Владислав Крапивин

- Когда не к чему придираться, придираются к тону...

Когда ему бывало грустно, он летел не на стеклянную лестницу, а в какие-нибудь глухие и печальные места. Среди них было и такое: болотистая равнина под осенним серым небом, а на ней бесконечная, очень прямая насыпь с рельсами. По этой насыпи шел заросший человек в истрепанной кожаной одежде мотоциклиста. Шел и шел, днями и ночами. Не ведая конца.

Однажды Филипп рассказал о нем отцу Дмитрию. С каким-то смущением, с виноватостью даже.

- Все идет, идет. Не может ни сесть, ни упасть.

Отец Дмитрий ответил без привычной мягкости:

-Сам себе выбрал такое... Он стрелял в детей. Возможно ли более черное дело?

- Он говорит, что не виноват, потому что выполнял приказ, - сумрачно объяснил Филипп на следующий день.

- Никаким приказом нельзя оправдать этот грех.

- Он говорит, что все понял и больше никогда не будет, - сказал Филипп еще через неделю. - Он просит, чтобы ему простили грех.

- Грех может быть отпущен, если человек раскаялся.

-Но он же говорит! Он...

Дмитрий Игоревич резко выпрямился:

- Он лжет. Он просто хочет избавиться от тяжкого пути. Причем здесь раскаяние? Если человек раскаялся всей душой и ужаснулся своим делам, путь кончится и сам отпустит его...

Иногда бывает, что человек держится храбро, пока нужно, а потом плачет, когда один. От обиды или усталости.

Счастье - когда счастливы те, кого любишь. И когда они есть - те, кого ты любишь...

Человек рождается, чтобы радоваться жизни. Смотри, какое чистое небо, какая весна, смотри, сколько на земле интересного. Когда радуешься, разве спрашиваешь, зачем? Радуешься, вот и все.

...Никакой дорогой, даже самой правильной, нельзя проходить мимо того, кому нужен друг.

Раз у человека следы от слез, не все ли равно – знакомый он или нет?