ответ. Моя проблема состояла в том, что где-то в глубине души я осознавала: карта – настоящая.

– Ну, что вы думаете? – поинтересовался Кашмир по-французски, глядя на Слэйта. – Сколько еще времени пройдет, прежде чем он сдастся? Несколько дней? Несколько недель?

Попав на корабль, Каш уже бегло говорил на нескольких языках. Я научила его читать, а он за это обучил меня основам французского. Благодаря этому он мог прилюдно отпускать рискованные шуточки, которые я понимала.

– На это определенно потребуются недели, – ответила я с деланым равнодушием. – Он будет целыми днями изучать горизонт, потом ложиться спать, а утром снова выходить на палубу и смотреть вдаль. Так может продолжаться довольно долго.

– Что ж, ладно, – сказал Кашмир и, скрестив руки на груди, посмотрел на воду за бортом. – Ротгут говорил, здесь можно ловить лобстеров.

– Мне он тоже про это говорил. Причем с большой горячностью.

– Он всегда заводится, когда речь идет о еде.

– Естественно. Прежде чем стать корабельным коком, Ротгут был монахом.

– Кстати, о еде. Вы не проголодались? Может, позавтракаем? В камбузе еще осталась холодная пицца – если только Ротгут ее не доел.

Я рассмеялась:

– Нет, я пока не голодна. Но я рада, что мы запаслись продуктами на случай, если из-за него нам придется болтаться в море неизвестно сколько. – Я указала подбородком на капитана. При этом обратила внимание, что лицо Слэйта с устремленным вдаль взглядом было очень сосредоточенным – казалось, он видел нечто такое, чего не могли видеть остальные.

Я посмотрела в том же направлении, и у меня перехватило дыхание. Впереди колебалась пелена тумана. Она была еще тонкая, словно кисея, но быстро, буквально на глазах сгущалась. Нью-Йорк исчез у нас за кормой, словно мираж. В ушах у меня запульсировала кровь. Снова налетел порыв ветра, но на сей раз он дул с противоположной стороны, и пряди волос закрыли мне лицо. Он принес с собой какой-то новый запах, непохожий на пряно-солоноватый аромат, к которому мы успели привыкнуть, находясь в гавани Нью-Йорка.

Сгустившись, туманная дымка начала быстро таять, и вскоре перед нами уже опять до самого горизонта расстилалась ярко-синяя морская гладь.

Карта сработала.