Quotes from the 'Сестра милосердия' audiobook
каждую клеточку его тела, когда без слов угадывала малейшие его желания, ей казалось, что души их соединяются, открываются друг
Вот она, благородная мамзель, – пожилой солдат, дежуривший в ночь смерти Груздевой, показал на нее пальцем. Двое других, крупные, в грубых шинелях, были Элеоноре незнакомы. Зачем
институте, когда она только поступила в обучение. По сравнению с нынешними те
стыд или чувство ответственности за свой родной операционный блок
пугалась и умоляла «Нюрочку» (как она назвала Элеонору) не оставлять ее одну в этом мрачном доме
неотлучно было неловко, да, строго говоря, ему больше и не требовался
ции страны и ее мирового признания. Кроме того, сейчас в голодном городе активно работает Красный Крест, а они там любят такие трогательные истории. Мужчины несли страшную пропагандистскую чушь, и Элеонора поняла, что шансов нет. Раз решено швырнуть ее на алтарь, то швырнут, чего бы это ни стоило. Заручившись ее согласием, Шура сказал, что завтра ей следует явиться
Архангельских. В сущности, у нее было так мало близких людей, что, кроме Саши, и подозревать-то некого… И все же очень грустно об этом узнать. – Ничего, – тихо сказала она, не меняя позы, – ничего. – Ты не прогонишь меня? – Бог с тобой, нет! Сейчас такое время…
момент, когда самые простые вещи становятся
всех творческой работы, кому-то придется и лопатой махать. Мы говорим, что такой труд – на износ, в тяжелейших условиях, на пределе сил, а часто и за пределами здравого смысла – это подвиг ради счастья будущих поколений. Так-то оно так, но эдак можно легко увлечься и превратить людей в идеологических рабов. Катерина фыркнула:
