Глава четырнадцатая
Жизнь покатилась растительная: неспешные прогулки по микрорайону, мелкие покупки, готовка, уборка. Хорошо, что они в Жаброво живут, тут хоть можно свернуть в сосны и идти по натоптанным дорожкам, лишь иногда встречая гуляющих. Но однажды свернуть она не успела, её окликнула Полина. Сюрприз был неприятный. Девчонка упорно не отставала от неё, вцепилась как репей, сказала, что ей позарез нужны деньги. В ответ Лина вынула из сумки бумажник и показала его содержимое: несколько сотен и мелочь.
– Полина, я уволилась. Теперь у меня нет денег.
– Попроси у своего Ивана.
– А мне не надо, – обозлилась Лина.
– Ты собака на сене! Богатого мужика отхватила, а денег у него не берёшь и другим не даёшь!
– Откуда ты знаешь, что не беру? Я, может, те, что вчера взяла, на бриллианты потратила.
Чтобы отцепиться, Лина долго водила её по микрорайону, пока, наконец, не вывела к остановке.
– В центр поеду!
И быстро соскочила через четыре остановки, когда автобус, делая круг по микрорайону, делал остановку в сотне метров от той, на которой она садилась.
Через неделю одолела скука. В тот день Иван уехал на два дня в Москву, и Лина решила прокатиться в центр и пошляться по новому торгово-развлекательному комплексу. Она подводила глаза и чуть не окривела, дёрнувшись от неожиданности, когда в дверь внезапно постучали. Извне проникнуть в подъезд можно было или с кем-нибудь, или если кто-то из соседей открыл, не спрашивая. С какой целью? Либо коробейники, либо сектанты, либо домушники. Соседи к ним не заходили, не было среди них знакомых, да и вообще никто к ним не ходил, жили они здесь на птичьих правах, просто однокурсник Санталова уехал на полгода за границу и пустил его пожить до покупки собственной квартиры. Если из знакомых, то позвонили бы предварительно. Не желая испытывать судьбу, она сделала вид, что её тут нет. Долбился кто-то долго, но молчал. Часа полтора выждала, потом решила пройтись среди сосен, поскольку было сухо, и даже солнышко проглядывало. И всё-таки зашла в строительный отдел торгового центра, купила дверную задвижку и как могла пришпандорила. По приезде Иван хмыкнул, увидев её приобретение, подкрутил шурупы, выслушал её рассказ, но не придал ему особого значения, да, мол, скорее всего, сектанты или коробейники. А железяка эта от честных людей, злоумышленника она не остановит.
Злоумышленники пришли всего через четыре дня. Санталов уехал в Новогорск опять на пару дней, и в первую же ночь Лина проснулась от щелчка в замке. Некоторое время лежала, соображая, что это, потом вскочила и понеслась на кухню за каким-нибудь оборонительным оружием: нож, молоток. И это вместо того, чтобы позвонить! Она даже не вспомнила про телефон, оставив его на прикроватной тумбочке. Задвижка задержала злоумышленников ненадолго, но всё же дала ей время открыть ящик с посудой. Трое в балаклавах, пьяные придурки, среди которых она легко узнала Игоря. Она ему кричала, что узнала, что посадит, но пьяному море по колено, тем более, в Новогорске он подобным образом уже однокурснице за пренебрежение «отомстил» и не поплатился.
Молоток для отбивания мяса у неё отобрали, а поскольку одного из Игоревых дружков она успела им приложить, то он её свалил на пол и пнул пару раз ногой. Кто-то схватил её за ноги, а она, не желая, чтобы её вытащили в коридор, обхватила руками холодильник. Холодильник не упал, но покачнулся, и с него свалился чайник и попал на ногу нападавшему. Тот от неожиданности отскочил и отпустил Линины ноги. А она рукой нашарила рядом с собой упавшую с холодильника бутылочку. Это была уксусная эссенция, которую она использовала, маринуя сегодня вечером помидоры. Резко оттолкнувшись ногами, она умудрилась сесть и на четвереньках пробежала под столом, выбравшись по другую сторону у мойки. Пробка бутылки была тугая, при мариновании она каждый раз открывала её, поддевая ножом. Теперь же ей было не до техники безопасности. Ухватила зубами, дёрнула и выплюнула. Всё-таки с пробки что-то попало, губы обожгло, но зато она плеснула на ногу стоящего рядом. Он вскрикнул. Второй выбил у неё бутылку из рук, пролив остатки кислоты на собственные руки. Эх, Игорю ничего не досталось! Нет, есть кое-что! Спасибо собственной лени, она не помыла посуду, устав от возни с помидорами, и оставила её в мойке. Схватив грязную сковороду, она двинула ею Игорю по лицу. Не так уж сильно ударила, но он рухнул на пол и остался неподвижным.
Увидев врага поверженным, Лина вдруг резко успокоилась. Она поглядела на покрывшиеся белыми волдырями руки одного и сидящего на полу с разутой ногой другого и сказала:
– Вызывайте скорую, а то инвалидами останетесь.
Оттолкнула ближайшего и ушла в комнату. Взяла телефон, назвала себя, адрес, сообщила, что на неё совершено нападение, что нападавшие облиты кислотой и требуется медицинская помощь. Потом так же спокойно позвонила Ивану и повторила сообщение. Он сказал, что выезжает немедленно и по дороге свяжется с теми, кто может помочь.
Первой появилась полиция, следом за ней поднялись работники скорой, Лине и двум Игоревым дружкам просто обработали места ожогов, посоветовав утром купить спрей, Игоря забрали с травмой лица и болевым шоком. Буквально следом в квартиру вошёл Витецкий с оператором:
– Лина, ты как? Спокойно, господа, я пресса и родственник. Миша, снимай всё тут. Тебя что, изнасиловали?
– Да нет же!
– У тебя кровь.
– Ой, – она оттянула пижамные штанишки. – Это, наверное, от удара в живот.
Лина подняла футболку. На животе проступал огромный синяк.
– Миша, снимай. Ребята, вы что творите? Как вы могли её здесь оставить?
– Она не сказала, что живот…
– А работники скорой её не осмотрели почему?
– Они губы только обработали…
Снова вызвали скорую. Витецкий отправил оператора на машине следом, а сам нагло влез в салон за носилками: «Родственник я, родственник. Дядя родной». Уже по пути ей сказал:
– Полиция уже в курсе, кто нападавшие. Будут теперь давить на тебя, что ты сама их пригласила и побила. Пока твой не подъедет, я от тебя ни на шаг.
Фельдшерица сочувственно ахнула:
– Мажоры что ль какие?
И завопила в рацию:
– Диспетчер, у меня уточнение, похоже, угроза выкидыша вследствие избиения, маточное кровотечение. Тут не в травму надо, а в гинекологию. Там в пятой место есть? Нет? А платная? – вопросительно поглядела на Витецкого, он кивнул. – Перенаправляй на пятую, родственники согласны, – отключилась и сказала. – В гинекологию хрен сунутся, а ещё требуйте психолога.
– Но я же не беременна, – возразила Лина.
– Я не утверждаю, а предполагаю, – пожала плечами фельдшерица.
Витецкий оплатил палату и поднялся на лифте вместе с Линой, сказав, что подежурит до приезда Ивана. Дежурил не зря: через час вслед за ними приехали полицейские. Приехали бы они и раньше, да потеряли их по дороге: сначала в травму заявились, потом уже через диспетчера напали на след. Только тогда появился врач и пригласил их в кабинет УЗИ. Витецкий усадил Лину на кресло-каталку и повёз, заявив, что и в кабинете с ней, родной племянницей, нипочём не расстанется, потому что горит желанием увидеть первый снимок двоюродного внука. При этом шепнул Лине, что, поскольку в полицейской группе появилась женщина, ожидать можно самого плохого. Тут, к счастью, приехал Санталов. И только когда Витецкий уступил ему место, Лина вспомнила, что должна была сказать, но забыла. И, лёжа на кушетке с намазанным гелем животом, она крикнула:
– Дядюшка! Вернись! Это очень важно!
И шёпотом поведала ему о том, что шесть лет назад подобное преступление было совершено в общежитии Новогорского университета. Журналист заметно обрадовался.
– Так, давайте к делу, – сказала сонная врачиха, водя по Лининому животу холодной штуковиной. – Господин новоприбывший, вы, как я понимаю, автор гола?
– Если вы о беременности, то да, – мрачно сказал Санталов. – Месяца два с небольшим?
Блин, его же никто не предупредил, что беременность была придумана на ходу! Но врач кивнула:
– Да, десять-одиннадцать недель. Распечатать фото на память, папаша?
И откуда Иван срок знает? Кажется, она это вслух спросила.
– Я свои косяки помню.
Царапнуло по сердцу. Значит, Линин ребёночек для него косяк? И правду сказала Ирка, что они совсем не романтическая пара?
А тем временем зашла ещё одна врачиха, тоже уставилась на монитор, представилась её палатной и предупредила, что лежать ей на сохранении минимум три недели, из которых первая половина будет строго в горизонтальном положении, даже в туалет нельзя вставать. А полицейской даме заявила, что никаких допросов в палате не допустит, не в том состоянии пациентка, чтобы на неё психологически давили.
В палату Лину отвёз Санталов. Уложив в постель, он попытался её обнять, но она вывернулась из его рук:
– Я сама не знала о беременности, откуда ты знаешь срок?
– Только тогда это могло приключиться… ну, помнишь, между визитами в аптеку принимающей и приглашённой стороны.
– То есть сразу! Да, косяк…
– Я понимаю, что обидел тебя неосторожным словом. Лина, ты молодая женщина, тебе естественно хотеть стать матерью. А я… мне сорок три, в моём возрасте уже внуков ждут. Ну, артисты там, миллиардеры с молодыми жёнами папашами становятся, так там юные вдовы с новыми папами на их капиталы детей дорастят. А случись что со мной? У тебя ни работы, ни квартиры, ни наследства вдовьего. Вот только не вспыхивай! Я от тебя никогда не откажусь, и от ребёнка, конечно. Нужно квартиру покупать, расписаться нужно срочно. Всё это необходимо и независимо от беременности было бы сделано, а радоваться ей я не могу. Надо, наверное, справку взять, чтобы нас расписали по-быстрому?
– А вот с этим спешить мы не будем…
– Значит, обиделась.
– Было бы обиднее, если бы ты попытался сымитировать радость. Артист из тебя так себе, несовпадение желаний простительнее, чем обман. Да не в обиде дело! Я замужем.
– Что?!
Лина поплотнее закуталась в одеяло:
– Сколько раз я репетировала это признание! И всегда представляла себе, что в этот момент нахожусь у тебя под мышкой. И каждый раз трусливо откладывала разговор. А теперь оказывается, что на расстоянии вытянутой руки рассказывать легче. Итак, я замужем, и вообще живу по чужим документам. С той, чьи документы в моих руках, у меня совпадает только фамилия. Только она у меня по мужу, а в девичестве я Озерова. Озерова Ангелина Павловна, двадцать семь лет, родилась в Уремовске, пять лет назад там же закончила филфак университета. Замужем за Ивановым Анатолием, предпринимателем средней руки и средней нравственности.
Глава пятнадцатая
Одиннадцатого декабря с десяти утра до десяти вечера Лина была счастлива. Вот так безгранично счастлива, как только бывало в детстве, только не одиннадцатого, а тридцать первого в ожидании подарка. Ты знаешь, что он уже под ёлкой, только придётся нужного часа дождаться. У неё и дальше как в детстве получилось, когда ждала мишку, а получила книжку.
Двенадцатого у Поли и Мити свадьба. Это Линина однокурсница. Ни разу не друзья, но Лину с Толиком пригласили, потому что половина их бывшей группы приглашена. А сегодня девичник-мальчишник. Мальчишник, как водится, в спорт-баре, а девчонки собрались у Вали, Толиной сестры, на даче. Дача-не дача, так, хороший дом в пригородном посёлке.
Скукотища на этом девичнике смертная. С утра баня. Лина отказалась, сказала, что давление. Она никогда не ходит в общую баню и в бассейн, стесняясь своей полноты и излишне объёмной нижней части. Они вдвоём с Валиной тёткой в четыре руки принялись обед готовить и на стол накрывать. Девчонки из бани приползли косенькие, под парок, чувствуется, приняли немало. Разговоры за столом тянулись обычные: о мужиках, о детях. Периодически Лину уговаривали выпить. Уже темнеть начало, у неё голова разболелась, но о прогулке ей не дали и рта раскрыть. Тогда Лина решила схитрить, сказав, что хочет шампанского. И таким образом вырвалась из дома, посланная в поселковый магазин.
Она действительно купила «Венец Черноморья», хотела пройтись по посёлку, но наткнулась на нетрезвых подростков и всю дорогу бежала. На каком-то повороте оторвалась от преследователей, но продолжала бежать, и уже через пять минут открывала калитку Валиного дома. Остановилась на углу под открытой форточкой, расстегнулась, чтобы охладиться и привести себя в порядок, а то от насмешек не отобьёшься.
Из форточки несло жареными котлетами и гулом пьяных голосов. Видно, подруги гомонили каждый о своём. Потом выделились голоса двоих: Вали и Тамары. Тамара, младшая сестра невесты, насмехалась над внешностью Лины и её глупостью. Такая, мол, не бедная женщина, но неухоженная, и поговорить с ней не о чем. Ни одной модной блогерши не знает, в музыке не шарит вообще. И как мог Толик, парень продвинутый и симпатичный, польститься на такое чмо? Валя ей ответила, что ни одна из здесь присутствующих с Толиком бы не ужилась, потому что враз бы заловили его на чужой бабе. А у Лины ума не хватает понять, что её братик не ходит налево, он там постоянно находится. Вот и сейчас вместо мальчишника он завис дома со своей нынешней кассиршей, а Валю попросил задержать Лину у себя до утра. А жена она что надо: дома порядок, деньги свои она в его бизнес вложила. А что нос большой и ж… тоже, так Толя по этому поводу пословицу ей сказал: «Ничего, что морда овечья, лишь бы п… человечья».
И тогда ещё Лина не поверила. Ну, не мог так Толик о ней говорить, он, конечно, порой посмеивается над женой, но всё равно нежный и внимательный. А подруги… да какие они подруги? И зачем Лина согласилась идти на эту свадьбу, тем более, ехать на эту дачу? Тихо закрыла за собой калитку, дошла до следующей улицы и даже такси вызывать не пришлось, как раз у углового дома пассажиры выгружались.
Вот в десять вечера её счастье закончилось, потому что ключ она не смогла до конца в замочную скважину впихнуть, значит, другой ключ изнутри вставлен. Нажав на кнопку звонка, услышала визгливый бабий голос:
– Толечка, пиццу привезли!
Теперь сразу всё встало на свои места. Лина выхватила из пакета шампанское и, сорвав с горлышка фольгу, стала раскручивать мюзле. Когда дверь распахнулась, она наставила на них бутылку и сказала:
– Нет, Толечка, это не пицца, это передаёт привет твоя сестрица! Сказала, что ты тут новую овцу шпилишь! – и окатила их шампанским. – Совет вам да любовь, но не в моём доме! Оба на выход!
– Толя, это что за чучело?! – возмутилась визгливая баба.
Толя молча вытирал физиономию. На площадке остановилась бабка с четвёртого этажа. Это она что, пешком поднимается? Лифт не работает или любопытство пригнало? Лина сказала:
– Ну, я жду!
– Лина, не при людях же, – схватив её за руку, прошипел он.
– Да ладно, Валька на весь девичник про твои подвиги рассказывала. Что же ты молчал, бедненький? Давно бы свалил, если со мной так плохо!
Ну, сглупила! Надо было войти в квартиру и выпихивать преступную пару, а она стояла на площадке и ждала, когда они уйдут. А эта баба вдруг толкнула её что есть силы. Покатилась Лина по ступенькам и… всё. Болью полыхнуло почему-то в глазах и в спине. И пришла она в себя на следующий день. Перевязаны нос и щека, саднит в паху. Пришедшая с обходом врачиха-садюга изложила её потери сухо и без сантиментов: выкидыш с последующей чисткой, сломан нос и счищена щека, лёгкое сотрясение. Долго держать здесь не будут, через несколько дней выпишут долечиваться амбулаторно у гинеколога и лора. Ноздря порвана, да, и на лице шрамы останутся. Но всё это считается нанесением лёгкого вреда здоровью.
Лина поняла, что с врачихой уже успела пообщаться эта… кассирша. Но следом за ней и Толик пришёл с передачей!
– Ты идиот? – повернулась она к нему изумлённо.
– А ты подумай хорошо, кому ты нужна будешь, – выпалил он.
– Я себе нужна. Пошёл вон!
Потом пришёл папа и, даже не спросив, как она себя чувствует, стал уговаривать её не пороть горячку и простить мужа.
– И ты недалёкого ума…
Взяв с тумбочки телефон, она дозвонилась до собственной конторы и договорилась с одним из юристов о том, что он займётся продажей её части Толиного бизнеса. Уже после обеда она тут же в палате подписала доверенность на него. А ещё попросила не пускать к ней посетителей.
Глава шестнадцатая
Вечером в отделении началось движение. Оказалось, на трассе неподалёку КАМАЗ влетел в междугородний автобус. Одна из пострадавших попала к ним в палату. Наутро они поговорили и даже посмеялись над совпадениями, несмотря на трагические обстоятельства. А совпадений было довольно много. Обе Ивановы, только вторая – Алина. «Вся-то разница – нге», – смеялась она. Обе учительницы по образованию, только Ангелина филолог, а Алина – учительница начальных классов. У них даже травмы оказались похожими. У Алины лицо травмировано стёклами, шрамы почти такие же ужасные, и ребёнка она потеряла, правда, на куда более позднем сроке. Лина своей потерей была потрясена, но она всего полсуток знала о своём положении и ещё не успела почувствовать себя матерью и погрезить о будущем. А Алина весьма цинично заявила, что выкидыш облегчает её положение: жених, который вёз её с севера в Уремовск к матери, в этом же автобусе погиб, а родни у неё не осталось, Алину бабушка воспитывала, её нет уже несколько лет.
Когда к Лине всё-таки прорвался Толик, Алина со своей койки изумлённо таращила глаза, наблюдая, как Толик уговаривал Лину отозвать доверенность, то угрожая, то умоляя. После его ухода она спросила:
– Эй, подруга, как ты в такое дерьмо вляпалась? Он же всеобщий приз!
– Это как?
– Если у него что получается, то только через баб. Руками он делать ничего не умеет.
И Лина невольно засмеялась: а ведь правда!
Ей нравилась грубоватая речь однофамилицы и своеобразный юморок, она завидовала её жизнелюбию и уверенности. Только встав с постели, с наклейками на подбородке и носу, она уже пересмеивалась с мужиками на лестнице запасного выхода, стрельнув у них сигарету. Когда Лина высказалась по поводу того, что с их травмами не стоит пугать людей, она отрезала:
– Не бывает некрасивых женщин, бывают дуры, не уверенные в себе. У меня директриса была с нижней частью пятьдесят шестого размера. Когда она плыла, покачивая своей кормой, мужики руки складывали как футболисты перед штрафным ударом. А ты из своей толстой ж… трагедию делаешь! Заживут наши порезы, и снова мы красотки!
Алина совсем мало рассказывала о себе, только когда Лина об этом прямо спрашивала. Не могла не спросить о том, как это учительнице можно так мерзко материться.
– О, ты ещё не слышала, как ругаются мои второклашки, – хрипло захохотала однофамилица. – Наши Черемхи – посёлок, вокруг которого на многие десятки километров шахты, а сам посёлок разросся на десяток с чем-то тысяч жителей, не считая вахтовиков. А жители-то, в основном, из отсидевших. Так что в семьях… сама понимаешь. Но зато невестам раздолье, в женихах дефицита нет. Ну, я, как выпишут, назад отправлюсь. Есть там у меня запасные варианты, а может, ещё кого перспективнее найду.
Тем же вечером Алина закашлялась. Соседка их, тётка в годах, кляла её за курение и грозила пожаловаться палатной. Но к утру у неё подскочила температура, и стало понятно, что курение тут ни при чём. Пришли люди в скафандрах и взяли у всех мазок. Из палаты выходить запретили, сказали, что Алину отправят в областную инфекционную больницу, а остальных – в обсервер. Через пару часов забрали не её, а почему-то пожилую соседку, которая к этому времени тоже затемпературила. Впрочем, вскоре увезли и Алину, только в другой госпиталь, который недавно открыли в здании санатория. А к вечеру пришлось отправлять в инфекционную двух оставшихся, которые тоже закашляли.
Перед отъездом Лина не смогла найти телефон.
– Да прохиндейка эта его сперла, больше некому, – прохрипела последняя из палаты. – Кто-кто… подружка твоя!
Условия в больнице были не очень. Палата на шесть коек, потом ещё в проходе два топчана поставили. Впрочем, Лине было так хреново, что не до претензий. В какой-то момент очнулась от того, что рядом что-то хрипело, а по голове стучало. Оказывается, она даже не почувствовала, что её перетащили в реанимационную палату и подключили к аппарату искусственного дыхания. Это помогло. Через два дня переключили на другой аппарат, который хоть по голове не стучал. Ещё через несколько дней врач, такая же гуманистка, как и та, что в предыдущей больнице, сказала:
– Не ожидала, что вытащим. С таким повреждением носовой перегородки, да с лишним весом… повезло вам. Либо возраст молодой поспособствовал, либо жить очень хотелось.
А жить и вправду хотелось. Когда было совсем плохо, она, хрипя и задыхаясь, вспоминала об отце, о муже, о подружках подколодных и клялась себе: «Всё равно выживу назло вам всем! Изменю свой характер! Буду как Алина, нахрапистая и остроумная. Пускай я тугодум, зато память хорошая. Напридумываю домашних заготовок, из интернета фраз хамских надёргаю. Всех порву, только бы выжить!»
Лине было сказано, что назавтра её на два часа отключат от ИВЛ, на следующий день перерыв будет подольше, ну, и так далее. Но на следующий день её отключили насовсем и перевели в прежнюю палату, да ещё на топчан, а под её аппарат положили мужика. Он, мол, в критическом состоянии, а аппаратов свободных нет. Лина промолчала, не в её характере своего добиваться, только подумала, что ладно, что отец и муж, не дозвонившись, не разыскали её и не передали телефон, так они ещё и не поговорили с врачом и не предложили ей оплатить хорошее отношение к пациентке.
За ночь на твёрдой клеёнчатой кушетке так сковало спину, что хоть волком вой. И Лина подумала, что, хотя силёнок совсем нет, но их в этой больничке и не наберёшься. Новый год пропустила, но хоть старый дома можно встретить по-человечески. И обратилась к палатной врачихе с просьбой о выписке.
– Не рано? А впрочем, как хотите, – на ходу бросила она ей.