На поле боя сюрреализма, не каждому молодому творцу суждено дожить до преклонных лет. Они выдвигали жизни слишком большие и бескомпромиссные требования. Правящая обществом несправедливость стала причиной их раннего ухода из жизни.
Думаю, не ошибусь, если скажу, что сюрреалистические идеи зародились раньше, чем сам сюрреализм. Это подтверждается не только произведениями художников, но и поэтов. Возможно в глубине мыслей есть ключи к ответам вопросов, о которых мы и не подозреваем. К месту было бы вспомнить стихотворение русского поэта Гавриила Державина: «Я царь, – я раб, – я червь, – я Бог!». Михаил Казиник отмечает, что японские искусствоведы называют это стихотворение самым глубоким в мировой поэзии, так как пример японской поэзии носит в себе лаконичную философскую мысль. Ко всему этому, я могу добавить, что сквозь строки здесь проглядывает сюрреализм. Если бы эти строки перенеслись на белое полотно, став картиной, то имели бы грандиозный успех благодаря бесценной философии, заложенной в них. Ощущать себя в единстве с царем, богом и червяком, напоминает сложный химический процесс. Возможно, Державин хотел сказать, что каждое творение Бога имеет для него значение. Либо не будь Бога, никого и ничего не существовало бы. А возможно, поэт указывает на этапы кармической жизни, пройденные человеком. Кем бы ты ни был, не забывай своего Бога, будь достоин его. Одним словом, Державин тайными кодами доводит до читателя идею о нерушимости связи между Богом и его творениями. Именно этим и привлекает роман-сказка «Белка» А. Кима. Маленькая белка, прожившая несколько жизней, сохраняя вечность своего «я», переходившая в разные эпохи от одного тела в другое, смогла сохранить настоящее время. Белка – существо, связанное цепью судьбы с богатыми прошлыми жизнями.
Мы не ошибемся, сказав, что у каждого гениального автора есть свой творческий код. Большинство этих произведений берет свою силу от Бога, от природы, а некоторые от своей истины. На самом деле мировые шедевры – это продукт сакрального разговора их автора с родственными душами. Во все времена жизнь была испытанием для гениальных людей, родившихся не в свое время. Насколько отдалился от общества и времени мастер, блуждающий по невидимым улочкам человеческих судеб, можно судить по созданным им произведениям. Проблема между индивидом и обществом ставит человека перед выбором. По экзистенциальной философии Жан Поль Сартра, выбор – это важное условие. Кто-то выбирает эгоизм, гуманизм, кто-то религию либо атеизм, деизм.
Видный музыковед, философ, писатель Михаил Казиник, называющий себя гражданином мира и выступающий на разные темы, запомнился зрителям и слушателям своим оригинальным образом мышления и рассуждениями о человечестве. Больше всего он рекомендует рационально использовать духовные ценности искусства. Я верю, что слушатели никогда не забудут его философские размышления о литературе, живописи и музыке. Например, мысли Казиника о самом известном композиторе-новаторе ХХ века Альфреде Шнитке и о его творчестве, дают возможность ближе познакомиться с композитором. Его универсальная, космическая музыка на самом деле проходит через мириады галактик его души и вселяется в сердца слушателей. Некоторые произведения Шнитке, говорящего на языке нот, Казиник сравнивает с творчеством Сальвадора Дали. Особенно его «Сюита в старинном стиле» отражает в себе сюрреализм. Анализируя это произведение, Казиник уделяет особое внимание одному моменту. «Он единственный композитор, чьи самые красивые мелодии – дьявольские… Он заставляет пианиста и скрипача играть в разном ритме в одно и то же время. Иллюзия создается в музыке, постепенно теряется баланс. Точно, как и на картинах Дали…» На первый взгляд кажется, что произведения охватывают простую тему, но ноты жизни и смерти в мелодии потрясают слушателя. Быть слушателем Альфреда Шнитке, не означает понимать его философские размышления. Не случайно, что живя и творя в советское время, его творчество не было оценено по достоинству, а произведения долгие годы находились под запретом. После вынужденной эмиграции в Германию, в творчестве Шнитке начинается новый период. Видимо, отличающийся оригинальным образом мышления и иным подходом к жизни, Шнитке был в поисках своеобразных тайн в лабиринте алогизмов данной эпохи. Его творчество было высоко оценено М. Ростроповичем, Р. Рождественским и другими великими музыкантами. Латвийский скрипач и дирижер Гидон Кремер сказал о Шнитке: «Он всегда был верен себе. Даже когда его успехи были у всех на виду. Он как-то мне сказал: «Это меня беспокоит. Нужно что-то написать, и чтобы оно не было успешно». Кто знает, возможно это происходит потому, что на горизонтах его внутреннего мира есть другие планеты, вдохновляя его, заменяют ему солнце и звезды. А может, существующие за пределами привычного нам мира, волнения и кредо новой жизни, имеют для Шнитке другое значения. Я думаю, что слушателю требуется особая духовная подготовка для того, чтобы понять его. Как говорил Хорхе Анхель Ливрага: «Искусство – это мудрость в обличии красоты».
То, что дает нам музыка, невозможно чем-либо заменить. Она говорит с нами на своем языке, делится своими мыслями. Семь нот создают чудеса, способные изменить судьбы людей. Его «Мертвые души», «Смерть Фауста», «Гоголь-сюита», «Жизнь с идиотом» и другие музыкальные произведения дают нам понять, что Шнитке смотрел на мир сквозь призму своего сознания. Его опера в 2-х актах «Жизнь с идиотом» была поставлена по одноименному рассказу Виктора Ерофеева. На самом деле, написать музыку к этому произведению Шнитке посоветовал Ростропович. «Опера – аллегория на советский гнет, она была впервые исполнена в Театре Оперы и Балета Амстердама 13 апреля 1992 года…отечественная премьера состоялась в Московском камерном музыкальном театре 1993 года…Опера представляет собой философскую притчу абсурдистского толка. Ключевой герой Вова – идиот – своего рода аллюзия на Владимира Ленина… В качестве наказания за то, что не работает достаточно усердно, власти приговорили «Я» к жизни с идиотом. «Я» выбирает Вову из дурдома, который умеет говорить только одно слово: «Эх». Сначала Вова ведет себя хорошо, но потом он вдруг начинает безобразничать, в том числе рвать принадлежащие жене копии работ Марселя Пруста. «Я» и его жена уезжают жить в другую комнату, и Вова успокаивается. Жена влюбляется в Вову и ждет от него ребёнка. Тогда Вова и «Я» восстают на жену. «Я» убивает ее и становится идиотом». Фрагмент в опере под названием «Танго в сумасшедшем доме» отнюдь не случаен. Люди, не способные ужиться с обществом, имеют свой собственный мир «танго», это их стиль выражения. То, что мертвые могут танцевать, либо в сумасшедшем доме танцуют танго, не вызывает в нас ни крупицы сомнения. Как обладатель сюрреалистического образа мышления, Шнитке в своих произведениях не анализирует, а дает на раздумье слушателям отдельные части сцен жизни, полные противоречий. Существенно и то, что техника автора не стареет. Синтез лирико-психологических традиций в его камерной музыке живет в искусстве. Отмечу, что его известная IV Симфония, посвященная экуменизму – это проявление единства разных культур и идеологий. Если бы те, кто слушал симфоническую музыку Шнитке, навестили его могилу на Новодевичьем кладбище, то они поняли бы истинную сущность смерти для мастера. На могильном камне композитора высечен знак паузы. Выше стоит знак фермата – длина паузы, ниже – форте-фортиссимо, самое высокое звучание. Вместе они означают оглушающую тишину… Наверняка, в этой оглушающей тишине произведения Шнитке звучат без перерыва…
Более всего сюрреализм демонстрирует себя особенно ярко в живописи. Мы обратимся к творчеству многих мастеров этой области. Начнем с творчества художника, оказавшего огромное влияние в формировании сюрреализма, Джорджо де Кирико. Андре Бретон называл Кирико «создателем современной мифологии». Вместе с художником Карло Карра, Джорджо Кирико создал метафизическое направление в живописи. Он писал: «Чтобы увековечить произведение искусства, важно чтобы оно было вдалеке от здравого смысла и логики и вышло за рамки обычной жизни. В таком случае оно приближается к детским снам и мечтам». Джорджо Кирико видит мир в лабиринте бессмысленных событий, наполненных алогизмами и абсурдом. В своих картинах он дает сценам из жизни скованные декорации. Его безликие, равнодушные герои привлекают внимание безмолвием. Либо сны видят его герои, либо художник переносит на белое полотно свои метафизические сны. «Меланхолия и тайна улицы», «Портрет Гийома Аполлинера», «Загадка оракула», «Возвращение Уиллиса» и другие картины из этой серии. Я бы сказала, картина «Возвращение Уиллиса» по жанру очень близка к прибауткам. Если бы каждое сюрреалистическое художественное произведение объяснялось прибауткой, то и наши прибаутки стали бы известны на весь мир. На картине, внутри современной комнаты, в море на лодке плывет мальчик в одежде античной эпохи. Мальчик находится в двух временных отрезках. Лодка не выведет его никуда кроме комнаты. Разве это не прибаутка? «Комната, внутри комнаты – морская вода, внутри мальчик, что боится утонуть в неглубокой ванне». Наверное, и прибаутки вдохновлялись своими сюрреалистичными снами. Правда, Джорджо де Кирико понятия не имел о прибаутках, но многие творческие личности вне зависимости от времени, в котором жили, словно подключались к одной космической антенне, обладая похожими мыслями и идеями. И вместе с тем, каждое произведение обладает своим психологическим воздействием. Кроме темы, о которой пишет, художник привносит в свое творение свою энергию, мысли. Стоит отметить подобные случаи. Когда-то в доме Аполлинера по субботам собирались творческие люди и обсуждали произведения искусства. Видный представитель французской поэзии, поэт Аполлинер впервые оценил сюрреализм как «новый реализм». Изменяя поэтические формы стихотворений, он положил основу нового жанра в стихосложении – каллиграммы. Наверное, вы помните его каллиграмму «Дама в шляпе». Он создал женский силуэт из предложений. Своей известностью художника Кирико был обязан ему. Статьи о творчестве художника сделали Кирико известным среди читателей. Однако Кирико завидовал известности Сальвадора Дали, Гийома Аполлинера, говоря, что умри он безвременно, то был бы более высоко оценен критиками. Возможно, в словах художника есть доля истины. Ведь сколько было мастеров, получивших известность, проживших вторую жизнь после безвременной кончины.
Странно то, что в своем произведении «Портрет Гийома Аполлинера», нарисованном в 1914 году, Кирико изобразил силуэт поэта в виде тени с мишенью на затылке. Почему-то сам Аполлинер был в восторге от этой картины. Через некоторое время, в 1916 году на войне поэт получает ранение именно в то место, где на картине Кирико нарисована мишень, а в 1918 году он умирает.
Можно много говорить о подобных случаях, но большинство творческих людей, вне зависимости от национальности, даже не живя в одно время, в своих непохожих творениях выражают родственные мысли и идеи. Один из них, русский поэт Даниил (Ювачев) Хармс. Необычный стиль жизни и сюрреалистический образ мышления в его творчестве до сих пор является объектом исследований критиков. Ю. Друскин о нем пишет: «Хармс во многих своих произведениях подобен Андерсону, он тоже не боится сказать «король же голый», он видел позорность и пустоту механизированной жизни… Он с юмором обличал фальшивость и замороженность умершей жизни». К. Б. Минс, вспоминая Хармса, говорил, что из-под пилотки этого молодого человека торчали уши осла. Даниил Хармс был известен подобными небылицами. Чарм, Шармс, Шардам, Даниил Дандон, Даниил Заточник, Гармониус, Чинарь-взиральщик, Взирь Зауми, Ххармс, Ххоермс, Хаармс, Карл Иванович Шустерлинг лишь некоторые из его псевдонимов, которые он постоянно придумывал. Д. Хармс создает Объединение Реального Искусства, однако в 1932 году он был обвинен в антисоветской деятельности и сослан в город Курск. В свое время его отец также был отправлен в ссылку как революционер-народоволец. Хотя он прекрасно осознавал реальность, в которой жил, но из-за своего характера не желал быть ее частью и потому, обращаясь к сюрреализму, обретал внутреннюю свободу. В ссылке Хармс писал: «Были дни, когда я ничего не ел. Тогда я старался создать себе радостное настроение. Я ложился на кровать и начинал улыбаться. Я улыбался до двадцати минут зараз, но потом улыбка переходила в зевоту». Автор, как и многие другие творческие люди, пытался сохранить свою своеобразность. Например, Сальвадор Дали отличался от всех своей эксцентричностью. Невозможно с кем-либо сравнивать Дали. Хармс писал: «Создай себе позу и имей характер выдержать ее. Когда-то у меня была поза индейца, потом Шерлока Холмса, затем йога, а теперь раздражительного неврастеника. Последнюю позу я бы не хотел удерживать за собой. Надо выдумать новую позу». Он относился к обществу с сарказмом, даже в кафе или на улице он поражал окружающих необычным видом и эпатажной одеждой. Когда у него спрашивали время, он говорил, что телефон у меня простой – 32 – 08. Запоминается легко: тридцать два зуба и восемь пальцев. Возможно, знай он, что умрет в 36 лет, его телефонный номер был бы 32-36.
«Следует добавить, что еще до появления в литературе обэриутов, возникло неофициальное литературно-философское содружество, участники которого Введенский, Хармс, Липавский называли себя «чинарями». Слово «чинарь» придумано А. И. Введенским…Произведено оно…от слова «чин»: имеется в виду, конечно не официальный чин, а духовный ранг. Даниил Иванович Хармс называл себя «чинарем-взиральщиком».
Его единственным заработком были гонорары от детских книг. С. Маршак, автор детских книг, предоставил ему большие возможности, приведя его в детскую литературу. Странно, но Хармс не любил детей. И даже в детских стихах его также имелись странности.
Во многих словах он вместо буквы «е» ставил знак «?»
-Помогите! Караул!
Мальчик яблоки стянул – Я прошу без разговора Отыскать немедля вора!
Ванька с Васькой караулят, А старушка спит на стуле, -Что же это? Это что ж?
Вор не вор, а просто? ж!
–До чего дошли ежи!
Стой! Хватай, лови! Держи, …? ж решился на граб? ж,
Чтоб купить последний «? ж»!
Видимо, чтобы не терять гонорары с детской литературы, временами Хармс советует школьникам читать журнал «Ёж»:
Как портной без иглы,
Как столяр без пилы,
Как румяный мясник без ножа,
Как трубач без трубы,
Как избарь без избы Вот таков пионер без «Ежа».
В 20-ые годы прошлого века заслуга детских поэтов и писателей в воспитании детей, как активных членов советского общества, была большой. Но было бы ошибкой приписывать Хармса к их числу. А вот как поэт объяснял правила написания стихов: «Стихи надо писать так, что если бросить стихотворением в окно, то стекло должно разбиться».
Обратимся к миниатюре Хармса о детях. К примеру, одна из них: «Я знал одну даму, которая говорила, что она согласна переночевать в конюшне, в хлеву со свиньями, в лисятнике, где угодно – только не там, где пахнет детьми. Да, поистине, это самый отвратительный запах, я бы даже сказал: самый оскорбительный».
В промежутке с 1933 по 1938 года он написал «Случаи» – цикл из 30 абсурдных миниатюр. Одна из них – «Голубая тетрадь №10». Автор пишет, что «жил был рыжий человек, у которого не было глаз и ушей и даже волос, в общем, ничего не было. Но почему-то его называли рыжим». А конец миниатюры таков: «Уж лучше мы о нем не будем больше говорить». Эти строки удивительно напоминают мысли Мевланы: «О, какие я повидал одеяния, внутри нет человека. И каких я повидал людей, на спине нет одеяния». Как видите, творческие люди разными способами подтверждают одну мысль.
О творчество Хармса Ян Шекман отмечает в статье «Логика абсурда»: «Хорошо известны аллюзии Хармса на Лао-Цзыденских патриархов, Гете, Пушкина, Ницше, Пруста, Бергсона… А также композиционные, стилистические, сюжетные, концептуальные и иные совпадения и аналогии с Андре Бретоном, Гамсуном, Сартром, Ионеско, Беккетом, американскими битниками и т.д., то есть теми, кто работал в литературе одновременно с ним, а также после него. Таким образом, Хармс, всю жизнь писавший о раздробленности и хаотичности бытия, Хармс, жизнь которого – это сплошное воплощение идеи изолированности и отсутствия будущего, посредством литературы, а значит на метафизическом уровне, оказался прочно связан с миром по горизонтали, то есть в пространстве и по вертикали – во времени. Изоляция была преодолена. Это вполне логично…».
А в некоторых стихах Хармса абсурд доходит до предельной точки. Можно встретить такие мысли, как «вместо солнца золотое колесо», «собаки, летающие как птицы», «под океаном стоит часовой с ружьем». В большинстве случаев нелогичные стихи утомляют читателя. В таком виде до нас дошли впечатления Амадея Фарада от игры на разных инструментах: «тю-лю-лю, турлим ту-ру-руфарлай, динь ди-ринь, дун-дндири-дон». Я считаю, что это новая «прибаутка» музыкальных нот. А разве стих посвященный А. Введенскому, это не прибаутка?
В смешную ванну падал друг Стена кружилась вокруг. Корова чудная плыла,
Над домом улица была.
О Данииле Хармсе можно говорить во многих жанрах искусства. В 1933 году он нарисовал «Портрет у окна», изобразив себя черной тенью, словно выглядывающей из окна. И это один из образов Хармса, дающий прочувствовать, насколько тот далек от реальной жизни. Вот что писал о нем Николай Харджиев: «Как член «Объединения Реального Искусства», Хармс рисовал картины. Он изрисовал стены своей комнаты. Даже бумажный абажур лампы он украсил необычными рисунками…».
Немного отойдя от темы, отмечу, что украшение Хармса рисунками стен своего бедного жилища напомнило мне известного режиссера Жана Кокто, который также украшал стены своего дома. Он изрисовал стены, полы и даже потолки своей виллы Санто-Соспир во Франции рисунками, напоминающими античные времена. Также отмечу, что сегодня эта вилла принадлежит одному из поклонников творчества Кокто, русскому олигарху. Хотя он и не превратил виллу в музей, но двери ее всегда открыты посетителям, желающим ближе познакомиться с жизнью и творчеством Кокто.
В отличие от богатой и роскошной жизни Кокто, Даниил Хармс большую часть своей короткой 36-летней жизни провел в бедности и голоде. Хармс любил живопись, но его любовь к музыке была безгранична…Среди современников он высоко ценил Шостаковича, в особенности его оперу «Нос»… На самом деле, главной целью Шостаковича, обратившегося к Гоголевскому «Нос»у, было высмеять правление Николая I. В период 1930—1931 годов опера была показана 16 раз на сцене Малого Оперного Театра. Но под давлением общественного мнения её пришлось снять с репертуара. В 1962 году партитура «Нос»а была издана венским издательством «Universal Edition», после чего оперу стали ставить на подмостках различных зарубежных театров. Сальвадор Дали в «Дневнике одного гения» пишет: «Нос» и «Записки сумасшедшего» Гоголя могли бы также рассматриваться как составная часть далекой предыстории сюрреализма».
В 1941 году Хармс был арестован. Он категорически отказывается идти на войну и заявляет, что даже под угрозой расстрела он не наденет военную форму. Для Хармса, всегда выделявшегося эпатажным видом, стать обычным среди масс равно смерти. И чтобы спастись от расстрела, он прикидывается сумасшедшим. По решению военного трибунала Хармса отправляют в психиатрическую больницу по причине психического расстройства. Он умирает в больнице от голода во время блокады Ленинграда. Избежавший расстрела, он не смог спастись от голодной смерти. Мастера с такими необычными чертами характера обречены на ранний уход из жизни. Думаю, изречение Шарля Бодлера будет к месту: «Я нож и рана». Эти люди с трагичной судьбой думают, как сказал Блок: «Я пригвожден к трактирной стойке. Я пьян давно. Мне все равно». Жизнь вдали от творчества для подобных Хармсу – не настоящая жизнь.
Я хочу продолжить свои мысли словами Роберта Фаулза: «Для писателя очень важно жить меж двух миров, я бы сказал это основной определяющий фактор… На самом деле неспособность жить в реальном мире, поэтому приходится стремиться к нереальным мирам. Я бы сказал, что это относится ко всем профессиям…».
Поэт и философ Шамс Табризи в одном из стихов написал: «Опереди слово чтобы увидеть простор и свободу». Конечно, ведь в этом просторе слово, словно птица, свободно. Если же эта свобода не стоит на службе у любви, красоты и гармонии, то она превращается в фантасмагорию, способствует распространению хаоса. Даже в юморе сюрреализма реальность – это мишень для насмешек, как говорится, «сонной» критики. К примеру, Андре Бретон в своем «Манифесте» так охарактеризовал сюрреалистов: «Деборд Вальмор – в любви, Бертран – в изображении прошлого, Бодлер – в морали, Рембо – в жизненной практике, Нуво – в поцелуе, Фарг – в создании атмосферы, Реверди – у себя дома, Руссель – в придумывании сюжетов – настоящие сюрреалисты». Почему-то я вспомнила мысли Э. Хемингуэя из шести слов напоминающие сюрреалистичный сон: «Я спрыгнул. А потом изменил решение». В этом последнем и опоздавшем признании скатившегося вниз человека, чувствуются отличительные черты Хемингуэя. Наверное, Андре Бретон назвал бы Хемингуэя сюрреалистом в самоубийстве. Для таких людей граница между жизнью и смертью стерта. «Скатываясь вниз головой», их гениальность одновременно и осознает, и отрицает себя. Вспомним храбрую позицию против общества и искусства французского художника Марселя Дюшана и его попытку превращения красоты в уродство, а именно картину «Усатая Джоконда», нарисованную им в 1919 году. Свое творение он считал более современным и интересным. Оригинальное творение Леонардо да Винчи он называл «Бритой Джокондой». Не разделявший взгляды сюрреалистов, Жан Поль Сартр писал: «Во всех своих творениях они стремятся вместе с собой уничтожить и все реальное».
Талантливые интеллигенты каждого нового поколения старались поймать ритм времени, в котором жили и своим искусством показать протест тяжелым итогам войн. Биение этого пульса ощущается ярче в поэзии, музыке, живописи и оно занимает особое место в зарождении и развитии новых художественных веяний в обществе. Карл Густав Юнг писал: «Чем больше этот мир становится ужасным, тем абстрактней становится его искусство, однако в мирное время в искусстве появляется реализм. Большинство веяний распространяются именно в военное время».
До начала ХХ века в изобразительном искусстве Европы господствовал реализм. Но когда во время Первой Мировой Войны, мир в глазах представителей искусства потерял свою гармонию и рациональность, то словно и изображение жизни постепенно потеряло свой смысл. Взгляд на мир творческих людей стал резко меняться.
Теперь они изображали не то что видели, а то, что чувствовали.
Т.А.Пархоменко в статье «Первая Мировая Война и интеллигенция России» пишет: «Война – трагедия истории и отношение к ней интеллигенции всегда была неоднозначной… Наиболее полно и ярко пацифизм творческого сообщества был выражен М.А. Волошиным: «Я отказываюсь быть солдатом, как европеец, как художник, как поэт», – писал он в 1914 году военному министру В.А. Сухомлинову – «Как поэт, я не имею права поднимать меч, раз мне дано Слово, и принимать участие в раздоре – раз мой долг – понимание». Последователи Л.Н.Толстого принимали в этом движении особенно активное участие. Антивоенное движение получило широкий мировой резонанс…Всех поражало, например, с каким апломбом военный министр России «генерал Сухомлинов хвастался тем, что за двадцать лет он не прочел ни одной книги» таким же, в большинстве своем был и командный состав армии, прозванный князем С.П.Оболенским «диктатурой пьяных полковников» под власть которой миролюбивая интеллигенция никак не хотела попасть».
Также в статье упоминается приезд в Россию в 1914 году основателя футуризма Ф.Т. Маринетти. Еще в 1903 году в своем романе
«Разрушение» он писал, что нужно снести все библиотеки, музеи, все прошлые центры культуры и называл войну гигиеной мира. Я не буду вдаваться в подробности, рассказывая о творческих людях, протестующих против войны, либо уклоняющих от нее. Как я писала выше, войны и революции создавали большие возмущения в умах и сердцах людей. И хотя в их духовном мире запаха пороха и ужаса смерти нет, позиции большинства интеллигенции до и после войны менялись.
Тут к месту вспомнить мысли Жоржа Батайа: «Внутри себя я открыл театр. Здесь играют фальшивый сон. Подделка под ничто и я обливаюсь потом, настолько мне стыдно. Надежды нет, смерть – задутая свеча». Разумеется, репертуар этого «театра» – время, а монологи абстрактных актеров принадлежат автору. Веками войны, как и спектакли, «играют» на полях сражений. Кровь, проливающаяся там, ужасающие сцены сражений и смерти не могут повлиять на восход и заход ни солнца, ни луны. Словно они не слышат криков и лязга оружия, разносящихся по этому кровавому полю. Как ни в чем не бывало, они одинаково освещают и согревают своими лучами обе враждующие стороны. Социальная несправедливость, тяжелые итоги войн, растерзанные судьбы людей усугубляют их внутренние потрясения. Жизнь и смерть в их глазах обретают новый, иной смысл. Возможно, именно поэтому сюрреалисты стремились отгородиться от реальности и уйти в параллельную реальность. В их снах люди не гибнут как в настоящих войнах, кровь не проливается, государства не отделяются границами, карты не изменяются и возможно эта свобода и дает им крылья и вдохновение. Кто знает?!
В 1938 году в Париже было опубликовано собрание сочинений «Траектория сна», куда попали сюрреалистические сочинения писателя русского происхождения Алексея Ремизова. Он, как и другие авторы, пытался объяснить «анатомию» сна. Думаю, мы не ошибемся, назвав рассказ А. Ремизова «Переход и затор» художественным сном. Демонические авторы «творцы своих снов» более всех привлекали его. Он пишет цикл миниатюр о снах из произведений Гоголя. Он пишет книги о Пушкине, Лермонтове и Тургеневе. Среди своих современников он был не единственным, кто рассуждал о метафизической природе снов. Ремизов писал: «Я рассыпаю слова и по их звучанию формирую мысль». А. Блок по идейному содержанию его творений называл Ремизова достоевщиной в кубе. Однако представители старшего поколения Куприн, Горький, Андреев, Короленко отрицательно оценивали далекое от реальности творчество Ремизова. Из книги Елены Обатниной: «Алексей Ремизов: личность и практики писателя»: «В широком диапазоне дарования писателя нашли отражение самые различные идейно-эстетические и художественные парадигмы». В творчестве Ремизова немалую роль сыграло близкое сюрреализму «снотворчество», написанное в жанре мемуаров. Привнося в творчество свои личные сны, он начинает осознавать новый образ мышления, природу другой действительности. Его известный роман «Пруд» привел в замешательство читателей, а роман «Часы», не успев выйти в свет, подвергся запрету: вначале за неуважение к верховной власти, затем за оскорбление нравственности. В романе «Часы», написанном в 1908 году поэт Корней Чуковский отмечает о существовании идей мистического анархизма.
Ремизов говорил: «Я мог бы за Гоголем повторить слово в слово: «Да, все обман, все мечта, все не то, чем кажется»». Но он также понимал, что общество, в котором он живет, морально еще не готово к этому признанию. Лишь эмигрировав в Париж, Ремизов смог свободно выражать свои мысли. Он был высоко оценен не в России, а в эмиграции, представителями французского авангардизма. Если Пастернака называли Гамлетом ХХ века, то Ремизова называли сказочником и волшебником русской литературы. М. Волошин говорил: «Ремизов ничего не придумывает. Его сказочный талант в том, что он подслушивает молчаливую жизнь вещей и явлений…К сожалению, в эмиграции в период с 1931-1949 года Ремизов не смог выпустить ни одной книги. Его произведения, написанные каллиграфическим почерком, составляют четыреста тридцать тетрадей.
В 1922 году он покидает Родину, как эмигрант. Ирина Вербловская пишет, что по указу Ленина более 200 русских ученых, писателей, деятелей искусства на двух кораблях не по доброй воле покидают страну. Среди них А. Ремизов, Н. Бердяев, А. Кизеветтер, Н. Лосский, П. Сорокин, Ю. Анненков, Ф. Шаляпин. Шаляпин отправляется в дорогу сразу после своего последнего концерта в филармонии и больше никогда не возвращается в Россию.
Но в ХХ веке были и мастера, прославившиеся только после смерти. На самом деле, произведения этих людей предназначены не для времени, в котором они жили, а для будущих времен. Один из таких необычных людей – Сергей Калмыков. В сочинении «Необычный абзац» он отмечал, что художник прежде всего мечтатель. Именно его мечты и намерения делают художника мастером. Он долгие годы работал в театре оперы и балета имени Абая художником-декоратором, а также как египтолог, скульптор, писатель, живописец, архитектор, прозаик он оставил после себя бесценные произведения. Он писал: «Что мне какой-то там театр? Или цирк? Для меня вся жизнь – театр». Он был единственным представителем Серебряного Века, дожившим до 60-х годов. Хотя Калмыков и родился в Оренбурге, последние годы жизни прожил в Алма-Ате, а свои дни окончил в Алма-Атинской психиатрической лечебнице. История о том, как он туда попал довольно странная. Калмыкову заказывают нарисовать портрет Никиты Хрущева. Работа была выполнена мастерски: Никита Сергеевич выглядел «как живой». Заказчики уже хотели повесить картину на стену и вдруг с ужасом заметили: вместо звезды Героя на лацкане генсека болталась на муаровой ленточке муха. То, что Калмыков нарисовал именно муху, тоже не случайно. На самом деле муха олицетворяла черную, мистическую силу. Нужно отметить, что художник никогда не жил по требованиям реальной жизни. И потому иногда в его картинах можно было встретить гротеск и карикатуры. Из-за своей дерзости над художником нависла угроза ареста и поэтому Калмыков ложится в Алма-Атинскую психиатрическую лечебницу, тем самым избежав ареста. Желание многих стран укрепить свою военную промышленность, вооружиться, властвовать над миром, казалось Калмыкову смехотворным. Символично, что наградой тех, кто раздувают из мухи слона и белое называет черным, стала именно муха. Калмыков говорил, что современное оружие и техника, которыми владеют страны, в сравнении с энергией космоса просто смехотворны.
Он был настолько увлечен своим творчеством, что напрочь забыл о своем здоровье, полуголодный проводил дни в уединении. В романе «Факультет ненужных вещей» Юрий Домбровский описал необычную жизнь художника. Фантастические, далекие от реальной жизни темы можно было сравнивать со снимками из космоса. Краски в картинах Сергея Калмыкова очень отличаются от красок реальной жизни. Мифологические сцены в его произведениях окрашены в цвета астрального мира. В ХХ веке теософия и космические идеи захватили умы ученых. Циолковский, Чижевский, Рерих были уверены в том, что процессы, происходящие в космосе, влияют на жизнь на Земле. Калмыков мог, отгородившись от действительности, путешествовать по другим мирам. Он писал: «Я проходил по плитам, испещренным всяческими знаками. Меня сопровождали разные звери и птицы! Рыбы сочувствовали мне в своих специальных водоемах! Птицы пели! Солнце светит лучами! Все блистало переливами остро-нежных красок! Сколько было разных камней! Синих! Белых! Розовых! Желтых! Черных! Голубых! Очень много! Я это видел. Я проходил мимо всего этого!» Доктор искусствоведения, профессор кафедры всеобщей истории искусств Исторического факультета МГУ, член-корреспондент Академии Наук Российской Федерации В. С. Турчин в статье «Философия бытия в творчестве Сергея Калмыкова» отмечает: «Калмыков приучал себя к судьбе необычайной, подвижнической и миссионерской. Знакомство с теософией сильно помогло ему осознать взаимосвязь всего сущего, затаить русской идей космизма «быть в полете».