Легенды, рассказанные в пути

Три сестры (фацетия)

В семье простого крестьянина случилось несчастье. Молодую жену во время сенокоса случайно задавило упавшим деревом. Через некоторое время крестьянин, оставшийся один с дочкой на руках, женился второй раз на женщине, у которой была дочка примерно такого же возраста. Девочки росли вместе, крестьянин, который, благодаря удачной женитьбе, приобрел новый земельный надел и усадьбу, сменил дом и увез свою дочку от первой жены от всей ее родни со стороны матери.

Прошло пятнадцать лет. Семнадцатилетние девушки стали ходить на вечеринки и танцы в поисках возможного супруга. Мачеха и ее дочка сказали крестьянину, что его дочка должна уступить очередь на свадьбу своей сводной сестре. Дело в том, что по обычаю крестьянская семья играет в год не более одной свадьбы, чтобы сохранить деньги и порядок.

Дочка крестьянина отличалась от своих подруг не столько красотой, сколько тихой приветливостью, умом и каким-то изяществом движений даже во время самой трудной работы. Это то и изящество во время вязки снопов и привлекло внимание к ней сына одного из самых уважаемых хозяев в этой провинции, и он предложил ей руку и сердце.

Когда девушка рассказала о предложении отцу и попросила его принять сватов и не отказать им, отец испугался. Он помнил о требовании своей жены и ее дочери и боялся лишить падчерицу всякой надежды на замужество в этом году. Он думал всю ночь, а наутро отослал дочку с письмом в старую деревню к ее дяде и к своим братьям. В письме он поручал им согласиться на брак дочери и сыграть свадьбу как бы “вопреки” его согласию.

Все произошло, как и было задумано, и через год с небольшим у дочери крестьянина родилась тройня. Три очаровательных девчушки кричали, сопели и улыбались в доме счастливых родителей.

А в это время дочка мачехи с большим трудом с помощью местной колдуньи нашла себе богатого, но отвратительного и старого мужа, и перешла жить в его дом. Шли годы, росли девочки, но бог не дал дочке мачехи утешения в виде младенца. Она потеряла красоту, потучнела, озлобилась и тихо старилась в окружении богатства, раболепства и ненависти.

Через еще какое-то время кто-то из проезжих рассказал о своей встрече со счастливой красивой молодой женщиной, которая выглядит не старше 22-25 лет, хотя ее трем дочерям исполнилось уже по двенадцать. Трудно себе представить ярость женщины, когда она поняла, что речь идет о ее сводной сестре. Она нашла самую сильную в той стране колдунью, заплатила ей очень большие деньги и пообещала подарить кроме этого семейные драгоценности, если она наведет порчу на тройняшек или сумеет их заколдовать.

Ведьма согласилась и наложила страшное проклятие на трех сестер, вследствие которого одна из них превратилась в лягушку, другая в лебедя, а третяя в зайца. Так как девушки и их мать не были виновны перед Б-гом, это заклятие не могло быть постоянным и должно было кончиться в тот миг, когда хоть в одну из девушек влюбится юноша и предложит ей разделить с ним ложе.

Девушка, превращенная в лягушку унаследовала тихую приветливость своей матери, и благодаря этой приветливости и Божьей милости, ее заметил и оценил молодой принц. Как же он был счастлив, когда лягушка в его постели превратилась в прекрасную девушку, но еще счастливее была девушка, которая не только нашла себе мужа, но и вернула красоту себе и своим сестрам.

Вторая сестра спустя короткое время после обратного превращения из лебедя в девушку встретила пожилого, но очень красивого и умного рыцаря. Она вышла за него замуж и только после этого поняла, насколько ревнив и подозрителен ее супруг. Непрерывные упреки и подозрения сделали ее жизнь тяжелой и превратили юные чистые черты лица в подобие статуи. Они были такими же жесткими и неподвижными, как лица каменных и деревянных фигур, украшающих коридоры и залы замка, в котором она жила. На этом лице было невозможно заметить следы эмоций и чувств, с кем бы ни танцевала юная леди на придворных балах. И вслед за лицом незаметно шажок за шажком стало черстветь и окаменевать ее любящее сердце. Постепенно юная девушка превратилась в каменную статую столь же верную сколь и холодную.

Третяя сестра встретила молодого красивого студента, который кончал обучение и собирался приступить к работе в королевской артиллерийской академиии. Недолгое время спустя после свадьбы во время каких-то учений или стрельб он был тяжело ранен разорвавшейся пушкой и девушка оказалась на руках с совершенно больным мужем и маленьким ребенком. День и ночь она ухаживала за ними и так старалась не думать ни минуты о себе и не привлекать к себе и к своим проблемам ничьего внимания, что в течении нескольких месяцев лицо ее сморщилось от забот, волосы поседели и молодая женщина превратилась в бодрую добрую старушку, на лице которой всегда светилась добрая всепонимающая улыбка. Эта “старушка” воспитывала маленькую дочку, ухаживала за больным мужем и давала советы и оказывала помощь всем соседям и родственникам. Она пользовалась всеобщим уважением и к ней прислушивались как к старейшине, потому что ее возраст и мудрость увеличились многократно за счет страданий, выпавших на ее долю.

***

Однажды Ли, вернушнись домой, застала свою сестру в слезах и в окровавленных одеждах. Та рассказала ей, что по дороге с вечеринки с ее молодым человеком на них напала группа подростков и сначала избила, а потом убила ее парня, а потом изнасиловала ее. А потом бросила ее посреди улицы и умчалась на мотоцикле.

Когда девушки обратились в полицию, там им сказали, что шансов найти эту молодежную группу практически нет, групп таких развелось очень много, и часть улиц города, примыкающих к порту и расположенным там дискотекам, считаются опасными для пешеходов и особенно девушек.

Оставив сестру за городом в дачном домике, принадлежащем их родственникам, Ли на следущее утро пришла к старику соседу, который был одним из лучших в Китае учителей боевых искусств, но уже много лет находился на пенсии, и стала упрашивать его научить ее боевому искусству.

– Ли. Я знаю тебя с двухлетнего возраста, сказал старик Шань. Я водил тебя с сестренкой в ботанический и зоологический сад, мы плавали в джонке по реке и любовались закатами и восходами, мы ездили к морю и смотрели место, где смешиваются желтые воды реки и зеленая морская вода. Я был очень дружен с вашим дедом, который умер у меня на руках во время великой войны. У меня нет своей семьи, и вы заменили мне внуков. Всю жизнь я учил вас любить жизнь и природу, а ты хочешь, чтобы я научил тебя искусству убивать?

Смерть и кровь – не женское это дело, а у войны не женское лицо. Я не хочу выращивать в тебе злость и ненависть.

– Ты знаешь сам, что сестра не намного младше меня, но всю жизнь я ухаживала за ней, и она для меня, как собственный ребенок. Чего стоит любовь матери, которая не может защитить и сохранить собственное дите, или хотя бы отомстить за него. Не ты, Учитель, а эти подонки разбудили во мне ненависть и стремление ко злу. Не на весь мир, а только против них может обратиться моя ненависть и те знания, которыя я хочу получить от тебя.

– Доченька, бойца делает бойцом не оружие, которое лежит у него в кобуре или заплечном ранце, а внутренняя готовность к его применению. Это умение и готовность к нанесению тяжелого или смертельного удара другому человеку и ответственность за эти действия. Скажи, разве ты можешь ударить свою кошку, собаку, или даже белку, крадущую твои орехи?

– Ты прав, я не могу нанести вреда ничему живому, даже цветку, растущему у обочины. И ты и отец учили нас уважать любую былинку, любого червячка на земле. Но эти подонки не люди, они хуже любого животного, и я не смогу жить, не смогу любить, не смогу создавать семью и рожать детей, пока они ходят по нашим улицам. Пока другим девушкам вроде моей сестры, угрожает подобная участь.

– А знаешь ли ты, что любой боец, вступая в схватку перестает думать и чувствовать? Он превращается в безжалостное беспощадное хищное животное, у которго нет ничего, кроме стремления нанести еще один решающий смертельный удар врагу, и даже на самом последнем издыхании вцепиться зубами ему в глотку. Чтобы убить этих подонков, ты должна прежде убить себя, свою добрую душу, свое чистое сердце. Ты должна свое тело, предназначенное для любви красивой и нежной, превратить в оружие, более опасное, чем сталь, такое же верное и безотказное, как меч самурая. Это потребует трех лет непрерывных истязающих тренировок тела и закалки души, которая сейчас мягче воска.

– Учитель, ты не прав. Моя душа может и покрыта воском или бархатом, но это сталь, и превратили ее в сталь смерть близких и сестра, которая осталась на моем попечении. А вчера эту сталь закалили, и она теперь звенит, как клинок. Я готова отложить все. Я готова проститься со своим другом, который, конечно, не согласиться ждать три года, но я прошу тебя во имя твоей дружбы с моим дедом, во имя отца, которого ты нянчил и во имя нас с сестрой, которых ты знал с младенчества, научи меня всему, что ты знаешь и ты увидишь, что в сердце девушки есть место и для любви и для ненависти, и для доброты и для жестокости. Я не знаю, может быть через пять-семь лет, когда у меня появится сын или дочь, мне придется спрятать в ножны то оружие, которое ты вручишь мне во время учебы. Но я клянусь тебе, что я его спрячу в ножны и пока есть хотя бы немного силы в моем теле буду за ним ухаживать, чтобы охранять свою семью и своих близких и передать его незаржавевшим своим детям и внукам.

– Это твое последнее слово и последняя просьба?

– Да. Поверь мне еще в одном, нынешние мужчины и молодые люди из нашего круга не могут быть настоящими рыцарями и защитниками. Ослабла стальная пружина мужского характера, которая превращала их в бесстрашных бойцов и рыцарей. Съели ее честолюбивые помыслы и ржавчина гнилой цивилизации. Остались только отдельные самцы, которые утверждают свою самость, изгаляясь над случайными прохожими, и с которыми я хочу посчитаться.

– Доченька, я понимаю твою горечь, но надеюсь, что твой сегодняшний взгляд на мужчин изменится со временем, и когда ты познакомишься еще с некоторыми из моих учеников. Я однако не могу не согласиться с другими твоими доводами, и если в течении четырех недель, начиная с этого дня, ты не изменишь своего намерения, то в понедельник пятой недели ты можешь прийти в мой дом с вещами, которые необходимы тебе для жизни и занятий и поселиться в одной из комнат второго этажа. Два раза в неделю ты сможешь посещать свою сестру и в любое время мой дом будет открыт для нее и в нем всегда найдется для нее и комната и миска риса.

Через шесть месяцев Ли получила желтый пояс.

***

В урочище в таежном краю недалеко от Игарки стоят каменные идолы. Спокон веков существует поверие, что любой человек один раз в жизни может прийти к этим идолам и задать один вопрос. И получить ответ на него либо от небес, либо от душ умерших предков, либо от каменных идолов, что сторожат эту землю.

Однажды в это место приехал самый великий шаман Сибири. Красивый сорокалетний мужчина высокого роста. Он привычными движениями очистил кострище, сложил и разжег заготовленное топливо. И пока костер занимался, приготовил дрова, еду, соль и растопку для следующего просителя, который может прийти за ним.

Окончив хозяйственные работы и приготовив меховые одежды для ночлега под навесом из лапника возле кострища, он сел в медитацию и после часового сосредоточенного молчания спросил у небес и духов этого места, почему не дано любви ему в этой жизни.

– Колдуньи, что гораздо слабее меня и знают лишь несколько заговоров для любви, против сглаза, против болезни да для помощи роженицам нередко имеют либо семьи, либо постоянных любовников, а я – самый сильный колдун во всем этом громадном крае, среди тысячи тысяч молодых женщин и девушек, живущих в тайге и по берегам рек и озер, не могу найти себе пары.

Идолы молчали.

Потом низкий суховатый голос спросил:

– А любил ли ты когда женщину?

– Да, трех женщин встретил я в своей жизни, для завоевания которых я был готов потратить и тратил все силы своей души. Но ни одну из трех я не смог удержать, и больнее всего мне вспоминать о первой из них. Я встретил ее, когда мне было всего двадцать лет, а ей восемнадцать. Нам было удивительно хорошо вместе и на прогулках, и на танцах около костра, и в постели. Я ей отдал всю душу, всю любовь, а она…

– Постой, постой, а что ты взял от нее? Что ты принял?

– Как что, я взял ее любовь. Ее прекрасное гибкое тело. Ее объятия и поцелуи.

– А ее мечты? А ее мудрость женщины, матери, устроительницы очага?

– Ну, ведь я знаю гораздо лучше, как строить дом и семью. Сотни женщин к этому времени уже приходили ко мне с вопросами о своей жизни.

– Так какое же место ты оставлял ей в своем доме? Рабыни в постели? Исполнительницы твоих желаний и твоих планов? О чем она тебя просила?

– Разрешить обставить и обустроить дом по-своему.

– Что ты разрешил?

– Я разрешил ей сменить всю обстановку и покупать любые вещи.

– А что ты дал ей сделать в обустройстве дома, семьи и семейного уклада?

– Я ж уже сказал.

– Сколько времени она терпела?

– Шесть месяцев. И ушла, сказавши, что даже если у нее родится мой ребенок, она ни за что не допустит, чтобы он воспитывался в доме у такого отца.

– Вторую и третью женщину ты любил так же сильно?

– Нет. Еще сильнее. Но я с самого начала предупреждал их, наученный горьким опытом, что дороже всего для меня мой уклад жизни и мои занятия.

– Так что же ты им предлагал?

– Безбедную жизнь и возможность покупать любые вещи, а также любовь.

– А чего же они хотели?

– Пустое. Они говорили, что хотят чувствовать себя хозяйкой в доме.

– И обе ушли сами?

– Да, еще быстрее, чем первая.

– Больше ты не любил женщин?

– Нет. Даже, когда я спал с ними, я всегда чувствовал, что они так же готовы бросить меня, как и те женщины, которых я пытался удержать. Ведьмы, те да, те готовы были жить со мной годами и при этом использовать мои знания и могущество в своем жалком колдовстве. Но мне неинтересно служить удобрением для их поля.

– Ты сам ответил на твой вопрос. Только ведьмы могли идти по своему пути в союзе с тобой, но при этом они не могли дать тебе ничего, кроме тела. Остальные женщины хотели не только любви, но и своего пути, своей жизни, своей свободы. Эмоции и чувства, интуиция и древние инстинкты – это главное поле твоей деятельности. И это едва ли не единственное поле, в котором могут реализовать себя любящие женщины. Ты не оставил для них этого поля, не оставил места для их пути. В той или иной мере ты оставил место для пути только колдуньям, но даже для них, вследствие совершенно неравноправных отношений, ты, оставив место для их самореализации, не оставил места для их любви. Нет и не может быть настоящей любви без равноправия, взаимного уважения и взаимной помощи. Без движения каждого по своей дороге, без возможности самореализации каждого не только в постели, но и в жизни. Если ты не научишься в своем пространстве оставлять место для свободы и самореализации женщины, которую ты любишь, а это для тебя очень трудно, у тебя нет никаких шансов на построение и сохранение настоящей любви. Теперь у тебя есть ключи. Ты получил ответ, и за тобой остался выбор. Власть и могущество великого шамана не могут распространяться на женщину, которую он любит, если при этом он хочет быть любимым.

Танец любви.

В далекие далекие времена культ праматери был главным культом любого племени. Ведуньи помогали женщинам при родах, заключали брачные контракты и подыскивали пары, оказывали помощь воинам и охотникам. Они были самыми уважаемыми членами племени, и только они знали точно, чьи дети растут и играют в их шатрах.

Долгой и тяжелой была борьба мужчин за культ отца и вождя, за культ фаллоса, оплодотворяющего лоно, за главенство в роде и за право собственности на своих детей, на свое семя и на женщину, которую он оплодотворяет. Ведуньи стали именоваться ведьмами, а тех из них, что осмелились вспоминать о своем первобытном праве на детей и на право определять их жизнь и жизнь их племени, а также на право распоряжаться своим телом, назвали ведьмами и стали сжигать на кострах. В большинстве мест культ матери и культ любви был извращен или загнан в подполье. В Индии, в Тибете, в Непале остались однако храмы, сохраненные женщинами, оставшимися верными своим Б-гам и своей свободе. Среди нетронутой природы стояли и стоят еще может быть храмы, посвященные праматерям и

богиням любви. Женщины и девочки могут приходить в эти места к этим святыням, чтобы найти себе утешение и помощь, или обрести новый путь в миру. И лишь малая часть из пришедших за помощью и советом женщин и девочек посвящает себя служению Богине.

Никто до конца не знает, то ли изначально, то ли потерпев поражение в борьбе за власть с мужскими богами, праматери стали более жестокими и требуют человеческих жертв от своих адептов. Никто из мужчин не смеет пересекать границу храма матери и Богини Любви, никто и никогда за одним исключением: три раза в году во время празднеств, посвященных праматерям и богиням Любви самые красивые жрицы храма в сопровождении пения и музыки, исполняемых другими жрицами, устраивают огненные пляски – священные танцы перед вынесенными на это время за ограду храма в специальные культовые места дароносительницами.

Во время этих танцев, на которых могут присутствовать и даже приглашаются посторонние, включая мужчин, все могут приносить свои дары в пользу храма. И если кто-нибудь из мужчин настолько возгорится желанием необычной ночи любви, что будет готов рискнуть ради нее и своей жизнью и значительной частью своего состояния, не важно большое оно или маленькое, то он может войти в ограду храма, в течении недели наблюдать ритуальные танцы и молитвы, а также получать начальные уроки искусства служения богине Любви и на седьмую ночь он может взойти на ложе той из жриц, которую он избрал во время первого ритуального танца вне стен храма.

Он может получить небывалое наслаждение, как говорят легенды, он может достичь высот, которых никто из мужчин, живущих в миру не может достичь с женщиной ни из приличных семей, ни из кварталов домов терпимости. Нет ни девушки, ни женщины, ни гетеры, ни гейши так владеющей своим телом и настолько знающей все тайны искусства любви, насколько это знают и могут жрицы храма, посвятившие этому всю свою жизнь. Благодаря этой славе немало мужчин готовы рискнуть всем, чтобы испытать неземное наслаждение и, что не менее важно, похвастаться этим небывалым и необычным ощущением перед своими друзьями и подругами.

Один из таких искателей приключений прибыл в мелкую деревушку, расположенную у подножия Гималаев. В маленькой местной харчевне, которая использовалась по совместительству как гостиница, его познакомили с юной девушкой, которая должна была свести его к месту обряда. По-видимому он приглянулся девушке, поэтому она стала уговаривать его оставить мечты о несбыточном и не отдавать свою молодую жизнь на потребу ненасытной Богине.

– Как можешь ты говорить так о Праматери? – удивился юноша.

Однако девушка стояла на своем.

– Ты не знаешь женщин, сказала она. А жрицы богини Любви – это женщины в квадрате.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Глупец, сказала она, пойми, что когда девушку заключают в монастырь, лишают ее общения с мужчинами, даже с братом и с отцом, и снова и снова заставляют плясать под волнующую музыку эротические танцы, о силе которых ты даже не имеешь представления, она превращается в тигрицу, вся мощь которой направлена на покорение и завоевание мужчины. Чем дальше, тем больше она жаждет отомстить этому единственному в ее жизни мужчине за всю ее пропавшую жизнь, за жизнь которая протекает без любви, без семьи, без детей. Она стремится отдать своей богине человеческую жизнь, не потому что эта богиня так кровожадна, а потому лишь, что служение этой богине и только оно придает какой-то смысл ее жизни и единственный способ завоевания места и почета среди товарок является принесение в жертву богине мужчины, который только один и может удовлетворить ее ненасытное желание.

– Что ты хочешь сказать?– спросил юноша.

– Я хочу сказать, что если тебе жалко твою молодую жизнь, ты не должен идти к этим женщинам и рисковать собой и своей жизнью ради пустой иллюзии.

– Что ты можешь знать о иллюзиях и о мужчинах, девочка?

– Очень мало и очень много. Я тебе в последний раз говорю, оставь свои глупые надежды. Назад дороги не будет.

– Откуда ты это знаешь? Скажи! Иначе я не могу тебя послушаться, взмолился юноша.

Тогда девушка не выдержала и призналась: Дурачек, я уже не первый год послушница этого монастыря, ученица жриц любви и лучше всех знаю, что те любовные игры и то удовлетворение, которые могут быть достигнуты нашими жрицами в играх друг с другом невозможны и недостижимы ни для кого из мужчин. А тот кто решится на эту игру и не преуспеет в ней должен быть принесен в жертву безжалостной богине.

– Ты хочешь сказать, что женщина может удовлетворить любую женщину лучше, чем любой мужчина?

– Конечно. Я хочу еще сказать, что ни один мужчина не может сравниться в постели с женщиной, знающей и умеющей, что надо сделать для удовлетворения подруги.

– Но разве женщины могут быть настолько безжалостны? Готовить своего любовника как жертву – это худшее зверство!

Девушка недобро нехорошо рассмеялась.

– Зверство, сказала она, а разве кто-то спросил моего мнения прежде, чем предложить мне в качестве мужа старого вонючего хрыча, который не годится мне ни в качестве любовника, ни в качестве брата, ни в качестве отца. Разве кто-нибудь спрашивал моего мнения, когда согласовывал сумму выкупа за мою молодость с этим бандитом? Разве могла бы я как-то избежать своей судьбы, если б не этот благословенный храм и женщины, которые живут в нем?

Что вы мужчины знаете о страданиях женщины, которых вы покупаете под видом замужества. Если бы мне предложили тебя, я вряд ли решилась бы идти в монастырь. Но никто не был готов предложить мне выбор. И у меня не было иного пути. И теперь, когда я хочу спасти тебя и твою молодую жизнь, ты мне не веришь.

– Ну все-таки, объясни, как может женщина желать смерти мужчине, единственному мужчине, который взошел на ее ложе?

– Ты не можешь понять, что такое жизнь в монастыре. Таковы правила, и насколько тяжела борьба между подругами за продвижение по этой лестнице за то, чтобы быть первой среди равных. Тебе не дано понять, что только таким путем женщина может сохранить себя и выдвинуться, и значит хоть как-то оправдать свое существование.

– А что будет с мужчиной?

– Смотри, тот мужчина, который не смог или не захотел удовлетворить женщину, а чтобы удовлетворить ее нужно очень много, отдается в руки жриц для принесения жертвы Великой богине. И сама церемония принесения жертвы настолько значительна и великолепна, что этот ежегодный праздник вспоминают все весь год. Поэтому женщина, которая сумела предоставить жертву для этого праздника становится одной из самых значительных и важных персон в храме. За это не жалко пожертвовать и мужчиной.

– А она не будет после этого мучиться всю жизнь?

– Конечно нет. Ведь она навсегда займет место на ступенях храма одной из самых близких к алтарю.

– А что будет с детьми, которых может родить такая женщина?

– Если это будет мальчик, то его отдадут в одну из деревень на воспитание, если девочка, то она по праву рождения станет жрицей храма и вся ее жизнь будет связана отныне с богиней Любви.

– Но это ведь жестоко.

– Что знаете вы мужчины о жестокости. Разве не вы сжигали на кострах наших сестер во имя чуждых нашему народу новых богов, разве не вы снова и снова требовали смертной казни для женщины, которая осмеливалась любить и быть любимой вопреки вашим дурацким законам. Оставь, и никогда не говори мне больше о любви, если ты хочешь, чтобы я имела к тебе хоть каплю жалости.

– Какое значение имеет жалость такой как ты для такого как я?

– Не гневи бога, незнакомец, никто не знает как повернется завтра его жизнь и кто и как нужен будет ему на трудных путях спасения.

Они дошли до заповедного места перед угрюмым каменным помостом, где стояли каменные урны для жертвоприношений. Рядом высились вырубленные из толстых деревянных колод сидения для оркестрантов. Шумели вековые деревья, сквозь их листву светило вековое солнце, и все вокруг было так тихо и спокойно, что не верилось, что тут может разыграться действие, напоминающее трагедию.

– Смотри, вот место для костра, сказала девушка, приведшая юношу. В его свете полуобнаженные или обнаженные мы будем танцевать перед вами во имя солнца и луны, во имя любви и ненависти, во имя жизни и смерти. И, поверь мне, нет мужчины на всем белом свете, который может устоять, видя наш танец, и который не захочет отдать все и самою жизнь ради того, чтобы провести с нами заветную ночь.

– А что будет, если мужчина сумеет удовлетворить твою ненасытную товарку?

– Я слышала об одном или двух случаях наподобие этого, улыбнулась девушка. Этот мужчина мирно покинул наш монастырь, увезя с собой в награду и славу, и о нем долго говорили на всех берегах Великого Ганга. Но та девочка, которая подтвердила его успех, и тем лишила подруг давно ожидаемого удовольствия, впрочем не навсегда, а лишь до следущего праздника, всего на три месяца, была проклята матерями-настоятельницами и окончила свою жизнь в роли самой забитой и презираемой служанки Божьего дома. С тех пор никто не осмеливался проявлять такую непочтительность к славной богине.

– Ты хочешь сказать, что никто из мужчин не имеет никаких шансов получить желаемый приз?

– Конечно нет. Если бы такие шансы существовали, праздник был бы невозможен.

– Что же стоит заявление ваших настоятельниц о беспристрастности и объективности соревнования?

– О ровно столько же, сколько заверения мужчин в верности и честности перед первой брачной ночью. Поверь мне, мы квиты, и ни одна из нас не готова дать вам никакой форы ради сохранения вашей жалкой жизни.

Мужчина тихо вздохнул и спросил: Но разве нет совсем никакой справедливости в этом гнусном мире?

– В каждом месте своя справедливость. В джунглях большого города она одна, в джунглях предгорий она другая и третья в джунглях мужских и женских монастырей, кварталов терпимости и так называемых традиционных театрах культуры. Поэтому не жди справедливости и не проси о ней, если уж ты решишься вступить в эту игру. Запомни, ее нет и никогда не будет, так же как нет и никогда не будет справедливости для тех, кто пришел в этот мир незванным и непрошенным по вине таких как ты искателей приключений.

– И все таки, я готов пойти на представление, и я уверен, что нет такой женщины, которая сможет соблазнить меня настолько, чтобы я согласился пожертвовать вашему дурацкому монастырю свое богатство и свою жизнь.

– Хорошо, сказала девушка, я сделала все, что я смогла, а дальше пусть на то будет Воля Божья.

После полудня на следующий день на большой площадке перед жертвенной чашей начали раскладывать большой костер. Смолистые бревна для него были заготовлены заранее. Крестьяне окрестных деревень, часть из которых, если верить рассказу девушки, могли быть детьми искателей приключений, с интересом поглядывали на трех или четырех молодых людей, старательно избегающих друг друга, которые с хозяйским видом похаживали по площади и свысока поглядывали на суетившихся, в предкушении редкого зрелища местных ребят. Через полчаса или час после того, как солнце вышло из-за высоких деревьев, окружающих поляну и осветило площадку перед кострищем, зрители, собравшиеся из всех окрестных мест, притихли. Под барабанный бой из ворот монастыря вышла большая процессия, впереди которой шли барабанщики, а за ними следовали вереницей жертвенные животные, самые юные и все более взрослые жрицы храма. Последними шествовали матери-настоятельницы и старейшие из них, срок жизни которых явно подходил к концу. Процессия дошла до жертвенницы, совершила круг почета вокруг нее и совсем юные девочки начали танцевать гимн жизни под мерный рокот барабанов и сладострастно вздыхающие трубы и флейты. Их пляска все убыстрялась. Смуглые тела подростков, натертые маслами и благовониями, сверкали и переливались на солнце, юные бедра вполне по-взрослому изгибались в сладострастных призывах, а мелодия все ускорялась, все звала куда-то и на сцену вслед за девочками вышли молодые женщины.

Их пляска казалась еще более чувственной, но так же не могла затронуть сердца молодых мужчин, прибывших на праздник. Их сменили более пожилые женщины, и, наконец глубокие старухи, которые двигались неторопливо, устало и очень степенно, как бы напоминая своими движениями о конце праздника жизни. Мелодия замедлилась. Но потом, когда старухи заняли почетные места на камнях позади жертвенной чаши, все внезапно опять изменилось.

Совсем юные девушки двенадцати-тринадцати лет и дети трех-четырех летнего возраста выпорхнули на площадку, неся с собой саженцы плодовых растений и цветов и мешочки с семенами, символизирующие начало жизни или новый поворот бесконечного ее колеса. С песнями и плясками они внесли свои дары к жертвенной чаше и зажгли костры в каждом углу площадки. Центральный костер пока был без огня и в его смолистые поленья юные танцоры поставили охапки живых цветов. Вслед за девочками на арене снова показалась группа более взрослых танцовщиц, каждая из которых несла в руках букет с живыми цветами. Они были одеты в короткие развевающиеся туники и в легкие юбочки, которые подобно осенним листьям колыхались от их движений при порывах вечернего ветерка. Их движения все ускорялись и в один прекрасный момент они дружно бросили цветы под тревожную дробь барабана к подножию одной из каменных фигур, стоящих на жертвенной площади.

В тот же момент вместо букетов они подхватили увитые цветами обручи, и пляска возобновилась с новой силой.

– И ты думаешь, что это способно соблазнить настоящего мужчину? – шепнул юноша сидящей рядом с ним проводнице.

– Подожди, ты еще не видел и половины, сказала она. Сейчас танцуют только начинающие, те кто не имеют права танцевать в основной части процессии.

Юноша замолк. Одни танцоры сменяли других, девочки сменялись молодыми женщинами, снова и снова с разными символами и разными растениями, воспроизводя бесконечный водоворот жизни.

Все ждали чего-то еще, и юноша ждал вместе с ними.

И тогда на площади появилась новая группа танцовщиц, одежды которых составляли легкие полупрозрачные накидки. Юноша оглянулся. Девушка, до сих пор сидящая рядом с ним и комментирующая все происходящее изчезла, и он вдруг обнаружил ее среди бесконечной вьющейся змейки двигающихся неторопливой походкой танцовщиц. Бедра их призывно колыхались, а в самом движении чувствовалась какая-то неизбывная всепобеждающая сила. Их тела были так же покрыты ароматными маслами, а музыка, которая раньше гремела, подобно гонгу, стала вкрадчиво-тихой и волнующе медлительной. Восьмерка и девушки снова и снова охватывали жертвенную чашу и громадное кострище, над которым все еще не бушевало всеочищающее пламя. Вот они в очередной раз бросили к подножью костра цветы и изогнулись в глубоком поклоне, демонстрируя зрителю грациозность своих фигур и ловкость и гибкость тренированных тел.