Танец алого и золотого

Глава 1. Воспоминание о мальчике в бамбуковой шляпе

В последнее время я вспоминаю его чаще обычного. Глубокая ночь, неестественная тишина, ветер колышет флаги винных лавок; на улице лишь заблудший ребёнок… да мальчик в бамбуковой шляпе, протягивающий малышке руку. Был ли он наваждением? Призраком в ночи? Или выдумкой маленькой девочки, рвавшейся на гору бессмертных из родительского дома?

– Глава школы Ван, что вы об этом думаете?

Думаю, что вы все мне чудовищно надоели.

– Думаю, что мы на сегодня закончили, – отвечаю главе дворца Скорби с вежливой улыбкой и едва сдерживаю наползающие на лоб складки: то, что я произнесла вслух, не лучше того, что хотела бы сказать. И то, и другое непозволительно грубо.

Мою ошибку, разумеется, не оставляют без внимания.

– Глава школы Ван, их поведение вызывает вопросы… – решает вмешаться в обсуждение глава дворца Великолепия, и у меня во рту становится кисло. Когда шишу Люй открывает рот, значит, всё действительно плохо!

– Они никого не убивают, верно? – прерываю я. – Напротив, помогают. Должно ли нам тревожиться сейчас?

Раздражение в моих словах столь явно, что даже глава дворца Нравственности, не склонный присматриваться к настроению окружающих, хмурит кустистые брови и щурится. Я стискиваю кулаки под рукавами, судорожно размышляя, как исправить положение, когда шишу Бай поднимается и, уважительно попрощавшись, покидает зал, вынуждая остальных поступить так же. Глава дворца Безмятежности – старший заклинатель своего поколения на совете, его речи и поступки имеют вес, а мои… Мало быть старшей по положению, без опыта навязанное положение ничего не стоит.

Я прячу лицо в ладонях, сгибаясь под грузом наваленных обязательств. Не успев походить в старших адептах, я стала главой школы в непростые времена. Внешние проблемы, внутренние проблемы, лежачие, ходячие…

Со стороны дверей раздаются нарочито громкие хлопки, и мне с тяжким вздохом приходится оторвать руки от лица – пожаловала ходячая.

– Занимательное было представление! – Ян Гуйцзу уверенно входит в зал и, подхватив чужую подушку, бросает её у моего стола. – Но мне не хватило зрелищности, шимэй!

Под мышкой у него зажата пара ароматных кувшинчиков. Рухнув на подушку, он без стеснения ставит один передо мной и прилипает губами к другому кувшину.

– Шисюн, – я подавляю неприязнь и отодвигаю вино подальше, – где ты их взял?

Ян Гуйцзу строит удивлённую рожицу, будто не понимает, о чём я его спрашиваю, и спустя несколько глотков отмахивается:

– Нашёлся кто-то добрый!

Я тру виски. Добрые ученики, приносящие из поселений вино, пряности и сласти осуждённому брату по учению, действительно находятся. Ян Гуйцзу удалось обаять многих в главном дворце с того злополучного дня, как его судили. Он проявил поразительно участие к обучению младших учеников, и сколько бы крови на его руках ни было, ему начинают доверять. Решение пощадить его выглядит правильным, однако…

– Знаешь, тебе следовало достать меч, – насмехается шисюн Ян. – Шишу Бай так не вовремя тебя остановил! Шишу Юаню или шишу Люй не помешало бы подрезать рукава!

– Я не собиралась никому ничего подрезать! – вспыхиваю, смахнув со стола неоткупоренный кувшин. То, что он разбивается, приносит мне странное удовлетворение.

Ян Гуйцзу поигрывает языком:

– Такое славное вино, шимэй, такое славное. Лишаешь последних радостей!

– Эта шимэй знает, что радостей у шисюна достаточно! – Потерев нос, я неохотно интересуюсь: – Зачем ты пришёл, шисюн?

Тень скрывает юное лицо, когда он кривится:

– В одной комнате дворца ночью было светло как днём. Не объяснишь, как так вышло, шимэй?

– Шисюн может проявить хоть немного почтения? – облегчение, принесённое разбитым сосудом, мгновенно испаряется, и я вперяю взгляд в лужу с осколками, похожую на мою жизнь.

– Я крайне почтителен, глава школы Ван, – хмыкает Ян Гуйцзу. Под моим мрачным взглядом он предлагает: – Почему бы тебе не спуститься с горы, шимэй? Ты сама помнишь, когда в последний раз на кого-нибудь охотилась?

Нахмурившись, я пытаюсь припомнить, какого духа наставила, какого демона отогнала или какого монстра усмирила хотя бы за этот год, и с досадой осознаю, что если кто и был, то за упрёками старших мастеров, попытками защитить учителя и Ян Гуйцзу от представителей других учений и наставлением учеников никого не видно.

– Не помнишь, значит, – заключает шисюн Ян. – Мне тут напели, что в городке неподалёку пропадают молодые мужчины…

– Как давно? – подскакиваю, рукавом отправив книги и свитки в полёт. Рвано вздохнув, подбираю с пола: – Почему я узнаю только сейчас? Надо кого-нибудь послать!..

– Шшшшш! – Ян Гуйцзу стремительным движением отбирает всё сваленное и прижимает мне палец к губам. – Весточку принесли не больше часа назад, во время чудного собрания. А послать я уже нашёл кого – тебя!

Он небрежно возвращает всё на стол и стряхивает с ладоней несуществующую пыль. Её нет, ведь я обращалась к этим правилам и записям бесчисленное количество раз. Я выучила всё наизусть и переписала бы не единожды, если бы потребовалось. Но как бы то ни было, подобное отношение к древним текстам злит.

– На Нинцзин хватает учеников, – я прячу руки в рукава, – расскажи подробнее до того, как я решу, кого отправить.

– Ты запылилась, шимэй, – шисюн Ян хмурится. – Потому я расскажу лишь тогда, когда ты сама решишь спуститься с горы.

– Это бесчестно!

– Я демон, забыла? – ухмыляется Ян Гуйцзу. – Мне мало известно о том, что такое честь.

Бороться с ним взглядами бессмысленно – проигрываю. Спрятав книги в бездонный рукав, я сбегаю из зала совета, и он не следует за мной.

Путь к библиотеке главного дворца лежит через многочисленные залы и учебные комнаты, распахнутые летом. Ветер гуляет по коридорам и покоям, пока младшие ученики, отдыхающие после утренних занятий, мастерят фонарики и воздушных змеев с разрешения старших учеников. С улицы доносится чистый смех тех, кто уже закончил с работой и имеет возможность поиграть. Как бы я хотела…

– Учитель, – заметив меня на пороге, Фэн Цзяньсюэ делает знак рукой, и адепты приветствуют:

– Дашицзе!

Я слабо улыбаюсь – не я брала ребят в ученики, не меня им звать учителем, и это радует.

– Утренняя тренировка принесла пользу? – я захожу в комнату и рассматриваю плоды их трудов.

– Они умницы, дашицзе, – подходит ко мне шимэй Вэй. Мы стали ученицами главного дворца в одно время, и она дружески трогает меня за напряжённые кисти. По старой памяти. – Не хочешь к нам присоединиться? Ты же любишь воздушных змеев.

– Правда, учитель? – Фэн Цзяньсюэ удивляется наравне с младшими учениками.

– Правда, – я вздрагиваю, не ожидая услышать этот голос сейчас.

За моей спиной стоит Нин Хэфэн.

– Учитель, – с надломом произношу под его изучающим взглядом.

Пока другие ученики приветствуют наставника, я с облегчением замечаю, что его веки посветлели и не выделяются на лице красными пятнами:

– Эта ученица счастлива, что вы спали дольше обычного.

– Эта ученица подарила мне свой сон? – укалывает меня Нин Хэфэн.

Я скольжу рвущимся наружу языком по плотно сомкнутым губам.

– Слышал, ты отправляешься за пределы школы, – он рассматривает фонарик одного из шиди и аккуратно поправляет рисунок на нём изящными мазками подобранной со стола кисти. Юноша сияет благодарностью и показывает фонарик сидящему рядом приятелю, тыча пальцем в бумагу и рискуя размазать чернила. – Будь осторожна, ты давно не бывала снаружи.

– Я не… – плечи дёргаются в негодовании!

Нин Хэфэн вскидывает руку – они с Ян Гуйцзу что-то решили вместе ещё до того, как шисюн завалился ко мне!!! Решили и…

И я не вправе обвинять учителя при моих братьях и сёстрах по учению. Стиснув зубы, храню молчание до того, пока мы не уходим в библиотеку вместе и не остаёмся наедине среди знаний, что сотни лет собирались здесь. Для простых жителей Поднебесной срок долгий, но для заклинателей дни бывают столь же скоротечны, сколь взмах крыла бабочки.

– Вы отправили его ко мне, верно? – усталость сквозит в моём вопросе.

Наставник протягивает раскрытую ладонь, и я достаю из одежды и подаю ему тексты, которые он скоро возвращает на места. Будучи главой школы десятилетиями, он изучил каждую полку, каждую доску и каждый тайник этого зала.

– Порой мы сходимся во мнениях, – не отрицает Нин Хэфэн.

– У меня нет времени, учитель.

– Мы даём тебе время. Ступай.

– На вас накинутся, едва я ступлю за порог! – кулак врезается в стену, и от выпущенной духовной энергии пошатываются стойки.

Нин Хэфэн смеётся:

– Я не беспомощен, Лунгун.

– Старшие наведут свои порядки, – добавляю я.

– Разве тебя слушаются сейчас?

От досады хочется рычать. И сравнять дворец с землёй. Все дворцы.

– Почему сейчас?

Учитель берёт меня за локоть и прижимает руку к телу.

– Потому что ещё немного – и глава школы Ван упадёт с искажением ци.

Высвободиться удаётся сразу – не столь крепко он за меня схватился:

– Должна быть иная причина.

– То есть эта недостаточно весома? – Нин Хэфэн сглатывает и морщится, внешне постарев лет на двадцать, – у меня кровь в жилах застывает. – Ещё один мой промах, как учителя.

Никому, кроме наставника, неизвестно доподлинно, какие мысли гуляют в его голове, но я пока ещё не утратила дара строить догадки. И мои догадки мне не нравятся, ибо какой смысл в том, что я стараюсь оградить учителя от бед, если сама же даю ему повод лишний раз поразмышлять о совершённых ошибках? Если мои упрямство и неосторожность наставник ставит себе в упрёк?

– Учитель! – задержав его, я без желания соглашаюсь заняться происшествиями лично. Даже если с расследованием пропаж справился бы кто-то другой, ради учителя – и только ради него – я рискну оставить школу ненадолго.

Нин Хэфэн кивает и будто чего-то ждёт. Будто просто уговорить меня отправиться в город недостаточно. Перед глазами мутнеет, из-за чего я покачиваюсь и вынужденно опускаю веки. А стоит их поднять – как среди стоек с книгами мне мерещится мальчик в бамбуковой шляпе!

Белокожий, в белых чистеньких одеяниях, он улыбается широко, так, что заметны недостающие детские зубки, да руку протягивает, как в далёком детстве. В ярких золотых глазах не горит угроза. Кажется, пойду за ним – не пропаду.

– Лунгун, что случилось? Ты что-то видишь? – учитель с силой встряхивает меня за плечи, и мне больше не видно мальчика в бамбуковой шляпе. Впрочем, я знаю, что он не исчез навсегда.

Голова нещадно болит, однако я успокаиваю:

– Нет, учитель. Всё в порядке.

Я не уверена, что это действительно так.

Глава 2. Встреча в лунном свете

Примечания:

Фаньжун – благоденствие.

– Паровую булочку? – торговец подзывает к прилавку, и я приближаюсь, действительно захотев маньтоу. – Угощайтесь, молодая госпожа.

Мужчина присматривается к белым с золотом одеяниям заклинателя и переходит на шёпот:

– Так вы с горы Нинцзин? Вы пришли из-за сынка семьи Чжэн?

Хоть речь и тиха, я улавливаю неодобрение в последнем вопросе, словно господин чем-то обижен. Я прячу недоеденную булочку и мягко уточняю:

– Я слышала и о других пропавших. Вы что-то о них знаете?

– Как же не знать! – всплёскивает руками торговец. Внешне он не похож на молодого мужчину, но он мог бы иметь ребёнка подходящего возраста… – Мой сын пропал в начале лета, но всполошились все, только когда богачи потеряли своего мальчишку!

Ох, я угадала.

– Тише! – осекает господина его сосед, торгующий засахаренными ягодами. – Не кличь беду!

– Беда уже случилась! – стонет мужчина беспомощно.

Другие торговцы качают головами:

– Совсем от горя спятил!

Я показываю ладонь, прося их успокоиться. Ян Гуйцзу действительно рассказал в первую очередь о пропавшем мальчишке Чжэне. Его семья выловила на рынке младшего ученика, отправившегося продать яблоки из нашего сада, и рассказала о своей беде. Юноша тут же побежал на гору, не рискнув браться за дело в одиночку в своём возрасте. Умный мальчик.

– Значит, пропажи начались ещё в начале лета?

– Ещё весной! – вмешивается в разговор проходящая мимо женщина.

– Да твой малец просто напился и сбежал! – отгоняют её торговцы. – Всегда был безответственным пьяницей!

– Неправда! – мать грозит мужчинам кулаком, и я осторожно придерживаю несчастную женщину. Она так стара, что ей впору нянчить внуков. Неужели горе так сломило её? – Он был хорошим мальчиком!

Соседи торговца паровыми булочками выражают сомнения в её женском уме, однако я стараюсь успокоить всех, чувствуя, как школьные неприятности настигают меня и внизу: здесь тоже никто не слушает.

– Я вам верю, – обращаюсь к женщине. Перевожу взгляд с неё на мужчину с маньтоу и обратно. – Прошу, расскажите, как пропали ваши дети.

– Вам бы дедушку Чжэна спросить, – советует мне торговец, ранее прервавший потерявшего сына мужчину.

Со слов адепта моего дворца, переданных шисюном Яном, паренёк Чжэн пропал вечером, где-то в городе. За его пропажей мог стоять как голодный дух, так и какой-нибудь ночной гуляка, зашедший слишком далеко в своих развлечениях или разборках. Земля слухами полнится, так что семья Чжэн сразу испугалась, что их мальчик мог стать жертвой, как другие жители городка. Но обстоятельства их исчезновений я не знала.

– Конечно, – требуется оставаться вежливой. – Но сначала я выслушаю госпожу и господина.

– Как знаете!

Уж явно больше вашего.

Так к вечеру удаётся выяснить, что беды сыплются на Фаньжун несколько месяцев, копясь, как листья, что опадают по осени. Не доставляя беспокойства поначалу, к концу сезона листва, не смахнутая с дорог, забивается под ноги, люди спотыкаются, падают, обдирают носы, локти, коленки… Тогда-то и приходит понимание, что причину всех бед надо убрать.

Насвистывая незамысловатую колыбельную и тем самым привлекая голодного духа, что мог затаиться на этой земле, я неспешно иду к лесному озеру близь городка, рассуждая на ходу.

Первым исчез сын госпожи с рынка. Будучи кормилицей семьи Чжэн, госпожа сумела отдать своего ребёнка в ученики лекаря из их дома. Юноша был прилежен, однако в середине весны просто испарился! Злые языки молвят, что причина в его никудышности, что судьбой не написано лечить, что выпивка погубила, что в последний раз видели с кувшином в руке да в винной лавке, что он просто не смог показаться на глаза в своём виде. Но если всё так, почему он даже записки не оставил? Почему не взял хоть какие-то вещи? Почему его учитель промолчал, ни ругая, ни хваля, пребывая в горе?

Под ступнями хрустит ветка, ночной ветер подпевает моей мелодии, но веяния тёмной энергии не чувствуются. Озеро показывается из-за ветвей, и я ускоряю шаг, не прекращая крутить в голове, что узнала.

Вторым был один из слуг семьи Чжэн, что раскрылось, когда я заглянула в их дом. Порядочный и исполнительный, он будто оказался утащен из постели посреди ночи: разворошённое бельё, никаких прощальных посланий.

Третьим стал сын торговца маньтоу. Юноша вышел торговать в одиночку, когда отца свалила болезнь. Здоровьем мужчина крепок, уже к вечеру встал, решил проверить паренька и обнаружил лишь пустой прилавок, не сваленный, с не остывшими ещё булочками. Сына нигде не было!

На берегу светло из-за лунного света. Сюда меня привели местные рыбаки, обмолвившись, что один их друг утонул здесь, хотя прекрасно плавал. Как и прочие, он был достаточно молод.

Я в задумчивости цепляю носком камешек и наблюдаю, как тот летит к воде.

Последний – сын семьи Чжэн… Трое из пяти мужчин как-то связаны с семьёй Чжэн. Неясно, объединяет ли с ними что-то рыбака и торговца. Однако странно то, что все пропали в разных местах города, кто-то вообще на озере. Один дух, шныряющий по обширной территории, сомнителен: либо он очень силён, либо духов несколько.

Напрягшись, я кладу руку на меч на поясе и стискиваю рукоять: плеска упавшего в озеро камня я так и не услышала.

Засвистев громче, призывнее, я поднимаю брошенные на берегу ветки и швыряю их в воду одну за другой. Не дожидаясь, когда они упадут, подхожу к озеру, остановившись у кромки, и всматриваюсь, не беспокоится ли его гладь. Дашисюн Шэнь сказал бы, что я действую грубо, ведь в этот миг нарушаю все запреты, созданные, чтобы обезопасить от озлобившихся призраков: свищу, мчусь на подозрительный звук, иными словами, делаю из себя пылающую приманку. Не то чтобы он сам бы не действовал так же, всего-навсего крайне заботливо относился к младшим собратьям. И, наверное, не рисковал бы, не имея прикрытия.

Так и не дождавшись, когда предположительно затаившийся в воде дух явит себя, я придерживаю подол – и захожу в озеро по колено, провоцируя на атаку откровеннее некуда! Неумно, ведь на берегу я сражалась бы гораздо лучше, зато быстро!

Кулак вбивается вниз и поднимает столп брызг – дашисюн Шэнь должен был возглавить школу Нинцзин, а не я! Дашисюн Шэнь, а ещё раньше него – шисюн Ян! Однако мой учитель предал шисюна Яна, тот погубил дашисюна Шэня – и вот я старшая ученица без году неделя, вот я глава главного дворца, вот я должна быть справедливой, разгребать всё, другими сваленное, и не злиться! Не злиться!!! Не злиться!!!

Вместо колыбельной я теперь издаю что-то чрезмерно агрессивное, злое! Земля уходит из-под ног, и меня тащит дальше, на глубину, чтобы потопить и напитаться моей затаённой злобой. Затаившийся в озере дух, наконец, отзывается, считая себя достаточно могучим, чтобы подавить меня, пока мои глаза горят, наверняка заалевшие виною ударившей крови.

Я складываю пальцы в печать и устремляю меч в воду, чтобы духовной энергией столкнуться с тёмной, чтобы у меня было время отплыть назад к берегу. Барахтаясь, я отплёвываюсь от воды, что забивается в рот, ноздри и уши. Контролировать себя и клинок сложно, нужно убедить себя, что гнев – путь адептов школы Сюэсэ Хоянь, не адепта со священной горы.

Но у меня не получается, и я разъяряюсь лишь сильнее, мне грозит стать утопленницей, когда…

– Хах!

Когда шум воды и усилившегося ветра перекрывает смех, и передо мной появляется рука мальчика в бамбуковой шляпе.

– Ты!..

Нет, здесь никого нет! На Нинцзин бы почувствовали заблудшего духа, но раз его никто, даже учитель, не видел и не слышал, то значит, что он лишь видится мне в очередной раз, не более!

– Я! – передразнивает отнюдь не детский голос.

Хватка на запястье вполне реальная, для ребёнка слишком крепкая. Меня лёгким движением вытягивают из воды, подбрасывают в воздух, и, пока не приземляюсь на ноги, я успеваю рассмотреть улыбающегося парня, облачённого в чёрное одеяние заклинателя. Рукава его, чтобы не мешались, перевязаны красными лентами.

Вместе эти цвета носят адепты лишь одной школы.

– Отпусти! – прошу я, не тратя время на разговоры. Взметнув руку вверх, я ловлю призванный клинок, выскочивший из воды, и, порезав руку, кровью рисую удерживающий барьер на песке.

– Не поможет, – хмыкает за спиной тот, кого я ошибочно приняла за свою иллюзию. – Он удрал, едва я появился.

Напрашивается логичный вопрос:

– И зачем же ты тогда появился?

– Судя по твоему взгляду, затем, чтобы ты меня убила! – и хоть восклицает он так, на лице юноши ни следа страха.

Я поджимаю губы – мне прельщает идея, если не убить, то хотя бы поколотить незваного заклинателя. Он спугнул нежить, которую я столь старательно привлекала!

– Где мне прикажешь его сейчас искать? – складываю руки на груди, глубоко вздохнув.

– Мне казалось, ты тонула, – недоумевает тот, кого не звали.

– Всё было в порядке!

Пусть не было, ему не следовало лезть в мою охоту на неведомую тварь! Удовлетворяет лишь то, что понятно, что именно она потопила рыбака и что она вполне может оказаться тем же, кто охотится за другими, раз столь резво сбежала из озера.

– Разве светлой заклинательнице не положено поблагодарить? – поддевает меня юноша.

Он не глава какой-нибудь школы или дворца, не мой старший собрат, так что я в долгу не остаюсь:

– Разве тёмному заклинателю не положено было пройти мимо?

Он изумляется, будто по его одёжке неочевидно, что он из школы Сюэсэ Хоянь. Школы тёмных заклинателей, которая в последнее время выбралась из своей берлоги и заинтересовалась созданием доброй репутации, что и обеспокоило прочих глав дворцов на последнем собрании.

– Ох, какая злая! – картинно ужасается юноша. – Вас таким речам на отдельных уроках учат?

Я вскидываю бровь:

– Наставники в вашей школе не учат вас отвечать на вопросы? Упущение с их стороны.

Передёрнув плечами, я вытираю раненую ладонь о рукав, и тот пачкается в крови, вдобавок к тому, что и так висит мокрой тряпкой. Брезгливо сморщив нос, я возвращаю своё внимание адепту враждебного учения и уже готовлю едкий ответ на заслуженный упрёк, касающийся моего отвратительного отношения к вещам и приличиям, но заклинатель удивляет меня:

– Тебе бы одежду снять да высушить.

У меня распахивается рот, но ничего, кроме полуоха-полувздоха из него не вылетает. Он! Предлагает! Мне! Снять! Вещи! При нём, что ли?!

– О чём ты подумала? – юноша склоняется ко мне, так близко, что кожу на щеках обдаёт воздух, которым он дышит! – Ты всегда заливаешься краской, когда тебе дают дружеские советы? Это так интересно! Ты покраснеешь больше, если я посоветую тебе не сражаться с тёмными сущностями на их территории в одиночку? Или если покажу, где в твоём барьере была неточность?

Кончики наших носов почти соприкасаются, и я отскакиваю назад, как вспугнутая выходкой кого-нибудь из младших учеников.

– Это ты о чём подумал?! – я отворачиваю лицо и устремляюсь в лес, чтобы вернуться в город. – У меня нет желания с тобой возиться!

Зато есть желание переодеться в сухое! А ещё срочно остудить голову!

Я фактически бегу, но юноша нагоняет меня, перегоняет и, сцепив пальцы на затылке, бежит спиной вперёд:

– Зачем тебе возиться со мной, если я могу повозиться с тобой? Тебе же помощь нужна?

– Не нужна!

– Как не нужна? – надо признать его таланты, движение даётся ему без труда, хоть он и не смотрит, куда мчится. – Ты потеряла из-за меня того духа – значит, теперь я должен его тебе найти.

– Сама справлюсь!

– Ну и чего ты отказываешься? Сама же возмущалась, где тебе его теперь искать!

Он неожиданно останавливается, и я врезаюсь ему в грудь.

– Ну вот, остановилась.

«Это уже!..» – гневная мысль не успевает сформироваться, и я, не церемонясь, наступаю юноше на ногу и духовной энергией толкаю его так, что он теряет равновесие и летит вниз. Не рассчитываю только на то, что он и меня зацепит, и я полечу следом!

– Ай!

Со вскриком я приземляюсь на чужие кости, скрытые под кожей и одеяниями, и оказываюсь зажатой между твёрдых мужских ног. Положение постыдное и недостойное в высшем своём возможном проявлении!

– Дай мне слезть! – вожусь в молниеносно окольцевавших меня руках.

Я буду опозорена и высмеяна, если кто узнает! Ян Гуйцзу же не упустит случая помолоть языком! Что хуже, так это то, что я сама это не забуду и больше не сумею без покраснения взглянуть на собственное отражение!

Мне надавливают на спину, из-за чего тело едва ли не сплющивает о юношу:

– На твоём месте, – раздаётся хрипло и с ухмылкой, – я бы не шевелился.

Сердце заклинателя под моим ухом бьётся оглушающе. Приличия в моём сознании растворяются в потоке всплывающих картинок весеннего дворца, которые я не должна была видеть, но смотрела с соучениками в бытность ученицей. Такие неприличные книжонки, случалось, доставались нам от гостей, часто пребывающих в главном дворце. И там было… всякое…

– Ты дышишь тяжелее меня, – тёмный заклинатель дует мне на макушку.

Непорочность не является основой учения Нинцзин, однако сейчас мне хочется, чтобы являлась! Хотя тогда я потеряю поддержку шишу Бая, следующего по пути самосовершенствования вместе с супругой и ради неё готового…

– Я мягонький? – юноша подо мной цепляет прядь моих волос, прижимая к себе одной рукой.

– Жёсткий, как куча камней! – огрызаюсь я.

Его довольное мычание отрезвляет – да он же издевается надо мной, а я позволяю подобное из-за смущения! Преодолевая внутреннее ощущение непотребства, я ёрзаю, выползаю из-под его руки и, вскочив, проверяю, что одежда не сползла и всё закрывает.

Юноша остаётся лежать посреди тропы, словно получил уже всё, что хотел. Я порываюсь уйти, но, глянув на наглеца, замираю. Ярость диктует мне: необходимо стребовать с вмешавшегося в мои дела юнца что-то за то, что заставил поваляться с ним в грязи. По его вине, я горю из-за собственного вынужденного бесстыдного поведения!

Меня внезапно озаряет!

Носком сапожка касаюсь бедра наглеца:

– Что ж, ты хотел помочь? Вставай и помогай! Будем ловить сбежавшего духа на тебя!

– Так бы сразу! – юноша прыжком оказывается на ногах.