Около шести наша «десятка» уже была на месте. Бурят аккуратно припарковал автомобиль за грузовой «газелью» в тени раскидистого тополя, включил радио и безмятежно развалился в кресле. Он опустил стекло и высунул наружу руку. Мы молчали и ждали, когда Сарычев даст о себе знать. Наблюдая из машины за проходящими мимо людьми, я провожал их долгим внимательным взглядом, как будто пытался увидеть в их поведении доказательство особого тайного умысла. Каждый был мне подозрителен, каждый представлял для меня потенциальную опасность. Внутреннее сдавленное волнение стимулировало моё больное воображение, заставляя видеть во всём непонятные скрытые угрозы. Мне представлялось, что за мной наблюдают. Я чувствовал себя беглым преступником, который был уже обнаружен и окружён преследователями, и только какие-то непонятные временные обстоятельства мешали завершить операцию. Нервное молчаливое ожидание было невыносимо, и я, периодически смахивая пот со лба, с изумлением косился в сторону Бурята, который, как мне казалось, был абсолютно расслаблен и спокоен.

Сарычев вышел на связь с нами ровно в шесть тридцать. По доносившемуся шуму я догадался, что он был в троллейбусе. Бурят включил громкую связь и положил мобильный телефон на торпеду. Что-то зашуршало, голос майора стал далёким и немного приглушённым. Я слышал, как водитель объявил остановку, движение открывающихся дверей, шум улицы; я представил себе, как Сарычев, не спеша, оглядываясь вокруг, идёт в сторону памятника – я чувствовал, как он шагает по мостовой.

– Синяя «девятка» на остановке троллейбуса… – вдруг неожиданно послышался голос майора.

Бурят сделал какую-то отметку в раскрытой карте.

– Серый джип «мицубиси» на другой стороне улицы около перекрёстка, – быстро добавил Сарычев.

Бурят поставил жирный крестик.

– Напротив «Макдональдса», со стороны сквера ещё один джип – старый чёрный «чероки», – продолжил свой обзор невидимый Сарычев. – Ребята серьёзно подготовились… Нам будет не легко уйти… – Майор продолжил перечислять: – На пятачке около памятника минимум двое парней – я их сразу приметил.

Сарычев шёл дальше. Вот он остановился.

– На месте… Жду. – В окружавшем городском гуле тихий голос Сарычева был еле слышен.

Несколько минут телефон молчал, иногда покашливая и пошаркивая, а мы, замерев и боясь пропустить любой звук, издаваемый им, смотрели на мобильный, который стал теперь для нас центром притяжения.

Вдруг мы почувствовали какое-то оживление, зашуршала материя куртки.

– Это не Пахомов, – вполголоса, растягивая слова, произнёс Сарычев. Я почувствовал неуверенность в его голосе. Появление какого-то нового человека, вероятно, озадачило майора, нарушив все его планы.

– Иван Прокофьевич, здравствуйте, – сказал незнакомец, который, видимо, уже близко подошёл к майору. Я замер, сразу узнав этот мягкий голос. Это был…

– Меня зовут Джордж Бартли, – сразу подтвердил мою догадку собеседник майора. – Не ожидали?

– Честно признаюсь, не ожидал, – ответил Сарычев. – Такой наглости я не ожидал… А где же генерал?

– Он не смог приехать на встречу… У него дела. – Непродолжительная пауза – здесь, наверное, Бартли растянул губы в своей ехидной улыбке. – Впрочем, я уполномочен им решить все наши проблемы и ответить на все вопросы, которые отравляют вам жизнь.

– Интересно, с каких это пор генерал ФСБ и агент ЦРУ стали настолько дружны, что стали даже заменять друг друга? Трогательное единение бывших противников, – с нескрываемым сарказмом заметил Сарычев. – Воистину, это самый яркий пример открытости спецслужб, с которым я сталкивался.

Бартли весело хихикнул. Мы с Бурятом слышали в мобильном телефоне его откровенный прерывистый смешок.

– У вас есть чувство юмора. Это мне очень импонирует, – сказал Бартли. – И в вашем замечании я вижу поразительно интересную и важную мысль. Представьте себе, если бы все спецслужбы мира были действительно откровенны друг с другом, как много бед и несчастий мы могли бы избежать. Мы, люди тайной службы, держим в руках информационные осколки общей картины мира, бережно охраняем их и рьяно защищаем от любых посягательств. И это вместо того, чтобы вместе, используя эти ничтожные в отдельности частички, восстановить разбитое панно общественной жизни, увидеть и понять механику социума. Понимание, основанное на полной информации, избавит нас от болезней социального существования, сделает жизнь человеческую намного безопасней. Чем вам не благородная идея будущего? Вы не согласны?

– И тот, кто владеет полной информацией, владеет миром… – добавил Сарычев.

– Желание полной управляемости и предсказуемости во имя безопасности человечества – разве это не благородное желание?

– Звучит красиво, но вопрос состоит в том, в чьи руки попадёт эта власть и как её будут использовать.

– Да вы философ. Очень приятно слышать из ваших уст такие зрелые суждения. – Бартли опять хихикнул. – Впрочем, к сожалению, эта тема хоть и очень полезная, и интересная, но всё-таки она есть лирика, не имеющая к нашему делу прямого отношения…. Знаете, ваш шеф характеризовал вас как очень умного и дальновидного человека.

– Это забавно. – Майор, вероятно, скривился в усмешке, потому что Бартли сразу заметил:

– Вы зря смеётесь. Он очень высоко оценивает ваши профессиональные способности.

– Я, конечно, рад этому, но моего шефа уже ничего не спасёт. Он подставил меня, своего сотрудника, и сдал агенту другой спецслужбы. Он нарушил кодекс чести и неписаные правила нашей организации, и тем самым подписал себе приговор. Даже если меня не станет, контора не простит ему предательства.

– Боже, какие сицилийские страсти! Вы слишком сгущаете краски. Вас никто не предавал. А к инциденту, произошедшему с вашими товарищами, ваш шеф вообще не имеет отношения. Это была трагическая случайность.

– Слишком много случайностей, которые больше похожи на хорошо спланированные действия… Но я не хотел бы обсуждать это с посторонним человеком. Мне нужен Пахомов.

– Понимаю, понимаю, – проговорил Бартли. – Я вас очень хорошо понимаю. Сам в своё время работал на государство и прекрасно осознаю, что все служебные вопросы нужно решать внутри службы… Но ситуация нынче иная, прямо скажем, чрезвычайно частная, и к безопасности государства отношения не имеющая.

– Я хотел бы поговорить с Пахомовым.

– Это бессмысленно, Иван Прокофьевич. – Голос Бартли приобрёл устало-поучительную интонацию. – В вашем деле он помочь уже не в силах.

– Постойте, я попытаюсь догадаться. Сегодня вы у нас главный по тарелочкам, – съязвил Сарычев.

– Ну, если вам так угодно меня называть, – невозмутимо ответил Бартли. – Скажем проще, я человек, который может решить ваши проблемы.

– Не больше, не меньше, а просто решить мои проблемы?

– Именно так.

– Это сильное заявление.

– Вы должны мне поверить, это действительно так. О вас, Иван Прокофьевич, я знаю всё или практически всё.

– Интересно, – медленно проговорил майор.

– Например, я знаю, что вы записываете наш разговор, и сейчас нас слушают ваши товарищи. И я даже могу назвать их имена…

Сарычев ничего не ответил. Наступившая пауза тянулась не долго, но нам с Бурятом показалось, что время остановилось. Бартли продолжил:

– Их, скорее всего, двое. Это Джангар Очиров и наш общий знакомый Руслан Кондратьев.

Мы с Бурятом с удивлением посмотрели друг на друга. Так получилось, что только сейчас, во время этого странного сеанса подслушивания, я узнал, как зовут его, а он узнал, как зовут меня.

– Они даже, вероятно, находятся где-то тут недалеко, – сказал Бартли. – Может быть, за этим домом… А может быть, за тем… Если интересно, могу рассказать о том, где вы скрывались всего несколько часов назад. – Бартли в точности сообщил адрес квартиры в Химках, которую мы покинули совсем недавно. – Жаль, что мы там вас уже не застали… Наша встреча могла бы произойти немного раньше… Нас разделили несколько часов, а, может быть, и того меньше времени… Видно, у вас, Иван Прокофьевич, отменное чутьё, раз вы так вовремя покинули своё убежище… Я могу также рассказать о лейтенанте Петрове и сержанте Буланове, которые были вместе с вами в момент нападения на нашу машину…

– Что вам надо от меня? – глухо и раздражённо спросил Сарычев.

– В сущности, пустяк, или точнее, два пустяка. Во-первых, известное всем нам письмо Ногаре. Во-вторых, информацию о местонахождении Полуянова. И это всё… Уверяю вас, что все ваши напасти разом прекратятся. Вы сможете спокойно вернуться на службу, уголовное дело против вас закроют, Миша получит по заслугам. Не это ли вы хотите?

– На кого вы работаете, Джордж Бартли? Или всё же будет удобнее называть вас Игорь Барташевич? – спросил после непродолжительного молчания Сарычев.

Бартли громко хмыкнул:

– К сожалению, я не могу ничего ответить на ваш вопрос. Тайна клиента в моей работе священна. Но поверьте мне, это частное дело и к вопросам государственной безопасности не имеет никакого отношения.

– Полуянов предал контору, сбежал на Запад, возможно, убил человека. И это вы называете частным делом?

– Полуянов нужен мне, – категорично заявил Бартли, – и я предлагаю вам неплохую сделку. Информацию в обмен на репутацию, спокойствие и свободу, а может быть, и жизнь.

– Это угроза?

– Упаси, господи. Это предупреждение. В случае вашего отказа я уже ничем не смогу помочь вам. Дальнейшее зависит уже не от меня…

Опять потянулись долгие секунды молчания, дополняемые тяжёлым дыханием Сарычева, шумом улицы и шорохом движения.

– Я буду честным, – вымолвил Сарычев, – письмо Ногаре у нас.

– Оно с вами?

– Нет.

– Это печально. Я хотел бы получить его как можно скорее… Не волнуйтесь, безопасность вам и вашим друзьям я гарантирую. А как насчёт Полуянова?

– Мы не знаем, где он скрывается.

– Вы нет, а вот Руслан…

– Что Руслан? – изумлённо спросил майор.

– Он может помочь нам. Он единственный, кроме исчезнувшей Карины и умершего Андреева, видел Полуянова в Москве. Вы думаете, эта встреча была случайностью? Полуянов отказался от свидания со своим дядей и, как мы полагаем, не виделся даже с матерью. Но, несмотря на огромный риск, с парнем своей дочери он решил повстречаться… Почему?

– И почему же?

– Полуянов стремится ещё раз увидеть Руслана, и он хочет, чтобы тот его нашёл.

– Но как?

– Полуянов намекнул Руслану, как это сделать, я в этом почти уверен… Я знаю, Руслан нас сейчас слышит, и думаю, он сделает выводы.

Я прилип к телефону и затаил дыхание, вслушиваясь в доносящиеся из него звуки. Сделать выводы – как это похоже на совет отставного полковника Рыбакова! Они что, сговорились, что ли?

– Я правильно понял, что мы всё-таки достигли соглашения? – поинтересовался вдруг Бартли.

– Я вынужден согласиться, – сдавленно ответил Сарычев.

– Я не ошибся в вас. Вы мудрый человек. – Голос Бартли заметно повеселел. – Я хотел бы в самое ближайшее время получить письмо и… Руслана. Для соблюдения некоторых формальностей нашего договора я хотел бы оставить вам небольшой маячок, – раздался треск прикрепляемого к куртке майора датчика или микрофона, – и предложить вам в помощь двух своих друзей. Вы не против? ― спросил Бартли тоном, не требующим возражений.

Я верил майору и ждал. Ждал одного слова…

– Это замечательно, – усмехнувшись, наконец сказал Сарычев.

Бурят быстро завёл автомобиль.

– Что? – непонимающе переспросил Бартли.

– Это просто замечательно!

Наша «десятка» уже вынырнула со двора. Правая задняя дверь была немного приоткрыта. Я заметил стоявших Сарычева и Бартли, а рядом с ними двух крепких парней. Я видел, как майор, резко ударив ближайшего к себе охранника, бросился бежать к перекрёстку. Из джипа «чероки» выскочили двое ребят и кинулись прямо по проезжей части ему наперерез. Одному из них, пытавшемуся выбраться с места водителя, пришлось сразу же заскочить обратно в машину. Наша «десятка», уже набравшая скорость, снесла дверь джипа. Далее, нагнав другого бегущего парня, Бурят аккуратненько ударил корпусом машины его сзади. Тот, отлетев в сторону, врезался в ограждение и, перелетев через него, растянулся на газоне. Сарычев уже был рядом и на ходу успел запрыгнуть в открытый салон, когда двум другим ребятам из синей «девятки», стоявшей на остановке, и как по команде рванувших со своих мест в момент броска майора, оставалась пара прыжков, чтобы догнать его. Бурят нажал на газ и, распугивая визжащие тормозами автомобили, выскочил на перекрёсток. Оставалось только проскользнуть мимо серого «мицубиси», который уже нёсся к пересечению улиц, чтобы перерезать нам путь. Мы уже не успевали проскочить мимо него, но вдруг случилось нечто непредвиденное. Стоявший около троллейбусной остановки красный «фольксваген» внезапно резко сдал назад и буквально протаранил «мицубиси», ударив джип в правый бок. Тот отлетел в сторону и встал. Воспользовавшись ситуацией, мы повернули налево и вырвались из западни, с огромной скоростью двигаясь в сторону Нижних Мневников. Сарычев сорвал маячок Бартли и выкинул его в открытое окно. Я заметил, как Сарычев спрятал пистолет во внутренний карман своей куртки.

– Давай по Мневникам! – крикнул майор Буряту.

Автомобиль резко свернул налево, заставив понервничать многих водителей, и выскочил на свободную от машин улицу Мневников. По ней мы пронеслись, не сбавляя хода, и выехали на проспект Жукова, далее – на Хорошёвское шоссе. Сарычев резко и отрывисто давал указания Буряту, как ехать и куда сворачивать. Где-то на Хорошёвке мы свернули с основной дороги и, немного поплутав, остановились около высокого жилого дома. Сарычев выскочил из машины, печально оглядел разбитую фару и мятое крыло и приказал забрать из автомобиля все вещи. Бросив машину между гаражей-ракушек, мы быстро пересекли двор и выбрались на какую-то небольшую, тихую и малолюдную улицу.

Некоторое время шли молча. Вскоре Сарычев остановился. Он в сердцах со всего размаху ударил ногой по валявшейся на дороге жестяной пивной банке, которая, зависнув в воздухе, с характерным звуком ударилась о бетонный забор и, смятая, шлёпнулась на тротуар.

– Чёрт возьми! – воскликнул он. – Что тут вообще происходит?

Сарычев выглядел растерянным. Майор схватил меня за рукав и притянул к себе:

– Ты можешь мне это объяснить?!

Красный от раздирающего его гнева, Сарычев тяжело дышал. Он был зол. Таким его, обычно спокойного и уравновешенного, я раньше не видел. Ситуация, видимо, действительно вышла у него из-под контроля, и он не знал, что надо было сейчас предпринять, чтобы её исправить. Вцепившись в рукав моей куртки, Сарычев не сводил с меня своего недоумевающего, гневного взгляда. Со стороны наше немногословное милое общение было, наверное, похоже на разговор двух подвыпивших друзей, которые обсуждали то, насколько они уважают друг друга, и насколько это взаимное уважение помогает им навести мосты взаимопонимания. Я виновато потупил голову.

– Ну, – грозно прошипел Сарычев, – все стрелки на тебе сошлись. Рассказывай, где можно найти Полуянова!

– Но… я… Вообще-то я не знаю, – промычал я в ответ. – Я думал… я думал, что мы сможем его найти через Софью Петровну… Я подозревал, что он мог встречаться с ней, но…

– Где она? – рявкнул Сарычев.

– В больнице. – Я назвал адрес, который мне продиктовала по телефону незнакомая старушка.

– Поедем туда, – решил майор. – Теперь мне без Полуянова никак нельзя.

– Но там наверняка нас уже ждут, – нерешительно сказал я.

– Да, конечно. – Майор долго шарил руками по карманам, потом вытащил смятую пачку и достал из неё одну сигарету, нервным движением щёлкнул газовую зажигалку и прикурил. – Да, нас там ждут. И что?.. У тебя есть какие-то другие варианты?.. Через день-другой они всё равно нас возьмут. Возьмут и шлёпнут. Они нас уже не оставят в покое никогда… Ты понимаешь это? – Его пальцы немного дрожали. – Пришло время пошуметь… Как думаешь, Бурят?

Бурят неопределённо пожал плечами, всем видом давая понять, что подчинится любому решению своего командира.

– Ребят жалко, Петрова и Буланова, – сказал он тихо. – Неужели они их взяли?

Сарычев сильно затянулся, выпустил дым и резко отбросил недокуренную сигарету в сторону:

– Ничего, решим и этот вопрос.

Майор, засунув руки в карманы куртки, посмотрел куда-то в сторону, медленно прошёлся. Внешне он почти успокоился.

– «Фольксваген» видел? – спросил он, обращаясь к Буряту.

– Да, – коротко ответил тот.

– Счастливая случайность?

– Не похоже. – Бурят недолго думал и почти не сомневался.

– Кто же это? – Этот вопрос Сарычев задал, скорее, уже себе.

– Китайцы, – невозмутимо сказал Бурят.

Мы с удивлением посмотрели на него.

– Это были китайцы, – повторил Бурят.

– Ты хочешь сказать, что это были азиаты? – попытался уточнить Сарычев.

– Нет, китайцы, – опять настойчиво заявил Бурят.

Сарычев обречённо махнул рукой, видимо, отчаявшись что-либо понять, и посмотрел на часы.

– Пусть будут хоть апачи, нам надо уезжать отсюда… Обсудим всё на квартире.

Уже совсем стемнело, когда нам наконец удалось остановить таксиста-частника на «шестёрке». Подозрительно оглядев троих мужчин на пустынной улице, водитель сначала наотрез отказался куда-либо ехать, но в итоге сработало поддельное милицейское удостоверение, которым Сарычев помахал у него перед носом. Майор даже обещал сто пятьдесят рублей таксисту, если тот доставит уставших служителей порядка в район «Водного Стадиона». Парень согласился. Он поначалу боязливо косился в нашу сторону, но скоро осмелел и, окончательно доверившись, стал рассказывать какую-то чепуху о магазине, своём куме и ещё о чём-то очень важном и интересном с его точки зрения. Сарычев курил и слушал водителя, рассеянно и невпопад кивая. Бурят откровенно задремал. Я же, остекленевшим взглядом упершись в тёмное стекло, перебирал в памяти всё, что с нами произошло за сегодняшний день.

Итак, Пахомов отказался вести с нами какие-либо переговоры. Не хочет? Не считает нужным? Или не может, уступая место более сильному игроку? Скорее последнее. Но тогда можно только удивиться всевластию отставного агента ЦРУ, для которого, как оказалось, нет ничего невозможного, и даже генерал ФСБ послушно принимает его сторону. За деньги? Возможно, но не факт… Если нет, то у Пахомова своя игра? Генерал не тянет на простого исполнителя чужой воли. Старый знакомый и одноклассник Полуянова – благодаря ему и был завербован Полуянов… Нет, Пахомов должен быть самостоятельной фигурой, и Бартли для него сейчас просто союзник, локомотив, который должен доставить генеральский состав на станцию назначения. И что нас там ждёт? Письмо Ногаре и Полуянов, исторический документ и человек. Соприкосновение этих загадочных сущностей даст эффект. Какой? Перстень Соломона? Это звучит наивно. И нет причин не доверять Ракицкому. Письмо – фальшивка, а Полуянов уже однажды обманул спецслужбы, подсунув им в виде тайны пустышку. Второй раз на те же грабли? Маловероятно, но может быть и такое… На кого работает Бартли? Непонятно. И это самая большая загадка. Известно только то, что существует неизвестная личность или организация, которая обладает неограниченной властью или неограниченными денежными средствами и имеет чётко обозначенное желание заполучить Полуянова и письмо Ногаре в свои руки. У Бартли железная хватка. Как он вышел на однополчан Сарычева?.. Впрочем, если обладать полной информацией о майоре, можно было догадаться, кто мог ему помочь. Навести справки, соотнести факты – не так уж много у него друзей, способных на отчаянный шаг, – и вот уже есть подозреваемые. А дальше дело техники. Как он узнал о квартире в Химках? Выдали сослуживцы? Вполне возможно. Они ведь не железные. Но тогда Бартли мог появиться там и раньше… А что, если это Рыбаков? Не очень вяжется – он мог при желании сдать нас сразу же при встрече. Значит, всё-таки прослушка. Неосмотрительный звонок пенсионера с аппарата, поставленного на контроль, и… только интуиция Сарычева спасает нас от молодцов Бартли. Вообще, нам поразительно везёт. Казалось бы, Бартли при встрече предусмотрел всё. Мы должны были стать его добычей. Но… Всё решила странная случайность, которая совсем не похожа на случайность. Непонятные китайцы, если верить Буряту, на машине блокировали джип преследования. Зачем? Почему? И откуда вообще взялись эти китайцы? Это уже было больше похоже на нереальную фантасмагорию. Но ведь это произошло. Бред какой-то!..

Рыбаков подозревал, что Полуянов мог оставить мне информацию, где его искать, Бартли вообще был в этом уверен. Я опять крайний, как и с письмом Ногаре. У меня есть письмо, но я не знаю, в чём его тайный смысл. И я, оказывается, знаю, где находится Полуянов, но даже не подозреваю об этом. Моя голова благодаря коллективным подозрениям растёт в цене. Удивительная ситуация… Может быть, я ещё знаю, кто убил Джона Кеннеди, и только косность моего мышления, бедное воображение и слабая память служат препятствием для осознания сего непреложного факта… И всё-таки, откуда такая странная уверенность? Что же за информацию оставили вы мне, дорогой Вячеслав Константинович Полуянов? А также Сергей Александрович Померанцев… Сергей Александрович… Боже! «Белый цвет – Серёжа, с Китоврасом схожий»…

Я замер, оглушённый такой простой и естественной догадкой. Но почему бы и нет?

– Мне нужен Интернет, – проговорил я.

Сарычев не сразу понял, что я сказал. А когда до него дошла моя просьба, он недоверчиво покосился на меня.

– Что? – повернувшись ко мне, спросил майор.

– Мне срочно необходим компьютер с выходом в Интернет. Нужно какое-нибудь интернет-кафе или что-нибудь ещё в этом роде…

Таксист замолчал и внимательно посмотрел на меня в зеркало заднего вида, а Бурят открыл глаза, пробудившись от дрёмы.

– Это зачем ещё? – Сарычев был искренне удивлён.

– Мне кажется, я вспомнил одну важную деталь, – ответил я.

– А ну притормози, – скомандовал майор водителю, тот остановился. – Знаешь где-нибудь поблизости открытое интернет-кафе?

Таксист недоумённо кивнул. Сарычев бросил ещё один неуверенный взгляд в мою сторону:

– «Водный Стадион» временно откладывается, едем развлекаться в ночное интернет-кафе.

Первый этаж высокого жилого дома. «Солнечный Ветер». Удивительное название для круглосуточного интернет-кафе. Внутри полупустой зал, в ряд выставленные мигающие мониторы, которые отделены друг от друга перегородками. Где-то что-то шумит, стреляет, скрежещет – не загнанные ещё домой бледные подростки и юноши с горящими неподвижными глазами выясняют отношения по сети. Краем глаза я глянул в один из мониторов, за которым сидел худенький русый паренёк. На экране странный человек в белом плаще с хорошо знакомым мне красным восьмиконечным крестом активно размахивал длинным мечом, лихо раскидывая в стороны выползавшую из-за углов нечисть. Что поделаешь – тамплиеры стали частью компьютерной масскультуры.

Появление трёх взрослых мужиков в местном клубе по компьютерным интересам было благополучно проигнорировано – есть дела поважнее. Я сразу бросился к одному из свободных светящихся экранов, вышел в Интернет, набрал в строке поискового сайта сначала одно слово, потом другое. Через несколько секунд на экране появляются пронумерованные синие ссылки, и в глаза сразу бросается адрес – Померанцев переулок, дом 3.

– И что это значит? – заинтересованно спросил Сарычев, заглядывая мне через плечо.

– Я думаю, что это адрес дома, где сейчас может находиться Полуянов.

– Так-так-так, – тихо пробормотал майор и присел рядом со мной на стул. – А можно поподробнее?

– Когда я встречался с Полуяновым, он представился Сергеем Александровичем Померанцевым, историком из Института всеобщей истории.

– Это я помню. И что?

– Сначала я не обратил внимания на одну интересную вещь. Дело в том, что Сергеем Александровичем звали и любимого поэта Полуянова – Есенина. Я решил проверить, имеет ли отношение к Есенину фамилия Померанцев. Оказалось, что дом 3 по Померанцеву переулку был последним местом жительства поэта в Москве, куда он переехал после свадьбы с Софьей Толстой в 1925 году.

– Ты хочешь сказать, – задумчиво произнёс Сарычев, – что таким образом Полуянов оставил информацию о месте, где ты можешь его найти?

– Это вполне возможно.

– Не слишком ли это открыто? Ведь об этом мог догадаться не только ты, – скептически заметил Сарычев.

– Мне кажется, мало кто знает, что любимый поэт Полуянова – Есенин… А я это знал… – Я запнулся и добавил задумчиво: – А он должен был знать, что я это знаю…

Я вспомнил фотографию Есенина на книжной полке в доме Полуянова и Софью Петровну, пытавшуюся незаметно от меня смахнуть с покрасневших глаз слезу. «И всё-таки она с ним говорила, может быть, даже видела, – промелькнуло у меня в голове. – В любом случае, она знала, что он вернулся. И Полуянов, оставив закодированное сообщение о месте, где можно было его найти, через свою мать дал ключ к этому сообщению». Мысль казалась фантастической, и, пытаясь вспомнить дословно свой разговор с Софьей Петровной, я хотел найти этой мысли неоспоримое подтверждение.

– Ты уверен, что он там? – спросил Сарычев.

Нет, конечно, я был не уверен. Мне самому моя догадка казалась зыбким и неправдоподобным предположением. Но разве у нас есть другие варианты?

– В любом случае, других вариантов у нас нет, – сказал майор, как будто прочитав мои мысли, и посмотрел на часы. – Завтра проверим.

Добравшись наконец до «Водного Стадиона», мы долго стояли около дома, пытаясь вычислить возможную засаду. После случая с провалом нашего убежища в Химках Сарычев уже не был уверен ни в чём. Только тщательно изучив окрестности, майор решился отправить Бурята проверить подъезд и квартиру. Тот, вернувшись через несколько минут, сказал, что всё спокойно. Войдя в квартиру, Сарычев устало объявил, что ситуация после нашего побега может резко ухудшиться. Теперь, когда все мосты сожжены, скорее всего, мы будем объявлены в общий розыск. И любой милиционер с этой минуты представляет для нас опасность. В городе нам появляться было уже намного опасней, чем раньше, и потому майор заметил, что если поиски Полуянова не дадут результаты в ближайшие два дня, нам надо будет уезжать из Москвы. Сарычев огласил свои планы на завтра: я с майором отправляюсь на поиски Полуянова, а Бурят остается на связи в квартире, – и скомандовал отбой.

Мой навязчивый беспокойный сон в эту ночь получил новое продолжение. Улыбка приобрела лицо черноволосого, восточного типа человека, вполне конкретное лицо, которое открыло свои устойчивые запоминающиеся черты. Странный человек сна сначала улыбался, потом говорил, говорил тихо, бегло и монотонно, как будто что-то рассказывал, потом опять улыбался. Я не мог понять его речь. Слова мне были совершенно незнакомы, но я внимательно слушал, стараясь запомнить журчание его странного языка, пришедшего в мой сон из какой-то далёкой древности, и наблюдал за лицом этого странного человека. Я уже не боялся моего ночного гостя, да и он, казалось, проникся странным интересом ко мне. Мне казалось, что он пытался что-то донести до меня, что-то объяснить, говорил, улыбался, гримасничал, совсем не обращая внимания на то, что я не понимаю его. Его тёмные глаза, пронзительно яркие и проницательные, то весёлые, то грустные, скрывали непонятную застывшую печаль, оставляя невероятно сильное, почти демоническое впечатление. Мой разум даже во сне пытался разобраться с этой игрой образов, вмешивался в созерцание, спрашивал и не получал ответа. Откинув все аргументы здравого смысла, который не хотел видеть в необычных снах ничего, кроме дневной усталости мозга, я понял две вещи. Во-первых, я понял, что улыбка совсем неспроста пришла в мой сон, сделав ночь своей вотчиной. И, во-вторых, улыбка вернула образ своему хозяину, который что-то хочет сообщить. Но что же всё это могло значить?..