Легенды Синего Яра

Глава 1

– А почему княжна Дождю Обещанная? – Рада сидела на широкой лавке и болтала ногами, что еле доставали до пола. Одной рукой девочка держалась за шершавую доску под собой, а второй усердно колупала краску на резной раме окна.

За ним бешено и надрывно стонал ветер, дождь заливался через мутную слюду и крупными каплями стекал вниз, темня дерево подоконника. Месяц Протальник выдался наредкость слезливым. Небо плакало проливными ливнями, смывая зимние сугробы и превращая их в грязные черно-серые ледяные груды. Они нехотя таяли, размывая дороги, мешая телегам и повозкам, что вязли колесами в черных проталинах, словно в трясине. Будто и не было Лютня-месяца, что сковывал льдом и морозом землю, индивел на деревьях, расползался узорами на окнах. Будто бы он еще седмицу назад не щипал за нос, и не сбивал с ног студеным ветром. Ныне небеса лишь рыдали горькими слезами, оплакивая Обещанную Дождю княжну. Свинцовые облака давили на шпили резных башенок княжеского терема, а солнце лишь изредка проливало свет сквозь разрывы облаков.

Синий Яр, окутанный туманной дымкой, готовился встречать еще одну весну.

Саяна оторвалась от вышивания и тяжело вздохнула. На льняном полотне среди кривых и рваных стежков практически нельзя было разглядеть узора. Исколола все пальцы до крови, а толку никакого. Положив пяльца на стол, девушка качнула головой.

– Потому что ее князь обещал. – коротко буркнула она. Говорить об этом не хотелось. Саяна понимала, что сестрица мала да любопытна, но от разговоров становилось муторно внутри. Так тяжко, что под ребрами ныть начинало. И вот вроде радоваться надо: не на закланье же княжну отдают – а все равно сердце грусть съедает, точно червь яблоко. Медленно и неспешно прогрызая себе путь наружу.

В горнице, несмотря на утро, было темно. Тучи сегодня клубились, изрыгались дождем и не пускали солнце пролить и толику света на землю. Поэтому на столе пахла маслом лампада, что неровно освещала горе-вышивку, да играла бликами на серебряном очелье Саяны. Несмотря на непогоду было тепло и сухо: служка еще спазаранку подкинул в печь дров, и теперь они весело потрескивали в углу опочивальни.

– А почему ее князь обещал? – не унималась Рада, и, вскочив, подбежала к сестре. Улыбнулась, показав щербатый зуб, и требовательно потянула за рукав. – Саяна, расскажи! Княжна завтра за духа Дождя выходит, а я и не знаю, почему ее отдали! Никто мне ничего не говорит, только гоняют! – девочка шумно шмыгнула носом и обиженно засопела, будто именно старшая сестра гоняла ее всю последнюю седмицу.

– И правильно гоняют! – Саяна взъерошила сестре волосы, и та недовольно фыркнула, отскакивая. – Мала ты еще. Во время дождя о таких вещах не принято рассказывать. Духов только гневить! – отмахнулась старшая и обреченно потянулась к пяльцам. Няня должна была вот-вот вернуться, а вышивка все еще похожа на облезлого петуха, а не на жарптицу. Вот и влетит ей за испорченные ткань и нитки!

Усталость прошедших дней давила на виски и тянула затылок. Хотелось снять с себя рубаху, распустить косу и наконец-то поспать. Казалось, что за последние несколько дней Саяна и вовсе не ложилась. Бесконечно бегала по терему и занималась приготовлениями к свадьбе княжны. Знала, что не по чину дочери воеводы сигать туда-сюда, да без дела слишком уж тошно было. А так займешь себя на час-другой, и на душе легче становится.

А дел было невпроворот: то столы для будущего пира криво установят, то некрасиво повесят обереги вдоль резных окон, то стряпухи никак не могут решить, какие яства на стол подавать первыми, а какие последними. Вот и приходилось дочери воеводы бегать от одного к другому, пытаясь, чтобы свадьба прошла так хорошо, чтобы княжна на век вперед запомнила свой последний пир в родном Синем Яру.

– Присядь, Саяна, отдохни. – приговаривала то и дело княгиня – Не по чину тебе бегать по терему, как оголтелая. И без тебя справятся, подготовят нашей Рогнедушке дивный пир, каких Синий Яр еще не видывал.

Саяна грустно улыбалась, качала головой и вежливо кланялась княгине. Безумно хотелось, чтобы княжна Рогнеда запомнила свой последний день в этом мире навсегда. Чтобы с теплом и любовью вспоминала, как лилась музыка, звонко пели разодетые девицы, как танцевали до упаду гости и провожали невесту, кидая вслед пшено да золотые монеты.

Княгиня качала головой и удалялась, как всегда тонкая, прямая, с толстой русой косой, украшенной золотым очельем с сияющими алыми рубинами. И весь ее прямой стан показывал, как она горда за свою дочь, как ждет дня свадьбы, чтобы отдать Рогнеду в руки такого знатного мужа. Ведь стать женой духа – это честь, достоинство, гордость, безопасность и покой для всего Синего Яра.

Только вот Саяну было не обмануть. Под ясными голубыми глазами появились сизые тени, в уголках губ залегли скорбные складки, а брови то и дело хмурились задумчиво. Некогда румяное лицо посерело, стало каким-то больным и хворым. Тошно было княгине, ох как тошно. Поселилась у нее в душе тоска, и тащила она силы из еще молодой женщины, превращая потихоньку в старуху. Саяне даже казалось, что в русых волосах серебром заблестели седые пряди.

Княгиня-то не могла, как Саяна, носиться, стуча каблуками кожаных сапожек до полу, пытаясь растворить в этом глухом звуке свою собственную боль предстоящей потери.

Дверь, скрипнув, отворилась, и в горницу вошла старая няня, отвлекая Саяну от невеселых мыслей. Прошелестела тяжелым расшитым подолом по полу и склонилась над вышивкой. Лицо, покрытое паутиной морщинок, скривилось. Чарна обреченно возвела глаза к потолку и всплеснула руками.

– Никуда не годится! Боги тебя совсем обделили, девочка! Этот страх ты собралась княжне в дорогу подарить? Хочешь, чтобы она смотрела на эту плешивую ворону и тебя вспоминала? У-у-у непутевая девка! – старая погрозила воспитаннице сухоньким кулаком.

– Это жарптица, а не ворона! – Саяна потянулась было к пяльцам, бурча себе под нос, что обязательно все переделает, но няня вырвала их из рук и принялась исправлять, ловко орудуя иголкой и кляня девушку на чем свет стоит.

Вечно она так: бранилась, ругалась почем зря, да высечь грозилась. Говорила, что отец разбаловал, вырастил неумеху, которую замуж никто не возьмет с такими-то руками кривыми. Саяна лишь тихо посмеивалась: знала, что Чарна поворчит-поворчит, да успокоится.

– Чарна, расскажи, почему княжну Дождю обещали? – светловолосая девчонка тем временем нетерпеливо топнула ногой и взмолилась – Ну, пожалуйста! Велика тайна, о которой весь Синий Яр знает! Ты вот делай из вороны жарптицу и рассказывай, а мы с Саяной послушаем! – Рада заболтала ногами еще сильнее и даже подпрыгнула от нетерпения.

– Не принято в дождь-то. Только духов гневить. – отмахнулась няня, щуря подслеповатые глаза.

– Он почти прошел. Идет совсем-совсем маленький! И резы тут у нас защитные высечены как раз для таких разговоров! Сам вещий Лешко над ними шептал! —девочка заговорчески ухмыльнулась, снова подбежала к окну и постучала по расписной раме. – Ну расскажи, няня! Почему княжна за духа Дождя должна замуж выйти? Вот вернется батюшка из похода, скажу ему, как вы обижали меня! – она снова топнула ножкой, уперла руки в бока и отвернулась обиженно.

Саяна закатила глаза, а няня махнула рукой , закрепила нитку узелком и присела рядом со старшей. Перевязала цветастую косынку и поманила Раду за стол. Девочка, просияв, заулыбалась. Няня налила сестрам по кружке овсяного киселя и, с опаской глянув дождь за окном, тихо начала:

– Давно дело было, аж пятнадцать зим назад. Говорят, Хранитель Солнца с Хранителем Дождя поругались. Причины не знает никто, да не пристало им ругаться, ведь оба духа были созданы богами и поставлены наместниками в смертном мире. Не просто так они их назначили солнцем и дождем повелевать. Обиделся Дождь и перестал спускаться на землю. А в Синий Яр пришла невиданная засуха: почти весь урожай погиб, скотина издохла, даже река начала пересыхать. Помню, вброд можно было с одного берега на другой переправиться, не то, что сейчас – только в челне. Мы молили Солнце ослабить свои жаркие объятия и попросить Дождь посетить нас хотя бы разок, приносили жертвы, плели тысячи венков, но все было тщетно. И тогда наш Великий Князь сам обратился за помощью к Дождю. Пришел на капище, выгнал всех жрецов и долго-долго молился. Три дня и три ночи не видели мы князя, а когда он вышел, то тут же пошел такой ливень, что река наполнилась водой за считанные минуты! С тех пор каждое лето Синий Яр и Солнце ласкает и Дождь поливает. Не знаем мы ни зноя, ни засухи, ни наводнений, ни паводков.А Солнце и Дождь одинаково почитаем и никого выше другого не ставим.

– А княжну за Дождя-то за что? – нетерпеливо перебила Рада, вытерла рукавом губы и стукнула по столу кружкой. Чарна потрепала девочку по светлым волосам и подлила еще напитка. Ветер протяжно завыл, а дождь за окном усилился, завыл, точно голодный волк.

– Ох, силы небесные! Негоже в дождь-то… – старая няня схватилась за ладанку на шее, понизила голос до еле слышного шепота и поспешно продолжила – Только вот не просто так Дождь помог синеярскому князю. Явился он к нему на третий день молитв и потребовал отдать любимую дочь в обмен на свою благодать. Духи они такие, Рада, ничего просто так не делают. Разбаловали их боги-создатели, слишком много позволили, вот они и творят, что душе угодно. – няня снова с опаской покосилась на окно и, сложив морщинистые руки на груди, зашептала с новой силой – Говорят, Хранитель Дождя для старшего сына своего жену искал. Сами знаете, как это бывает. Из смертных духи себе частенько жен берут, уносят в иной мир и запирают там. И томятся красны девицы веки вечные, пока не истлеют и не превратятся в пепел.

Саяна поежилась. Эту историю девушка знала не по наслышке, но из уст няни она звучала как-то натяжно и пугающе. А непогода за окном только еще больше стращала. Хотелось, как и няня, схватиться за ладанку да подуть на высеченную на ней обережную руну. Обычно люди говорили, что девицы там живут, словно сыр в масле катаясь, но няня упорно твердила, что быть женой духа – сплошные мука и мытарство.

Когда княжну обещали Дождю, Саяне было около пяти зим. Она помнила, как палило в тот год солнце, как крупными каплями стекал по лбу пот. Месяц Знойник рухнул на Синий Яр, пинком выгнал легкий и ветреный Купалень и запалил, зажарил, заполыхал. Саяна помнила, как мама бесконечно прикладывала к лицу влажную ткань и тихо напевала почти позабытый мотив. Отца в тереме не было, он отправился с дружиной усмирять недовольный бунт на границе княжества. Народ восставал против князя, обвиняя в наступившей засухе.

Саяна помнила, как однажны они с няней ходили на торжище, и вдруг какой-то бродатый мужчина кинулся в ноги, схватился сухими пальцами за подол девичьей рубахи и принялся умолять напоить его детей водой. Размазывал слезы по сморщенным, сгоревшим щекам и молил, молил, молил девочку,что замерла изваянием, не зная что делать. Чужое горе впервые закралось в маленькую душу, вгрызлось зубами, причиняя боль.

На Синий Яр плашмя обрушился небывалый зной и заключил массивную крепость в испепеляющий кокон. Дыхнул огнем, иссушил водоемы, пожелтил листья, уморил скотину, уничтожил урожай. Саяна даже сквозь время слышала плач того человека, что стоял перед маленькой дочерью воеводы на коленях и молил о глотке воды. Перед девочкой, горло которой само разрывалось от бесконечной жажды. И она плакала без слез, захлебывалась, уткнувшись в лицом в нянину поневу.

И когда вдруг крупные капли ударили по потрескавшейся земле, народ повалил на улицу, танцуя, смеясь и плача. Они подставляли обгоревшие лица под струи воды, вскидывали руки к небесам, восхваляя духа, что пролил на землю свою благодать. Из кособоких изб зазвучали гусли, босоногие девы и мужи заплясали, поднимая брызги, понесли на капище дары, разрезали ладони и кропили кровью взмокшую землю, почитая великих духов.

И уже к вечеру из каждой щели полезли слухи о свадьбе княжеской дочки с одним из духов Дождя. Саяна слышала, как шепчется по углам прислуга, как стражники косятся на маленькую невесту, что беззаботно играла с дочерью воеводы во внутреннем дворике терема. Тогда ни она, ни Саяна не осознавали всю тяжесть того груза, что лег на плечи юной княжны. Они лишь бегали босиком по росистой траве и прославляли Дождь в унисон со всем Синим Яром.

Скрипучий голос няни вырвал Саяну из воспоминаний. Чарна полушепотом продолжала рассказ, поглаживая притихшую Раду по голове.

– Помню, когда я была маленькой, Дух Леса явился к одному из синеярских купцов. Его средняя дочь славилась небывалой красотой. Волосы золотые, как весеннее солнце, глаза синие, будто сапфиры, губы алые, точно июльская малина. Одним словом, на Рогнеду нашу походила: фигурка тоненькая, ладненькая, голос, точно трель соловьиная, движения плавные, будто лебедушка по водной глади плывет. Забрал Дух девицу к себе, выдал за одного из своих сыновей. Что дальше с ней сталось, только богам да духам известно. Только вот после этого в синеярских лесах следующие двадцать лет водилась и малина, и брусника и черника. Вот такие ягоды были здоровые! Лакомились так, что за ушами трещало, да животы потом болели от обжорства.

Рада вся обратилась в слух, затаив дыхание. История Чарны одновременно пугала и привлекала, как обычно пугает и привлекает первая весенняя гроза.

Саяна же внимательно изучала стол, рассматривая каждую зазубрину шероховатой поверхности, вслушиваясь, как заунывно за окном плачет ветер и призывно бьет по стеклу ливень. А няня все продолжала скрипуче шелестеть, почти сливаясь голосом с дождем за окном.

– Княжна-то наша тогда совсем мала была. Посему договорились: как только девочке исполнится двадцать зим, князь должен будет облачить ее в простую рубаху без пояса, распустить волосы, надеть на голову венец из лунного камня и отправить на капище. Там-то Дождь ее и заберет к себе навсегда.

– Прямо навсегда… – выдохнула Рада, закрывая рот рукой.

– Нет Рада, на время – невесело хохотнула Саяна. Она как обычно начинала злиться, когда кто-то говорил ерунду. – Погостит у духа княжна, поразвлекается, а потом, как надоест, пожитки соберет и домой из мира духов в наш. Что за глупые вопросы! Конечно, навсегда! Завтра после свадьбы Рогнеда уйдет одна на капище, и больше мы ее не увидим.

Дождь, как бы подтверждая сказанное, с силой ударил по крыше. Все трое вздрогнули от неожиданности, а няня тут же схватилась за ладанку на шее. Испуганно зашептала отворот от духов, сжав морщинистые кулаки чуть ли не до синевы.

– Вот, Рада, погляди, что делается за окном. Не гоже в дождь говорить о таком. Слушают духи, каждое слово наше ловят. Не понраву им придется что – беды не оберешься.

– Не думаю, что духам интересна болтовня старой няни да двух девок. – снова усмехнулась Саяна – А то что княжна навсегда в мир духов отправится, такова цена за процветание Синего Яра. Не пойдет – помрем мы тут все от зноя и мора. И до зимы не дотянем. – она чуть сжала на коленях льняную ткань рубахи и встала из-за стола. – Ладно, хватит болтать. Дело это давно сговоренное, и мы должны принимать свадьбу княжны, как великую честь и благость. – она поморщилась, потому что сказанное прозвучало натянуто, точно тетива лука, с которого вот-вот сорвется стрела. Девушка кивнула на свою испорченную вышивку. – Уповаю на твои золотые руки, няня. Мне не справиться без тебя.

Тонкие губы Чарны дрогнули в улыбке, и на впалых щеках проступил румянец. Любила старая сладкие слова так же сильно, как и медовые пряники. Она потянулась к пяльцам и продолжила работу. Рада вернулась на свою лавку и уже без особого интереса продолжила колупать краску, периодически задумчиво поглядывая, как водяные разводы на стекле стекаются в узоры.

– А можно взять и княжну просто не отдать? Вдруг духи сжалятся и не пошлют на Синий Яр засуху? – тихо спросила она без прежнего задора в голосе. Рада уже знала ответ, но почему-то хотела услышать его от старших.

Саяна хмыкнула, а няня с суеверным страхом в очередной раз покосилась на оконную раму. На морщинистом лице отразилась борьба с собой: видимо, старая Чарна очень хотела рассказывать дальше, да боязно было. Боялась на склоне дней духов прогневать. Уж скоро к праотцам отправляться, не хочется перед ними за речи свои краснеть. Но все же желание скоротать дождливое и холодное утро за разговором пересилило.

– Однажды… – снова начала она. – Давно это было…то бабка моя мне рассказывала. Зим триста назад, в соседнем княжестве, которое называлось Остаханское…

– Никогда не слышала о таком! – фыркнула Саяна. Летописи о былом она знала хорошо – отец настоял обучать дочерей, как положено, поэтому девочки с детства знали все княжества известных земель от берега океана до непроходимых гор.

– А потому ты не слышала о нем Саяна, что давно уж и нет его. – махнула рукой Чарна и, достав из мягкой подушечки иголку, снова воткнула ее обратно. – А в свитках твоих не писано о нем, потому что проклято то княжество. Не пишут о проклятом, не вспоминают. Стирают из людской памяти, чтобы не бередили, не трогали прошлое. А память…память людская коротка, Саяна. Сегодня помним и любим мы княжну Рогнеду, а завтра уйдет она под венец, поплачем мы пару зим, да забудется все. Поростет в душе вереском, зацветет ковылью. Завалит лютыми сугробами да ледяным ветром скует в сердце. Так и с княжеством Остаханским случилось. Забыли о нем люди. А забывать о таком не следует… Так вот…Была в том княжестве дева прекрасная, дочь знатного боярина. Черноокая, белокожая, нраву такого кроткого, что в женихи ей посватался один из речных духов. Властвовал он рекой, у подножия которой располагалась Остаханская столица, уж и не припомню, как она называлась. Дух реки потребовал привести деву на берег, одетую в свадебные одежды и с золотым венцом на голове. И за такую невесту обещал он чистую воду горожанам, да полные неводы улова рыбакам. Но слишком сильно любил свою дочь боярин, и, когда пришло время выполнять уговор, он бежал из города вместе с ней, надеясь, что дух реки никогда их не отыщет. Множество дев предложил князь взамен, но ни одна не приглянулась речному владыке. И тогда восстала река, поднялись огромные волны до самого неба и погребли под собой Остаханское княжество. Стерла его вода с лица земли, будто и не было вовсе.

Рада судорожно выдохнула, когда няня закончила свой рассказ. Она осторожно слезла со своей лавки и медленно подошла к Чарне. Та заботливо усадила девочку к себе на колени и принялась переплетать пушистые волосы. Подбородок у Рады мелко подрагивал, а глаза покраснели, готовые вот-вот пролить горькие слезы.

– Обречена княжна. – только и смогла сказать девочка.

Протяжный порыв ветра по-волчьи завыл где-то под крышей, и яркая вспышка молнии располосовала комнату. Тяжелые капли с силой ударили по окну, утонув в грохоте весеннего грома. Рада, взвизгнув, зажмурилась и спрятала лицо в воротнике Чарны. Та, продолжая сжимать оберег, поспешно зашептала отворот.

– Дождь так бьется в окна, будто войти хочет. – прошептала девочка, вцепившись ручками в нянин рукав.

– Не бойся. Дух не может войти в дом, если его не пригласить. – Саяна пожала плечами и кивнула на защитные резы. Они были на оконной раме, изголовии широкой кровати, дверном пороге. Вырезанные ножом и окрапленные кровью вещего Лешко, они и сейчас мерно отливали багрянцем в свете лампады. – Да и зачем ему сюда входить. Не княжны мы, чтобы нами тут любоваться. Поэтому давайте жарптицу закончим, и я к Ивелину схожу. Он мне ножи наточить поможет, в игрищах завтра участвовать буду.

Старая няня покачала головой и снова потянулась к подушечке с иголками. Весь ее вид буквально осуждал Саяну и отказывался принимать то, что не любит девица прясть, вышивать да стряпать. Зато ножи метает не хуже любого парня и в седле держится, как влитая.

С детства отец лично обучал девочку стрелять из лука, владеть клинком, ездить на лошади и метать копье. Последнее давалось дочери с трудом, но в остальном она неплохо преуспела за годы тренировок. Женщина-воин в Синем Яру, была редкостью. Народ осуждал да замуж никто не звал. Но Саяна все равно надевала мужскую рубаху с портами и на заднем дворе терема тренировалась с отцом каждое утро, когда он не был в отъезде. А когда уезжал с войском, то девочку обучал старый мечник Велемир. Он всю жизнь провел в битвах и воинских походах, но на склоне лет осел в Синем Яру, ковал оружие и мальцов ратному делу обучал. Саяну взял к себе с неохотой, но вскоре, увидев, что девочка делает успехи, уступил и покорился воле князя. Поначалу Славен нареченный Мудрым был против таких увлечений придворной девочки, но после долгих уговоров воеводы, уступил.

– Княже, а как еще ей справиться с пропажей матери? Пусть лучше мечом машет да боль свою выпускает, чем сидит и чахнет. Все равно ты прочишь ее в Багровые земли отдать, а там ратиться каждая девка умеет, не то что в Синем Яру. – у отца был густой бархатный бас и темно-каштановая борода. – К тому же и княжне лишняя защита не помешает. Все равно они с моей Саяной не разлей вода. Так хоть польза будет какая.

Мама Саяны пропала около шести зим назад. Однажды утром, когда дочка по привычке прибежала в ее опочивальню, то обнаружила лишь пустую постель и пугающе ледяные перины. Три дня и три ночи искали жену воеводы и дружинники с собаками, и шорники, и гончары, и кузнецы, и рыбаки. Даже русалки в озере неподалеку все дно обыскали – ни следа, ни зацепки – ничего.

Через седмицу Саяна краем уха услышала, что в лесу нашли тело женщины, которую задрали волки. Изуродовали так сильно, что и опознать нельзя. Князь объявил ее пропавшей женой воеводы и приказал поиски прекратить. Безутешен был отец, точно тень ходила по терему маленькая Саяна.

– Как же мы с тобой теперь жить будем без моей Велены. – голос отца звучал хрипло и надрывно. Он прижимал к себе дочь, а она тихонько теребила ворот его распахнутой косоворотки, поглаживая пальчиком вышивку, еще помнящую мамины руки. – А Раду на что она оставила? Она только первую зиму свою прожила, от груди материнской не оторвалась. Что же делать? О Великие Духи, что же делать?

Внутри, точно большое безмолвное чудовище, поселилась пустота и схватила своими когтистыми лапами за самое сердце. Казалось, что даже глубокий вдох сделать трудно – так сильно держало изнутри. Оно мертвой хваткой вцепилось в девочку, не давая есть, спать, разговаривать и даже думать. Будто дыхнуло огнем и выжгло некогда цветущее поле, оставив лишь сгоревшее дотла пепелище. Совсем как та страшная засуха из далекого детства.

А через месяц Саяна вдруг нашла на своей кровати глиняный оберег на кожаном шнурке. Такие образки обычно носили под рубахами простолюдинки: небольшие таблички с высеченной на ней руной – кривоватой линией, от середины которой вверх расходились еще две, делая узор похожим на куриную лапку. Оберег был окрапленный, и засохшая кровь уже была бурой и застарелой. Девочка быстро повесила его себе на шею и почему-то никому не сказала о своей находке, решив, что это прощальный подарок матери, которая явилась на миг из-за границы миров.

Шло время, чудовище внутри ослабило хватку и, казалось бы, впало в спячку. Саяна снова начала есть и общаться. А еще через какое-то время стала просить отца научить стрелять из лука и обращаться с мечом. Княжеский воевода был готов на любые уступки, лишь бы старшая дочь снова начала улыбаться и радоваться этой жизни. Купил ей добротного коня, приказал кузнецу изготовить легкий тренировочный меч да детский лук.

– Эх, юна ты Саяна, да ветрена. В голове туман у тебя один. – ворчливо пробурчала Чарна. – Кто ж тебя замуж возьмет, коли ты постоянно с луком да мечом носишься аки мальчишка?

Девушка хотела было ответить, но вдруг за окном раздался гулкий звук горна:

– Багры! – закричал кто-то – Багры едут! Багры!

– Багры… – прошептала Саяна, хватаясь за пунцовые щеки. Сердце мгновенно пустилось вскачь, и девушка метнулась к кованому ларю, что стоял около окна. – Как же это они так быстро…я думала к вечеру…а я несобранная…волосы нечесаны, щеки бледные…да как же так…

Слушая ее несвязное бормотание, Чарна лишь рукой махнула, и, снова закусив губами нитку, принялась за свое дело.

Саяна вытащила из ларя расшитый речным жемчугом шерстяной платок, натянула поверх рубахи лисий полушубок, нырнула ногами в кожаные сапожки и кинулась к няне.

– Пощипай за щеки, Чарна, чтобы румяной была, ну давай же, ну!

– Эх, ты, горе! – хмыкнула старуха, но сделала, что просит дочь воеводы. И за щеки пощепала, и платок на голове поправила, а сверху очелье серебряное надела. Красивое, подарок отца из земель заморских, янтарем отделанное.

Саяна, раскрасневшаяся и взволнованная, поплотнее укуталась в шубку и уселась рядом с сестрой, замерев в ожидании. Казалось, мысленно девушка улетела за ворота, туда где вздымают землю копытами кони приближающихся багров.

Рада же, и вовсе не поняв, чего радостного в приезде мрачных и суровых жителей степей, продолжила свои распросы:

– Подожди, няня, а что стало с той девушкой, которая от речного духа сбежала? Как сложилась ее судьба? Нашел ли он ее?

– Уж и не знаю, что с ней сталось. Пятьсот зим назад та история приключилась, концов не найдешь. Но поговаривают, что дева была проклята до последнего своего вздоха. – проскрипела та. – Вот и готова твоя жарптица. – она протянула вышивку Саяне. Теперь на нее смотрела статная птица с распущенным веером красно-золотым хвостом. – Может и научишься когда-нибудь отцу на радость. Матушка-то ваша покойная ух какая рукодельница была. Лучшая вышивальщица в княжестве! Видят духи, не было ее лучше, да и до сих пор нет!

Рада восторженно захлопала в ладоши: любая фраза о матери, которую она так и не узнала, вызывала у девочки радостное возбуждение. Саяна же чуть приподняла уголки губ:

– Видят духи, я пошла в отца.

Дождь снова ударил в окно, явно обиженный, что его не пустили, и поспешил удалиться, разрешив весеннему солнцу проглянуть сквозь сизо-серые облака. Его лучи тут же закрались в слюдяное окно, пустили зайчиков по начищенным половицам и еще пуще согрели и без того натопленную опочивальню. В полушубке стало жарко, но Саяна упорно не хотела его снимать. Уж слишком у нее был красивый лисий ворот и кожаный украшенный серебряной пряжкой поясок.

– Багры! Багры! – доносилось с улицы.

Послышался скрип засова, звук расходящихся в стороны массивных дубовых ворот и грохот конского топота, что разнесся по сонному еще терему гулким радостным эхом. Кто-то протяжно засвистел, и послышался гул, гогот, радостные и приветственные крики.

– Явились, волки клятые! – тут же принялась ворчать Чарна, наблюдая, как обе сестры кидаются к окну и прилипают к стеклам, вглядываясь. Она поднялась с лавки и тоже выглянула во двор. Дюжина коней и два нагруженных обоза въехали в распахнутые ворота. Талая грязь брызнула во все стороны, распугав дворовый люд. Девки с визгом бросились врассыпную, а парни выстроились шеренгой и поклонились до земли прибывшим.

– А как же им не явиться! Разве мог Храбр Сивый пропустить свадьбу княжны Рогнеды?

– Лучше бы ноги его в Синем Яру не было! – продолжила распаляться Чарна. – Никогда мы с баграми дружбы допреж не водили!

– И поэтому воевали без конца – отмахнулась Саяна, не отрывая взгляда от окна, пытаясь разглядеть среди одетых в одинаковые доспехи гостей, того единственного, о ком думала каждый вечер, моля Мать Грез послать его образ во сне.

– А почему воевали? – спросила Рада. Багры, что спешивались, отдавали поводья коней подбежавшим служкам, отряхивались после долгой дороги уже ей наскучили. Она дышала теплым воздухом на стекло и рисовала пальчиком буквицу, что твердила вчера на уроке.

– Почему-почему! – Чарна в сердцах стукнула сухоньким кулаком по столу, да так что пустые кружки подпрыгнули – Да потому что сердца у багров волчьи, а не человечьи. Оборотники они, окаянные, с темными духами в сговоре. Души еще их пращуры продали темным волхвам. – тут голос старой дрогнул и она промокнула концом узорчатой поневы морщинки в уголках глаз – И девочку нашу воевода за ихнего младшого отдать собрался. Ух, горе!

– Угомонись, Чарна! – Саяна так и не найдя взглядом того самого младшого, отлепилась от окна и строго посмотрела на няню. – Никто меня не отдает никуда. Вот как сговор будет, так и можешь начинать голосить. А до этого дня не гневи духов за зря. И байки чернавок поменьше слушай. Они в своих сплетнях и самого князя русальим сыном сделают, им только волю дай!

– А Княгиню полюбовницей Князя Бессмертного – брякнула Рада, за что тут же получила от сестры подзатыльник. – Эй! Да правду говорю! Девки с поварни рассказывали, а им конюх, а конюху гончар, а гончару русалка с озера! Говорят, являлся он ей в зеркале, да и полюбился. А он…

– Тьфу ты, горе луковое! – всплеснула руками няня, зажимая девчушке рот ладонью – А ну не бреши! Беду накличешь своими выдумками! Наши духи-то простят тебя, дуреху малую, чай своя, а вот Князь Бессмертный…

Саяна усмехнулась. Зеркало в опочивальне княгини было на зависть всем вокруг. Большое, почти с человека ростом, гладкое, блестящее, в кованой раме из чистого золота. Рама вилась вокруг тонкого дивного стекла, точно стебли невиданных растений, переплеталась в бутоны цветов, украшенные драгоценными каменьями. Иногда княгиня пускала Саяну посмотреть на себя да полюбоваться. И девушка смотрела в блестящее стекло, привезенное князем из самого Свет-града и думала, понравится ли она тому, кто ее нарушил покой и сон, когда вновь встретятся.

Три зимы прошло с последнего приезда багров в Синий Яр. Каждый вечер перед сном после молитвы, Саяна ложилась на перину, закрывала глаза и представляла загорелое лицо с высокими острыми скулами, волевым подбородком и ровным носом. Она помнила прямой взгляд черных глаз, тонкие вечно сжатые в полоску губы, резкие движения жилистого тела, шершавые молозистые пальцы, и горячее дыхание над ухом.

– Моей будешь. – сказал тогда младший сын Храбра Сивого и поцеловал. Так требовательно, настойчиво, властно, что у Саяны дух захватило и ноги подкосились. А кровь застучала в висках, прилила к щекам, заставила покрыться испариной. Все ее тело выгнулось, подалось навстречу, впечаталось в мощное тело, затянутое в кольчугу. А когда он оторвался от девушки и с неожиданной нежностью провел пальцем по ее нижней губе, Саяна, не колеблясь ни секунды, прошептала:

– Буду. – а потом, спохватившись, добавила – Когда к отцу моему на поклон придешь. Потом буду.