– А вы не ругайтесь, не кричите, это уже оскорбление при исполнении… – говоря все это, сержант Грищенко продолжал судорожно улыбаться, хотя левый уголок рта стал уже заметно подрагивать. – Разве вы не знаете о новом постановлении правительства?
– Я новости не смотрю, – угрюмо буркнул Сидоров. – И чем же они нассегодня порадовали?
– С сегодняшнего дня вступает в действие новая правительственная программа «От улыбки станет всем светлей!» – казалось, что стаж порядка сейчас расплачется. – С целью повышения морального уровня наших граждан ходить с хмурыми лицами по общественным местам строго воспрещается вплоть до изоляции.
– Вы издеваетесь надо мной? – Петр Иванович снял свою шляпу и носовым платком вытер вспотевшую лысину. Потом лицо его озарилось счастливой догадкой, – Я понял! Это, наверное, какие-то съемки? А где же вы спрятали камеру? По какому каналу покажете?
На милиционера было страшно смотреть. Физиономия его побагровела, маленькие глазки настолько глубоко утонули в опухших веках, что, казалось, исчезли вовсе. Из последних сил держалась только улыбка, хотя и та все больше и больше походила на гримасу.
– Попрошу серьезнее отнестись к моим словам! – с трудом выдавил он из себя. – Да что же за народ пошел! Ничему уже не верит! Вы, думаете, первый у меня сегодня? Нет, и даже не десятый! Пройдемте в отделение!
«Это просто абсурд!» – подумал гражданин Сидоров, заходя в комнату милиции с непременной железной клеткой, в народе именуемой обезьянником.