Образ революции в идеологических течениях предреволюционной России

© Кучукова Ж. М., 2019

© Верстка, дизайн обложки. ИП Бастракова Т. В., 2019

***

Рецензенты: А. А. Дадашев, доктор философских наук, профессор; Р. Х. Кочесоков, доктор философских наук, профессор.

Монография представляет собой вариант интерпретации социального содержания и жизненного смысла феномена революционного переустройства социумного бытия. Автор исследует трансформацию образа революции через призму различных идеологических течений. Идея и образ революции рассматриваются в контексте развития идеологических концептов основных политических сил России в предреволюционные годы. В работе рассмотрены основные подходы к пониманию революционности в политических процессах и идеологических кампаниях начала XX века. Определены особенности религиозной интерпретации революционности, выявлены изменения, которые претерпели к сегодняшнему дню традиционные представления о революции. Определено наличие тенденций превращения образа революции в свою противоположность, в способ эволюционного развития социума.

2019 г.

Введение

Динамизм социальной реальности – один из важнейших феноменов начала XXI века. Проявляется и крайнее обострение борьбы «воль к власти» на всех уровнях и во всех сферах общественной жизни. Разнообразные по характеру и масштабу социальные трансформации привели к переосмыслению многих концептуальных подходов, сложившихся в интерпретации социальной динамики. Актуальным стало разработка и уточнение категориального аппарата социальной философии, направленного на описание специфики трансформаций и выявление логики изменений современного социума в условиях глобализации. В этом контексте возникла необходимость так же и в обращении к концепту социальной революции. Стимулируют такую актуализацию проблемы и неожидаемые, «странные» революции последних десятилетий в ряде современных цивилизаций (Латинская Америка, Евразия, Ближний Восток).

Необходимо иметь в виду и то, что революции является постоянной для человека темой, ибо связана с решением проблемы установления справедливости и равенства. Вера в возможность создания «земного рая» возникла, вероятно, не позднее веры в «загробный рай», и хотя слово революция и тезис «о праве народа на свержение тирана» появляется только в XVIII в., «поэзия борьбы за свободу», стремления к равенству людей, к воздаянию им по заслугам, присутствует в сознании людей во все времена. Образ «рая на земле» (коммунизма) – идет из глубин подсознания, а достижение этого рая во все времена виделось как радикальный переворот, как победа над корыстью и злобой, как наказание виновных и торжество тех, кто заслужил своим трудом хорошую и свободную жизнь. Именно поэтому тема революции актуальна всегда.

Необходимость выяснения динамики образов революции определяется тем, что дает возможность познать и понять собственную историю, выяснить, чем и как жило общественное сознание последних веков. Сюжет революции, ее позитивный или негативный образ волновал философов и писателей, политиков и социологов, просто обычных граждан. В России для людей старшего поколения, знакомых с понятием революционной ситуации, характерно ожидание и одновременно боязнь революции («русского бунта»). Для таких страхов есть объективные основания, ибо Россия – это страна, переживающая резкое расслоение населения по уровню доходов, возникновение социальных противоречий, люмпенизация населения, всеобщее обнищание масс, рост правового нигилизма и недоверия к власти. Сложилась классическая для революции ситуация: когда верхи проявляют неумение управлять по-новому, а низы нежелание жить по-старому. Проблема революционного изменения существующего положения может стать практически актуальной.

На актуальные, нерешенные вопросы теории революции указал классик социологии и наш современник Пётр Штомпка (1993). Таковыми он считает вопросы: о причинах возникновения революций; о причинах поведения, активности людей во время революций; о причинах и глубине преемственности между различными революциями; о причине несоответствия результатов революций ожиданиям людей; и о предсказуемости революций[1].

Чтобы ответить на такие вопросы, необходимо в первую очередь окинуть взглядом историю революционных и антиреволюционных идей. Посмотреть, как изменялся образ революции во времени, каковы особенности её функционирования в различных идеологиях различных стран. Идеологии имеют свойство в течении многих поколений оставаться мало изменяемыми, мотивируя определенный образ жизни. Прошлое способно войти в настоящее и в определенной степени определять содержание настоящего. При этом, познание идеологических кампании прошлого – это предпосылка адекватной ориентации в настоящем

Познание социальной революции возможно на основе анализа процесса формирования представлений о феномене, существования образа в контексте различных идеологических кампаний различных социальных сил. Именно анализ движения теоретического образа революции способен дать представление о ее роли в социальной жизни, историчности и парадигме существования в будущем. В предлагаемой работе сделана попытка отойти от принятых, стереотипных методов исследования революции. В основе анализа – идея познания социального содержания и роли через понимание ее интерпретации в различных идеологических течениях в предреволюционной России.

Глава 1. Феномен революции: социальный и жизненный смысл, роль и функции

Революции в современном значении этого слова впервые произошли в конце XVIII века во Франции и Северной Америке. Более двух веков революционные трансформации или же ожидание революции и одновременно страх перед ней являются фактором, детерминирующим социальные процессы и политическую деятельность, философские и идеологические дискуссии. Феномен революции, вне пространства и времени, где происходят такие процессы, существует, будучи идеальной реальностью, определяющей во многом социально значимые формы деятельности человека и человеческих сообществ.

Первые концепции революции, где рассматривались вопросы о месте революции в социальном прогрессе, о причинах и целях, результатах ее и уроках, возникли вместе с реалиями революционных событий. Создаваемые концепции революции одновременно содержали и понятийно-дедуктивные логические конструкции, и эмпирический событийный материал. Первый слой, как правило, существовал, будучи вплетенным в социально-философские интерпретации жизни человека, составляя один из основных элементов философии истории. Второй слой представлял собой феномен, функционирующий на обыденном уровне общественного сознания, в сфере социальной психологии и мифологии. Этот срез революции и является стимулом и основой массовых движений, социально значимой деятельности.

Классический образ революции сложился в рамках марксистской социальной философии, и мы находим его в трудах К. Маркса, Ф. Энгельса, В. И. Ленина и других вождей пролетариата. Собственно, революция и ассоциируется с ними. Образ революции, принявший относительно законченные формы в рамках марксистской социальной философии, стал действенным побудительным мотивом для многих миллионов, стал одной из основ тектонических сдвигов в мироустройстве в XX веке. Без адекватной оценки роли и значения идеи и образа революции в последние столетия невозможно адекватно понять прошлое и сегодняшнее человеческой цивилизации. Притягательность революции для масс объясняется тем, что в ней были даны рецепты решения всех основным социальных проблем, обещано достижение высших целей человеческой жизни. Правда, как выяснилось впоследствии, эти проблемы и ценности оказались нерешаемыми или же утопичными в самой постановке.

Главный пафос, вызываемый марксистской идеей революции, обусловлен обещанием свободы, равенства и справедливости, и это должно было стать результатом изменения социальных отношений. Все три понятия содержаться в ценностной структуре человека изначально, и их объединяет смысловое единство. Они обладали и обладают регулятивным потенциалом, и такой феномен имеет глубинные исторические и социокультурные предпосылки. Они находятся в категориальном ряду сознания человека в единстве с категориями добра и зла, долга и совести, морали и нравственности, чести и достоинства, счастья и беды и т. д. В образе революции содержится набор положений ничем не уступающий символу веры ведущих мировых религий. Такими символами и стали понятия свободы на основе уничтожения эксплуатации, создания бесклассового общества, справедливости на базе уничтожения частной собственности, равенства как равенство всех перед всеми. Утверждалось, что в результате революции появится более совершенное общественное устройство и в конечном итоге будет построено идеальное общество, где человек будет освобожден не только от несправедливости, но и от духовного рабства, и от пороков: жадности, ненависти, злобы. Наиболее сильной стороной классического образа революции является провозглашение социальной справедливости как цели развития с указанием конкретных трансформаций. Эта идея является одной из главных социальных ценностей всех известных учений и религий. По существу, основной задачей революции провозглашается создание общества, лишённого социальных противоречий. В марксистской концепции революции были выдвинуты универсальные лозунги, осознаваемые как высшие для судеб человечества. При этом указывалось, что достижение справедливости произойдет через отъём и перераспределение собственности. Но это не вызывало возражений у огромного большинства, общества если даже это было сопряжено с насилием и кровью. Более того, большинство общества уверовало, что оно порабощено, беспощадно эксплуатируемо и требуется отмщение и наказание.

Завершенность образа революции, созданного в рамках социальной философии марксизма, определяется рядом факторов. Одним из наиболее значимых было определение субъекта, в деятельности которого и будет достигнута свобода, справедливость и равенство. Лейтмотивом социальной революции стала идея освобождения пролетариата. Но, освобождая себя, пролетариат освобождает и всех трудящихся от любых форм эксплуатации. Достижение целей революции было возможно в результате исторического творчества рабочего класса, совершения пролетарской революции и установления диктатуры пролетариата. Революция видится главным инструментом этого коренного преобразования социальной действительности. Революция, согласно классикам марксизма, должна созреть в глубинах общества, она является прежде всего объективным процессом и может разразиться на политическом уровне лишь тогда, когда в экономической жизни созреют все ее предпосылки. Содержание революции было определено К. Марксом в Предисловии к «К критике политической экономии»: «На известной ступени своего развития материальные производительные силы общества приходят в противоречие с существующими производственными отношениями, или – что является только юридическим выражением последних – с отношениями собственности, внутри которых они до сих пор развивались. Из форм развития производительных сил эти отношения превращаются в их оковы. Тогда наступает эпоха социальной революции. С изменением экономической основы более или менее быстро происходит переворот во всей громадной надстройке»[2]. По отношению к конкретно-исторической, современной им эпохе они указывали: «Вот уже несколько десятилетий история промышленности и торговли представляет собой лишь историю возмущения современных производительных сил против современных производственных отношений, против тех отношений собственности, которые являются условием существования буржуазии и ее господства»[3].

В. И. Ленин в работе «Марксизм и восстание» также отмечает: «Восстание чтобы быть успешным, должно опираться не на заговор, не на партию, а на передовой класс. Это во-первых. Восстание должно опираться на революционный подъем народа. Это во-вторых. Восстание должно опираться на такой переломный пункт в истории нарастающей революции, когда активность передовых рядов народа наибольшая, когда всего сильнее колебания в рядах врагов и в рядах слабых, половинчатых, нерешительных друзей революции. Это в-третьих»[4].

Уже по этим коротким цитатам мы можем увидеть, что образ революции в марксизме предстает как образ закономерного и объективного движения истории, созревания в ней предпосылок для качественных изменений. Противоречия экономического развития, обостряясь, побуждают людей к действиям. Объективный фактор провоцирует инициативы субъективного порядка. Революция одновременно закономерна и благородна.

В настоящее время редко можно встретить философскую концепцию, в которой бы отрицалось, что объективной основой революции всегда являются противоречия экономического развития. В то же время дальше этого признания согласие различных философских школ не идет. Каждая концепция начинает абсолютизировать отдельные виды экономических противоречий. Марксисты настаивают на противоречии между ростом производительных сил и отжившими производственными отношениями. Представители теории конвергенции видят причину революций в окостенении основных форм мирового хозяйства и отсутствии обмена между ними, точками роста. Указывается также на противоречие между возросшими потребностями общества и застоем экономики, между национальными и интернациональными социокультурным тенденциями и так далее.

Как видим, круг факторов оказывается достаточно широк, и в него входят и моменты субъективного порядка. Маркс и Энгельс также учитывали присутствие случайного и субъективного в революционных событиях. Такое понимание стало одним из элементов материалистической трактовки истории. Основным субъектом революции являются массы, люди; влекомые экономическим процессом, они начинают осознавать, к чему способен привести это процесс и какова может быть их собственная роль в изменении социальной ситуации. Революции начинаются в головах людей, а их последствием становится радикальное преобразование всех сторон жизни.

Классический образ революции возникает на основе оригинальных и глубоких социально-философских, концептуальных идей, свидетельствующих о становлении социальной философии. Утверждение идеи революции как образа, который может быть воспринят на уровне массового сознания, происходит в результате её адаптации к особенностям возможного носителя этих идей. Происходит это на основе использования форм изложения, характерного для публицистики, введения многочисленных метафор из различных сфер обыденной жизни или же популярных процессов и событий. Такую работу начинают сами классики революции и в дальнейшем продолжают их последователи. Так, обосновывая место революции в социальном прогрессе как основного движителя, который устраняет основные преграды на этом пути, Маркс называл революции «локомотивами истории»[5]. Другой метафорой, которую использовал Маркс при определении революции, было «крот истории». Словосочетание «крот истории» впервые использовал Гегель для определения некоторой не познанной человеком логики исторических событий. В дальнейшем у Маркса «крот истории» – это революция. Революция роет, подкапывает старый порядок вещей, революция – двигатель прогресса. Революция выступает и «повивальной бабкой» истории, она позволяет появиться на свет подлинной «истории человечества» вместо затянувшейся предыстории. Ф. Энгельс, обосновывая необходимость революции, сравнивал её с рыцарским поединком, он писал: «… В революции, как и на войне, в высшей степени необходимо в решающий момент все поставить на карту, каковы бы ни были шансы… Бесспорно, во всякой борьбе тот, кто поднимает перчатку, рискует быть побежденным, но разве это основание для того, чтобы с самого начала объявить себя разбитым и покориться ярму, не обнажив меча?»[6] Уже в следующую историческую эпоху В. И. Ленин, говоря о необходимости революции, сравнивал её с праздником, писал: «Революции – праздник угнетенных и эксплуатируемых. Никогда масса народа не способна выступать таким активным творцом новых общественных порядков, как во время революции»[7]. Созданный образ революции выступает как нечто возвышенное и в то же время необходимое в истории человека; он складывался под влиянием массового порыва людей к свободе и счастью после мрачного периода подавления земных идеалов и интересов в пользу благ небесных. Люди получили реальную возможность вместо обещанных неземных благ завоевать их на Земле, и лучшего для этого средства, чем революция, трудно было придумать. По этой причине большинство осознавших такую «простую» истину стало в один миг революционерами, и напрасно искать причины этого в каких-то международных заговорах или деятельности масонов. Почва для революций оказалась подготовлена, и дело было за тем, кто первый бросит клич и позовет на баррикады. Поэтому образ революции запечатлен в наиболее ярких произведениях искусства, поэзии, музыки, живописи, скульптуры и т. д. И можно утверждать, что действительным автором этого образа явился революционный народ, что надолго определило последующее воплощение революционных идеалов, до тех пор, пока проза жизни не превращала заряженное революционной энергией общество в обывательские слои. Процесс начинался снова, но уже с другими действующими лицами и в других исторических условиях, и продолжается постоянно, вплоть до наших дней.

Но образ революции нёс в себе не только яркий и привлекательный позитив, побуждающий к массовым действиям и коренным преобразованиям общественной жизни, но негатив, который до поры был не проявлен в своём содержании. Таким негативом выступает проблема насилия, крови и страданий, которые сопровождают революцию. Эта сторона революции и стала объективной основой возникновения сознания антиреволюционности, когда признается идея целенаправленных и качественных трансформаций социального организма, но без насилия и крови. Образ революции изначально несет в самой себе свою противоположность, возможность аберрации, когда одновременно появляется новый смысл и сохраняется конечный смысл события, в то же время меняющий его содержание.

Тема насилия, ломки старого мира была важнейшей и острой темой, вокруг которой изначально активно развернулись дискуссии с марксизмом. Марксистскую концепцию революции всегда обвиняли в разрушительстве и сегодня отвергают с утверждением преступного превышения «цены революции». Такая позиция преобладает на Западе в последнее столетие, является доминирующей и в сегодняшней России. В России практически всё негативное в настоящем списывают на неудачное прошлое, объясняют порочностью революции в октябре 1917 года. Этим объясняют и сталинскую политику массовых репрессий, и провалы советской политики; «даже применение средств насилия новыми российскими правителями для сохранения своей власти, а также в борьбе с сепаратизмом, в частности, разгон Верховного Совета в 1993 году и российско-чеченскую войну некоторые идеологи склонны объяснять рудиментами марксистского образа мышления и поведения»[8]. Такая критика изначально сопровождала идею революции на её родине, где она и возникла. При этом в этой болезни преимущественно обвиняли не революцию как таковую, а революцию в марксистском исполнении. Последовательными в этом плане являются и социологи современного Запада[9]. Так, американский политолог Роберт Вальдер указывает, что «язык насилия и террора – это язык марксизма, он создан и привнесен им в политическую практику общества». Другой американец, историк Джеймс Бейлс, пишет: «Идеология и политика революционного экстремизма порождена марксизмом и питается из его идейного источника, гласящего, что сила, а не естественные законы исторической эволюции цивилизации, является решающим и первенствующим фактором». Это же утверждает профессор философии Колумбийского университета А. Фидлер; он пишет: «С возникновением марксизма начался процесс облагораживания насилия как позитивного социального фактора – а именно «повивальной бабки истории». Насилие стало уже не тем, чего следует избегать, не пороком, подлежащим безусловному осуждению, а кульминационным пунктом преобразовательной деятельности людей, позитивной целью классовой борьбы». Таких высказываний можно привести немало, так как подобная точка зрения стала идеологическим штампом, широко распространена на Западе.

В целом соглашаясь с аморальностью революции, с учётом сегодняшнего исторического опыта, необходимо иметь в виду два обстоятельства. Во-первых, это то, что такие оценки даны в совершенно иных условиях, чем те, что были или в период создания образа революции, или же во времена реализации этих идей. Образ революции органически содержал в себе и идею насильственности, которая сопрягалась с идеей воздаяния по делам, с идеей справедливости и равенства. Революции случались только на основе принятия её населением, в том числе принятия и насилия как средства достижения справедливости и свободы.

Так, в России, в начале XX века идеи необходимости революции были доминирующими в общественном сознании. Представители самых разных слоев российского общества демонстрировали положительное отношение к революции. Н. Бердяев писал о том, что для русской интеллигенции идея революции была и религией, и философией[10]. Тема революции была центральной для той эпохи. С. Л. Франк отмечал, что большинство людей из состава «интеллигенции» имело один «смысл жизни» и одну веру – веру в революцию. Они верили, что народ гибнет под гнетом устаревшей и злой власти. Существовавшая власть казалась единственным источником зла и подлежала уничтожению. Такой революционностью были пропитаны наука, религия, искусство, частная жизнь[11]. Попытки оценивать революцию и саму идею революции с точки зрения сегодняшнего дня, без учета тех конкретно-исторических условий, в которых происходили эти события или же рождались идея и образ революции, по существу бессмысленны. Даже при всем неприятии и революции, и марксизма необходимо учитывать, что и то, и другое возникло не из-за ловкачества и трюкачества кого бы то ни было, а сложились естественно исторически. Во-вторых, заметим, что идея и образ самой революции, возникают задолго до появления марксизма. Образ революции начал формироваться еще в XVIII веке и с самого начала вызывал дискуссии и споры. Классический образ революции и её основные составляющие – это не что иное, как возникшее в лоне европейской цивилизации миропонимание. Первоначально образ революции складывается в основном в западном менталитете в форме свободомыслия, атеизма, человекобожия, и неудивительно, что только потом эти идеи достигли и России. Известный современный французский историк Патрис Генифе на основе анализа феномена революции пришел к выводу, что «…современное представление о революции появилось на свет в бурном 1789 году. Оно построено на вере в ряд факторов: прежде всего, – в безграничные возможности человеческой воли, далее – в силу разума и, наконец, – в бесконечную податливость реального. Воля, поставленная на службу разуму для преобразования реальности, – вот суть современной революции, и именно поэтому на ее пути зияет пропасть, где таятся насилие и террор»[12]. Классический образ революции с некоторыми особенностями был заимствован марксистами из актуального общественного сознания начала XIX века. Само понятие «революция» к современному своему содержанию пришло не вдруг, вначале позднелатинское слово revolutio – поворот, переворот – существовало как термин, используемый в астрономии. Он означал закономерное, регулярное вращение звезд, не подверженное изменениям и не зависящее от воли человека. В XVIII столетии, слово «революция» было заимствовано политической философией. Но при этом вначале имело смысл, прямо противоположный современному. Под этим понятием имели в виду возвращение к прошлому состоянию, циклическую смену форм правления[13]. Интересно при этом замечание классика современной политической философии Ханны Арендт о том, что «то обстоятельство, что слово «революция» первоначально означало реставрацию, тогда как для нас оно означает прямо противоположное, – не простая причуда семантики. Революции XVII и XVIII столетий, воспринимаемые нами как манифестации нового духа, духа современной эпохи, были задуманы и планировались как реставрации»[14].

До конца XVIII века преимущественно термин используется для характеристики стабильности и вечности существующих форм государственности, неизменности сословного строя. Революцией при этом называли и деятельность, результатом которой было изменение государственного строя. Но при этом не было речи о прогрессе, о совершенствовании общественной жизни, о создании нового порядка и т. д. Термином «революция» определяется и захват власти (трона), и обратный процесс, когда власть возвращается в прежнее состояние. Такое понимание революции существовало почти два века, параллельно[15]. Так, Екатерины II, готовясь в 1792 году к войне с республиканской Францией, называла «революцией» возврат власти к королю; она писала: «Революция эта, без сомнения, должна состоять не в чем ином, как в восстановлении монархического управления, которое существует со времен прихода франков»[16].

Принятие современного значения понятия «революция» было обусловлено развитием социально-философских идей, рассматривающих общество и его развитие как результат деятельности человека. Создание и распространение идей о договорном характере общества, государства с неизбежностью привели к идеям изменения власти и общества в результате деятельности человека. В общественное сознание была внесена идея прав народа к возврату к основным положениям общественного договора при его нарушении правителями. Впервые четко было заявлено это в трудах Дж. Локка, где такой процесс он определяет как революцию. Он писал, что такие революции не происходят «при всяком незначительном непорядке в общественных делах… Но если в результате длинного ряда злоупотреблений, правонарушений и хитростей, направленных к одному и тому же, народу становится ясно, что здесь имеется определенный умысел, и он не может не чувствовать, что его гнетет, и не видеть, куда он идет, то не приходится удивляться, что народ восстает и пытается передать власть в руки тех, кто может обеспечить ему достижение целей, ради которых первоначально создавалось государство…»[17]. К таким выводам Локк пришел, изложив учение о договорной природе государственной власти, – обоюдных обязательствах властителя и народа – и «естественных правах человека». Необходимо обратить внимание и на то, что совершавшиеся революции рассматривались как закономерный процесс в мировой истории, как начало освобождения от срединного времени. Б. Ф. Поршнев, выдающийся мыслитель России советского времени, писал: «…все великие революционные бури прошлого сами осознавали себя как дело всего человечества, они апеллировали ко всему миру, они уповали на то, что их примеру последуют люди на всей земле»[18]. Формирование идеологемы «революция» в классической форме происходило на основе распространения локковской интерпретации революции.

Следует отметить, что большинство философов эпохи Просвещения придерживалось реформистских взглядов, а революционные мыслители – высказывались по наиболее назревшим проблемам, таким, как деклерикализация общества и государства, светскость образования, свобода политической деятельности и так далее. В философии Ж-Ж. Руссо революция нашла наиболее отчетливое отражение, хотя и в форме абстрактной модели диалектики движения общества от равенства к неравенству, а через него – к новому равенству. В трактате «Об общественном договоре» (1762) он сформулировал свое революционное кредо, побуждающее к революционному действию несколько поколений реформаторов. Примечательно, что в основу справедливого общества Руссо помещает равных, мелких, но самодостаточных собственников. Поскольку, согласно римскому правилу, равные над равными власти не имеют, то в этом обществе власть осуществляется от лица суверена – народа. Но Руссо больше интересовался возможностью единства целого, чем свободой отдельного.

Поэтому «общая воля» должна быть абсолютной, чтобы «получить выражение именно общей воли; в государстве не должно быть ни одного частного сообщества, отвлекающего волю граждан от блага общества»[19]. Для достижения этой цели Руссо изобрел даже специальную «гражданскую религию», которая была призвана заменить все существующие конфессии. Таким образом, революционный эгалитаризм Руссо практически мог привести лишь к либеральной модели общества, в которой содержится презумпция, что в условиях свободного обмена каждый гражданин может стать независимым и богатым, что нашло отклик в ряде современных теорий, таких как народного капитализма, «государства всеобщего благоденствия», «открытого общества» и других. Поэтому последователи внесли существенные коррективы в буржуазный революционизм Руссо, что и произошло в ходе Французской революции, воплотившей сущностные черты социального переворота в образ революции.

Последователи Ж-Ж. Руссо, отталкиваясь от его теории, пришли к взаимоисключающим выводам – либерализму и коммунизму. Представители первого направления общеизвестны, так как они являлись действующими лицами становления буржуазного правопорядка. Второе направление вылилось в различные коммунистические течения утопического и материалистического толка. Объединительным началом для них явилось стремление революционного свержения государства новых собственников – буржуазии – и установление бесклассового общества, то есть коммунизма.

Эпоха буржуазных революций породила революционную идеологию, что в свою очередь сделало революцию предметом научного изучения и политических интерпретаций. Успехи социальных преобразований положили начало теории динамики общественных отношений, нашедшей отражение в трудах Кондорсе, который сформулировал собственную схему всемирной истории и определил роль и место революции в историческом процессе. «Все говорит нам за то, – писал он, – что мы живем в эпоху всемирных революций человеческого рода… и для того, чтобы счастье, которое эта революция нам обещает … разве не необходимо изучать в истории прогресса человеческого разума препятствия, которых надлежит опасаться, и средства, которыми нам удается их преодолевать?»[20]. Кондорсе не создал теорию революции, но несомненна его заслуга в указании, что общественный прогресс подводит к изучению революций. Впрочем, для революционеров того времени не было необходимости в теории революции, так как она рассматривалась ими как возврат к естественному порядку, изначально присущему человеческому обществу. Поэтому теорию революции начинают создавать те, кто выступал против революционных преобразований, желая найти в теории средства, с помощью которых ее можно предотвратить, изменив ее образ в общественном сознании.