Кинжал Челлини

Глава четвертая

Мы сидели в машине возле двенадцатифутовой стены, окружавшей владения Бретта. В предгорье было темно, прохладно и тихо. Мы не могли разглядеть ни стены, ни автомобиля, ни друг друга. Все утонуло в кромешном мраке.

– Ну, – негромко сказал Паркер, – с богом. Не торопись. Когда вернешься, свистни. Я зажгу фонарь, чтобы ты нашел веревку.

Даже теперь я не решил, как буду действовать. Идти туда не хотелось. Стоит мне перелезть через забор, как я окажусь в опасном положении. В случае провала тюрьма – далеко не самое худшее, что мне грозит. Уж Редферн не упустит шанса избавиться от Флойда Джексона. Он только и ждет, когда я подставлюсь.

Паркер зажег матовый плафон. Я различил очертания рук, головы, плеч Доминика.

– Вот код сейфа, – сказал он. – Его легко запомнить. Я записал на бумажке. Один полный поворот вправо, половина поворота влево, затем снова полный вправо и еще полповорота вправо. Между каждым движением делай паузу, необходимую для срабатывания механизма. Не спеши. Без пауз замок не открыть.

Он протянул мне листок.

– А деньги? – спросил я.

– Больше ты ни о чем не думаешь, – раздраженно бросил он. Тут Паркер ошибался, но говорить ему сейчас о Веде Ракс я счел неуместным. – На, возьми и думай о деле.

Он вручил мне две сотенные бумажки. Свернув их, я спрятал деньги в портсигар. Мне следовало теперь заехать Паркеру кулаком в челюсть, вышвырнуть его из машины и уехать, но я хотел увидеть Веду. Я запомнил вкус ее губ.

– Пудреница лежит в сейфе на второй полке. Ты сразу ее увидишь. Это маленькая золотая коробочка толщиной в полдюйма. Сотни женщин пользуются такой. Вместо пудреницы положишь кинжал.

– Эх, если бы эта крошка спала, пристегнувшись цепью к кровати, – сказал я. – Продай ей мою идею.

Он открыл дверцу машины и нырнул в темноту. Я последовал за ним. Теперь я разглядел верхний край стены. Мы прислушались. Ничто не нарушало тишину. Интересно, отвязана ли собака, подумал я: воспоминания о волкодаве повергали меня в дрожь.

– Готов? – нетерпеливо сказал Паркер. – Ты должен вернуться до появления луны.

– Да, – сказал я, помахивая тростью, и пожалел о том, что не взял с собой револьвер.

Он размотал веревку, я взялся за крюк. С третьей попытки мне удалось зацепиться им за край стены.

– Ну, пока, – сказал я. – Не спи. Вдруг удирать из дома я буду гораздо быстрей, чем полезу в него.

– Смотри, Джексон, не пытайся нас перехитрить, – сказал он.

Я не видел лица Паркера, но по его голосу понял, что он говорит сквозь стиснутые зубы.

– Ты не получишь ни доллара, если не принесешь пудреницу.

– Будто я этого не знаю, – сказал я и взялся за веревку. – Кинжал у тебя?

– Я подам его наверх. Обращайся с ним бережно. Не стукни обо что-нибудь. На нем не должно быть царапин.

По веревке я добрался до колючей проволоки. Держась одной рукой за узел на веревке, я взял кусачки и занялся проволокой. Туго натянутая, она могла хлестнуть меня по лицу; я действовал осторожно. Наконец я справился с ней.

– Порядок, – произнес я в темноту и оседлал стену.

Я бросил взгляд в сторону дома, но ничего не увидел.

– Держи, – прошептал Паркер. – Осторожней с ним.

Я опустил руку, и вскоре мои пальцы нащупали футляр.

– Взял, – сказал я.

Засовывая его к себе в карман, я добавил:

– Здесь такая темень, хоть глаза выколи. Чтобы найти боковую дверь, мне потребуется время.

– В нескольких ярдах от забора, справа от тебя, есть дорожка. Она ведет прямо к дому. Ты не заблудишься.

– Ты здорово подготовился, а? – сказал я, подтянул веревку, спрыгнул со стены и очутился в саду.

Я замер, стоя на траве и держась рукой за забор. Прислушался. Я услышал лишь собственное дыхание и биение моего сердца. Я еще не решил, как мне поступить. То ли, обождав немного, вернуться назад и сказать Паркеру, что мне не удалось открыть сейф, то ли пойти вперед, рискуя нарваться на собаку или охранника.

Если охранники схватят меня с пудреницей в руках, я не сумею защититься от Редферна. Но я сгорал от любопытства. Я не поверил Горману. Человек его склада не станет тратить полторы тысячи долларов, чтобы выручить женщину. Пудреница или какая-то другая вещь, хранящаяся в сейфе, представляла большую ценность. Иного объяснения я не находил. Я не собирался отдавать этот предмет Горману. Мне надоел Сан-Луис-Бич, я устал от безденежья, от своего жалкого положения. Пошевелив мозгами, я мог сорвать большой куш. Вдруг вырученная сумма окажется так велика, что мне хватит ее на несколько лет? Игра стоила свеч. Я решил рискнуть.

Все эти соображения промелькнули в моей голове за какие-то пять секунд; и вот я уже крался по дорожке к дому. Благодаря туфлям на резиновой подошве, я шел бесшумно, как привидение. Я не спешил и двигался пригнувшись. В одной руке я держал фонарь, в другой – трость, воспользоваться которой был готов в любой момент. Наконец я оказался на лужайке. Слева на фоне неба чернел громадный каменный дом. Света нигде не было.

Огибая лужайку под прикрытием деревьев, я беспрестанно думал о собаке. Обученный сторожевой пес не подает голоса. Приближаясь к вам, он стелется по земле; вы узнаете о его присутствии лишь в тот момент, когда он хватает вас клыками за горло. Моя рубашка скоро прилипла к спине, а нервы натянулись до предела. Тропа обрывалась около ступенек, ведущих на террасу. Я вспомнил план: путь к боковой двери шел через эту террасу, затем следовало подняться на вторую террасу и обогнуть угол дома. Если меня заметят идущим по террасе, я не смогу нигде укрыться.

Я замер возле последнего дерева и стал всматриваться в террасу до боли в глазах. Сначала я ничего не увидел, затем различил широкие белые ступени и балюстраду. Я продолжал вглядываться и прислушиваться; я знал: отойдя от дерева, я отрежу себе путь к отступлению. Я хотел убедиться в том, что впереди нет ни людей, ни собаки.

Теперь я заметил полоску света, пробивающегося сквозь зашторенное окно. Я услышал танцевальную музыку; мне почему-то стало одиноко.

Я по-прежнему не решался отойти от дерева. Я нутром ощущал, что меня подстерегает какая-то опасность. И тут я увидел охранника. Глаза мои уже успели привыкнуть к темноте, к тому же из-за дома поднялась луна. Охранник стоял возле большой каменной птицы, установленной на пьедестале в конце лестницы. Человек слился с каменной фигурой, поэтому я прежде не замечал его. Потом он сделал шаг в сторону, и я разглядел форменную фуражку на его голове. Я набрал воздух в легкие. Охранник, посмотрев на сад, двинулся вдоль террасы; он удалялся от боковой двери.

Я решил использовать момент. Он мог в любую минуту повернуть назад, но мне показалось, что он не сделает этого. Я рванул к лестнице. Я бежал, отталкиваясь от земли носками. Когда я достиг террасы, охранник по-прежнему был уверен в том, что он здесь один. Я поглядел на него, пригнувшись у балюстрады. Он добрался до конца террасы и замер там, всматриваясь в сад, словно капитан на мостике; я видел его спину. Я не стал терять времени даром и поднялся по ступенькам на вторую террасу, расположенную выше первой.

Я отчетливо услышал звуки радио. Эрни Касерес исполнял на саксофоне «Персидский ковер». Но я пришел сюда не для того, чтобы наслаждаться мастерством Эрни. Я обогнул угол здания.

Находясь в нескольких шагах от боковой двери, я услышал шаги. Мое сердце замерло от волнения. Я прижался к стене. Шаги приближались.

– Это ты, Хэрри? – прозвучал в темноте чей-то голос, показавшийся мне знакомым. Он, похоже, принадлежал охраннику, которого мы видели у ворот утром. Теперь охранник находился ярдах в десяти от меня.

– Да, – отозвался его напарник.

Охранник склонился над балюстрадой, высматривая своего товарища, оставшегося на нижней террасе.

– Все в порядке?

– Вроде да. Ни зги не видно.

– Смотри в оба, Хэрри. Сегодня нам неприятности не нужны.

– Что с тобой стряслось, Нед? – В голосе Хэрри звучали ноты раздражения. – С чего ты стал такой мнительный?

– Говорят тебе, будь внимателен. Те двое парней не выходят у меня из головы.

– А, забудь о них. Они просто заблудились. Каждый раз, когда кого-нибудь заносит сюда по ошибке, ты паникуешь. Успокойся.

– Они мне не понравились, – сказал Нед. – Пока водитель чесал языком, его спутник изучал обстановку. Он показался мне опасным малым.

– Хорошо. Я сейчас осмотрю всю территорию. Если встречу твоего опасного малого, отдам его на съедение червям.

– Возьми собачку, – сказал Нед. – Кстати, где она?

– Сидит на цепи. Ладно, возьму. Увидимся через полчаса.

Я слушал их разговор, стоя неподвижно, как статуя. Нед смотрел вниз на лужайку, опустив руки на пояс.

Я медленно, беззвучно двинулся вдоль стены, удаляясь от охранника. Наконец он растворился во мраке. Еще несколько шагов, и я оказался у двери.

Я нащупал рукой железное кольцо, связанное с задвижкой, повернул его и толкнул дверь от себя, но она не открылась. Я переложил трость в левую руку, а правую сунул в карман и вытащил оттуда ключ, который мне дал Паркер. Я боялся включить фонарик. Нащупывая пальцами замочную скважину, я постоянно прислушивался: вдруг Нед вздумает направиться сюда. Найдя отверстие, я сунул туда ключ и осторожно повернул его. Замок сработал с легким щелчком, который показался мне более громким, чем выстрел. Я снова повернул кольцо и нажал на дверь. Она открылась. Я нырнул в еще более непроглядную темень.

Пробравшись в дом, я вдруг успокоился. Здесь на меня собака не бросится, а это уже кое-что.

Я знал, куда мне идти. Ничего не видя перед собой, я вспомнил план: тут должны быть пять ступеней, ведущих в длинный коридор. В конце коридора – снова ступени; поднявшись по ним и повернув направо, я окажусь в кабинете Бретта, где стоит сейф.

Я прислушался. Эрни Касерес демонстрировал универсальность своего дарования, исполняя соло на кларнете. Я решил, что эта музыка заглушит любой звук, который я произведу. Я включил фонарь, сориентировался, бегом одолел ступени и коридор. Над вторым лестничным пролетом горела лампа. Свернув направо, я попал в небольшой застекленный холл, смотревший в сад. Я обнаружил дверь, ведущую в кабинет Бретта. Справа от меня начинался еще один лестничный марш, который вел наверх.

Со второго этажа внезапно донесся шум. Я подскочил, оторвавшись на фут от земли.

– Как ты смеешь! Ой! Скотина! – кричала девушка.

Прислуга забавляется, подумал я и вытер пот со лба. Девушка взвизгнула. Я услышал топот. Снова крик. Хлопнула дверь.

Я обождал; все стихло. Пора Бретту возвращаться домой, подумал я. Его прислуга слишком расшалилась. Я решил не терять больше времени, повернул ручку и заглянул в комнату. Там никого не было. Я шагнул в кабинет и прикрыл за собой дверь. Луч фонаря выхватил из мрака сейф. Он находился в месте, указанном на плане. Сбоку тянулся провод. Если бы я не знал о нем заранее, я ни за что бы его не заметил. Он был искусно замаскирован.

Я перекусил провод, ожидая услышать звон по всему дому, но ничего не произошло. То ли Паркер знал тут все до мелочей, то ли Бретт забыл включить сигнализацию.

Я вытащил из кармана бумажку, освежил шифр в памяти и взялся за ручку замка. Освещая сейф фонарем, я принялся крутить ручку: один полный оборот вправо, двухсекундная пауза, половина оборота влево, пауза, полный – вправо, снова остановка, пол-оборота вправо. Как говорил Паркер. Я потянул ручку на себя. Сейф открылся.

Я еле слышно свистнул от удивления и направил луч фонаря внутрь стального шкафчика. На второй полке в углу лежала маленькая золотая коробочка размером три на три дюйма, компактная, современная и дорогая. Я взял ее. Она оказалась довольно тяжелой. Я не обнаружил на ней кнопки или защелки и опустил пудреницу в карман. Время было мне дорого. Я решил осмотреть пудреницу тщательнее, покинув дом.

Я вытащил из кармана кинжал. До сих пор моя голова была поглощена мыслями о том, как избежать встречи с охранниками и собакой, но теперь я задумался о другом.

Горманова история с кинжалом не внушала мне доверия. Я был убежден в том, что девушка не брала кинжал из сейфа, а пудреница ей не принадлежала. Я видел кинжал. Он показался мне настоящим. Я не разбираюсь в антиквариате, но способен отличить золото от другого металла: кинжал был изготовлен, несомненно, из золота. Тогда зачем Горман попросил меня положить в сейф Бретта дорогой кинжал, который наверняка не был собственностью миллионера? Зачем им понадобилось заменить пудреницу на другой, не менее ценный предмет? Что-то здесь было не так.

Я осмотрел футляр, осветив его фонарем. Может, они обманули меня и кинжала тут нет? Я попытался открыть футляр, но мне не удалось это сделать. Судя по весу, футляр не был пуст. Присмотревшись к нему внимательней, я вдруг заметил, что он толще и длиннее коробки, которую показывал мне Горман. Я не был уверен в своем открытии, но, похоже, я не ошибся. И тут меня прошиб ледяной пот. Из футляра доносилось негромкое, но отчетливое тиканье! Я чуть не уронил коробку на пол.

Теперь мне стало ясно, почему эти жулики велели обращаться с футляром осторожно. Я все понял. Это была бомба! Они замаскировали бомбу под футляр с кинжалом, надеясь, что в спешке я не замечу подмены и суну его в сейф так же быстро, как вы скидываете тарантула, который заполз к вам на брюки.

Я, конечно, понятия не имел о том, когда именно должна взорваться бомба, но, несомненно, при взрыве сейф разнесет в клочья. Бретт никогда не узнает о похищении пудреницы. Он решит, что была предпринята попытка вскрыть сейф с помощью взрывчатки, но злоумышленники не рассчитали заряд, и все содержимое стального ящика погибло. Очевидно, автором столь блестящей идеи был Горман. Я вспомнил, как перелезал через стену, пробирался сюда, прячась от охранников; все это время бомба тикала в моих руках. Меня снова прошиб холодный пот. Я захлопнул дверцу сейфа. Надо успеть к моменту взрыва отбежать как можно дальше от сейфа, подумал я. Возможно, я запаниковал. Бомба, особенно самодельная, – игрушка опасная. Я не сомневался в том, что Паркер – если этим занимался он – установил часовой механизм с такой задержкой, которая позволила бы нам до взрыва отъехать на приличное расстояние от дома. Но когда речь идет о бомбе замедленного действия, нельзя полагаться на чью-то аккуратность. Я исходил из того, что бомба может взорваться в любую минуту.

Я бросился к двери, открыл ее, вышел в холл и столкнулся с охранником по имени Нед.

Я заслужил репутацию человека с мгновенной реакцией. В критической ситуации я действую молниеносно, как автомат. Еще не справившись с шоком, вызванным неожиданной встречей, я сжал толстое горло Неда, не дав ему вскрикнуть.

Охранник не мог тягаться со мной в быстроте. Секунду он простоял неподвижно, не мешая мне душить его. Но надо отдать ему должное: он взял реванш. Оправившись от замешательства, он схватил меня за запястье. Ощутив силу его рук, я понял, что мне не удержать Неда. Он был могуч, как медведь.

Для меня самым важным было не дать ему закричать. Он оторвал одну из моих рук от своего горла и заехал пудовым кулаком мне в шею. От боли я рассвирепел и нанес Неду два удара по корпусу. Его грудная клетка показалась мне бетонной. Он охнул. От следующего моего удара Нед увернулся, он схватил меня за туловище. Мы упали на ковер почти бесшумно, сцепившись, как два диких зверя. Он дрался отчаянно. Но я тоже молотил его по бокам без жалости; я чувствовал, что долго ему не продержаться. Разок мне удалось приложить его головой о пол. Он вырвался, крепко пихнул меня в грудь и заорал изо всех сил.

Я снова бросился на него; мы опрокинули столик. Я испугался не на шутку. Если появится второй охранник с собакой, мне несдобровать. Я дважды ударил Неда по лицу, мой кулак горел. Нед со стоном растянулся на полу.

Вдруг вспыхнул свет. Появился второй охранник.

Я оторвал колено от ковра. На меня смотрел ствол 45-го калибра. Он показался мне огромным, как двухсотсорокамиллиметровая гаубица.

– Руки вверх! – высоким испуганным голосом приказал Хэрри.

Я поднял руки. Нед тем временем неуверенно встал.

– Что здесь происходит? – спросил Хэрри, крупный парень с туповатым лицом.

Сейчас я мог думать только о бомбе.

– Осторожней с ним, Хэрри, – хрипло выдавил из себя Нед. – Дай мне перевести дух. Говорил я тебе. Это тот самый тип.

Хэрри уставился на меня, выбрав пальцем свободный ход спускового крючка.

– Надо вызвать полицию, – сказал он. – С тобой все в порядке, Нед?

Нед, выругавшись, заехал ногой мне по ребрам; я не успел поставить блок. Я распластался на полу. Это меня спасло.

Бомба взорвалась.

Я услышал грохот, увидел ослепительную вспышку, ударная волна отшвырнула меня к стене. Посыпалась штукатурка, стекла со звоном вылетели из окон, стены вздрогнули.

Я обнаружил, что держу в руках фонарь, который я бросил, хватая Неда за горло. Мне следовало немедленно убираться отсюда, но я хотел знать, что случилось с охранниками. Они находились прямо напротив дверцы сейфа, которую сорвало с петель. Я узнал Неда по его сапогам; узнать Хэрри я бы не смог.

Я выскочил на террасу. Меня буквально трясло, но мозг мой работал. Горман хотел обмануть меня, теперь благодаря взрыву я сам оставлю его в дураках. Взрыв мне помог.

Я добрался, пошатываясь, до каменной птицы, охранявшей террасу. Не знаю, как мне удалось вскарабкаться на пьедестал и дотянуться до места, где крылья крепились к телу птицы. Я положил пудреницу в ложбинку между поднятыми крыльями и бросился бежать к забору, туда, где мы расстались с Паркером.

Мои ноги не слушались меня, в ушах звенело. От стены меня отделяло приличное расстояние, и я не был уверен в том, что сумею преодолеть его.

Луна уже висела над домом, заливая сад серебристым светом. Я мог различить каждую травинку, каждый цветок, каждый камешек на дорожке. Но мое внимание приковал к себе волкодав. Он мчался ко мне со скоростью железнодорожного экспресса.

С криком, донесшимся до Сан-Франциско, я бросился бежать, затем передумал и повернулся лицом к псу. Он уже пересек лужайку; глаза его горели, как раскаленные угли, он обнажил клыки. Мне до сих пор иногда снится эта собака, и я просыпаюсь, мокрый от пота, в тот момент, когда она хватает меня за горло. Волкодав стоял как вкопанный в десяти ярдах от меня. Я замер, чуть дыша; колени мои сгибались. Я знал: стоит мне шелохнуться, и пес бросится вперед.

Мы смотрели друг на друга в течение секунд десяти, которые показались мне сотней лет. Я увидел, как волкодав поджал задние лапы, готовясь к прыжку, и в этот миг грянул выстрел. Пуля просвистела возле меня. Собака упала на бок, она заскулила, грозно щелкая челюстями.

Я, не теряя времени, припустил в сторону фонаря, включенного Паркером. Из последних сил перемахнул через стену и растянулся на земле.

Паркер схватил меня за пояс и подтащил к автомобилю. Я с трудом забрался в него, хлопнув дверцей в тот момент, когда Паркер отпустил сцепление.

– Быстрей! – закричал я. – У них машина. Они сейчас помчатся за нами.

Я хотел нагнать на него страху, чтобы он не задавал вопросов до тех пор, пока мы не отъедем достаточно далеко, туда, где ему не придет в голову вернуться к Бретту. Я в этом преуспел.

Он гнал как сумасшедший. Этот парень умел водить машину. Ума не приложу, как нам удалось не сорваться в пропасть. Мы проходили крутые повороты на скорости восемьдесят миль в час; колеса автомобиля оказывались в нескольких дюймах от обрыва.

В конце горной дороги он резко ударил по тормозам, машину занесло; Паркер выровнял ее рулем и посмотрел на меня.

– Она у тебя? – закричал он, схватив меня за грудки. – Где она, черт возьми? Ты ее принес?

Я так толкнул его, что он едва не вылетел из машины.

– Это все твоя бомба! – заорал я. – Безмозглый кретин! Ты едва не убил меня.

– Ты взял пудреницу? – закричал он, ударив кулаком по рулевому колесу.

– Бомба все там разнесла в пыль, – сказал я. – И сейф, и его содержимое.

Он бросился на меня. Я встретил его прямым в челюсть.

Глава пятая

Я взглянул на себя в зеркало, висящее над камином в гостиной. Я был весь в белой штукатурке, волосы падали мне на глаза, сквозь дыру в брюках светилось колено, рукав куртки был порван. В дополнение к этому кровь сочилась из раны, образовавшейся над глазом; на шее появилось пурпурное пятно. Элегантный Паркер покоился у меня на плече; наш вид свидетельствовал о том, что мы попали в нешуточную переделку.

Горман неподвижно сидел в кресле лицом к двери. Его крупные руки лежали на подлокотниках, пальцы стискивали деревяшки так, словно он хотел выдавить из них влагу. Его полное лицо было каменным.

В другом кресле у камина замерла Веда, ее губы были сжаты, широко раскрытые глаза непроницаемы. Белое платье без бретелек держалось на Веде не то за счет волевого усилия, не то за счет разрежения воздуха, не то за счет чего-то еще; вы не могли оторвать от него взгляда в надежде разгадать загадку.

Я сбросил Паркера на ковер. Горман и Веда хранили молчание. Атмосфера в комнате накалилась до предела.

– Он малость разбушевался, пришлось его успокоить, – пояснил я неизвестно кому и начал отряхиваться.

– Вы привезли ее? – спросил Горман, не глядя на Паркера.

– Нет.

Подойдя к буфету, я налил себе виски и опустился в кресло. Мне не следовало возвращаться в этот дом. Я должен был выкинуть Паркера из машины и спустя некоторое время забрать пудреницу. Но тогда я упустил бы Веду, а этого мне вовсе не хотелось.

Горман не пошевелился. Он сжал кресло так, что оно заскрипело. Я бросил взгляд на Веду. Она старалась скрыть волнение. Только один мускул на лице Веды заиграл. Край ее рта начал периодически вздрагивать.

Я залпом осушил бокал. Мне чертовски хотелось выпить. Паркер пришел в себя, он застонал и попытался сесть. Никто, кроме меня, на него не взглянул. Судьба Доминика нас не волновала.

– Я не смог взять ее, – сказал я Горману, – сейчас объясню почему. Вы лгали мне с самого начала. Вы с этим дохляком не решились сами похитить пудреницу. Поломав голову, вы изобрели способ, позволяющий украсть ее, ничем не рискуя; для осуществления вашего плана вы отыскали простофилю, который не в ладах с полицией. Отдаю вам должное: идея неплохая, хотя и довольно замысловатая. Она могла сработать, но этого не случилось, потому что вы слишком многое от меня утаили. Я подошел вам, потому что находился в тяжелом положении. Вы знали, что я под колпаком у полиции. Вы вычислили, что ради больших денег я решусь на многое.

Вы допустили ошибку, не потрудившись точно определить, насколько серьезное преступление я готов совершить ради денег. Вы знали, что я был замешан в паре темных делишек, но тем не менее побоялись выложить карты на стол и сказать мне, что хотите обокрасть Бретта. Вы решили, что, услышав такое предложение, я побегу в полицию и заложу вас. Я не сделал бы этого, Горман. За тысячу долларов я обчистил бы сейф. Вам не хватило ума понять меня до конца.

Веда вдруг пошевелилась. То ли она хотела предупредить Гормана о какой-то опасности, то ли у нее сдали нервы.

Я продолжал:

– Вы ведь не думаете, что я поверил вашим сказкам о сомнамбуле и кинжале Челлини? Я знал, что пудреница принадлежит Бретту, а вы по какой-то причине хотите ею завладеть. Мне было наплевать, зачем она вам понадобилась. Я хотел получить деньги, и все. Но вы этого не поняли. Если бы вы предупредили меня о том, что этот футляр – бомба, я бы действовал более успешно. Догадавшись, что я имею дело с бомбой, я растерялся. Все произошло в один миг. Я одновременно услышал тиканье бомбы и шаги охранника. Секундой раньше я открыл сейф. Меня охватило естественное желание избавиться от бомбы. Я сунул ее в сейф, закрыл его и шагнул навстречу охраннику. Я успел увидеть лежащую в сейфе пудреницу, но не прикоснулся к ней. Я бы справился с охранником, если бы ему на помощь не подоспел напарник.

Мое положение было сложным, но тут сработала ваша самоделка. Дверцу сейфа сорвало с петель, она угодила в охранников. Комнате тоже досталось. Бомба оказалась мощной, Горман, ее создатель может гордиться своим детищем. Убедившись в том, что все содержимое сейфа превратилось в пыль, а пудреница перестала существовать, я ушел из кабинета.

Я встал и, подойдя к буфету, налил себе виски.

Паркеру удалось сесть, рукой он держался за челюсть. Он пристально смотрел на меня, лицо его вытянулось, побледнело, глаза налились злостью.

– Он лжет, – сказал Паркер Горману. – Я знаю, он лжет.

Горман вздохнул.

– Я надеюсь, что он лжет, – проскрипел толстяк.

– Сходите туда, проверьте, – сказал я. – Заодно посмотрите на останки двух охранников. Вы их убили, Горман.

– Плевал я на охранников, – сказал Горман. – Меня интересует пудреница. Зачем вы оставили ее в сейфе, услышав шаги?

– Только последний болван позволил бы задержать себя с пудреницей в руках, – спокойно объяснил я. – Если бы у меня обнаружили похищенную вещь, я получил бы гораздо больший срок. Я успел подумать об этом. Я мог забрать пудреницу, разделавшись с охранником.

– И все же, – произнес Горман, – вы могли пойти на риск и сунуть пудреницу в карман.

Неужели он думал, что я вернулся бы сюда с пудреницей? Или он считал меня круглым идиотом? Моя версия была исключительно удобной для меня. Даже будучи твердо уверенным в том, что я взял пудреницу, он не мог это доказать.

– Обыщите меня, – сказал я, – если это вас успокоит.

Горман кивнул Паркеру.

– Обыщи его, – сказал толстяк.

Паркер приблизился ко мне. Он был готов разорвать меня в клочья. Я чувствовал его горячее дыхание. Руки Паркера ощупали мою одежду.

– Ничего нет, – разгневанно произнес он. – Так бы он и явился с нею сюда.

– Послушайте, – сказал я, отходя от Паркера, – вы, конечно, огорчены. Вас можно понять. Но я-то тут при чем? Я следовал вашим указаниям. Я не виноват в том, что вы затеяли авантюру с бомбой.

Паркер повернулся к Горману. Доминик был вне себя от ярости.

– Я тебя предупреждал: не связывайся с ним. Твердил тебе: нам не нужен человек с его репутацией. Ты знал, что он мошенник. Теперь ты видишь, в какое положение он нас поставил: мы не знаем, обманывает он нас или говорит правду. Нам неизвестно, погибла пудреница или она где-то спрятана.

– Не волнуйся, Доминик, – сказал Горман и посмотрел на меня. – Он прав, мистер Джексон. Мы не знаем, лжете вы или нет. Но мы это выясним.

Он вынул руку из кармана. Вороненый револьвер казался в его лапе игрушечным.

– Не думайте, мой друг, что я не выстрелю. Никто не знает о том, что вы у нас. Мы закопаем ваш труп в саду; пройдут годы, прежде чем его обнаружат, если это вообще случится. Поэтому не валяйте дурака.

– Я рассказал вам, что произошло. Хотите – верьте, хотите – нет. Револьвер тут не поможет, – произнес я.

– Присядьте, мистер Джексон, – миролюбиво предложил Горман, – и давайте все обсудим.

Он словно только что заметил Веду.

– Оставь нас, дорогая, – обратился он к ней. – Нам надо потолковать с мистером Джексоном. Ты нам только помешаешь.

Она тотчас вышла. Без нее комната показалась мне опустевшей. Я прислушался к ее шагам, донесшимся с лестницы; уловив свист плети, я резко нагнулся. В голове у меня что-то взорвалось. Видно, я опоздал.

Незадолго до того, как Паркер нанес мне удар, я посмотрел на часы, стоящие на камине. Стрелки показывали десять минут двенадцатого. Когда я снова увидел перед собой циферблат, до полуночи оставалось тридцать минут. Паркер лил воду на мое лицо. Я потряс головой и уставился на часы. Голова раскалывалась, меня тошнило. Но больше всего меня беспокоило то, что я был привязан к креслу.

Горман смотрел на меня, застыв возле камина. Паркер стоял надо мной, держа в руке кувшин с водой; физиономия его перекосилась от злости.

– Ну, мистер Джексон, – еле слышно произнес Горман, – поговорим о пудренице. Если вы сами не захотите сказать нам правду, мы заставим вас это сделать.

– У меня нет новостей, дружище, – твердо сказал я.

– Ваш рассказ звучит неубедительно, – заявил Горман. – Такой сообразительный человек, как вы, никогда бы не оставил пудреницу в сейфе, уж коль он открыл его. Вы либо решили отбиться от охранника, не расставаясь с ней, либо спрятали пудреницу в комнате, чтобы забрать ее после того, как с охранником будет покончено. Вы ни за что не оставили бы пудреницу в сейфе, мистер Джексон.

Конечно, Горман был прав, но у него не было никаких доказательств, поэтому я усмехнулся.

– Я оставил ее в сейфе, – сказал я. – Из-за бомбы я потерял рассудок.

– Ручаюсь, что вы скажете нам правду, – произнес он и направился в мою сторону.

Я следил за ним. Помните, я уже говорил о том, что чрезмерный интерес к женщине делает вас беззащитным простофилей. Только полный кретин мог вернуться сюда, сказал я себе, глядя на Гормана. Мне следовало сообразить, что отсутствие пудреницы разозлит его. Но тут я вспомнил о Веде и подумал: может, не такой уж я и болван.

Горман замер надо мной, глаза его напоминали мокрые камешки.

– Вы сразу скажете, где пудреница, или после того, как я слегка придушу вас, мистер Джексон?

– Я искал ее везде. Она превратилась в пыль, – сказал я.

Толстые пальцы легли на мой подбородок и шею.

Я попытался освободиться из его рук, но веревки крепко держали меня.

– Подумайте, мистер Джексон, – сказал он мне в ухо. – Где пудреница?

Я посмотрел на Паркера, который стоял теперь у камина. Он наблюдал за мной с улыбкой садиста на лице. Я собрал волю в кулак.

– Мне нечего добавить, приятель, – сказал я, приготовившись к адской боли.

Я уже говорил: толстяку не составит труда сделать так, что кровь брызнет из моих ушей. Это едва не случилось. Он ослабил усилие тогда, когда мне уже показалось, что голова моя вот-вот лопнет. Я сделал вдох и заморгал, пытаясь избавиться от мушек, поплывших у меня перед глазами.

– Где пудреница, мистер Джексон?

Голос его донесся откуда-то издалека, это меня испугало.

Я ничего не ответил, и он снова нажал на подбородок. Лучше бы он душил меня. Я почувствовал, что моя челюсть трещит под его пальцами; я словно тонул, задыхаясь в темноте. Наконец сознание покинуло меня.

Снова вода в лицо. Я вынырнул, хватая ртом воздух. Горман стоял рядом. Он тяжело дышал.

– Вы совершаете глупость, мистер Джексон, – произнес он. – Большую, большую глупость. Скажите, где пудреница. Я дам вам оставшуюся часть денег и отпущу вас. Я пытаюсь вести с вами честную игру. Где пудреница?

Я ругнулся, пытаясь вырваться из его рук; он снова надавил на мой подбородок. Я начал задыхаться, меня терзала боль, кости мои трещали. Наконец я снова отключился.

Когда я открыл глаза, часы, стоящие на камине, показывали десять минут первого. В гостиной было тихо. В углу комнаты горела настольная лампа. Не поворачивая головы, я огляделся. Возле лампы сидел Паркер, он читал книгу. Толстая сигарета свисала с его губ. Горман исчез. Возле Паркера на столе лежала обтянутая кожей дубинка с петлей для руки.