Ведьмин пес

Глава 1

Энджи проснулась от заливистого злобного лая. Открыв глаза, девушка увидела черного пса, застывшего на пороге. Жужу, ее маленькая и отважная собачка, сотрясалась от ярости и была готова насмерть защищать свою хозяйку.

Девушка испуганно смотрела на нежданного гостя. Неплохо разбираясь в собаках, она не могла с уверенностью определить породу. Это мог быть волк, но лесные хищники ассоциировались у Энджи исключительно с серым окрасом, а пес был откровенно черным. Явной агрессии он не проявлял, но Энджи чувствовала исходящую от него опасность.

– Пошел вон! – крикнула она и бросила в пса журнал, который листала перед сном.

Любая собака обязательно отреагировала бы на летящий в нее предмет если не бегством, то хотя бы прыжком в сторону. Но этот даже уши к голове не прижал. Спокойно посмотрел на упавший в шаге от него журнал и снова уставился на нее.

«Какая у этой странной собаки железобетонная психика, – подумала Энджи, – мне бы такую».

Жужу, стоя на краю лежанки, все еще продолжала истерично лаять. Голос малышки утратил привычную звонкость и стал хриплым. Черный пес довольно флегматично наблюдал за прыжками странного зверька, похожего то ли на кошку, то ли на крысу, и, судя по всему, не воспринимал его ярость всерьез. Это было и понятно, ведь по размерам он превышал смелую, но миниатюрную Жужу в десяток раз. Наконец пес презрительно фыркнул и исчез в ночи.

– Детка! – окликнула собачку Энджи. – Он ушел, иди ко мне.

Все еще дрожа от злости, та, поскуливая, посеменила к хозяйке. Лизнув девушку в нос, она легла на краю постели, а не залезла, как обычно, под одеяло. Жужу явно не доверяла этому псу и разместилась так, чтобы видеть входную дверь.

Энджи вздохнула и облегченно растянулась на лежанке. Она попыталась найти более удобное положение для сна, но сделать это было непросто.

«Кто бы мне месяц назад сказал, что я буду спать на матрасе, набитом сеном, никогда бы не поверила», – ворчливо думала девушка, ворочаясь с бока на бок.

От грубого ложа все тело болело, а вчера, переодеваясь, она обнаружила на бедре огромный синяк, и все из-за этого клочковатого матраса.

«Когда же мы отсюда уедем, – томилась Энджи, – я хочу выспаться на нормальной кровати с чистым постельным бельем. В конце концов, я хочу принять душ, а не мыться частями под этим древним рукомойником!»

Она с отвращением посмотрела на висящий около входа железный сосуд для умывания. Когда-то он был синим, но из-за безобразных ржавых подтеков сейчас его цвет не имел названия.

«Это же Средние века какие-то. Никогда раньше не думала, что люди до сих пор так живут!»

Энджи кинула взгляд на материнскую постель, но та была пуста. Сейчас была глубокая ночь и сплошная темень за окном, и только полная луна сумрачно выглядывала из-под нависших туч. Девушку не сильно взволновало отсутствие матери в такое время суток, ведь эти странные ночные отлучки стали здесь обычным делом.

Когда в первый раз, проснувшись ночью, Энджи увидела рядом пустую койку, она спокойно ждала мать минут пятнадцать. По ее расчетам, этого времени с лихвой должно было хватить на справление всех физиологических потребностей, которые могут ночью поднять человека с постели. Но мать не возвращалась. Энджи вышла на крыльцо, но и во дворе той не было.

«Может, они опять секретничают?» – подумала девушка.

Стучаться ночью в комнату к «ведьме», как Энджи про себя называла хозяйку дома, не было никакого желания. Спустившись по ступенькам, она обошла вокруг, чтобы заглянуть в окно старухи и удостовериться, что мать там. Но через плотные занавески не пробивалось ни одного луча света. Значит, «ведьма» или спит, или они с матерью куда-то ушли. Но куда тут можно ночью пойти? Глухой лес стеной обступил крошечный домик бабки Прасковьи, на ближайшие несколько километров не было ни одной живой души.

Энджи стало страшно. Мать исчезла, а она осталась одна в этом забытом богом и людьми жутковатом месте. Идти ночью на поиски в лес показалось плохой затеей, и девушка вернулась в дом.

«Почему мы здесь сидим? – спрашивала она себя, прислушиваясь к звукам за дверью. – Что маму здесь держит? Как можно здесь жить? А эта жуткая старуха… У меня от нее мороз по коже. Если мать к утру не появится, уеду одна. Пусть остается, если ей здесь нравится, а мне надоело».

Через час Валентина вернулась. На упреки и взволнованные вопросы дочери ответила лишь кратким:

– Так надо, осталось недолго.

Сочтя, что инцидент исчерпан, она легла и повернулась лицом к стене. Еще долго кипя от возмущения, Энджи окончательно решила, что завтра покинет это место. С нее хватит!

Утром она забралась в машину и повернула ключ зажигания, но вместо ровного гула мощного мотора с ужасом услышала сначала зловещее клокотание, а затем и тишину. Снова и снова девушка прокручивала стартер и пыталась завести машину, но безуспешно. Новенький, только из салона «лендкрузер» наотрез отказывался куда-либо ехать. Это было непонятно и возмутительно.

«Ну, погодите! – кипела она бессильной злостью, проклиная нечистых на руку автодилеров, что подсунули бракованную машину. – Вот я до вас доберусь, тогда пожалеете!»

Изрыгая проклятия и угрозы, Энджи на самом деле абсолютно не представляла, как ей из этой глухомани до них добраться на сломанной машине. Следуя скорее стереотипу, чем желанию реально разобраться в причине поломки, она решительно открыла капот и беспомощно уставилась на его содержимое. Минуты бессмысленного созерцания непонятных трубок и коробок хватило, чтобы понять, что все это безнадежно.

Энджи была страстной автомобилисткой и за свою жизнь сменила не одну машину, но никогда не считала нужным вникать в ее внутреннее устройство. Она изредка открывала капот лишь для того, чтобы долить омыватель для стекол. На этом знание конструкции автомобиля заканчивалось. Никогда Энджи не пыталась в этом хоть немного разобраться. Да и зачем? Если возникали проблемы, всегда можно обратиться к профессионалам, и они все починят. А что ей делать сейчас? Где найти автосервис, если на ближайшие пару десятков километров и машин-то ни у кого нет?

Ситуация казалась безвыходной. Идея идти пешком через лес до ближайшей деревни с чемоданом в руке звучала безумно. Но даже если бы она решилась на подобное безрассудство и приперлась бы в эту дыру, то дальше-то что? Вызывать такси? Это могло показаться хотя бы смешным, если бы у нее работал телефон. Но ее супер-пупер-айфон последней модели уже два дня как разряжен, а подзарядить его в этой хибаре негде. В первый же день она обшарила все закоулки старого дома в поисках заветной розетки, но так и не нашла. Но даже если бы шкала зарядки пополнилась на все сто процентов, то вряд ли бы это позволило использовать смартфон по прямому назначению. Еще доживая свои последние минуты, он не ловил никакой сети. Чудо связи стоимостью в полсотни тысяч рублей оказалось здесь абсолютно бесполезным и годилось разве что для колки орехов.

«Вот попала», – чуть не плакала Энджи.

Мать вышла из дома и насмешливо спросила:

– Не заводится?

Дочь вздрогнула и раздраженно ответила:

– Да, не заводится! А что тут смешного?

Та пожала плечами:

– Да ничего, ты не волнуйся, когда надо будет – заведется.

– Что значит «когда надо»? – возмутилась Энджи, но вопрос повис в воздухе. Развернувшись, мать вернулась в дом.

«Как это все понимать? – не могла успокоиться девушка. – Странная она какая-то».

Глава 2

А мать действительно вела себя странно. Впервые увидев ее после таинственного исчезновения, Энджи кинулась в материнские объятия. Мать никогда не была склонна к пылкой демонстрации родственных чувств, но раньше они у нее хотя бы были. Но тогда, обнимая Валентину в старом, заброшенном доме в Глухово, Энджи поняла, что с таким же успехом можно прижимать к себе дерево в лесу. Обнимая мать, она не чувствовала от нее никакого эмоционального отклика или хотя бы намека на радость от встречи, а лишь холодность и равнодушие.

Энджи отстранилась и пытливо взглянула матери в лицо. Валентина смотрела на дочь спокойным, невозмутимым взглядом.

– Мама? – спросила тогда она, как будто сомневалась в том, что эта женщина не чужая.

– Здравствуй, – ответила Валентина и кивнула на скамью: – Давай присядем.

– Мама, где ты была? Мы тебя везде искали. – Девушка не сводила глаз с прекрасного лица.

– Я была не совсем здорова.

– Ты больна? – удивленно спросила дочь, любуясь безупречной кожей.

– Была, но уже нет, – улыбнулась уголками рта Валентина, – сейчас я здоровее, чем когда-либо раньше.

– Ты живешь здесь? – спросила Энджи, озираясь на запыленные стены старого дома и паутину по углам.

– Нет, я живу у твоей прапрабабушки Прасковьи.

– А разве это не ее дом?

– Нет, она уже давно живет в другом месте.

– А что с тобой случилось? Чем ты была больна?

– Это уже неважно, все позади.

Энджи взяла мать за руку.

– Мы так волновались… Отец поднял на ноги всех, МЧС неделю тебя искало, прочесывали лес, и вертолеты все здесь облетели, но безрезультатно.

– Да, я знаю, – ответила Валентина и замолчала, видимо, считая, что эта тема исчерпана.

– Мама, я так рада, что ты жива. Ты так внезапно уехала и пропала. Твой водитель позвонил Игорю, отцу. Они приехали тебя искать, но никаких следов не нашли.

– А как ты меня нашла? – сдержанно спросила мать.

– Я сама не знаю, просто села в машину и приехала сюда. Меня как будто кто-то вел в этот дом.

Энджи протянула руки, чтобы обнять мать, но та лишь бесстрастно улыбнулась одними губами. Взгляд серых, стальных глаз оставался отстраненным. У Энджи невольно опустились руки. Эта безмятежность и холодность уже не на шутку ее пугали.

– Когда мы поедем домой? – осторожно спросила она.

– Чуть позже, – вставая, ответила Валентина, – а теперь пойдем, я познакомлю тебя с прапрабабушкой Прасковьей.

Даже не оглянувшись, чтобы проверить, идет ли за ней дочь или нет, Валентина вышла за дверь. Энджи подхватила в одну руку Жужу, а в другую тяжеленный чемодан и последовала за ней.

Узнав от матери, что Прасковья живет в «другом месте», Энджи никак не ожидала, что оно окажется глубоко в лесу. Продираясь вслед за матерью сквозь кусты, она перехватывала тяжелый чемодан из одной руки в другую, боясь отстать и проклиная про себя и прапрабабку, и мать. Валентина хорошо ориентировалась в кромешной тьме и уверенно шагала вперед, обходя ямы и поваленные деревья. В отличие от нее, Энджи то и дело спотыкалась и падала, собирая на пути все возможные рытвины. Чтобы облегчить себе путь, она спустила Жужу с рук. Но крошечная собачка чувствовала себя неуютно в глухом лесу и путалась под ногами, создавая дополнительные препятствия.

– Мама, подожди же! – взмолилась наконец Энджи, свалившись в очередную яму.

Та на секунду обернулась, поднырнула под лохматую ветку старой ели и скрылась из глаз.

– Вот же черт! – поспешно поднимаясь, выругалась Энджи. – Не хватало еще здесь среди ночи заблудиться.

Когда они наконец достигли дома Прасковьи, девушка была измотана напрочь. Потирая ушибы и ссадины, она злилась на мать, которая вынудила ее на такой марш-бросок.

«Даже не проверяла, иду ли я еще за ней или уже сломала шею», – ворчливо думала она.

Знакомство с прапрабабушкой Прасковьей не улучшило ее настроение. Сгорбленная старуха при знакомстве с праправнучкой не проявила никаких родственных чувств, а лишь хмуро кивнула на широкую скамью у окна:

– Здесь будешь спать!

Ни «здравствуй, тебе, внучка», ни «чем бы угостить ненаглядную кровинушку», а лишь, как собаке, указала место, и все.

«Ну и семейка мне досталась, – думала Энджи, ворочаясь на клочковатом матрасе, брошенном ей старухой, – никто мне здесь не рад, и чего я сюда приперлась!»

Усталость взяла свое, и, несмотря на жесткое, неудобное ложе, Энджи быстро уснула. Проснулась она, почувствовав язычок Жужу на своей щеке.

– Жужу, ну дай поспать! – отмахнулась девушка, но услышав рядом скрипучий голос, открыла глаза.

– Давай, вставай! – командовала замшелая старуха. – Хватит бока пролеживать!

Энджи с ужасом уставилась на прапрабабку. При свете дня та выглядела еще более непригляднее, чем вчера ночью при свете лучины, – согнутая, худая спина, трясущаяся голова с седыми клочками волос и лицо, испещренное такими глубокими морщинами, что это казалось неестественным.

«Ну и ведьма, – подумала Энджи, – сколько же ей лет?»

– Чего пялишься? – злобно прошипела та. – Не нравлюсь?

Энджи была хорошо воспитана, поэтому предпочла промолчать. Стараясь не смотреть на Прасковью, она поднялась с «кровати» и начала молча натягивать джинсы. Старуха стояла поодаль и внимательно наблюдала за девушкой. Находясь под ее неотступным взглядом, та начала нервничать:

«Чего она на меня так смотрит?»

Наскоро одевшись, Энджи выскочила на улицу и с наслаждением вдохнула чистейший воздух. Солнце поднялось над лесом и освещало малейшие закоулки, забираясь даже под раскидистые листья папоротников. Каждый листочек, каждая травинка, наполненная светом, сияла и радовала глаз. Воздух звенел от птичьего хора, где каждый вел свою партию, но, сливаясь, птичье чирикание звучало священным гимном жизни.

«Как хорошо!»

Энджи не смогла остаться равнодушной к торжеству природы. Раскинув руки и зажмурив глаза, она подставила лицо под нежные солнечные лучи и замерла, впитывая в себя тепло и энергию. Прасковья вышла на крыльцо и молча наблюдала за девушкой. На секунду в сумрачных глазах промелькнуло что-то похожее на улыбку.

После скудного завтрака Энджи в сопровождении матери вернулась в Глухово за машиной. Пробираясь назад между деревьев, она с замиранием сердца слушала, как ветки скребут блестящие бока новенького автомобиля. В который раз за это утро Энджи задалась вопросом:

«Какого черта я сюда приперлась?»

День проходил за днем, а они с матерью не уезжали. После неудавшегося бегства Энджи смирилась со странной поломкой машины и почти уже привыкла к неустроенному, суровому быту в доме Прасковьи. Умываясь под ржавым умывальником и расчесываясь перед запыленным окном, она с трудом могла представить себя в пенной ванне или в дорогом ресторане с бокалом французского вина. Все это казалось картинками из чужой, нереальной жизни. Разглядывая обломанные ногти с остатками когда-то роскошного маникюра, Энджи тяжело вздыхала:

«Попаду ли я еще когда-нибудь в косметический салон?»

Глава 3

После визита черного пса Энджи вышла утром на крыльцо и с удивлением увидела его во дворе. Жужу тоже узнала ночного гостя и, забившись хозяйке в ноги, утробно зарычала. Пес не обращал на них никакого внимания, но зато не сводил глаз с Валентины. Стоило той удалиться от дома более чем на десяток метров, как он вставал и следовал за ней. Мать никоим образом не поощряла его преданность, но и не прогоняла от себя.

– Доброе утро, мама! – поздоровалась Энджи.

Услышав дочь, та повернула голову и величаво кивнула.

– Что это за собака? – спросила девушка. – Она ночью нас сильно напугала.

Пес как будто догадался, что речь идет о нем, повернул голову и внимательно посмотрел на девушку. Во взгляде не было злобы или агрессии, но Энджи почувствовала себя неуютно, а Жужу зарычала чуть громче.

– Это собака Прасковьи, – небрежно ответила мать.

– Я раньше ее здесь не видела…

Валентина кинула на дочь непроницаемый взгляд и, отвернувшись, сказала:

– Собирайся, завтра мы уезжаем.

– Наконец-то, – обрадовалась Энджи, – а почему завтра? Что нам мешает уехать сегодня?

– Мне еще нужно закончить кое-какие дела, – сухо ответила мать.

– Какие у тебя здесь могут быть дела?

Валентина ничего не ответила. Поднявшись в дом, она зашла в комнату старухи и плотно прикрыла за собой дверь. Черный пес дошел до крыльца, остановился и, устроившись около, прикрыл глаза. Он явно взял на себя обязательство охранять Валентину и исполнял свою службу с должным усердием.

До самого вечера мать не покидала комнату Прасковьи. Саму старуху девушка сегодня тоже не видела. Еще вчера она обратила внимание, что «ведьма» вышла на улицу всего пару раз, а ведь обычно та сновала туда-сюда как заведенная. Наблюдая за скрюченной, замшелой, как столетний пень, Прасковьей, Энджи не могла не подивиться ее энергии.

Однажды, увязавшись за прапрабабкой и матерью в лес, она достаточно скоро об этом пожалела. Рассчитывая на приятную, неспешную прогулку, Энджи снова попала на такой же марш-бросок, который ей устроила мать в день приезда.

Но то, что было приемлемо для спортивно сложенной Валентины, удивляло в этом «божьем одуванчике». Ведь прапрабабка была не только очень стара. Вся ее иссохшая до костей фигура производила впечатление немощи и слабости, что на деле оказалось обманчивым. Взяв изначально немалую скорость, бабка летела по лесу, как локомотив, и за два часа не присела ни разу. Целью прогулки была редкая лечебная трава, время сбора которой было ограничено из-за быстрой утраты свойств на какой-то там день цветения. Пробираясь вслед за старухой и матерью сквозь бурелом и утопая чуть ли не по колено в болотной жиже, Энджи прокляла ту минуту, когда решила с ними «прогуляться». Когда же они, наконец, добрались до места и девушка без сил свалилась на траву, Прасковья была полна сил и энергии. Живенько обирая цветочки с какой-то чахлой поросли, она вовсю костерила «молодую бездельницу». После этого Энджи уже не напрашивалась на совместные прогулки, а они ее больше и не приглашали.

И теперь, проводив мать глазами, Энджи злорадно подумала:

«Неужели приболела карга старая? Не хватало, чтобы мы из-за нее зависли тут еще на пару недель».

Только подумав, она тут же устыдилась своей черствости:

«Негоже радоваться чужой беде, тем более болезни пожилого человека. Еще неизвестно, что со мной будет, когда я доживу до такого возраста. Не дай бог, конечно».

Когда мать наконец вышла из комнаты Прасковьи, уже стемнело. Не взглянув на сидящую на крыльце Энджи, она торопливо направилась по тропинке в лес. За ней трусил ее неизменный страж – черный пес.

– Мама, ты куда в такую темень? – крикнула девушка матери в спину, но Валентина даже не обернулась.

«Куда ее опять понесло?» – почему-то разозлилась Энджи.

Ночь была тиха, и чистое небо позволяло любоваться россыпью звезд. Зрелище было великолепное: как будто кто-то щедрой рукой бросил горсть драгоценных камней на черный старинный бархат. Откинувшись на локти и запрокинув голову, Энджи пыталась угадать созвездия, которые когда-то изучала в школе. Но кроме Большой Медведицы, ничего найти не смогла.

– Акулина! – услышала она из дома глухой, старческий голос.

«Кого это она зовет?» – удивилась Энджи.

– Подь сюда, свиристелка! – голос старухи звучал хоть и слабо, но требовательно.

– Вы кого зовете? – решилась полюбопытствовать девушка.

– Да тебя, дура, кого же еще! – ворчливо ответила та.

– Но меня Энджи зовут!

– Воды подай, говорю! – сердито воззвала Прасковья.

Энджи не хотелось заходить в комнату к прапрабабке, но отказать старой женщине в глотке воды она тоже не могла. Зайдя в дом, девушка зачерпнула кружкой из стоящего в углу ведра и проскользнула в комнату старухи. Тонкая лучина чадила, догорая на столе, и в комнате было почти темно. От запаха травы, тлеющей в плошке, у Энджи закружилась голова.

«Ну и вонища!» – подумала она.

Присмотревшись, девушка разглядела в углу постель с лежащей на ней Прасковьей.

– Ну что встала, неси сюда, – ворчливо сказала та и тут же захлебнулась сухим кашлем.

Энджи поспешила к ней. Протянув кружку, она тут же хотела уйти, но старуха схватила ее за руку. Девушка попыталась вырваться, но крючковатые сухие пальцы крепко вцепились в запястье. С испугом посмотрев на Прасковью, Энджи встретила исступленный, горячечный взгляд, который с каждой секундой становился все бессмысленней и вдруг совсем затух, стекленея. Старческие пальцы бессильно разжались, рука плетью упала на постель. Глядя на запрокинутый, еще более заострившийся профиль, Энджи поняла, что старуха мертва.

Застучал по стене висящий на одной петле ставень. Вздрогнув, девушка оглянулась на звук. Спокойствие и безмятежность природы сменились на неизвестно откуда взявшийся ураган. Яростно завывая, он то и дело ожесточенно дергал беззащитный ставень, как будто хотел оторвать его от стены. Мощные деревья, как тонкие лозы, гнулись под его напором, теряя ветви и листву. Некоторые не выдерживали и с глухим стоном ломались. Горестно кряхтя, они валились ниц.

Старый дом мужественно сопротивлялся злобному напору, но его хриплые стоны и печальное звяканье слетающей с крыши черепицы говорили о том, как ему приходится нелегко. Энджи, затаив дыхание, с каким-то странным восторгом прислушивалась к этой борьбе. Ей хотелось выйти и, раскинув руки, отдать себя во власть бушующей стихии, стать ее частью.

Но внезапно налетевший ураган так же внезапно и пропал, как будто растворился в воздухе или запутался в листве чудом устоявших деревьев. Лишь пара поваленных гигантов и оторванные сиротливые ветви говорили о том, что минуту назад здесь бушевала буря.

Энджи вздохнула и, накрыв Прасковью с головой простыней, направилась к выходу. Потянувшись к ручке, она чуть не получила удар по голове резко распахнутой дверью. Девушка еле успела отскочить и с удивлением уставилась на возникшую в проеме разъяренную мать.