Редактор А. Слесарчук
© Александр Карповецкий, 2021
ISBN 978-5-0053-2380-4 (т. 1)
ISBN 978-5-0053-2381-1
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Интересный и любопытный материал! Интерес возникает по мере углубления в тему книги, когда становится очевидным, что в жизни прототипов повестей и рассказов присутствует сам автор и люди, с которыми он работал многие годы. И, в конце концов, возникает желание познакомится со всем материалом полностью. Автор не ставил цели, чтобы его «байки» – посыл из настоящего в прошлое – могли сполна осмыслить современные люди, уже далекие от событий более чем 20-летней давности. «Участковые» литературные истории современности осилят, конечно, и современные авторы. Однако преемственность в том, что это всегда будут истории о людях правопорядка, которые ежедневно и ежечасно работают возле наших домов и даже квартир. Сегодня несколько навязчивая дружба полиции с населением, как это было прежде, у многих может вызвать удивление, но прежде участковый был часто своим «домашним» для тех, к кому он приходил помочь и применить меры воздействия. «Ментовские байки» подтверждают эту связь милиции с народом. И в авторских воспоминаниях об этом мы в сравнении видим яркое отражение – интересной во всех смыслах, и захватывающей во всех своих удивительных деталях – нашей российской прошлой и настоящей действительности.
При чтении книги видно и то, что автор не справился с его первоначальной задачей. И к счастью! Он, есть ощущение, хотел вспомнить больше своих бывших сослуживцев, нарекая их новыми именами и фамилиями. Это особенно очевидно и в посвящении повести «Рикошетом от «дядь Юры» – Жукову, начальнику милиции, тогда как один из главных начальников в ней – Жуковский. Но настоящая литература тем и отличается от мемуаров, что она властно все меняет в сознании и ведет с каждой новой строчкой своими неведомыми путями. Автору очень хотелось, видимо, чтобы его прототипы могли узнать себя в книге. А, может, – чтобы создать повествование, которое, благодаря обозначению именами всех даже мелькающих персонажей, смотрелось бы более естественно и, как бы, более правдоподобно. Эта наивная и часто провальная попытка многих авторов в данном случае только увеличивает ценность восприятия материала, потому что начинает наиболее выпукло и всесторонне проступать личность главного героя и главного прототипа, самого автора, его работы, его дружбы и его заботы о собственной семье.
В повестях и рассказах автор соединяет пространства и времена, вставляя в отдельные главы повестей или в рассказы те или иные сюжеты, которые могли иметь место в разных измерениях. В разных главах повестей и рассказов может быть несколько мини-сюжетов, но всё это делает книгу летописной историей конкретного времени конкретных героев – участковых милиции крупных новых мегаполисов Москвы.
Желаю всем читателям приятного ознакомления с данным житейским материалом. И в то же время – постараться увидеть в нём профессиональное мастерство автора «Ментовских баек» Александра Карповецкого, проработавшего около десяти лет участковым инспектором и ставшего весьма плодотворным, довольно известным для своих поклонников писателем.
По большому счёту, всё произведение под общим названием «Участковый» приобретает двойственную ценность, что, с одной стороны, не делает литературу такого жанра классической, но, с другой, – выполняет именно ту цель и роль, какую и хотел придать ей автор. Такая манера нравится многим из нас.
Каким-то удивительным образом автору удалось рассказать обо всей своей жизни на посту участкового, поведав о себе и своих бывших сослуживцах в небольшом ряду историй. Вероятно, и от того, что вся книга переполнена массой житейских рабочих деталей, превращающих её в очень правдоподобную.
Член Союза писателей России А. Викторов
Двадцать лет прошло с тех пор, как я, сняв милицейскую форму, продолжаю жить и трудиться на пенсии. В далеком 1981-м году, наставляя меня, молодого милиционера, первый замполит Смычок Илья Владимирович (ныне полковник милиции в отставке) сказал такие слова: «Запомни, мой юный друг, две вещи. На работе не пей. И не бери взяток. И ты сможешь доработать до пенсии». Наставление запало мне в сердце, и моя память спустя сорок лет воскрешает эти немудрёные, но важные слова почти из небытия… Около десяти лет я отработал в микрорайонах Орехово-Борисово и Братеево в одной должности – участкового инспектора. Должность считалась в милиции не «кабинетной», мне приходилось слышать, как коллеги называют её даже «собачьей». Дальше участка не пошлют, говорили офицеры. Роптать не приходилось, поскольку я избрал эту стезю сознательно.
Вспомним былые восьмидесятые. Трезвость должна была стать нормой жизни. Постановление от 16 мая 1985 года «Об усилении борьбы с пьянством» обязывало большую армию участковых инспекторов милиции быть на переднем крае этой «борьбы» и выдавать наверх – в УВД, Главк и Министерство показатели в протоколах. По количеству «палочек» или «птичек» – таких вот трудодней – нас, офицеров, оценивали, поощряли, а при отсутствии их и наказывали, – рублем или выговором – бывало по-всякому. Руководители подразделений, в которых мне приходилось тянуть лямку, не все были исправные и справедливые к подчинённым. Кто-то делал служебную карьеру. Мы, в свою очередь, случалось, затаскивали в свои околотки – опорные пункты милиции – мужиков с невеликим признаком спиртного, составляли административные протоколы. Бумага приходила на работу, и побывавших у нас бедолаг, конечно, лишали премий, могли временно лишить каких-то льгот, перенести отпуск с летнего на зимний период, или отодвинуть очередь на улучшение жилищных условий. Словом, поступали всяко, как и везде; но где начальство было добрее, там судили по нашей «вине» не так и строго. Не было белых и пушистых среди нашего брата, как, вероятно, и среди всех других братьев по тысячам профессий и специальностей в стране. По прошествии нескольких десятилетий, говорю о работе с некоторым покаянием в душе, но и благодарностью ко всем добрым людям, кто, простив, уменьшает боль горьких воспоминаний.
Работая «на своей земле», участковому инспектору – «министру» участка – ежедневно приходилось встречаться с людьми, выслушивать их обыденные проблемы. Ведь и в наше время многие жители обращаются с заявлениями, не решаемыми представителями разных органов власти в микрорайонах. К примеру, вот супруги часто ссорятся, вынося сор из избы, на суд участкового. Но вот если приходится примирять семейную пару, уже подавшую заявление о разводе? Это сложно. Жена не прощает мужу пьянство, супруг – завсегдатай медвытрезвителя. Она напишет заявления в милицию, и «министр» участка собирает их и направляет дело в суд. Упечёшь пьяницу в лечебный профилакторий на пару лет, а по выходе на волю он злоупотребляет спиртным пуще прежнего, семья – первичная ячейка общества – распадается. Вот в таких случаях бывало особенно горько. Эти явления жизни 80-х годов прошлого века автору данной книги приходилось наблюдать не со стороны, а изнутри – топча землю административного участка и составляя вот эти самые протоколы —«палки».
Милиционеры тоже нередко позволяют себе принять на грудь крепкого горячительного, бывает, как по поводу, так и без, будто алкоголики. В милицейской среде десятилетиями существуют традиции даже уходя в отпуска «проставляться». Иной так напроставляется, что спать ложится в опорном пункте на стулья, а жена ночь напролёт звонит в дежурную часть, ища не пришедшего с работы благоверного служилого человека.
Став отставным, я однажды задумался написать о службе участковых инспекторов – не мемуары, – поскольку это очень трудно и чрезвычайно ответственно, а рассказы, допускающие художественный домысел и вымысел, позволяющие выплеснуть из сердца в пространство всё то, что всё равно не дало бы покоя, пока об этом всём с кем-то ни наговоришься, либо вовсе обо всём не забудешь. Но подумалось, я ведь могу и впрямь много чего забыть, а потом не иметь того оптимизма, который ещё не растерян с тех пор, как служилось в родной милиции, ведь в советские времена мы воспитывались принципиальными и ответственными за дело. Так уж лучше написать, сказал я себе, что просится на бумагу, подарить книгу родным, друзьям и знакомым, а также читателям моего, в общем, незамысловатого, и уж точно бесхитростного литературного творчества. Многих участковых инспекторов я достаточно неплохо знал по работе, с некоторыми и поныне в общении. Один мой друг подал несколько своих сюжетов о работе службы участковых в «лихие» 90-е годы, и появилась повесть «Ради жизни», занявшая в сборнике повестей и рассказов своё достойное законное место.
Судят так: пиши о том, о чём думаешь, что хорошо знаешь. А писатель А. М. Горький утверждал, что каждый человек может в жизни написать одну книгу о самом себе. Не так много написано о работе нужной обществу профессии участкового. И я, наверно, в числе других литераторов, бывших милиционеров, вывожу эту тему из более затемнённого пространства в более светлое. Тем более, что не занимаю ничью нишу. Ведь я написал о духе времени конкретных микрорайонов столицы 1980-х – 1990-х годов, где работал сам. Удалось ли мне справиться с поставленной задачей, судить не мне.
С признательностью ко всем вам, мои уважаемые читатели.
Член Союза писателей РоссииА. Карповецкий
Памяти начальника
159 отделения милиции г. Москвы
Жукова Виктора Ивановича
Сколь неизбежна власть твоя,
Гроза преступников, невинных утешитель.
О совесть! Наших дел закон и обвинитель,
Свидетель и судья!
Василий Жуковский
В начале восьмидесятых годов прошлого века я работал в одном из отделений милиции Орехово-Борисово в должности участкового инспектора. Перевестись на эту «собачью» должность (так называли её в рядах самой московской милиции) из отдела вневедомственной охраны Северного округа столицы в Южный, меня вынуждал квартирный вопрос.
В нашей семье родились, одна за другой, две дочери, погодки. Вчетвером, мы жили недалеко от Белорусского вокзала в огромной коммунальной квартире на полезной площади в восемь с половиной квадратных метров, то есть, без особых удобств, к тому же, моя семья проживала там нелегально, не имея в обозримом будущем никаких перспектив получить в отделе охраны своё жильё.
Старшие товарищи по службе надоумили меня, как решить этот каверзный, со времен Булгакова, жилищный вопрос. Евгений Большаков, бывший опер «карманник» и мой сосед по коммуналке, рассуждая на эту тему, говорил:
– Ежели ты, Семён, пойдёшь работать участковым инспектором в новый микрорайон, то заработаешь для семьи, в перспективе, эдак, лет через восемь-десять, отдельную двухкомнатку. Только вот заруби себе на носу, – наставлял опытный старлей меня, молодого лейтенанта, – что в этой должности не придётся прохлаждаться, как дежурным в охране. Ныне ты сиднем отсидел восемь часов на три в дежурной части, а втрое дольше коротаешь дома, с женой и детишками. У тебя не работа – лафа! Участковым же придётся мерить землемером и пахать землю сутками напролёт, семь дней в неделю, и про выходные, что имеются в кодексе о труде и зарплате, тебе придётся забыть. Да, да! Запомни, сосед: в нашей доблестной милиции квартиры за здорово живёшь сотрудникам не раздаривают. Начальник охраны Рябоконь и тот проживает в коммунальных условиях.
Прикуривая в половине второго ночи на опустевшей от многочисленных жильцов двадцатиметровой кухне от газовой конфорки «приму», сосед, старший лейтенант Евгений Большаков, философски заметил:
– Отпустит ли тебя начальство работать участковым, ещё вопрос! Не в правилах нашего руководства разбазаривать на стороны в «чужие» районы, таких кадров, как ты. Ты больно не обольщайся!
Мои брови откровенно ползли вверх от удивления и сомнений, но соседа это нисколько не тронуло:
– Объясняю, почему. По два раза на неделю в отделе ты проводишь политинформацию. Раз! – Евгений, загибает на левой руке мизинец и продолжает: – Ежемесячно, ты выпускаешь в отделе газету – два! – Глядя мне в лицо, он сгибает безымянный палец. – Заправски, как журналист, ты строчишь заметки в ведомственный печатный орган «Петровка, 38», это три! – Большаков прижимает к ладони средний палец, подводя итог своих рассуждений: – Все три обстоятельства, Сеня, не в твою пользу. Ты незаменимый в отделе офицер, и, стало быть, тебя легче уволить в назидание другим или пристрелить, нежели перевести к пользе другого района. Вот такие твои дела с переводом на участок. – Он посмотрел на оставшихся два пальца, и было видно, что пожалел, поторопился с выводом: мог бы помучить меня ещё немного.
Выслушав будто бы всё про всё знающего офицера, я всё же, артачусь:
– Вот ещё! Незаменимых, как известно, у нас нет! О каком таком чужом районе ты говоришь? Южный округ – и что, уже не московская милиция? Все её райотделы и вневедомственная охрана в подчинении Главка, не переведут, так обращусь на Петровку.
– Обжалуешь действия своего руководства? Ну-ну…
Большаков, выпуская пучками, виньетками, кольцами и гирляндами из раздувающихся ноздрей и сомкнутых в трубочку губ белый, серый и синеватый дым, даёт мне шанс одуматься. Всем видом он просто говорит, что я вступаю в единоборство со всей системой. Это, естественно, невозможно, но я бросаю:
– Если прижмёт, так можно обратиться наверх и найти понимание, для того и существуют наши министерства и ведомства.
– Повидал я много всяких «умников».
– А вот я не сомневаюсь, – режу своё. – Справедливость есть!
– По молодости и я так рассудил бы. Но и набил бы шишек на дурной башке, – дипломатично пошёл сосед. – Как бы я это сделал? Об этом, расскажу как-нибудь, а пока накрепко уясни одно: не доедешь до Главка, как попрут из органов и, уж поверь, – каким-нибудь задним числом, чтобы вписать причину увольнения.
Тут он бросает окурок в пол-литровую баночку с тёмно-шоколадной бурдой, где спекаются будто в наркотик не менее полсотни бычков, и тут же накрывает ржавой металлической крышкой своё индивидуальное «курилкино хозяйство» на столе. Прежде, чем уйти спать, он пытается добродушно похлопать меня по плечу, но со мной что-то происходит. Я упрям и будто зол, он качает головой, но затем вдруг доброжелательно улыбается:
– Ну, тогда вот ещё напоследок тебе бесплатный совет. Как решишь переводиться на должность участкового инспектора – переводись мирно, что бы ни случилось, – без обжалования действий руководства. Знай, молча строчи, согласно субординации непосредственному начальству рапорта, и жди резолюции – отказа или положительного решения. И сделай ещё так: обязательно намекни начальству, что с женой планируете уже скоро родить третьего ребенка. Вот этот аргумент может перевесить и их упрямство, и уязвленное самолюбие, тоже люди. На тебя, как многодетного папашу, махнут рукой и отпустят в широкое плавание – зарабатывать свое жильё. – Ну, давай пять!.. Так и сделай, они там, может, ещё и сами чего доброго посоветуют!
Вооружившись советом бывалого опера, я подаю руководству рапорт о переводе в Южный округ столицы на должность участкового инспектора. Спустя месяц, после первого рапорта с отрицательным ответом строчу новые, вплоть до четвёртого включительно. Работаю и терпеливо мечтаю увидеть на своём прошении добрую вескую резолюцию.
И вот, спустя полгода руководитель отдела охраны Рябоконь начертал на моём рапорте дорогу к моей мечте. Первая страница моей службы в милиции была перевёрнута. Начиналась вторая, в новой, «собачьей» должности. Я был назначен на должность участкового инспектора милиции в Орехово-Борисово.
«Всё! Назвался груздем – полезай в кузов!» – говорю я себе и нахожу на Ореховом проезде, недалеко от метро Красногвардейская, отделение милиции, расположенное на первом этаже жилого дома. В дежурной части представляюсь капитану, кто таков и почему здесь. Дежурный пожал мне руку:
– Капитан Шилов, – представляется дружески.
Затем, оставив за себя старшину, он сопровождает меня, через улицу, в соседний подъезд, к дверям служебного помещения.
– Совещание начнётся с минуты на минуту, – поясняет Шилов. – Ну, счастливо, лейтенант. Не стесняйся, заходи как время будет, а я назад – в дежурку.
– Спасибо.
Шилов уходит на своё рабочее место. Я не тихо так, чтобы постатней, стучу, затем открываю дверь. В просторной «ленинской», как называют в милиции красные уголки, собрались офицеры и рядовые местного отделения. За длинным столом с красной материей восседает пожилой майор. Сквозь очки он просматривает лежащие перед ним служебные бумаги. «По всему видно, – думаю я, – это и есть начальник Виктор Иванович Жуковский, о котором говорил мне начальник отдела кадров Красногвардейского района майор Клименков. Думаю и делаю несколько шагов к столу по проходу между стульями, прикладываю руку к козырьку фуражки и, чувствуя, что будто неловко покачиваюсь в тесноте, всё же, бодро докладываю:
– Лейтенант милиции Полищук! Представляюсь по случаю назначения меня к вам на должность участкового инспектора.
Начальник милиции поднимается над столом. Не сразу, а будто по затиханию эха доклада и стряхивая что-то с головы, делает как можно более добродушное лицо и говорит:
– Подойдите, товарищ лейтенант. О вас уже звонили из кадров. – Сам сделав шаг навстречу, майор как можно крепче пожимает мне руку. – Ну, добро пожаловать!
– Товарищи, попрошу внимания, – далее говорит он. – Представляю вам нового участкового инспектора, он уже отрекомендовался, все слышали. С сей же минуты прошу полюбить и пожаловать тем, кто каким опытом уже разжился, хотя и новый наш товарищ сам стреляный, направлен к нам из отдела вневедомственной охраны.
В зале громко зашушукались, я расшифровал: «У лейтенанта все ли дома? – Перевестись с дежурного отдела охраны в участковые?!»
Начальник милиции тут вступился:
– Что тут особенного, коллеги? У Полищука детей двое, а в охране с жильём весьма проблематично. Никаких перспектив, я бы подчеркнул, но не стану… У нас же городская окраина, «спальный мешок», и много новостроек, значит, при добросовестной работе на участке имеется неплохая перспектива получить не то что угол в коммуналке, а, так сказать, заслуженную служебную квартиру. Правильно я очерчиваю вашу проблему, товарищ Полищук?
Пока я набирал в грудь воздуха майор буравил меня цепким взглядом, но понимания в нём я видел больше, чем строгости, поэтому я почти весело отрапортовал:
– Так точно, товарищ майор! Вашими бы устами!..
– Спасибо за откровенность, лейтенант. Присаживайтесь, – сказал он, посмотрев на личный состав подразделения.
– Итак, товарищи, начинаем, я вижу все в сборе.
– Все, Виктор Иваныч! – сказал один из офицеров и занял стул возле начальника.
– Ну, а тогда, где же дядь Юра? – переспрашивает Жуковский. Что-то хотите объяснить, капитан Ловцов?
Как выяснилось впоследствии, это был замполит отделения, он язвительно прокомментировал:
– Дядь Юра, вы же знаете, всегда на месте, но, как всегда, задерживается. Докладываю официально: старшему участковому сделано сто первое «китайское» предупреждение, но все старания приучить дядь Юру соблюдать служебную дисциплину, разбиваются, как это, ну, сами знаете…
«Как о стену горох» – ответ был очевиден и завис в воздухе, как и следующий, когда Ловцов, обведя всех взором надежды, вдруг предложил:
– Может, вынесем ему выговор, а, товарищи?
В это же время, чуть скрипнув, распахнулась входная дверь, в зал вошёл капитан милиции, одетый по форме и с иголочки, чуть выше среднего роста, коренастый, черноволосый, с пробором посередине хорошей копны волос, в левой руке он держал милицейскую фуражку, а правая держала в подмышке толстую чёрную папку.
Офицер счёл нужным объяснить начальнику милиции причину своего опоздания, открыл рот, но Жуковский не дал ему:
– Вам, кажется, надо было срочно закрыть дело по отказному материалу? И хотя причина уважительная, вам, дядь Юра, как старшему инспектору, следовало бы предупредить дежурного, а то, что подумают о нас новички? – Он кивнул на меня, дядь Юра встретил мой взгляд, и мы молча поздоровались. – Начинаем. Проходите, дядь Юра, занимайте место!.. Итак, мы подводим итоги работы подразделения за полугодие…
Ближе к концу совещания начальник милиции вновь вспоминает обо мне. Он обращается ко всем службам: участковым инспекторам, уголовному розыску, работникам паспортного стола, инспекторам по делам несовершеннолетних, а также милиционерам патрульно-постовой службы оказывать мне, как новому сотруднику, необходимое содействие в изучении территории и жилого сектора.
Замполит Ловцов, вставая, подаёт личному составу команду: «Товарищи офицеры!.. – Все присутствующие встают. – По рабочим местам разойдись!..» Меня и опоздавшего капитана начальник просит задержаться:
– Познакомься, дядь Юра, с лейтенантом Полищуком. С сегодняшнего дня он на должности участкового вместо уволившегося на пенсию майора Черникова. И поскольку Полищуку работать в вашем опорном пункте, стало быть, вам и стажировать лейтенанта, станьте ему добрым наставником. Это не просьба, а приказ. Человек он серьёзный, с двумя детьми, думаю, хорошо сработаетесь. Ясно, дядь Юра?
Надев фуражку, старший участковый вскидывает руку под козырёк:
– Товарищ майор, что ж тут не ясного?..
– Идите, работайте. И вы тоже, лейтенант Полищук, под начало дядь Юры. Назвались груздем, полезайте в наш кузов! Успехов!
Я поблагодарил и приготовился к близкому знакомству с капитаном, задаваясь вопросом: «Отчего Жуковский так фамильярно обращается к нему? – подумал я, в то же время немного растерянный от мысли, что так и не узнал фамилии назначенного наставника, чувствуя, что мне он теперь должен стать чуть ли не родным дядюшкой.
Выходим с дядь Юрой на улицу. Мой наставник первым подаёт мне руку.
– Юрий.
– Семён.
– Куришь?
– Да, копчу небо, как все.
– Собираешься бросать?..
Стоим, курим возле подъезда «приму». Затягиваюсь крепким едким дымом. Рассказываю о себе. Дурная привычка прижилась во время службы в армии и теперь, как родились две девочки, уже пуще неволи. Чтобы бросить курить, требуется всего одно обстоятельство, но оно веское – иметь силу воли.
– Ничего, у тебя есть причина, бросишь.
– Воли бы у кого подзанять?
– Не-ет, можно быть и волевым человеком и с дурной привычкой прожить всю жизнь. Вот у меня, к примеру, в этом году юбилей: пятнадцать лет как с папироской, и все эти годы не бросаю и всё. Вот это воля!
Я посмеялся. Он продолжил:
– Ты вот в армии начал, а я как поступил в школу милиции.
– Обоих служба заставила, – поддерживаю разговор.
– А то… И скажешь, воли нет?! Не, если всерьёз! Да я один месяц в году, как выхожу в отпуск, забываю о куреве. Дома, в Крыму, перед отцом с матерью ни капли никотина, и они даже не догадываются, сколько пережил их сын лошадей.
– Точно – воля!
– А ты говоришь… Не-ет, чтобы бросить, главное, – должна быть веская причина!
Затем капитан оглядывает себя, что-то стряхивает и предлагает:
– Зайдём, Семён, на пару минут в дежурку. Познакомишься, а я получу «Макара» и рацию. Затем потопаем в опорный пункт – это наш второй дом родной.
Мы бросаем окурки в бетонную мусорку. Услужливо открываю входную дверь подъезда, пропуская вперёд старшего, а он мимоходом начинает посвящать в курс дел:
– Оружие за тобой закрепят дней через десять, комиссии сдашь зачёт по пятнадцатой «Закона о милиции». Рацию получишь денька через два-три. Работать без оружия намного проще.
Любопытствую: почему?
– Поясняю: после вечерней смены не нужно заходить в дежурку, сдавать оружие и рацию. Из опорного пункта звонишь по телефону дежурному, докладываешь, что закончил работу. И – топаешь домой. Ты где живёшь?
– У Белорусского, на восьми метрах в коммуналке.
Он смеётся.
– И живём в ней нелегально.
Он смеётся громче, потом доброжелательно заключает:
– У вас малыши, слава Богу, что хоть им пока всё равно.
– Да, старшей – два года, младшей год.
– Счастливое семейство.
– Что есть, то есть!..
В дежурной части и в помещении выдачи оружия толпятся милиционеры. У многих и смена идёт с пятнадцати до двадцати трёх часов. Старший участковый уходит за своим «макаровым» в небольшую комнату, откуда слышно, как внутри отлаженного станка, металлическое лязганье – это передёргивания затворов оружия, холостые выстрелы без патрона и щелчки предохранителей. Ожидаю наставника у открытых настежь дверей. Старшина, помощник дежурного, выдает милиционерам ППС и участковым инспекторам громоздкие рации и аккумуляторы. В дежурной, на столе, в открытой амбарной книге расписываются за рации и резиновые палки-«успокоители». Наставник возвращается из помещения для получения служебного оружия, проходит мимо меня в дежурную часть. Он тоже ставит свою подпись в книге, отвечая с этого момента за сохранность казённого имущества. Наконец, из оружейной комнаты, святая святых милицейского подразделения, выходит дежурный капитан Шилов, запирает железную дверь и ставит на сигнализацию.
Наставник обращается к нему:
– Познакомься с моим новым участковым… К завтрашнему утру попрошу подобрать ему лучшую в конторе рацию.
Капитан Шилов, по всему видать, калачом был тёртым, и с чувством юмора.
– Ха! Удивляешь, дядь Юра. С Полищуком я знаком уже полтора часа. Рация лейтенанту полагается наследственная – майора в отставке Черникова-«Анискина». Мне не жалко, хоть сейчас забирайте матчасть под роспись!
Далее Шилов с добродушной улыбочкой начинает расспрашивать:
– Расскажи-ка, дядь Юра, много выдали «на орехи» от начальника за опоздание? Сколько учить? Поехал из дому на судмедэкспертизу, хоть по «нофелету», но сообщи! Или не нашлось в будущих генеральских красных шароварах двухкопеечной?
– Пустячки. Жуковский за опоздание не ругает, а до лая моськи мне дела мало. Ну, бывай. И в ответ мой тебе дружеский совет: на работе много не пей, до утра держи оборону, а затем трое выходных, хоть упейся. Мы с Полищуком пошли в опорный, а затем изучать территорию «Анискиного» участка. Шумни по рации, если кому-то станет невтерпёжь резинового кнута. Пряниками, ты меня знаешь, никого не лечу.
– Шумну! Только с этого дня запиши в талмуд: услуги я выполняю через вино-водочный универсама на Шипиловской.
– Пошли-ка, Семён, от этого биндюжника подальше, – обращается ко мне наставник. – «КапШило» – оно и есть шило, так и норовит в задницу!
Вдогонку мы услышали смех не чистого на язык капитана.
По дороге в опорный пункт милиции наставник решил расспросить меня: откуда я родом, какое получил образование, как попал в милицию? Но почему перевёлся с должности дежурного отдела вневедомственной охраны на такую неблагодарную, «собачью» должность, спрашивать больше не стал. Я, в свою очередь, интересуюсь, почему должность участкового – «собачья»?
– Собачья или не собачья, а с кондачка на этот вопрос не ответить, – нехотя отвечает он. – Да и вообще, тут кому как…
– Вот я… по образованию историк. Осилю участок?
– Уверен, справишься. Образование здесь особой роли не играет, здесь другой талант нужен, разве что для продвижения в должности. Вот ты только что слышал о вышедшем на пенсию майоре Черникове…
– И в чём фишка?
– Черников имел за душой техникум, вроде лесной промышленности.
– Лес рубил и щепки летели?
– Это не про него. Честно дослужился до звания майора, проводили с почётом, его уважали, жители тоже. И кличка его была соответствующая…
– Уже понял – «Анискин».
– Ага, не одного фантомаса на место поставил. Начинал службу, когда Орехово-Борисова в помине не было. За железнодорожной платформой Москворечье, по сторонам Каширского шоссе, были сплошь деревни – Сабурово, Орехово, Борисово, Братеево и Рабочий посёлок. И гонял же он аборигенов и всякого рода забулдыг! Стоило посмотреть, как кидается врассыпную публика, завидя издалека «Анискина». Правда, ему мстили, другой бы утихомирился, а он наоборот, по горячности мог составить на одного задержанного три-четыре протокола одновременно: за тунеядство, распитие спиртных напитков, мелкое хулиганство и брошенный под ноги окурок.
– Уважал «Кодекс об административных правонарушениях»! – поддакнул я. Наставник посмотрел на меня странно, будто с неодобрением. Я умолк.
Пришли в милицейский опорный пункт в здании местного ДЭЗа. Капитан открывает стоящий в одной из трёх комнат серый железный сейф, достает оттуда ключ, идёт в соседнюю смежную комнату, где стоит почти такой же напольный непробиваемый шкаф. Открыв и его, протягивает мне ключ. Из железного чрева, явно с юридической литературой и папками с документацией, извлекает небольшую светло-зелёную книжицу в мягкой обложке, потускневшую от времени и любовно потрёпанную. Затем, приняв торжественную позу, он вручает мне наследство предшественника и крепко пожимает руку.
– Держи, историк, «анискинский» кодекс, сокращённо зовётся «коап», наш с тобой основной закон для повседневного использования.
– Спасибо.
– Поначалу откроешь статью сто шестьдесят вторую – появление граждан в общественных местах в пьяном виде, вызубришь наизусть, как «Отче наш». Вторая, по важности, статья, – наставляет далее, – сто пятьдесят восьмая – по мелкому хулиганству. Они обе важны и равнозначны… А вообще, мой тебе совет, сразу изучи статей десять, я напишу какие.
– И всего-то?
– Остальные, – добавляет самодовольно, что обошёл всю юриспруденцию, – в повседневной работе не понадобятся. К примеру, не реже двух раз в году будешь проверять владельцев охотничьего оружия, за неправильное хранение будешь составлять административные протоколы. Ну, и всё такое… Главное, что? – не знаешь статью – открыл «кодекс», а там ответ. Уразумел?
– Уразумел. Я и прежде его чтил.
– Вот и хорошо. Да, запомни ещё первое правило…
– Я так и знал…
– Чего знал?
– Что ещё есть и правила.
– Шутишь? Запомни, работу твою руководство будет оценивать по показателям административной практики, где главная единица измерения есть «палка»!
– А!..
– Ну, да! А говоришь, что учёный! Составил, к примеру, в рабочую смену два протокола, и это потянет на сорок протоколов в месяц. Тебя тут же заметит руководитель службы Божков, зовут Василь Михалычем, запомни, он тебе и «царь, и бог».
– А я уж подумал это вы, мой наставник.
– Не преувеличивай. А я гляжу, ты весёлый человек. Одобряю. Только шеф весёлых не любит, так ты ему больше «палок» обеспечь, вот и похвалит на совещании, а то и в пример поставит.