Рукопись, найденная в Сарагосе

Одна из самых оригинальных и необычных книг, которую мне довелось читать. Скажу сразу: роман Яна Потоцкого нельзя считать лёгким чтением. Повествование причудливо и запутано: персонаж рассказывает какую-то историю, в которой уже персонаж этой истории рассказывает свою историю, а там – ещё одну и так далее. Иногда происходит возврат к предыдущим событиям, но уже рассмотренным с другой стороны. Или персонажи оказываются вовсе не теми, за кого мы их принимали вначале... Прибавьте сюда мистические, необъяснимые с точки зрения обыденности события, а также и элементы романа ужасов. Читателю порой кажется, что он уже почти расстался со здравым смыслом. Но в этот момент что-то разъясняется...

Книга написана давно, но по-прежнему остаётся захватывающим чтением. Что же говорить о современниках. Даже Пушкин был увлечён этой книгой.

Мне кажется, каждый, кто имеет стремление наиболее полно познакомиться с выдающимися произведениями мировой литературы, не должен обойти внимание эту книгу.

В общем, существует много подходов к текстам. К тому, то есть, как их читать и как их понимать. Книга, которую мне так любезно подарила милая Ulli на мартовский книжный сюрприз, как бы намекает, как именно ее нужно читать. Для этого в ней есть стопицот сносок, а также статья про автора и какой он молодец в конце.

Но меня это, конечно, с правильного пути не собьет. Я верю, что книги, написанные так давно, что их контекст я знаю практически только по кино (хотя и по нему несильно, откровенно говоря), нужно читать только с помощью close reading.

Итак, клоуз ридинг или пильне читання, как его называли у нас в университете, заключается в том, что цепляться нужно только за текст, а про контекст и вовсе забыть. Для Потоцкого это работает отлично.

Попробуйте почитать эту длинную, как песня про Довбуша, историю 66 дней, проведенных молодым валлонцем в испанской долине, так, будто она была написана вчера. И тогда все в этой истории становится прекрасно. И вечный рефрен: "Причиной тому было полученное мной воспитание", который я теперь повторяю везде, где только могу, и странные персонажи, и заговоры, и забавная, наивная непоколебимость героев, и, временами, их же непроходимая тупость.

Но, вместе с тем, без контекста эту книгу читать не выйдет. Забудьте про Потоцкого и его век. Вспомните спагетти-вестерны Серджио Леоне и культовое: "Я всегда выполняю работу, когда мне платят" от принципиального наемника. Напойте низким голосом: "В полночь я вышел на прогулку...", встретив в тексте ту самую Орландину.

Тут будут цыгане, повешенники, Агасфер, каббалисты, ученые, священники. Тут будет целый мир, который остановился на 66 дней только для того, чтобы рассказать все прекрасные истории, которые должны быть рассказаны.

Я считаю, что эту книгу нужно издавать каждые 20-30 лет. Неизменно указывая на обложке, что это новинка. Это будет правильно. Она стоит того.

Меня печалит, что некоторые читатели оценивают «Рукопись» достаточно небрежно. Но причина этого недоразумения ясна: этот роман не надо читать впопыхах, торопясь освоить весь объем за пару дней, как мы привыкли поступать с современной литературой.

Думая, что «Рукопись» – это просто ещё одно произведение приключенческого жанра, читатель заведомо вводит свои ожидания в другую степь, разочаровываясь позже. Чтение галопом и по горизонтали — не тот инструмент, способствующий наслаждению. По крайней мере, в этом случае.

В свое время роман был по достоинству оценен А.С. Пушкиным, который также перед смертью описал в стихотворении начало произведения, вероятно, задумываясь о его переводе в поэтическую форму. «Занимательный испанский роман» является исторически точным отражением нравов и менталитета Испании 17-18 веков. В большой пропорции в нем присутствуют любовные хитросплетения, судьбоносные повороты для героев и приличная доля мистики — здесь есть упоминания и о призраках, и о демонах, и об оккультных знаниях.

Поскольку книга является ярким представителем шкатулочного (или рамочного) романа, такое читательское путешествие можно сравнить с прогулкой по длинному коридору или картинной галерее, где можно открывать двери или смотреть на полотна в рамках – каждая из них будет отражать какую-то одну историю, притчу, сказку или небольшую зарисовку. За некоторыми можно будет разглядеть ещё одну дверь или картину, и тогда зритель получит историю в истории. Или даже историю, в истории, которая в истории.

Сейчас вот даже покажу визуально, как это выглядит, на выдуманном своем примере:

Предположим 1 слой — бармен рассказывает о своей жизни, упоминая жену; 2 слой — бармен рассказывает о своей жизни, рассказывая жизнь жены, у которой был брат; 3 слой — бармен рассказывает о своей жизни, рассказывая жизнь жены, рассказывая жизнь её брата; И т.д.

Достаточно интересный эксперимент для пытливого ума, не правда ли?

Я читала творение графа Яна Потоцкого две недели, бережно его дозируя. И поэтому отлично обращала внимание на мелкие детали, вдумчиво прорабатывала хронометраж повествования и в полной мере успевала задумываться над смыслом той или иной истории.

Но в восприятии «Рукописи, найденной в Сарагосе» присутствуют ещё несколько трудностей— сама рукопись изобилует историческими событиями, ведь Ян Потоцкий был известным путешественником и ученым, и посему приправлена многочисленными сносками. Поэтому так просто за раз её не осилить. И поэтому мой путь дозирования оказался самым верным — информация в голове укладывалась довольно хорошо, истории запоминались неспешно, но ярко. Иногда я кое-что перечитывала, возвращаясь назад, чтобы найти связующую нить, которая, действительно, довольно быстро находилась.

Много, много историй, отражающиеся на основном сюжете, который иногда едва-едва пульсирует тонкой жилкой. Граф круто отклоняется на повествование чужих судеб, что, в прочем, занимательно. Но в итоге, в самом-самом конце, все становится на круги своя, не оставляя больше сюжетных вопросов.

Литературоведы и библиографы до сих пор не могут найти ответ, планировалось ли продолжение романа. Я же считаю, что история Альфонса ван Вордене окончена. И если продолжение планировалось, то оно никак не было бы посвящено жизни этого героя. Скорее, повествование пошло бы о судьбе его детей, связанных с таинственным родом Гомелесов.

Грустно было продвигаться от пышного начала, источающее юношескую страсть, к философской зрелости и печальной старости героев. Мне кажется, что подобный подтекст наблюдается в каждой длительной истории. Испытывал ли граф тяготение перед мудростью годов, что виделось ему в понятии старости? Боюсь, ничего хорошего он там не видел, ибо был по характеру путешественником и искателем приключений. Старость для такого темперамента несет крест несбывшихся дорог и открытий.

Что ж, что ещё сказать. Знакомство с этим автором потрясающе.

При осаде Сарагосы наполеоновскими войсками в одном из разграбленных домов найдена испанская рукопись, написанная примерно ста годами ранее, и повествующая о приключениях офицера валлонской гвардии Альфонсо ван Вордена в горах Сьерра-Морена. Таково предисловие к рукописи, которую мы начнём читать, и чтение это окажется похожим на блуждание от одной истории к другой, словно по лабиринту.

"Вход" в этот лабиринт – это знакомство с доном Альфонсо, который пробирался в Мадрид к месту своей службы, и путь его занял 66 дней путешествия, с неожиданными встречами и мистическими загадками, множеством выслушанных удивительных историй, полных чудес, испытаний и жутких видений.

От этого «входа» ответвляются истории разных героев, встреченных на пути, в которые вложены другие истории, порой они переплетаются, порой заходят в тупик, и мы расстаёмся с упомянутым героем, а порой петляя, снова возвращаемся к персонажу, оставленному нами много страниц назад. Не мудрено заплутать в этом лабиринте. Если делать перерывы в чтении, точно запутаешься, кто это сейчас говорит и чью историю рассказывает.

И есть в этом что-то своеобразно испанское. Нечто подобное мы встречали у Сервантеса в «Дон Кихоте», там тоже много вставных новелл. А ещё подобная структура была в Мари Мадлен де Лафайет - Заида. Испанская история . Примечательно, что у француженки действие тоже происходит в Испании. Но если роман Лафайет можно назвать романом-мозаикой с причудливым узором, где каждый рассказывает свою историю и все они вместе образуют одну красивую картину, то у Потоцкого больше подходит сравнение именно с лабиринтом, с боковыми ответвлениями, тупиками и возвращениями к главному повествованию.

Поражает эрудиция автора – путешественника, дипломата, историка, учёного, польского патриота. Среди персонажей, рассказывающих свои истории – математик и каббалист, чернокнижники и богословы, испанские гранды, сицилийские пираты, всевозможные чудаки и завзятые дуэлянты, монахини и инквизиторы, ловкие жёны и любезные кавалеры, гуляки и богохульники, мексиканцы, мавры и цыгане, банкиры и ростовщики и, конечно, влюблённые. В их историях не только готика и плутовство, но и философские и научные рассуждения, порой мы углубляемся в такие алгебраические дебри или в историю ветхозаветных времён, в историю ислама или историю мавританской Испании.

Есть некая ирония, а может, и самоирония, в рассказе о персонаже, который 15 лет писал энциклопедию в 100 томов по всем областям знаний, и очень гордился таким славным трудом. Но он не успел представить на суд людской такое сокровище науки, все книги банально сгрызли мыши, крысы, и он потратил ещё 8 лет, чтобы восстановить свой титанический труд, но и это было в итоге напрасно. Есть грустная нотка в этой истории о том, что любой труд рано или поздно становится напрасным, любое добытое знание в итоге приносит разочарование. Не менее показательна и история о том, как этот же персонаж написал свою первую учёную книгу, которая оказалась никому не нужна, попросту никто её не понял, никто в неё не вникал, лишь грубо покрыли вульгарными пересудами. Непостижимым образом смешиваются у автора во всех этих историях и тонкая ирония, и толика разочарования. К лёгкому подтруниванию примешивается капля усталости, капля горечи, особенно это чувствуется в истории графа, увлекающегося изготовлением чернил.

Множество всех этих разных историй в итоге – как одна нескончаемая испанская баллада.